Кирилл оказался вдруг чело­веком нужным и для той, и для другой стороны. Он по­вел двойную игру, лишенную всякой порядочности и даже всякого здравого смысла: утвердил Антония окружникам, но в то же время поставил гуслицким раздорникам другого Антония также московским митрополитом; со­глашался с постановлением Московского духовного сове­та и в то же время собирал соборы, на которых прокли­нал «Окружное послание». Оба московских митрополита Антония обменивались грозными грамотами, в которых предавали друг друга проклятиям; Антоний гуслицкий составил около себя также духовный совет. В доверше­ние распада в 1865 г, два раскольничьих епископа, Онуфрий и Пафнутий, а потом и пресловутый Сергий добро­вольно перешли в православие, сложили с себя свое зва­ние и остались простыми монахами.
Наконец в конце 1865 г. положение стало как будто яснее: московские окружники сделали последнюю попыт­ку к примирению. 11 октября были подписаны уполномо­ченными членами окружнической партии следующие ус­ловия, на которых предлагалось раздорникам примире­ние: «Окружное послание» уничтожается, как будто его не бывало, а духовный совет в Москве пополняется 20 мирянами по выбору окружников и раздорников, без ко­торого духовенству ничего не делать. Но раскол зашел уже слишком глубоко. В гуслицкой раскольничьей мас­се, работавшей на фабриках старообрядческих капитали­стов, появилось новое течение, развивавшее и дополняв­шее старые взгляды. Проповедники его стали доказы­вать, что звериное число 666 соответствует слову «хозя­ин». Таким образом, капиталистической раскольничьей буржуазии грозила опасность быть объявленной орудием антихриста. Гуслицкие фабриканты в такой роли фигури­ровать не хотели и попробовали отвести грозу на Москву. Поэтому в ответ на условия московских окружников раз­дорники добились от Кирилла издания новой грамоты, в которой он оставлял наконец свою двойственную полити­ку и решительно становился на сторону раздорников. Все окружники были преданы в грамоте проклятию как ере­тики; принимать обратно их разрешалось только третьим чином, а пока они коснеют в своих заблуждениях, с ни­ми запрещалось иметь общение в ястии и питии; единст­венным законным московским митрополитом объявлял­ся Антоний Гуслицкий, Антоний Московский подвергал­ся запрещению. Не останавливаясь на этом, раздорники организовали два собора: в 1867 г.- в Гуслицах и в 1868 г.- в Белой Кринице, где искусственным образом было составлено раздорническое большинство, после то­го как часть окружнических депутатов принуждены были уйти с соборов из-за раздорнической обструкции и невоз­можного поведения Кирилла. Эти соборы предали ана­феме «Окружное послание» и всех его приемлющих и ут­вердили все распоряжения Кирилла.
После этого все попытки к примирению окружниками были оставлены. Огромное большинство поповщинских общин во главе с Москвою прекратило всякие сношения с Кириллом и с раздорниками. Оставалось устроить уп­равление церковью так, чтобы вытеснить раздорников с тех немногих позиций, которые оставались за ними в са­мой Москве. Не было никакой надежды вернуть в подчи­нение Москве Гуслицы; это было хотя и печально, но еще терпимо. Величая капиталистов антихристами, гуслицкие древнеправославные христиане все-таки не могли без них обойтись и волей-неволей шли работать на их фабрики. Гораздо хуже было другое обстоятельство. Цитадель по­повщины, Рогожское кладбище, оказалась к этому вре­мени в руках раздорников. До 1866 г. им управляли два попечителя, купцы Досужев и Бочин, из которых послед­ний был раздорник. Но в 1866 г. Досужев отказался от должности и попечителем остался один Бочин. Это обсто­ятельство было крайне неприятно и невыгодно для окружников. Бочин сейчас же воспользовался своею влас­тью единоличного попечителя, чтобы использовать капи­талы Рогожского кладбища на надобности раздорнической агитации. Из них он заимствовал суммы на подарки Кириллу и на вклады в Белую Криницу; а когда эти за­имствования были замечены, то Бочин устроил симуля­цию кражи из рогожской конторы одного денежного сун­дука с 68 000 руб. Сундук исчез бесследно, а деньги до­стались раздорникам. На все предложения произвести ревизию или сложить должность Бочин отвечал отказом. Дело тянулось до 1869 г., когда окружники наконец нашли возможность обойти формальные препятствия и в мае вы­брали двух новых попечителей из среды окружников, а Бочин был смещен. При этом не было соблюдено правило об официальном извещении властей о выборах, так как окружники боялись, что Бочин соберет на выборы гуслицких крестьян и крестьян из подмосковного села Кот­лов, которые терроризируют собрание. Раздорники вос­пользовались этим формальным дефектом, чтобы хлопо­тать в Петербурге об отмене выборов. Но министерство внутренних дел стало на сторону окружников и утвердило выборы. Тогда раздорники, не желая упускать из своих рук капиталы Рогожского кладбища, единственный имевшийся у них источник денег, предложили окружникам примирение на условиях 1865 г. Но на этот раз ок­ружники не согласились заводить вновь прежнюю кани­тель и отказались наотрез. Раздорники были вытеснены с последних позиций, занимавшихся ими в Москве. За ними остались Гуслицы, Клинцы и некоторые приволж­ские и приднепровские округа, приблизительно около трети всей поповщинской территории, с тремя епископами из десяти.
Когда иссяк золотой ключ, находившийся в распоря­жении у раздорников, Кириллу не было никакого смысла иметь с ними дело. Злой гений раздора, переходивший бессчетное число раз то на одну, то на другую сторону, он закончил свою скандальную карьеру окружником. В 1869 г. он разорвал все связи с раздорниками, а в 1870 г. выпустил грамоту, в которой предал противоокружников анафеме. Окружникам эта грамота была совершенно не нужна, как не нужен уже был и сам Кирилл. Но они ока­зывали ему знаки внешнего почтения вплоть до его смер­ти, последовавшей в 1873 г. Этим моментом воспользова­лись московские руководители старообрядчества, чтобы покончить наконец все счеты с Белой Криницей. Они за­ставили преемника Кирилла, Афанасия, отречься от вся­ких прав на старообрядческую церковь в России. Таким образом, призрак белокриницкого папы, столь ненавист­ный московским старообрядцам и столь долго их мучив­ший, отошел в область преданий. Епископы, не имевшие более возможности находить вовне опору против влияния мирян, стали послушным орудием в руках светских за­правил поповщины. Желаемая цель была наконец до­стигнута.
Однако она была достигнута дорогою ценою. Вопрос об «Окружном послании» вскрыл наличность в поповщи­не двух противоположных течений соответственно ее двойственному социальному составу. Поповщинские вер­хи, крупная буржуазия не могли по самому существу сво­ему признать государство и синодскую церковь орудиями антихриста. Но вполне было очевидно, что для рабочих и крестьянства различие между старообрядчеством и си­нодской церковью было глубже, чем только различие в обрядах. Буржуазия боролась с правительством для то­го, чтобы сделать его своим орудием, рабочие и крестьяне боролись с государством потому, что оно порабощало их, защищая власть помещика и права фабриканта, и хотели его свергнуть. Отсюда между идеологией официальной церкви и идеологией массовика-раскольника должна бы­ла вырасти непроходимая пропасть. Внутреннее единение не могло быть крепко и между поповщинской массой и поповщинскими верхами. Как только обнаружилась разни­ца целей борьбы буржуазии и борьбы трудящихся с кре­постническим государством, разделение сейчас же прои­зошло и вновь спаять разделившиеся части было трудно. Уступка, которую делали окружники, предлагая предать забвению «Окружное послание», сейчас же вызвала со стороны противников ядовитый вопрос: почему вы это предлагаете? Что вы в нем нашли несправедливого? - спрашивали раздорники. Худого в нем ничего не нахо­дим, отвечали окружники, но оно препятствует церков­ному миру и единению. На это раздорники резонно отве­чали, что если в нем нет ничего противного постановлени­ям святых отцов, то для чего же его уничтожать, а если есть в нем какая-либо погрешность, то надо не только уничтожить его, но и принести чистосердечное покаяние, что и было бы весьма полезно и для всей церкви, и для всех православных христиан. И начиналась бесконечная полемика, после которой обе стороны уходили с сознани­ем, что пропасть не только не уменьшилась, но еще более расширилась. Окружники могли отказаться только от признания официального значения послания, но не от его доктрины; раздорники находили, что если уничтожается послание, то этим ниспровергается и все содержащееся в нем учение.
Между тем с падением крепостного права обстоятель­ства для старообрядчества складывались необыкновенно благоприятно. Ранее крестьянство не всегда осмелива­лось уходить в раскол, так как за православным священ­ником стоял барин. Но уже одна эта связь, помимо вымогательств сельского духовенства, отталкивала кре­стьянство от синодского православия. Реформа 1861 г. ра­зорвала формальную связь между крестьянином и поме­щиком и развязала крестьянству руки. Долго искусствен­но сдерживаемый поток покатился с неудержимой силой, приводя в ужас наблюдателей раскола. По официальной статистике, в середине 60-х годов в Симбирской губер­нии обратилось в раскол разом более 25 000 человек; в 1867 г. перешла в раскол половина жителей города Петровска Саратовской губернии - всего около 5000 чело­век, в том же году перешли в раскол 3000 человек из жи­телей села Богородского Горбатовского уезда Нижего­родской губернии. Целыми тысячами переходили в рас­кол крестьяне Тверской губернии (1865 г.). В 70-х годах поголовно перешло в раскол село Кряжим Вольского уез­да Саратовской губернии (1600 человек); жители дере­вень Губинская и Язвиши Покровского уезда Владимир­ской губернии также приняли попов от белокриницкой иерархии. В 1879 г. пожелали перейти в раскол 8000 че­ловек из Пермской и Оренбургской губерний не только православных, но и язычников и магометан. В Суздаль­ском уезде Владимирской губернии, в Верейском уезде Московской губернии, в Нижегородском уезде начиная с 60-х годов раскол растет настолько быстро, что все насе­ление к концу 70-х годов делится почти поровну между православием и расколом. Такие же известия сообщались в 60-х и 70-х годах из Костромской губернии, где отдель­ные села, до 1861 г. бывшие поголовно православными, после 1861 г. поголовно переходили в раскол.
Эти массовые переходы объясняются не только тем, что, в сущности, добрая половина отпавших уже ранее тайно придерживалась раскола. Раскол был вообще наи­более близкой и понятной для великорусского крестьян­ства религиозной организацией. Крестьянин, переходя в раскол, не должен был ничем поступаться, ни в чем не должен был изменять своих религиозных убеждений. Он находил в поповщинской церкви те же посты, те же праз­дники, тот же богослужебный чин, только более благо­лепный, тех же святых, те же молитвы. Но он вместе с тем как будто выигрывал необыкновенно много. Вместо того чтобы зависеть от священника, священники зависели от него; он знал, что священник над ним не начальник, а должен служить своему делу, в противном случае должен уходить. Крестьянин избавляется в лице православного священника от одного из многих агентов правительствен­ной власти, тяготевших над его судьбою и достоянием. Из данника своего прихода он становился участником в решении его дел. Эта «демократическая» формальная внешность искусным образом вуалировала социальную сущность поповщинской организации, в которой поп в ко­нечном счете все же зависел от старообрядческих верхов и был их идеологическим агентом.
Существование разделения из-за «Окружного посла­ния» отравляло, однако, верхушке поповщины радость этих побед. Окружники не хотели половинчатого успеха и сделали еще две попытки к воссоединению раздорников. Первая из этих попыток заключалась в создании проме­жуточного буфера между той и другой половиной. Обра­зовалась группа полуокружников-полураздорников, со­ставившаяся из наиболее умеренных элементов раздор­ников. Эту группу Московский духовный совет стал под­держивать всеми силами, надеясь, что она приобретет влияние в раздорнической партии и поможет выработать приемлемые для обеих сторон условия для примирения. Однако надежды на этот буфер оказались напрасными, и соглашение не было достигнуто. Тогда в 1884 г. Мос­ковский духовный совет попытался еще раз засвидетельствовать открыто перед всем старообрядчеством, что он вовсе не стоит безусловно за «Окружное послание». По­становлением от 1 декабря 1884 г. Московский духовный совет объявил «Окружное послание» лишенным какой бы то ни было силы и значения. Однако раздорники посмот­рели на это постановление теми же глазами, как и рань­ше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77