XIV и начало XV в.- золотое время в истории основа­ния монастырей: за один XIV в. было основано 80 мона­стырей, т. е. почти столько же, сколько за предшествую­щие три века вместе (87 монастырей), а в первую полови­ну XV в. - 70 монастырей. Монастыри основываются не только на севере; очень много монастырей в это время по­являлось и в центре, совсем недалеко от Москвы, в глухих лесных углах, еще не тронутых боярской или княжеской эксплуатацией. Основание монастыря для окрестного крестьянского населения вовсе не было таким радостным событием, каким изображают основание монастырей мо­нахи-летописцы и жития святых. Когда светильник веры, будущий святой чудотворец, рубил себе в лесу, но непре­менно у слияния двух рек, одинокую келью, зародыш будущего монастыря, окрестные крестьяне откровенно за­являли ему: «Почто в нашей земле построил еси мона­стырь? или хощеши землями и селами нашими обладати?» Этот мотив вражды крестьян к основателям монастырей, в житиях и в летописях объясняемый козня­ми диавола, имел вполне реальное основание: монастыри как религиозные учреждения крестьянам были не нуж­ны, а между тем основание монастырей неизменно сопро­вождалось пожалованием окрестных сел с «житейскими крестьяны» новым обителям. Поэтому вражда крестьян по отношению к основателям монастырей иногда конча­лась плохо для святых отшельников. Дмитрий Прилуцкнй, Стефан Мохрищский, Даниил Переяславский, Александр Куштский, Арсений Комельский и Антоний Сийский при­нуждены были уйти из тех мест, где они первоначально собирались основать обители; келью Кирилла Белозер­ского соседние крестьяне несколько раз пытались под­жечь; Григория и Кассиана Авнежских, построивших монастырь на Авнеге, соседи убили, разграбили мона­стырь и сожгли ряд построек, в кельях поселились сами, «а баб уводяху любодействовати»; Агапита Тотемского соседние крестьяне утопили. Но, конечно, победителями оставались монастыри, в защиту которых князья присы­лали военные отряды и которые постепенно распростра­няли свою власть на всю соседнюю сельскую округу.
Собранные таким грабительским путем монастырские земли по своим размерам должны были быть огромны. По свидетельству иностранцев, Адама Климента и Горсея, посетивших Москву в середине XVI в., церкви и монасты­рям тогда принадлежало не менее трети всех русских земель, причем Горсей в доказательство правильности своего показания ссылается на слова самого Ивана IV. Некоторые понятия о величине владений отдельных мо­настырей может дать перечисление сел и деревень Воло­коламского монастыря: у него было 11 сел и 24 деревни, и этот монастырь был еще не самый богатый. На свои села и деревни монахи смотрели исключительно как на источник доходов, а на крестьян - как на рабочий скот. Откровеннее всего этот взгляд выражен Иосифом Волоцким, который вообще может считаться типичным выра­зителем идеологии русского монашества XIV-XVI вв. Он говаривал, что не нужно через меру утруждать кре­стьян работою и данями: обеднеет крестьянин, обеднеет и господин земли, отдохнет крестьянин на льготе, и госпо­дину не будет убытка. И в своем уставе он предписал брать с крестьян судные пошлины в половинном размере против установленных судебников. Но это была ничтож­ная льгота, оставшаяся незаметною при том количестве повинностей, которыми были задавлены монастырские крестьяне. Например, крестьяне Константиновского мо­настыря, монастыря не из самых крупных, по уставной грамоте 1391 г., обязаны были «церковь наряжати, мона­стырь и двор тынити, хоромы ставити, игуменов жере­бей весь рольи орать изгоном и сеяти, и пожати и свезти, сено косити десятинами и в двор ввезти, ез рыбу (рыбу в загонах) бити и вешний и зимний сады оплетати, на невод ходити, пруды прудити, на бобры им в осенние пойти; а на великдень и на Петров день приходят к игу­мену, что у кого в руках, а к празднику рожь молоти и хлебы печи, солод молоть, пиво варить, на семя рожь мо­лотить, а лен даст игумен в села, и они прядут, сежи и делиневодные наряжают, а дают из сел все люди на праздник яловицу; а в которое село приедет игумен в братщину (на братский жертвенный пир в храмовый пра­здник), и сыпци дают по зобне овса коням игуменовым». Придавленные невыносимой тяжестью этих поборов и повинностей, монастырские крестьяне пробовали иногда жаловаться, искать управы на притеснителей у самого митрополита. Так, крестьяне только что помянутого Кон­стантиновского монастыря подали митрополиту Киприану жалобу на то, что новый игумен «наряжает дело не по пошлине», т. е. не по условному обычаю. Однако митропо­лит, допросив прежнего и нового игуменов, нашел, что все правильно, и предписал: «Игумена слушайте, а дело мо­настырское делайте». Крестьянам оставалось возложить надежды на бога, который должен же услышать, как вопиет перед ним «грех священнический и иноческий и кровь христианская». Однако проходили годы за годами, люди старились и умирали, нарождались новые поколе­ния, а на земле все оставалось по-старому. Мысль черно­го человека стала тогда обращаться к вопросу о загроб­ной жизни, так как на земле он не видел для себя никаких средств к спасению. Тут на помощь ему пришли христи­анские эсхатологические представления, но не из орто­доксальных умозрений отцов церкви, а из свободной апо­крифической литературы, заимствовавшей свой материал главным образом из апокрифического Апокалипсиса Петра, в основе которого лежат эсхатологические идеи того великого эллинского народно-религиозного движе­ния, которое принято называть орфизмом. Апокалипсис Петра не интересуется чудовищными картинами боя Агнца с Драконом и ничего не желает знать о смарагдо­вых и сапфировых сооружениях небесного Иерусалима; его больше всего интересует та самая геенна огненная, где вместе с сатаною будут мучиться враги народа, тор­жествовавшие свою победу над народом при жизни. И от Апокалипсиса Петра, как побеги от корня, пошли разные «Хождения по мукам», в который каждый век запечатлевал стонущий вопль угнетенных и оскорбленных о том справедливом суде и правде, которых они не находили под солнцем. Киевские, псковские и новгородские палом­ники, ходившие на Афон и в Палестину, принесли оттуда целый ряд таких «Хождений по мукам», и хотя церковь немедленно занесла их в индекс «отреченных» книг, ибо некоторые из них населяли места самых жестоких муче­ний духовными сановниками, однако эти сочинения сей­час же сделались самыми любимыми произведениями народной литературы. По их образцу в начале XV в. стали появляться первые самостоятельные русские сказания о хождениях по раю и аду, возникшие в связи с эпидемией «черной смерти», которая в это время опустошила Псков и Новгород и их области. В русских сказаниях апостол Петр заменился монахом, а Христос - ангелом; но, по существу, в их аксессуарах оригинального было мало, так как представления о физических мучениях или физиче­ском блаженстве души, представлявшейся обычно в виде самого настоящего человеческого тела, повешенного за ноги или за волосы или кипящего в смоле, вполне согла­совались с анимистическими воззрениями русской на­родной массы. Но их основная идея была внушена тогдашней русской действительностью: они восхваляют благотворителей, не притеснявших черный народ, и гро­зят адскими мучениями жадным вельможам и в особен­ности монахам, отказывавшим в помощи нищей братии, которая во время великого мора начала XV в. особенно нуждалась в куске хлеба и в крове, «обидящим, грабящим и бичем истязующим» своих крестьян. Это был первый народный протест против церковной организации как орудия господства, первое прямое произведение религи­озной реформы Владимира, протест, правда, только иде­ологический; бунтарские протесты пришли позже.
Сообразно с широкими размерами той территории, на которую простиралась хозяйская власть монастыря, рас­пылялись и сами монахи. Волоколамский монастырь был первым настоящим общежительным монастырем, где дей­ствительно все монахи жили вместе, в огромном же большинстве случаев монахи не жили в монастырях по­стоянно, а жили в монастырских селах, деревнях и мель­ницах, куда игумен назначал их управителями. Совет митрополита Киприана (конец XIV в.) управлять селами не через посредство монахов, а при помощи приказчиков из богобоязненных мирян так и остался благим пожела­нием. Сосредоточивая в своих руках огромные доходы, монастыри с середины XV в. еще более расширяют свои хозяйственные операции. Некоторые обители начинают переводить своих людей на «серебро», т. е. на денежный оброк. Из платежей этих «серебреников» и из доходов с продажи продукции монастырских имений накапливают­ся капиталы, которые пускаются монастырями в рост. Таким путем создаются еще более длинные нити отноше­ний, распыляющие еще более монастырскую жизнь. Неко­торые монастыри отпускают своих монахов ходить по людям и собирать пожертвования для монастырей. Уже в XV в. этих «прошаков», по выражению Нила Сорского, было так много, что они «отягчали вся грады и веси». Только в одном отношении хозяйственные интересы мо­настырей создавали своеобразную концентрацию: жен­ские монастыри иногда предпочитали отдавать свои вотчины в управление мужским монастырям вместо того, чтобы держать приказчиков. Монахини таких монастырей, не стесняясь, поселялись вместе с монахами в одном и том же монастыре, живя на годовые доходы. Совместное сожительство сейчас же приводило к обоюдному забве­нию обета воздержания; монахам не приходилось уже искать баб, имея под боком «христовых невест». Подоб­ные отношения никого не смущали, стали бытовым явле­нием. Было найдено юридическое положение и для детей, рождавшихся от таких связей, - они оставались при мо­настырях в качестве монастырских рабов.
Таковы основные черты монастырского хозяйственного строя. Если по отношению к крестьянам монахи явля­лись в роли таких же господ, какими были и бояре, только еще более требовательных и жестоких, то по отно­шению к тому боярскому классу, плоть от плоти и кровь от крови которого было монашество, монастыри выпол­няли определенную религиозную функцию. Тут мы под­ходим к вопросу о содержании верований тогдашнего боярства, поскольку эти верования обусловливались практическими потребностями боярской жизни. Сами монахи иногда откровенно сознавались, что пошли в монастырь не затем, чтобы спастись, а затем, чтобы «есть хлеб в покое», как выразился вологодский епископ в 1588 г. Но те князья и бояре, которые одаривали мона­стыри столькими селами и крестьянами, делали это не даром и не только для того, чтобы дать монахам спокойный хлеб. Мы уже увидели, что служба, которую церков­ные владельцы должны были нести с земли, в Новгороде была военная, но такой характер этой службы объясняется военно-купеческой организацией Новгородской рес­публики, и в остальной Руси мы ничего подобного не встречаем. Та практическая задача, за исполнение ко­торой князья и бояре награждали монастыри великими и богатыми милостями, заключалась вовсе не в военных заслугах: «не иноческим воеводством, ниже их храбростию грады крепятся и мир строится, но их постом и молитвою». Русские монахи XIV - XVII вв. были такими же oratores, молитвенниками, какими были их западно­европейские собратья феодальной эпохи. «Богоустановленная» триада: bellatores, oratores, laboratores - суще­ствовала, следовательно, и у нас и называлась теми же терминами: князья и бояре - воинники, епископы и мо­нахи- молитвенники, крестьяне - работные люди.
Профессиональный класс молитвенников и на Руси и во всех других странах создавался под влиянием одних и тех же условий. С того момента, как способы сношения с божеством, узнавания его воли и выпрашивания у него милостей отливаются в магические формулы и обряды, совокупность этих формул и обрядов постепенно превра­щается в особую тайную науку, не всегда доступную всякому смертному. Формулы и обряды всегда лучше известны тому, кому чаще всего приходится быть отпра­вителем культа. По мере усложнения культа постепенно создается класс профессиональных посредников между божеством и человеком. В дохристианскую эпоху у рус­ских славян уже были зачатки такого класса в лице волхвов и немногочисленных жрецов; но их развитие было в корне пресечено появлением христианства.
Христианство дало Руси новый класс молитвенников в готовом виде. Эти молитвенники принесли с собою также новую теорию и технику сношений человека с божеством. Но, как и следовало ожидать, сложная механика визан­тийского культа и богословские представления о божест­ве на русской почве своеобразным способом видоизмени­лись, применительно к старинному мировоззрению. Как мы уже указывали выше, черный люд заимствовал из христианства почти исключительно одни названия, сохра­нив содержание старой религии в неприкосновенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77