В предыдущую ночь одно очень несчастное существо вылезло из своей снежной пещеры на утесе над Каркароном и стояло, принюхиваясь к воздуху. Это был тот лорск, который свалился в лужу расплавленного металла, он испытывал сильнейшие муки. Одна ягодица у него была обожжена очень сильно, и теперь она покрылась огромными черными струпьями, которые кровоточили при каждом движении.
Лорск едва мог шевелиться из-за боли. Его лапы заледенели, от голода подводило живот. Лорск поднял голову, и ветер донес до него запах теплой плоти.
Он вычислил след этого существа и проследил до снежной пещеры, подобной его собственной. Он узнал запах: это была маленькая рыжеволосая женщина, которая находилась в башне, когда лорск вырвался из бездны. Ее хватило бы всего на две трапезы, но это будет вкусное, нежное мясо. Лорск начал догонять Карану, взбираясь вверх по склону горы.
Вскоре он наткнулся на другой след: тут прошло много людей. И двигались все они к обрушенному ледяному мосту. Лорск долго сидел на корточках на краю пропасти, недалеко от этого моста, прикидывая расстояние. Если бы он был здоров, то попытался бы перепрыгнуть через ущелье. Впрочем, в этом нет необходимости, решил он: отсюда не так уж далеко до того места, где соединяются две скалы. Лорск заспешил по следу гаршардов и вскоре перебрался на соседний утес. Здесь, несмотря на недавно выпавший снег, он учуял запах множества путников. Он нашел путь в Шазмак, и неподалеку его ждет свежее мясо.
«Все будет великолепно, когда мы вернемся домой», – думала Карана. Даже в своем нынешнем положении она не могла не строить планы на будущее для себя и Лиана (если он когда-нибудь сможет ее простить), а также для Готрима. Размышляла, как его перестроить и освободить от груза долгов и налогов, висевшего над ним.
Но она боялась. Боялась идти по горной тропе – это был единственный путь вниз, и его, несомненно, охраняли; боялась оставаться здесь; боялась, что, если ей каким-то образом удастся попасть домой, за ней явится Рульк. Однако прятаться в горах не имело смысла, так что после легкого завтрака она со всяческими предосторожностями прошла лесом до вершины утеса. Приближаясь туда, она почувствовала какие-то шизофренические вспышки: «Искать! Искать!» и поняла, что гаршарды где-то совсем рядом.
Карана, используя свои сноровку и хитрость, подобралась поближе к интересующей ее горной тропе, затем залезла на вечнозеленое дерево у опушки леса. Ей не пришлось забираться высоко: вскоре она увидела, что тропинка охраняется по крайней мере четырьмя гаршардами. Путь вниз был перекрыт.
Она сидела на дереве, размышляя, что же делать. Ей хотелось установить контакт с Лианом, чтобы удостовериться, что он в безопасности. Однако она бы не осмелилась сделать это, когда Рульк так близко.
Был только один вариант – спрятаться в лесу и переждать, пока гаршарды не снимут свое оцепление или пока у самой Караны не закончится еда. Девушка снова повернула к лесу. Тут было тихо и красиво после снегопада. Она впитывала запахи леса, дотрагивалась до стволов деревьев, наслаждалась покоем и одиночеством. Но даже здесь она не могла избавиться от сомнений: что она сделала в Каркароне и что подумает о ней после этого Лиан?
У северной опушки Готримского леса находилась старая каменная хижина. Иногда ею пользовались охотники, – правда, зимой они редко останавливались здесь. От Черного Озера, где она находилась сейчас, до хижины было три-четыре лиги. При такой погоде туда можно было дойти за пару дней. Никто никогда не узнает, что она там, если ее следы занесет снегом. Никому и в голову не придет искать ее там.
Когда стемнело, Каране оставался еще целый день пути до хижины. Она продолжала идти, поскольку знала, что скоро на небе появится луна. За последние дни она привыкла передвигаться в горах в темноте. Карана шла по менее опасной, чем другие, старой лесной тропинке, по которой почти никто не ходил – разве что звери. Однако пройдя в темноте около часа, девушка сбилась с пути. Теперь Карана пробиралась через овраги и пригорки. Она совершенно не представляла себе, где находится. Пока девушка барахталась в снегу, край оврага обвалился под ней, и она упала на каменистое дно. Сломанная ветка оцарапала Каране губу, и она ощутила во рту вкус крови.
Она стала пробираться через рощицу молодых деревьев, и вдруг ее понесло по скользкому склону вниз. Под ногами что-то треснуло – пробив лед, она очутилась в воде. В сапоги сразу набралась обжигающе холодная вода. Ухватившись за корни дерева, свисавшие в воду, Карана выбралась на берег. Усевшись на корень, она вылила воду из сапог. Карана рассердилась на себя. Теперь придется разбивать лагерь и разжигать костер, причем чертовски быстро – иначе она обморозится. Другие опасности отошли сейчас на второй план.
Собрав немного сухих веток, она подложила под них несколько небольших коряг, чтобы ветки не соприкасались со снегом.
К тому времени ноги у нее совсем онемели. Карана сняла сапоги и, чтобы просушить их, вывернула голенища наружу. Едва она успела стянуть мокрые носки, как они заледенели, став словно деревянные. У нее были запасные носки, но лишь одна пара сапог. Она насухо вытерла ноги и надела носки – единственное, что она могла сделать.
В рюкзаке у Караны был трут – она всегда носила его на всякий случай. Сначала пламя было совсем слабенькое, но и оно согрело Каране руки и сердце. Правда, ноги, к сожалению, так и остались холодными. Нужно было срочно отыскать побольше дров. При свете это будет легче сделать.
Вскоре костер уже весело пылал, и у Караны было достаточно топлива на всю ночь. А теперь нужно побольше горячего питья. В одних носках Карана дошла до ручья, в который накануне соскользнула, набрала из него воды и, пока та закипала, протянула свои бедные ноги к огню, и они наконец-то начали оживать.
У нее был чард, но чай нечем было подсластить. А несладкий чард был очень невкусным. Карана выудила из рюкзака сушеные фрукты и, разорвав один из них на мелкие кусочки зубами, бросила его в чай. Губы начало покалывать.
Карана поджарила кусок хлеба и, положив луковицу на угли, сделала над костром подставку и поместила на нее большой кусок угря. Затем она залпом выпила чард. Он обжег ей нутро. Покончив с рыбой и хлебом, Карана налила себе еще одну кружку чардового чая и уселась поудобнее, чувствуя себя лучше. Взяв кусочек фрукта гаршардов (как она мысленно его называла), она принялась его медленно жевать. Правда, какое-то странное послевкусие заставило ее выплюнуть его. Один сапог начал дымиться, и Карана быстро перевернула оба. Изнутри сапоги все еще были мокрыми.
Вдруг произошло нечто весьма удивительное. Внезапно Карана ощутила головокружение и дурноту. Деревья повисли вниз кронами. Привстав, она тут же повалилась обратно. В голове было тепло – какое-то щекочущее, жгущее ощущение. И вдруг все исчезло – деревья, костер, весь мир и ее собственная личность.
Что случилось? Где она? Почва уходила у нее из-под ног. Это уже не земля, а пол. Но как же тут мог очутиться пол? И где снег? Затылок начало покалывать, словно у нее за спиной кто-то стоял. Карана попыталась обернуться, но тело не слушалось ее. Покалывание усилилось – сзади определенно кто-то есть – нет, этот кто-то не сзади, он внутри нее!
Карана была не одна. Она – они – шли вместе, и другой человек был в таком же смятении, как и она сама. За спиной у Караны раздались чей-то вопль и завывания – это был очень знакомый звук.
Открыв глаза, она сразу же поняла, где находится. Звук этот был завыванием ветра, с шумом кружившего вокруг стройных башен. На стенах гравюры и резьба – это стены огромного пустого города. Карана шла по длинному коридору в зал заседаний. Она была в Шазмаке. По крайней мере, там было ее сознание.
Она чувствовала, как в ней что-то поднимается – словно кто-то пытался выбраться на поверхность темного пруда. Что-то сжимало ее, стремясь утащить вниз, подмять под себя и вскарабкаться по телу Караны к воздуху, жизни и свободе. Что-то смертельно напуганное и внушающее ужас. Карана с дрожью осознавала, что именно произошло: случилось нечто обратное тому, ночному происшествию в лагере у Нарна. Ее мысленное послание, вся ее душа перепрыгнули через пространство и перенеслись в сознание одного из гаршардов – и ему это понравилось ничуть не больше, чем ей тогда. Она думала о гаршардах как о чем-то непонятном, полузверях-полулюдях, и тем не менее разум, с которым она соединилась сейчас, оказался человеческим, как у нее. Это был жестокий и ужасный и даже благородный в своем роде разум. Его обладатель ничего не понимал и был в панике (или, возможно, понимал слишком хорошо). Несомненно одно – он был напуган не меньше Караны.
Этот разум был очень странный. Казалось, он мыслит обрывками фраз, смешанных с изображениями, – это было похоже на чтение книги, где много слов заменено картинками, которые искажены и почти неузнаваемы.
Затем разум начал понимать, что все происходящее – это несчастный случай. Что Карана понятия не имеет, что именно она сделала. Что она не обучена управлять другими и даже не представляет себе, с чего начать. Тот, другой, разум больше не боялся. Он определил линию своего дальнейшего поведения и с яростной настойчивостью принялся отстаивать собственные права.
Перед Караной появились другие гаршарды, как-то странно на нее смотревшие. Она слышала слова, которые невольно срывались с ее уст: «Флиокс вурнгх хвоэ!» Однако язык был ей незнаком. Карана отчаянно боролась за то, чтобы удержать свою личность.
Внезапно комната завертелась, все поплыло перед глазами, и следующее, что она осознала, – что смотрит на потолок. Гаршарды помогли ей подняться. Теперь они говорили с ней, подбадривая, и тот гаршард, который пытался попасть обратно в ее сознание, начал медленно теснить ее, отрезав путь к бегству. Затем голоса гаршардов затихли, и перед ней появилось лицо Рулька.
Он громко расхохотался.
«Мой маленький друг, наверно, ты очень сильно проголодалась, если тебе пришлось есть хракс. Прошлой ночью я предположил, что это была ты, но тогда ничего не случилось. Видимо, тебе не понравился вкус. Неважно – ты уже начинаешь к нему привыкать. Сколько ты съела на этот раз? Осторожнее, моя дорогая Карана. Слишком большая доза может тебя убить. Думаю, от одного целого фрукта ты скончаешься. Ты ведь такая крошка! Даже от небольшого кусочка у тебя будут дурные сны. Половина хракса – и ты не сможешь обходиться без него. Ты придешь ко мне за следующей дозой, и кончится тем, что тебе не захочется никуда уходить.
Не смотри на меня с таким упреком. Я тут ни при чем. Это работа гаршардов, к тому же никто не заставлял тебя есть этот фрукт. И никто не принудит есть еще. Это будет зависеть от твоего желания. Видишь, я тебя предупреждаю».
Карана была в ужасе. Что же она с собой сделала! Гаршард, в сознание которого она вошла, снова стал приближаться. Она больше не могла ему противиться. Карана чувствовала, как он втискивает ее в тесное пространство ее разума. Она теряет свою личность и вскоре станет существом, полностью управляемым гаршардами.
«Лиан! – закричала она. – Лиан, помоги мне!» Ответа не было, да и не могло быть, потому что она не устанавливала контакт, а всего лишь передавала мысленное послание. Однако даже мысль о Лиане придала ей силы, а быть может, заканчивалось действие небольшого кусочка хракса, который она съела.
Карана начала брыкаться изо всех сил, и гаршард, сознание и тело которого она занимала, отбивался с такой же яростью. Она ощутила ужасную боль, когда он сломал пальцы на ногах о каменную стену. И вдруг Карана поняла, что снова находится в лесу. Она кричала благим матом, пиная костер и разбрасывая дрова и угольки. На большом пальце ноги была рваная рана, из которой на снег лилась кровь.
Трясясь от ужаса, Карана выплеснула чай из котелка и кружки. Затем тщательно промыла их чистой водой. Снова разожгла костер, собрала много веток и разложила поблизости еще один костер. Она сожгла остаток хракса и обыскала свой рюкзак.
Кусочек хракса попал в боковой шов у самого дна. Карана вытащила его и поднесла к губам, лишь в последнюю секунду осознав, что делает. И даже потом ей трудно было удержаться, чтобы не съесть его, и чем дольше она держала хракс в руках, тем сильнее становилось желание. Наконец, призвав на помощь всю свою волю, она швырнула хракс в костер и смотрела, как последний кусочек этого фрукта сморщился и сгорел дотла.
Карана перевязала кровоточащий палец на ноге и заварила свежего чая из чарда – простого, горького, доброго чарда. Она сидела между двумя кострами, смакуя неприятный вкус, пока во рту не осталось и слабого привкуса хракса.
«Я не приду! – сказала она себе. – Ты меня недооцениваешь, Рульк. Я буду бороться до конца».
И вдруг он снова оказался в ее сознании, он был так близко, словно шептал ей что-то на ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79