Суйюн встал на колени; тень от колонны наискосок легла ему на грудь, а руки и лицо освещал золотистый солнечный свет.
— Досточтимые братья, ваш визит делает честь как мне лично, так и Дому Сёнто.
Пожилой монах заговорил негромким, но скрипучим голосом, исходившим откуда-то из глубины:
— Мы счастливы посетить вас, князь Сёнто. Я — брат Нотуа, наставник Истинной Веры, а это брат Суйюн.
Сёнто учтиво кивнул молодому монаху, отмечая про себя тонкие черты чисто выбритого лица и совершенную позу юноши — без малейших следов напряженности. Князю показались странными лишь глаза монаха — они как бы не принадлежали этому лицу, в них не светилась ни юность, ни старость, ни какой-либо другой возраст, словно глаза Суйюна видели время по-иному, и время не властно над его взглядом. Сёнто очнулся от размышлений и понял, что все почтительно ожидают его ответа.
— Я слышал, ваше путешествие прошло не совсем гладко.
Молодой монах кивнул.
— На корабле случилось печальное происшествие, князь Сёнто.
— Что с девочкой?
— Покидая судно, она чувствовала себя хорошо, но, разумеется, глубоко скорбела об отце.
— Весьма любопытный случай с этим купцом Котами. Он служил императору?
— Как выяснилось, да, ваша светлость.
— А тогда, на корабле, вы это знали, брат?
Пожилой монах внимательно слушал диалог Сёнто и Суйюна, удивленный тем, что князь сразу начал расспрашивать о происшествии, почти что проявив невежливость. Однако правила вежливости для брата-ботаиста и князя Сёнто существенно различались.
— Я догадался об этом, — ровно сказал Суйюн. — Во время стычки жрец сослался на покровительство императора… а потом решил отравить меня. Подобное коварство обычно для жрецов.
Сёнто немного помолчал.
— А куда делся жрец?
— В Плавучем Городе его встретили императорские стражники, переодетые последователями Томсомы, — уверенно ответил инициат, и князь не сомневался, что это правда.
— Гм… В будущем вам не следует выходить за пределы имения Сёнто без охраны. В империи пока нет порядка, и опасности подстерегают даже учеников Просветленного Владыки. — Сёнто огляделся по сторонам, как будто что-то искал. — Не желаете ли меду, досточтимые братья?
По сигналу Сёнто слуги поставили перед гостями столики, принесли чашки и кувшины с медом. Как правило, далее должны были следовать вежливые расспросы о здоровье близких, но Сёнто повернулся к юному монаху.
— Брат Суйюн, вы наверняка знаете, что на своем посту сменяете того, кого я ценил и уважал более всех остальных за исключением моего отца. Вы берете на себя сложную задачу.
— Брат Сатакэ был неповторимым человеком, которого в нашем ордене почитали столь же высоко, как и в вашем доме, мой господин. Уверен, что полностью заменить его мне не удастся. Я лишь надеюсь, что по-своему также смогу быть для вас полезен.
Сёнто кивнул, сочтя ответ юноши достойным. Секунду поколебавшись, он произнес:
— Как-то в минуту откровения брат Сатакэ продемонстрировал мне то, что называется Внутренней Силой: сломал довольно толстое весло, уложенное на борта сампана. Он сделал это сидя, просто нажав на весло рукой, не перенося на него тяжесть своего веса. Никто из гребцов не сумел сделать то же самое, а они ведь обладают большой физической силой. Я и сам не смог повторить это достижение, хотя тогда был моложе. Вы знаете, как достичь такой концентрации силы, брат?
Суйюн слегка пожал плечами.
— Меня обучали братья-ботаисты, — просто ответил он, и Сёнто заметил, как взгляд юноши скользнул на столик.
Князь хлопнул в ладоши, и когда слуги раздвинули сёдзи, приказал:
— Уберите посуду со стола брата Суйюна.
Выполнив приказ хозяина, слуги поклонились и попятились к выходу.
— Нет, останьтесь, — задержал их Сёнто, поддавшись внезапному порыву. «Пусть вся челядь узнает об этом». Приняв решение, он хлопнул два раза и приказал стражнику также войти в зал.
Брат Нотуа кашлянул и тихо проскрипел:
— Прошу прощения, князь Сёнто, но это в высшей степени… неожиданно.
Сёнто выпрямил спину и произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Разве не должен я по традиции испытать монаха, который отныне будет служить мне до конца дней?
— О, конечно, князь Сёнто. Простите, если вам показалось, что я возражаю. — Старик любезно улыбнулся. — Я лишь подумал… Суйюн-сум наделен столькими талантами… — Монах посмотрел в лицо князю и увидел огонь, бушевавший в его глазах. — Разумеется, решение принимаете только вы. Прошу извинить меня за то, что я осмелился вмешаться, я… Прошу прощения. — Он умолк.
Сёнто взглянул на Суйюна.
— Вы не против испытания, Суйюн-сум?
— Я готов начать, если таково ваше желание, мой господин.
Сёнто замолчал, раздумывая.
— Начинайте, — приказал он.
Князь наблюдал, как инициат погружается в состояние медитации, замедляя дыхание, устремив взор на какую-то невидимую точку. Посмотрев на старого монаха, Сёнто заметил, что и тот начал медитировать. Странно, пронеслось в голове у князя, хотя все его внимание было поглощено юным ботаистом.
Суйюн сосредоточил свое сознание на столике, стоявшем перед ним. Время замедлило ход, и монах привел дыхание в соответствие с Формой, знакомой ему так же хорошо, как коридоры монастыря Дзиндзо.
Изящный столик был вырезан из дерева ироко — настолько твердого, что оно даже тонуло в воде; крестьяне, рубившие ироко, называли его железным деревом. Столешница была вдвое толще ладони, в две ладони длиной и находилась на высоте, удобной для сидящего на коленях человека. Суйюн знал, что столик сработан безупречно и каждая его доска отобрана за особую прочность и красоту, что в конструкции не найдется ни единого слабого места — а значит, в воле Суйюна тоже не должно быть слабины.
На лице Суйюна отражалась та же безмятежность, что и на лике бронзовой статуи Ботахары. Рука юноши медленно описала плавную дугу и ладонью вниз опустилась на середину столика. Кожей монах ощущал тепло крепкой древесины ироко. Солнце позолотило тонкие волоски на тыльной стороне его ладони и предплечье. Он нажал.
Поза монаха ничуть не изменилась, в ней не промелькнуло и тени напряжения. Столик покоился, как и прежде, прочный, будто из камня.
«Ботахара помилуй меня, — с ужасом подумал Сёнто, — я поставил перед ним непосильную задачу». Перед глазами князя вновь всплыло переломанное весло. Сёнто проклинал себя за необдуманный поступок. Разве не пытался брат Нотуа предупредить его?
Внезапно послышался резкий треск, и обломки темного дерева брызнули во все стороны, вращаясь в залитом солнцем воздухе. Старый монах отпрянул, точно поднятый с постели грубой пощечиной, на его лице читался явный страх. Столешница не прогнулась под давлением, она разлетелась на куски!
Слуги и стражник застыли неподвижными статуями. Разбитый столик лежал в центре зала, будто животное, рухнувшее под тяжестью собственного веса. Сёнто медленно снял с рукава щепку и повертел ее в руке, точно увидел какой-то совершенно неизвестный ему материал. Остальные не шевелились и молчали, не решаясь испортить впечатление от момента. Наконец Сёнто почтительно склонился перед своим духовным наставником, и вслед за ним все сделали то же самое.
Сквозь призму измененного чувства времени Суйюн видел, как поклонился князь, видел прокатившуюся под одеждой волну мышц Сёнто. Князь медленно выпрямил спину. Благоговение на его лице различили бы даже те, кто не учился у ботаистов. Однако лицо князя выражало не только благоговейный трепет, но и удивление — Сёнто изумила и насторожила реакция старого монаха.
Суйюн согнулся в ответном поклоне, насколько позволяли обломки столика. Он начал возвращаться к реальному времени; щебет птиц стал выше; князь моргнул, и в глазах Суйюна это движение заняло лишь долю секунды.
Сёнто кивнул стражнику и слугам, отсылая их прочь, и обратился к молодому ботаисту:
— Суйюн-сум, мой управляющий Каму проведет вас по моим владениям и сообщит все пароли. Приглашаю вас отобедать со мной и князем Комаварои. Благодарю вас. — Сёнто повернулся к пожилому монаху и с таким же почтением произнес: — Брат Нотуа, можете оставить все бумаги у моего секретаря. Счастлив был встретиться с вами.
Оба монаха поклонились и встали. От Сёнто не ускользнуло, что брат Нотуа едва заметно покачнулся, но справился с собой и вышел, сохраняя достоинство, оставив хозяина дома в смятении.
Сёнто и Танака снова остались наедине. Перед ними лежали обломки столешницы, и князь только сейчас заметил, что на толстой циновке отпечатались вдавленные следы ножек столика. Сёнто взглянул на торговца, который вытаскивал из бороды застрявшую в ней щепку. Как и князь, он внимательно ее изучил, словно кусочек дерева ироко таил в себе некий секрет.
— Какую тяжесть способен выдержать такой столик? — спросил князь.
— Вес пятерых крепких мужчин? — предположил Танака, пожав плечами.
— Пожалуй, даже больше. — Сёнто покачал головой. — Невероятно, правда?
— Исходя из моего понимания законов природы, невероятно, мой господин. Даже если бы монах не вставая сумел надавить на столешницу всей своей тяжестью, он бы просто оттолкнулся от ее поверхности. — Танака, в свою очередь, покачал головой и снова принялся разглядывать щепку. — Я рад, что видел все собственными глазами, иначе ни за что бы не поверил.
Несколько долгих минут Сёнто хранил молчание. Он хотел было спросить у Танаки, заметил ли тот странную реакцию брата Нотуа, но что-то его остановило. Через некоторое время предметы перед глазами князя вновь обрели четкость, и его лицо прояснилось. Он широко улыбнулся.
— Богатое на события утро, не так ли, Танака-сум? До прихода князя Комавары я хочу еще принять ванну. Надеюсь, ты пообедаешь с нами? Приходи в летний домик в главном саду.
Он дважды хлопнул и, указывая на обломки столика вошедшим слугам и стражнику, распорядился:
— Проследите, чтобы все оставалось на своих местах.
Князь встал и направился к своему личному выходу; слуга поспешно взял его меч и последовал за хозяином.
Танака поклонился и оставался в таком положении, пока Сёнто не вышел. Полный любопытства, он подошел поближе к столику. Стражник в дверях осторожно кашлянул. Торговец повернул голову.
— Потрясающе, правда?
Стражник молча кивнул, не сводя глаз с Танаки. До торговца неожиданно дошло, что он все еще держит в руках щепку дерева ироко.
— Что мне с ней делать?
— Князь Сёнто приказал, чтобы все оставалось на месте.
— Понятно. — Торговец вдруг изобразил замешательство. — Но ведь щепка запуталась в моей бороде; вряд ли князь Сёнто хотел бы, чтобы я сидел здесь, пока он не решит, как поступить со столиком. Прямо и не знаю, как быть.
Стражник понял, что Танака шутит, и несмотря на то что по рангу офицер личной гвардии Сёнто стоял выше торговца-слуги, стражник ничуть не сомневался в том, что для князя Танака важнее, чем добрая сотня солдат.
— Мне кажется, вам следует оставить щепку здесь, Танака-сум, — почтительно обратился он к купцу.
— Куда бы я ее ни положил, все равно она уже не будет на своем месте, не так ли?
К щекам стражника прихлынул жар, хотя внешне он оставался спокойным. Если торговец заставит его идти к Сёнто и выяснять, что делать с щепкой, князь рассвирепеет. Ничего не говоря, стражник беспокойно переминался с ноги на ногу.
— А что, если я положу ее на то место, где сидел? — предложил Танака. — По-моему, это наилучший выход, вы согласны?
Стражник расплылся в благодарной улыбке.
— Да, пожалуй. Так будет лучше всего. Благодарю вас, Танака-сум.
Танака улыбнулся в ответ, положил щепку ироко на пол и выплыл из зала с горделивым достоинством аристократа.
Ни офицер стражи, ни торговец и не подозревали, что в щелочку сёдзи за ними наблюдал слуга, который передал их разговор Каму, и что когда Каму, в свою очередь, пересказал этот диалог Сёнто, князь разразился хохотом и, корчась от смеха, стучал кулаком по ручке кресла, чем немало озадачил слугу. К сожалению, чувством юмора слуги Сёнто не отличались.
7
Канал за моим садом
Словно темная вена,
Но не могу
Отвести глаз от воды.
Где же, где же он в эту долгую ночь?
И зачем так громко
Шумит вода?
(Автор неизвестен. Стихи приписываются госпоже поэтессе Никко или одной из ее учениц.)
Девятый князь из рода Комавара, носивший имя Комавара Самиями, наблюдал за суетой на берегу, пока гребцы ловко управляли его сампаном среди множества кораблей, рассекавших воды канала. Плыть через участок канала, отведенный для торговых судов с грузом из Янкуры, молодой князь решил не потому, что это был самый живописный или самый короткий путь к дому Сёнто Мотору, а просто потому, что хотел посмотреть на разнообразие товаров и объемы торговли — увидеть коммерческую жизнь столицы своими глазами. Скоро, очень скоро, думал он, у этих самых причалов будут стоять корабли с его собственными товарами, и судьба его изменится — он разбогатеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Досточтимые братья, ваш визит делает честь как мне лично, так и Дому Сёнто.
Пожилой монах заговорил негромким, но скрипучим голосом, исходившим откуда-то из глубины:
— Мы счастливы посетить вас, князь Сёнто. Я — брат Нотуа, наставник Истинной Веры, а это брат Суйюн.
Сёнто учтиво кивнул молодому монаху, отмечая про себя тонкие черты чисто выбритого лица и совершенную позу юноши — без малейших следов напряженности. Князю показались странными лишь глаза монаха — они как бы не принадлежали этому лицу, в них не светилась ни юность, ни старость, ни какой-либо другой возраст, словно глаза Суйюна видели время по-иному, и время не властно над его взглядом. Сёнто очнулся от размышлений и понял, что все почтительно ожидают его ответа.
— Я слышал, ваше путешествие прошло не совсем гладко.
Молодой монах кивнул.
— На корабле случилось печальное происшествие, князь Сёнто.
— Что с девочкой?
— Покидая судно, она чувствовала себя хорошо, но, разумеется, глубоко скорбела об отце.
— Весьма любопытный случай с этим купцом Котами. Он служил императору?
— Как выяснилось, да, ваша светлость.
— А тогда, на корабле, вы это знали, брат?
Пожилой монах внимательно слушал диалог Сёнто и Суйюна, удивленный тем, что князь сразу начал расспрашивать о происшествии, почти что проявив невежливость. Однако правила вежливости для брата-ботаиста и князя Сёнто существенно различались.
— Я догадался об этом, — ровно сказал Суйюн. — Во время стычки жрец сослался на покровительство императора… а потом решил отравить меня. Подобное коварство обычно для жрецов.
Сёнто немного помолчал.
— А куда делся жрец?
— В Плавучем Городе его встретили императорские стражники, переодетые последователями Томсомы, — уверенно ответил инициат, и князь не сомневался, что это правда.
— Гм… В будущем вам не следует выходить за пределы имения Сёнто без охраны. В империи пока нет порядка, и опасности подстерегают даже учеников Просветленного Владыки. — Сёнто огляделся по сторонам, как будто что-то искал. — Не желаете ли меду, досточтимые братья?
По сигналу Сёнто слуги поставили перед гостями столики, принесли чашки и кувшины с медом. Как правило, далее должны были следовать вежливые расспросы о здоровье близких, но Сёнто повернулся к юному монаху.
— Брат Суйюн, вы наверняка знаете, что на своем посту сменяете того, кого я ценил и уважал более всех остальных за исключением моего отца. Вы берете на себя сложную задачу.
— Брат Сатакэ был неповторимым человеком, которого в нашем ордене почитали столь же высоко, как и в вашем доме, мой господин. Уверен, что полностью заменить его мне не удастся. Я лишь надеюсь, что по-своему также смогу быть для вас полезен.
Сёнто кивнул, сочтя ответ юноши достойным. Секунду поколебавшись, он произнес:
— Как-то в минуту откровения брат Сатакэ продемонстрировал мне то, что называется Внутренней Силой: сломал довольно толстое весло, уложенное на борта сампана. Он сделал это сидя, просто нажав на весло рукой, не перенося на него тяжесть своего веса. Никто из гребцов не сумел сделать то же самое, а они ведь обладают большой физической силой. Я и сам не смог повторить это достижение, хотя тогда был моложе. Вы знаете, как достичь такой концентрации силы, брат?
Суйюн слегка пожал плечами.
— Меня обучали братья-ботаисты, — просто ответил он, и Сёнто заметил, как взгляд юноши скользнул на столик.
Князь хлопнул в ладоши, и когда слуги раздвинули сёдзи, приказал:
— Уберите посуду со стола брата Суйюна.
Выполнив приказ хозяина, слуги поклонились и попятились к выходу.
— Нет, останьтесь, — задержал их Сёнто, поддавшись внезапному порыву. «Пусть вся челядь узнает об этом». Приняв решение, он хлопнул два раза и приказал стражнику также войти в зал.
Брат Нотуа кашлянул и тихо проскрипел:
— Прошу прощения, князь Сёнто, но это в высшей степени… неожиданно.
Сёнто выпрямил спину и произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Разве не должен я по традиции испытать монаха, который отныне будет служить мне до конца дней?
— О, конечно, князь Сёнто. Простите, если вам показалось, что я возражаю. — Старик любезно улыбнулся. — Я лишь подумал… Суйюн-сум наделен столькими талантами… — Монах посмотрел в лицо князю и увидел огонь, бушевавший в его глазах. — Разумеется, решение принимаете только вы. Прошу извинить меня за то, что я осмелился вмешаться, я… Прошу прощения. — Он умолк.
Сёнто взглянул на Суйюна.
— Вы не против испытания, Суйюн-сум?
— Я готов начать, если таково ваше желание, мой господин.
Сёнто замолчал, раздумывая.
— Начинайте, — приказал он.
Князь наблюдал, как инициат погружается в состояние медитации, замедляя дыхание, устремив взор на какую-то невидимую точку. Посмотрев на старого монаха, Сёнто заметил, что и тот начал медитировать. Странно, пронеслось в голове у князя, хотя все его внимание было поглощено юным ботаистом.
Суйюн сосредоточил свое сознание на столике, стоявшем перед ним. Время замедлило ход, и монах привел дыхание в соответствие с Формой, знакомой ему так же хорошо, как коридоры монастыря Дзиндзо.
Изящный столик был вырезан из дерева ироко — настолько твердого, что оно даже тонуло в воде; крестьяне, рубившие ироко, называли его железным деревом. Столешница была вдвое толще ладони, в две ладони длиной и находилась на высоте, удобной для сидящего на коленях человека. Суйюн знал, что столик сработан безупречно и каждая его доска отобрана за особую прочность и красоту, что в конструкции не найдется ни единого слабого места — а значит, в воле Суйюна тоже не должно быть слабины.
На лице Суйюна отражалась та же безмятежность, что и на лике бронзовой статуи Ботахары. Рука юноши медленно описала плавную дугу и ладонью вниз опустилась на середину столика. Кожей монах ощущал тепло крепкой древесины ироко. Солнце позолотило тонкие волоски на тыльной стороне его ладони и предплечье. Он нажал.
Поза монаха ничуть не изменилась, в ней не промелькнуло и тени напряжения. Столик покоился, как и прежде, прочный, будто из камня.
«Ботахара помилуй меня, — с ужасом подумал Сёнто, — я поставил перед ним непосильную задачу». Перед глазами князя вновь всплыло переломанное весло. Сёнто проклинал себя за необдуманный поступок. Разве не пытался брат Нотуа предупредить его?
Внезапно послышался резкий треск, и обломки темного дерева брызнули во все стороны, вращаясь в залитом солнцем воздухе. Старый монах отпрянул, точно поднятый с постели грубой пощечиной, на его лице читался явный страх. Столешница не прогнулась под давлением, она разлетелась на куски!
Слуги и стражник застыли неподвижными статуями. Разбитый столик лежал в центре зала, будто животное, рухнувшее под тяжестью собственного веса. Сёнто медленно снял с рукава щепку и повертел ее в руке, точно увидел какой-то совершенно неизвестный ему материал. Остальные не шевелились и молчали, не решаясь испортить впечатление от момента. Наконец Сёнто почтительно склонился перед своим духовным наставником, и вслед за ним все сделали то же самое.
Сквозь призму измененного чувства времени Суйюн видел, как поклонился князь, видел прокатившуюся под одеждой волну мышц Сёнто. Князь медленно выпрямил спину. Благоговение на его лице различили бы даже те, кто не учился у ботаистов. Однако лицо князя выражало не только благоговейный трепет, но и удивление — Сёнто изумила и насторожила реакция старого монаха.
Суйюн согнулся в ответном поклоне, насколько позволяли обломки столика. Он начал возвращаться к реальному времени; щебет птиц стал выше; князь моргнул, и в глазах Суйюна это движение заняло лишь долю секунды.
Сёнто кивнул стражнику и слугам, отсылая их прочь, и обратился к молодому ботаисту:
— Суйюн-сум, мой управляющий Каму проведет вас по моим владениям и сообщит все пароли. Приглашаю вас отобедать со мной и князем Комаварои. Благодарю вас. — Сёнто повернулся к пожилому монаху и с таким же почтением произнес: — Брат Нотуа, можете оставить все бумаги у моего секретаря. Счастлив был встретиться с вами.
Оба монаха поклонились и встали. От Сёнто не ускользнуло, что брат Нотуа едва заметно покачнулся, но справился с собой и вышел, сохраняя достоинство, оставив хозяина дома в смятении.
Сёнто и Танака снова остались наедине. Перед ними лежали обломки столешницы, и князь только сейчас заметил, что на толстой циновке отпечатались вдавленные следы ножек столика. Сёнто взглянул на торговца, который вытаскивал из бороды застрявшую в ней щепку. Как и князь, он внимательно ее изучил, словно кусочек дерева ироко таил в себе некий секрет.
— Какую тяжесть способен выдержать такой столик? — спросил князь.
— Вес пятерых крепких мужчин? — предположил Танака, пожав плечами.
— Пожалуй, даже больше. — Сёнто покачал головой. — Невероятно, правда?
— Исходя из моего понимания законов природы, невероятно, мой господин. Даже если бы монах не вставая сумел надавить на столешницу всей своей тяжестью, он бы просто оттолкнулся от ее поверхности. — Танака, в свою очередь, покачал головой и снова принялся разглядывать щепку. — Я рад, что видел все собственными глазами, иначе ни за что бы не поверил.
Несколько долгих минут Сёнто хранил молчание. Он хотел было спросить у Танаки, заметил ли тот странную реакцию брата Нотуа, но что-то его остановило. Через некоторое время предметы перед глазами князя вновь обрели четкость, и его лицо прояснилось. Он широко улыбнулся.
— Богатое на события утро, не так ли, Танака-сум? До прихода князя Комавары я хочу еще принять ванну. Надеюсь, ты пообедаешь с нами? Приходи в летний домик в главном саду.
Он дважды хлопнул и, указывая на обломки столика вошедшим слугам и стражнику, распорядился:
— Проследите, чтобы все оставалось на своих местах.
Князь встал и направился к своему личному выходу; слуга поспешно взял его меч и последовал за хозяином.
Танака поклонился и оставался в таком положении, пока Сёнто не вышел. Полный любопытства, он подошел поближе к столику. Стражник в дверях осторожно кашлянул. Торговец повернул голову.
— Потрясающе, правда?
Стражник молча кивнул, не сводя глаз с Танаки. До торговца неожиданно дошло, что он все еще держит в руках щепку дерева ироко.
— Что мне с ней делать?
— Князь Сёнто приказал, чтобы все оставалось на месте.
— Понятно. — Торговец вдруг изобразил замешательство. — Но ведь щепка запуталась в моей бороде; вряд ли князь Сёнто хотел бы, чтобы я сидел здесь, пока он не решит, как поступить со столиком. Прямо и не знаю, как быть.
Стражник понял, что Танака шутит, и несмотря на то что по рангу офицер личной гвардии Сёнто стоял выше торговца-слуги, стражник ничуть не сомневался в том, что для князя Танака важнее, чем добрая сотня солдат.
— Мне кажется, вам следует оставить щепку здесь, Танака-сум, — почтительно обратился он к купцу.
— Куда бы я ее ни положил, все равно она уже не будет на своем месте, не так ли?
К щекам стражника прихлынул жар, хотя внешне он оставался спокойным. Если торговец заставит его идти к Сёнто и выяснять, что делать с щепкой, князь рассвирепеет. Ничего не говоря, стражник беспокойно переминался с ноги на ногу.
— А что, если я положу ее на то место, где сидел? — предложил Танака. — По-моему, это наилучший выход, вы согласны?
Стражник расплылся в благодарной улыбке.
— Да, пожалуй. Так будет лучше всего. Благодарю вас, Танака-сум.
Танака улыбнулся в ответ, положил щепку ироко на пол и выплыл из зала с горделивым достоинством аристократа.
Ни офицер стражи, ни торговец и не подозревали, что в щелочку сёдзи за ними наблюдал слуга, который передал их разговор Каму, и что когда Каму, в свою очередь, пересказал этот диалог Сёнто, князь разразился хохотом и, корчась от смеха, стучал кулаком по ручке кресла, чем немало озадачил слугу. К сожалению, чувством юмора слуги Сёнто не отличались.
7
Канал за моим садом
Словно темная вена,
Но не могу
Отвести глаз от воды.
Где же, где же он в эту долгую ночь?
И зачем так громко
Шумит вода?
(Автор неизвестен. Стихи приписываются госпоже поэтессе Никко или одной из ее учениц.)
Девятый князь из рода Комавара, носивший имя Комавара Самиями, наблюдал за суетой на берегу, пока гребцы ловко управляли его сампаном среди множества кораблей, рассекавших воды канала. Плыть через участок канала, отведенный для торговых судов с грузом из Янкуры, молодой князь решил не потому, что это был самый живописный или самый короткий путь к дому Сёнто Мотору, а просто потому, что хотел посмотреть на разнообразие товаров и объемы торговли — увидеть коммерческую жизнь столицы своими глазами. Скоро, очень скоро, думал он, у этих самых причалов будут стоять корабли с его собственными товарами, и судьба его изменится — он разбогатеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69