Старший неофит спустился по лестнице, чтобы проводить сестру Мориму через лабиринты монастыря Дзиндзо. Она кивнула, словно соглашаясь с мудрым ответом брата Нодаку, круто развернулась и вышла.
На мгновение Верховный Настоятель замер, глядя на закрывшиеся сёдзи, а затем отодвинул ширму, отделявшую комнату от его личного балкона. Ласточка вспорхнула с почти законченного гнезда, пронзительным щебетом выражая негодование по поводу нежданного вторжения. Верховный Настоятель не стал выходить на деревянный настил, а вместо этого укрылся в прохладной тени крыши, глядя, как внизу, во дворе, младшие инициаты отрабатывают Форму. Старик сделал полшага вперед, чтобы увеличить обзор. Теперь он видел всех учеников, каждый из которых стоял внутри своей Септимы — геометрического рисунка, повторявшего тот, что был изображен на стене в комнате Верховного Настоятеля.
Учитель ши-кван медленно, с отточенной грацией двигался перед рядами учеников. Подходила к концу уже шестая фаза тренировки, и юноши сильно устали, хотя неопытным глазом заметить это было невозможно. Суйюн стоял во втором ряду, выделяясь среди прочих маленьким ростом и спокойной уверенностью. Движения его были точными и плавными, без малейшей задержки.
Сотура-сум не преувеличивал. По сравнению с этим неофитом старшие ученики выглядели просто неуклюжими; по правде говоря, в умении владеть своим телом Суйюн мог поспорить с самим наставником. Верховный Настоятель продолжал наблюдать, завороженный зрелищем.
— Никогда не видел ничего подобного, — прошептал он. — Кем же, кем был этот мальчик раньше?
За деревянной стеной двора, покрытой белой штукатуркой, Верховный Настоятель разглядел сестру Мориму, которая в сопровождении монаха шагала на пристань, где ее ждал корабль. Для женщины такого крупного телосложения ее походка была чрезвычайно легкой. Она оказалась гораздо умнее, чем предполагал Настоятель. Впредь ему придется вести себя осторожнее — намного осторожнее. Он не собирался разрешать ей или кому бы то ни было еще осматривать свитки. Ни сейчас, ни через сто лет. Ситуация вышла из-под контроля.
Плечи старика поникли, и он испытал внутренне сопротивление этому признаку обреченности. «Как такое могло произойти?» — в тысячный раз спрашивал он себя. Они предприняли все необходимые меры предосторожности, все до единой!.. Но это уже не имеет значения. Никакого.
Рукописи пропали. Их украли прямо из-под бдительного ока Священной Стражи монастыря Дзиндзо.
Двадцать младших инициатов и один старший неофит завершили седьмую фазу и неподвижно замерли в позиции готовности. Старший наставник ши-кван остановился, обводя взглядом своих учеников — раздетых до пояса и босых. Никто из них не дрогнул в стойке, и учитель удовлетворенно кивнул.
— Разбейтесь на пары, — негромко произнес он. — Мы проведем учебный бой.
Инициаты встали по двое и вновь заняли исходную позицию.
— Суйюн-сум, — обратился к юноше мастер ши-кван, — ты раньше не тренировался в паре?
— Нет, брат Сотура, — отозвался тот. — Старшие неофиты еще только отрабатывают удары в одиночку.
Наставник на секунду задумался.
— Ничего, скоро научишься. А сегодня мы оба посмотрим, как это делают другие. Начали!
Сотура прохаживался между парами бойцов, останавливаясь возле каждой. Ученики приступили к тренировочному поединку неторопливо, сперва воспроизводя стилизованные упражнения Формы, а затем начали набирать темп, до тех пор пока все движения не превратились в сплошное мелькание рук и ног. Каждый сражающийся пытался найти у соперника такую точку, в которой сопротивление было наименьшим или которая лучше всего подходила для удара.
Суйюн при помощи ши-тен начал замедлять свое чувство времени, чтобы лучше рассмотреть детали ускоряющейся борьбы. Движения инициатов приобрели бесконечную плавность, одно перетекало в другое без всякой паузы.
Брат Сотура внезапно поднял руки.
— Всем остановиться, — скомандовал он и встал в исходную позицию перед классом. Воцарилась полная тишина. — Вижу, кое-кто из вас до сих пор думает, что преимущества добиваются с помощью костей и мускулов. Может, вы втайне хотите стать единоборцами? Двигаться в пределах Формы недостаточно. Вы должны стать легкими, бесплотными. Нельзя ударить ветер. Нельзя толкнуть воду. Даже идеальный «бархатный кулак» бесполезен, если в момент удара вы напрягаете мускулы. Ши — источник всей вашей силы. Направляйте в кулак столько энергии ши, сколько потребуется. Помните, что в кулаке у вас зажата гусеница. Ее щетинки щекочут вам ладонь. — Монах замолчал, глядя на крошечную голубую бабочку, которая пролетела мимо и села на плечо Суйюну. Наставник улыбнулся. — Смотрите.
Он шагнул вперед, вытянул руку и осторожно снял бабочку с плеча Суйюна. Зажав насекомое в ладони, мастер ши-кван подошел к деревянным воротам, которые вели в обнесенный стеной сад. Задержавшись на долю секунды, чтобы встать в позицию, монах вдруг нанес резкий удар кулаком по толстой доске ворот. С громким треском та разлетелась в щепки. Изящно развернувшись, брат Сотура вытянул руку перед классом, демонстрируя совершенство «бархатного кулака», разжал ладонь и выпустил целую и невредимую бабочку на свободу. Все до единого ученики опустились на колени и коснулись лбом каменных плит.
— На сегодня достаточно. Идите и сосредоточьтесь на энергии ши. Постарайтесь стать ветром — таким легким, что на струны вашей воли не сможет присесть даже бабочка.
Суйюн открыл ворота с выбитой доской и вышел в большой сад, который славился множеством тропинок и уединенными беседками с видом на остров и море. Юноша обнаружил уютный уголок, скрытый от посторонних глаз цветущими рододендронами, и, скрестив ноги, уселся на плоский камень. На мгновение перед его глазами встал недавний показ наставником мастерства ши-кван, и он замер, наслаждаясь совершенством.
Суйюн вышел из Затворничества только сегодня утром и теперь испытывал глубокую радость свободы, хотя одновременно ощущал потерю этой самой свободы — чувство, не известное никому из всех, кого он знал. Быть может, больше никогда ему уже не доведется провести так много времени в полном одиночестве. Верховный Настоятель прав: шесть месяцев иногда становятся целой жизнью — жизнью, целиком посвященной обдумыванию Слова Просветленного Владыки.
Распорядок дня затворника был очень суров. С восходом солнца Суйюн вставал и, не выходя из Септимы, изображенной на полу его маленького жилища, тренировал искусство ши-кван. В полдень он принимал единственную порцию еды, после чего ему позволялось медитировать или сочинять стихи в закрытом садике. Затем приходило время послеполуденных занятий ши-тен. Сидя внутри Септимы, Суйюн сосредоточивал всю свою сущность на Пятом Соединении лепестков — там, где стояли песочные часы. Затем снова тренировался в искусстве ши-тен, дотемна глядя на свою тень на стене, и медитировал, думая о Семи Путях. Три часа перед рассветом отводились на сон.
Каждый день Суйюн сидел внутри священной эмблемы так, как сейчас, и упражнялся в искусстве ши-тен. Управляя своим дыханием, он ощущал, как ши опускается в Оому, центр его сущности, и выпускал энергию ши, направляя ее в питающие линии силы в Септиме. Суйюн учился изменять субъективное чувство времени, и с каждым днем струйка песка в часах бежала все медленнее.
Способность менять восприятие времени была известна и за пределами монастыря Дзиндзо. В некоторой степени этим умением обладали единоборцы; кое-кто из самых талантливых акробатов и танцоров тоже знал о нем. Суйюн предполагал, что в краткие мгновения полной сосредоточенности наверняка любой человек ощущал растяжение времени. Однако лишь монахи ордена ботаистов разгадали ключ к овладению этим мастерством: ши-кван и ши-тен, искусство двигаться и умение сосредоточивать волю, отображенные в Септиме — Форме, которая учила совершенным движениям и полной концентрации сознания.
Владыка Ботахара называл это «вхождением в душу через тело». Постепенно Суйюн пришел к пониманию этого, как будто наконец начал делать то, о чем раньше имел представление только на словах.
Сидя на камне лицом к морю, юноша почувствовал, что энергия ши опустилась в Оому, и стал выталкивать ее из тела, мысленно видя, как она вырывается в бескрайние просторы вокруг него и замедляет движение всех предметов.
С ветки гинкго слетел лист и, вращаясь в воздухе, бесконечно медленно заскользил вниз. Тревога кольнула сердце молодого монаха, и фокус, в котором он сконцентрировал свою волю, потерял четкость, но лист падал так плавно, что Суйюн вновь обрел уверенность. Он мог сосредоточиться на солнечных бликах, которые играли на поверхности листа, парившего в безбрежных глубинах синего неба. В конце концов лист коснулся глади маленького пруда, и по воде разошлись круги, прекрасные в своем совершенстве. Суйюн сосчитал едва заметные волны и назвал каждую именем цветка, прежде чем они исчезли у края пруда. У него родилось стихотворение:
Весна. Но лист гинкго
Печально кружит над водой.
Вниз, вниз, падает он
В пруд, где цветут лилии.
Юноша сделал глубокий выдох, и огромной теплой волной нахлынуло облегчение. Дважды за период Затворничества он терял контроль над ши, или по крайней мере так он считал. Два раза его измененное чувство времени искажалось, и он оказывался где-то… в чем-то, чему не находил описания. А когда обычное восприятие времени возвращалось, это происходило с резким толчком, который, несомненно, означал полную потерю концентрации. Учитель не предупреждал его ни о чем подобном, и юный монах испытывал сильный страх, что он не способен постичь умения, без которых не добиться высокого положения в ордене.
Он хотел поговорить со своим наставником, братом Сотурой, но решил пока повременить. Теперь он чувствовал, что вновь обретает контроль над волей. Эти странные случаи не повторялись уже несколько месяцев.
Суйюн вспомнил то, что было еще до Затворничества: он стоял на коленях перед учителем и слушал.
«Ты всегда должен двигаться, — держа в памяти очертания Формы, и даже дышать, не отступая от нее. Ши будет крепнуть в тебе, но не пытайся подчинить ее себе. Не сопротивляйся, просто позволь ей свободно течь. Ши нельзя покорить. Все, что ты можешь, — отождествить с ней свою волю».
Если бы не слова наставника, Суйюн ни за что не поверил бы, что такое возможно. Теперь, по окончании Затворничества, он начал понимать смысл этих слов, начал видеть мудрость своих учителей.
«Я должен думать об энергии ши, — решил Суйюн. — Я должен стать ветром, таким легким, что на струнах моей воли не удержится даже бабочка».
Сколько прошло времени, Суйюн не знал, но раздался удар гонга, и юноша прервал медитацию. Он встал и неторопливо двинулся через сад. Пора искупаться в горячем источнике и поужинать.
У ворот он еще раз задержался, чтобы посмотреть на разбитую доску. Прежняя радость от демонстрации мастерства наставником обрела свою полноту. Сломанную доску заменили на новую, в которой молодой монах аккуратно вырезал отверстие в форме бабочки. Со своего места Суйюн видел через отверстие голубое небо. Бросив последний взгляд на ворота, он поспешил прочь. Всем старшим неофитам, конечно, захочется услышать об ударе «с бабочкой», который посчастливилось увидеть одному Суйюну.
Брат Сотура, учитель ши-кван монастыря Дзинд-зо, поднялся по лестнице, которая заканчивалась в коридоре, ведущем в покои Верховного Настоятеля. Брат Сотура вымылся и надел чистую одежду, собираясь с мыслями перед встречей с главой ордена. Он знал о визите монахини, и это посещение вызывало у него беспокойство.
Учитель ши-кван остановился возле комнаты Верховного Настоятеля, негромко постучал в сёдзи и подождал ответа.
— Пожалуйста, входите, — тепло отозвался голос, так хорошо знакомый брату Сотуре.
Монах отодвинул ширму, преклонил колени и коснулся лбом плетеных циновок. Верховный Настоятель сидел за письменным столиком, держа в руке кисть. Он приветственно кивнул, как того требовал его сан, и принялся обтирать кисть.
— Входите же, добрый друг, присядьте рядом со мной. Мне нужен ваш совет.
— Я польщен такой честью, Верховный Настоятель, но, боюсь, в вопросах, которые вас волнуют, мой совет не принесет большой пользы.
— Берите подушку и отбросьте прочь страхи. Вы нужны мне. Не желаете ли поесть?
— Спасибо, я сыт.
— Тогда чай? — Настоятель потянулся за молоточком из слоновой кости.
— Да, пожалуйста. Выпью с большим удовольствием.
Как только прозвучал удар гонга, в коридоре раздались шаги.
— Можешь войти, — разрешил Верховный Настоятель еще до того, как служка постучал. — Приготовь нам чай и, будь любезен, позаботься, чтобы нас не тревожили.
Мальчик кивнул и удалился, бесшумно задвинув за собой сёдзи.
— Что ж, Сотура-сум, сегодня я имел весьма интересный разговор с небезызвестной вам старой коровой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69