- В своих столовых эйджи тоже кормятся вместе.
- Всё-таки у них чрезмерно развит индивидуализм. Иногда они ведут себя как эгоисты.
- Но Pax...
- Так то Pax!
Все готовились внутренне содрогнуться, глядя, как иноземец извлекает баллон с насосом, втыкает наконечник... куда? жутко любопытно! - и сидит в прострации, пока жидкость втекает в него. Но Форт разочаровал сотрапезников. Многие переглянулись, пожимая плечами, когда он откусил пасты, похожей на графит.
«Плюс коллективный приём пищи строго по часам», - Форт добавил пункт к перечню угнетений. Вид дружно жующего собрания вынуждал присоединиться к общей трапезе - сидеть в сторонке, скрестив руки, и изображать человека на диете было бы глупо.
Нет уж, пусть жители тьмы привыкают к новичку! Надо вести себя как ни в чём не бывало.
«Нечего стесняться и платочком прикрываться - какой я есть, таким и принимайте. Хуже будет, если забьюсь в угол ко всем спиной. И притворяться неедякой незачем - ем я, ем, видите? как все - ртом! ням-ням! Ещё не хватало разворачивать здесь комплект питания и изображать Храброго Инвалида, Которого Не Сломила Хворь. Никому не позволю считать меня ущербным».
- Мы хорошо позанимались. - Тими метко бросила салфетку в мешок, с которым младший воин обходил наевшуюся братию. - Отменно показал себя... - Она чуть помедлила, подыскивая молчаливому эйджи отрядное прозвище, чтобы как-то выделить его и при этом не обидеть. - Эксперт Удача.
Форт моргнуть не успел, как его должность стала именем, а имя - эпитетом.
- Кое-кому надо подтянуться! Каждый может быть в любую ночь поставлен на передовой рубеж; там с нерасторопных спросят по-другому. Всем спасибо за работу; я аттестую отряд как готовый к бою.
Бойцовые лемуры слаженно воскликнули:
- Ой-е!
- Ни минуты праздности - вот наша задача. - Сытость не смягчила Тими, она дала всем отдыха ровно столько, чтоб поесть. - Сперва споём песню дружбы наших нао, а потом будет учебная конференция. Знакомимся с цивилизацией землян по живому представителю. Все будут задавать ему интересующие нас вопросы.
Предавшись было размышлениям о том, что пригласившей стороне пора перестать отнекиваться и темнить (уже сутки сплошные увёртки: «Об этом мы поговорим после», «Пока вы не готовы, мы не можем приступать к беседе»), Форт спохватился, изумлённо повернувшись к Тими - что за новости? кто это у нас подопытный образец - л?!..
Тими его взгляда не заметила - она грациозно взмахнула тонкими руками, дирижируя бойцами, а те грянули торжественным многоголосьем:
Когда радужный меч опустился с небес,
Когда бездна извергла потоки огня,
Закипел океан и обуглился лес,
И багровым стал свет наступившего дня.
В том кромешном пылу, в буре гибельной той
Только мы устояли, чтоб Эрке спасти.
Братство нао Унгела и нао Гутойс -
Крепче уз боевых на земле не найти!

* * *
- Как прикажете остричь вас? - Тими пощёлкивала ножницами, изображая парикмахера, а Рах, усевшись в позу Будды, чающего просветления, исполнял роль обречённого клиента.
- Если я не ошибаюсь, мне суждено пасть от вашей руки. Я отдаюсь вам добровольно... Меня ждёт лёгкий путь за облака... О, осчастливьте напоследок!
Такие потехи по несколько раз за ночь разыгрывались на каждом ярусе общежития, куда молодняк кланов-побратимов перебирался из родных нор по мере поступления на учёбу второй ступени. «Нравственность и порядок!» - гласил плакат при входе, и жители общаги стойко соблюдали оба принципа... насколько возможно. Особенно удачным считалось, когда все разбегались из комнаты и можно было побыть в одиночестве... пока кто-нибудь не придёт в гости или по делу. Например, бесплатно подстричься... а заодно и пообщаться без свидетелей.
- Чем я могу вас порадовать? - Почти бессознательно подзадоривая Пятипалого, Тими прохаживалась перед ним, словно по подиуму примериваясь, как удобней подступиться к здоровому парню. Когда она стригла своих, головы у них располагались ниже.
Она держала корпус очень прямо, по-строевому напряжённо, позволяя Раху изучать соблазнительно плавные изгибы своего тела. «Правда, я очень симпатичная? Погляди, какие тоненькие шорты и с какой они каёмочкой! А мой хвостик? разве он не чудо? Я могу им помахивать по -всякому - и вверх-вниз, и вправо -влево, и как вентилятором. Он такой пышный, такой ухоженный! На занятиях я его прячу, но в комнате имею право показать свою красу. Хочешь, смажу тебя хвостом по носу?..»
- Делай это подольше, - глухо, сдавленно ответил Рах, переходя на «ты».
- Искусство стрижки - таинство. Закрой глаза и не подглядывай, - строго приказала Тими.
Тихие прикосновения ступней к полу и приблизившееся дыхание дали Раху понять, что она подкралась и стоит совсем рядом.
- Не бойся, я не кусаюсь. Только ухо мне не отхвати, - немного осмелев, небрежно молвил Пятипалый, хотя сердце сильно стучало в груди.
- Твои уши ещё найти надо. Сейчас я их откопаю... - Убедившись, что курсант Унгела Pax сидит недвижимо, Тими осторожно начала расчёсывать его волосы. О радуга, это просто ужасная шевелюра! это буквально волосища! они жёстче, чем нъягонские... но как здорово погрузить в них пальцы! А выражение лица у Пятипалого такое, будто он видит её сквозь еле заметно вздрагивающие веки. «Перспективный курсант», - изволил сказать о нём инструктор по стрельбе. При минимальном освещении семь попаданий из восьми, а ведь Pax обучается всего четверть года. Лазать по разным узостям и невидимо прятаться умеет так, словно учился этому с младенчества, несмотря на здоровенный рост и ширину тела. Проворен, как дикая пся, в любую щель просочится.
- Если будет больно, говори сразу. - Голос Тими, только что вибрировавший командирскими нотками, стал нежней и тоньше. Или ему померещилось?..
Он дождался, когда её сдерживаемое дыхание коснётся его щёк. Тогда. Pax плавно раскрыл веки.
«Когда надо глядеть незаметно, мысленно усни, всё забудь. И смотри так, словно спишь с открытыми глазами. Спи - и смотри».
Лицо Тими близко-близко. Оно так ясно видно, что кажется - под пушком волос и мягкой, вроде лучшей замши, кожей проходят почти незримые волны - гаснущими толчками идёт, разливаясь по капиллярам, тёмно-оранжевая кровь. Склонись ещё ближе... ещё... Чётко различим каждый волосок. Взмах ресниц - и мерцает, плывёт под плёнкой слезы громадный глаз, а зрачок расширяется, словно от ужаса, и едва различим сине-серебряный блик сетчатки.
Дёрнувшись, её веки закрылись и сжались.
- Почему ты... не мигаешь? - отстранившись, полушёпотом вымолвила Тими, будто выйдя из забытья. - Не смотри так больше.
- Извини, - выдохнул Pax.
Чистая, белая радость пришла к нему, как океанский прилив. Тими была до того прекрасна, что хотелось петь. Насколько она великолепна в каждой своей частице - дышащая жизнью, трепетная и горячая!
«Как хороша! она - совершенство, смотреть не устанешь!»
Зазвучал сигнал - включился компьютер, экран загорелся, а затем искусственный голос загадочно позвал:
- Гутойс Тими, вас вызывают для беседы, номер сорок два... Гутойс Тими, вас вызывают...
- Йо, как же я завозилась с тобой!.. - Поспешно помахав расчёской, Тими настойчиво, нетерпеливо сделала жест «уходи!» - Всё! готово! Сейчас я буду занята; пожалуйста, дай мне побыть одной! Не надо ничего тут подбирать! я сама уберу пылесосом...
- Кто-нибудь из знакомых? - Pax нарочно вставал помедленней, чтобы изучить экран, вспыхивающий беззвучными красными взрывами вызова - 42, 42, 42. Лицо его напряглось, глаза настороженно сузились, осанка изменилась, словно он готовился к броску, но Тими, активно жестикулируя, с уговорами теснила его к двери:
- О, Pax, какой ты стал красивый! просто прелесть! Сходи к девчатам, они тоже скажут, что ты похорошел! - А Пятипалый упирался, пятясь и не отрывая глаз от экрана. Там., вслед за красной пульсацией, высветился узор вызывающего - перевёрнутая чёрная звезда на тёмно-жёлтом фоне, сжатая с боков чёрными полосами.
Насилу выпроводила! и тотчас подсела к экрану, поспешно подрегулировала видеокамеру и микрофон, чтобы сорок второй номер хорошо видел и слышал её.
- Хадарк, привет, привет! Я не ждала тебя.
- Ждала, - властно улыбнулся парень на экране. Камера у него была поставлена умело, и, когда он изменил позу, уверенное движение обрисовало подтянутое тело - слиток мускулов и непреклонной воли. Тими почудилось, что от экрана тонко и волнующе повеяло куревом; она невольно задержала дыхание, боясь, чтобы воспоминание о мужском запахе не зажгло её раньше времени.
- .. иначе бы зачем ты оказалась одна в комнате? Ты всех разогнала... умница.
- Да ну тебя! - Тими притворно надула губы.
- Ведь тебе нравится, когда я выхожу на связь? О чём. поговорить с тобой сегодня? Скажи, что ты хочешь услышать.
- Может, о... - начала было она, но Хадарк поднял. руку, жестом приказывая: «Молчи!»
- Я ещё не рассказывал, какая у меня спальня. Она огромная, представляешь? Это не ваши градские норы, где всем положено по восемнадцать квадратных аршин. У нас мерят в саженях. Спальня застелена ковром - он густой и пышный, он глушит шаги и щекочет босые ноги; ложе просторное, под балдахином, рядом тумбочки чёрного дерева и большое, от потолка до пола, зеркало. Тихо, сухо, тепло, и ни звука не слышно...
Взгляд Тими понемногу становится женским - глубоким, чуть отуманенным медвяной поволокой.
- Ты пройдёшь по ковру мелкими шажками, совсем беззвучно. Ты нежна, как топлёное масло... Когда ты будешь там со мной, я обниму тебя.
Тими помалкивала, ни словом не возражая, и всё глубже втягивалась в новую, манящую игру. Взгляд недавно расцветшей и ещё робкой полудевушки-полудевчонки был смущённым и понимающим, растерянным и лукавым.; в нём. смешались уходящая в никуда детская невинность и жадное желание стать взрослой.
Хадарку нравилась эта юная гражданка - изящно сложенная, чарующая прелестью развивающихся форм, с миленькой круглой мордашкой и озорными глазками, но не утратившая ещё подростковой хрупкости.
Где уж им, с их «нравственностью и порядком», услышать в Эрке такие речи... А в Чёрном городе знают толк в обольщении. И знают цену чистеньким, здоровым, образованным девицам. Такие жёны в пустыне за градским периметром - на вес керилена!А дети от них могут стать гражданами и учиться на всех трёх образовательных ступенях. Главное - пусть девка придёт к мужу сама.
- Знаешь, - осмелилась-таки противоречить Тими, - это неприлично!..
- Что? - сразу напал Хадарк. - Быть любимой? По утрам потягиваться, когда на твоих губах и теле остывают поцелуи?.. Или летом, в полной тьме, выйти со мной на поверхность? Ты никогда так не гуляла. Тьма тёплая, тихая, как в сказке, - звёзд полным-полно, луна светит, ни огонька кругом... Я знаю прозрачные реки - понырять в них, повизжать, брызгаясь водой, понежиться на бережке, а в светлую пору - загорать... целоваться досыта... Ни ваши солярии, ни бассейны с таз величиной не сравнятся с реками и солнцем.. Купаться при полной луне... ты выходишь из воды серебряная и прелестная... Ты хочешь этого, да? я вижу, как ты млеешь. А ведь это доступно, Тими. Возьми - всё это твоё. Хоть завтра.
Девушка из града порывисто подвинулась, и Хадарк на миг сам. примлел, видя, как упруго покачнулась её грудь. Он с усилием сосредоточился - нельзя расслабляться, когда кадришь градскую! Только воля и натиск! лакомая добыча - в твоей западне. Вот она отводит взгляд, неуверенно улыбается, полузакрыв глаза... вот облизнулась! верный знак того, что скоро дозреет.
- Я... не знаю. - Тими прикусила губку, а потом растерянно отвела взгляд, как бы желая оглядеться. Умение кокетничать порой отказывало ей в разговорах с Хадарком. Но сдаваться нельзя! Парни любят, чтобы ты не уступала сразу, а поупираласъ, поартачилась. Наверное, парням от природы по вкусу обряд уламывания. Им так приятней, чтобы ты упрямилась, и лишь потом - сдалась. Ей это тоже нравилось - не сразу вешаться на шею, а сопротивляться, чтобы Хадарк злился на её упрямство. Обряд ставил всё на свои места - пусть мужчина не красуется одними мышцами, а докажет ей и силу своего ума. Она должна убедиться, что он хорош по всем статьям. Это должно происходить, как взмахи маятника, - мощь и нежность, ласка и нахрап, откровенность и вкрадчивость; здесь - весь вкус наслаждения, которого женщины ждут от мужчин.
Хадарк, Хадарк! это что-то! это не парень, а мужик, самец. Недаром в старину мужчины женились поздно, брали в жёны молоденьких, чтобы выучить их первыми, чтобы наставником был не мосластый ровесник, а накачанный и опытный мужчина. Тими хотела Хадарка, как обнюхавшийся плесени хочет опереться на что-нибудь надёжное и прочное. Речи Хадарка дурманили её, кружили; с каждым новым разговором Хадарк вершок за вершком завоёвывал Тими, становился ей... вроде отца! Как отца, она его смущалась, даже не подозревая, что такой - смущенной, всякий раз будто захваченной врасплох, растерянной - она нравится ему больше всего.
- Ты знаешь, ты чувствуешь сердцем... - убеждал Хадарк, любуясь своей избранницей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69