Несмотря на редакционные разночте­ния, у них одно и тоже писание, один и тот же основа­тель; разница между ними касается только обрядности и точек зрения на отношение церкви к государству. Мы зна­ем, что центр тяжести различия лежал только в этом по­следнем пункте, зависевшем от различного социального состава той и другой церкви. Работа по разрешению во­проса о содержании веры и отношении к синодской церк­ви и к другим старообрядческим толкам затянулась, и только 24 февраля 1862 г. появилось знаменитое «Окру­жное послание единыя, святыя, соборныя, древлеправо-славно-кафолическия церкви». Оно было составлено пер­воначально мирянином Ксеновым и затем санкционирова­но духовным советом. Этот документ был напечатан и разошелся не менее как в 800 000 экземпляров - цифра, которая гораздо лучше свидетельствует о численности по­повщины в 70-х годах, чем официальная статистика: со­гласно последней, по переписи 1897 г., в России было якобы только 447 000 поповцев...
«Окружное послание» прежде всего окончательно и торжественно порывает со старой старообрядческой иде­ологией XVII в. Оно предает анафеме десять «тетрадей», наиболее распространенных в раскольничьей массе, в ко­торых обосновывалась вся эсхатология конца XVI - на­чала XVIII в., цари и патриархи провозглашались анти­христами или антихристовыми слугами, а церковь и свя­щенство - прекратившимися. Эта эсхатология уже дав­но потеряла всякое значение в глазах буржуазных верхов поповщины; теперь устами «освященного собора» всей пастве, пасомой из Рогожского кладбища, объявлялось, что вся эта эсхатология кощунственна и богопротивна, император есть лицо боговенчанное и богохранимое, а церковь будет существовать вечно, ибо врата адовы ее не одолеют. Эта истинная церковь есть старообрядческая церковь; православная синодская церковь тоже не ерети­ческая, ибо она верует в того же самого бога и Иисуса Христа, служит им правильным культом, имеет таинства и святыни, хотя и отличающиеся по внешности от старо­обрядческих. Ее грех не в обрядовых различиях, а в от­ношении ее к старообрядцам. Никон изменил древнецерковные предания, освященные именами патриархов Иова, Гермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа, и насильствен­но заставлял служить новым чином; собор же 1667 г. за­крепил его дело, произнеся клятву и анафему на святое имя Иисуса и двуперстное сложение, и с тех пор офици­альная церковь не перестает мучить и гнать старообряд­цев, не виновных ни в какой ереси, а только в преданно­сти старым обрядам. В этом-то и заключается «важная и богословная вина» отделения старообрядческой церкви от синодальной. Антихрист же, вспоминает опять «Окру­жное послание», еще не пришел, а когда придет, то, по писанию, будет из рода еврейского, из колена Данова, ро­дится от блуда; о дне и часе его пришествия, страшного суда и кончины мира никто не знает, кроме самого Иисуса Христа. Таким образом, «Окружное послание» твердо и решительно определяло вероисповедную и социальную по­зицию поповщинской церкви. Феодальной церкви буржу­азная церковь говорила, что, пока феодальное государ­ство борется с буржуазией, между обеими церквами не может быть примирения. Эксплуатируемой массе она ука­зывала, наоборот, на вершину враждебной ей пирамиды и учила почитать ее и бояться ее. Так фарисейская бур­жуазия общины второго храма, с брезгливостью сторо­нившаяся языческого Рима, говорила стонавшему под нею гам гаарецу (народу земли): «Молись о благополучии правительства; ибо если бы не страх перед ним, то один другого пожрал бы живьем».
Однако «Окружное послание» не сразу достигло цели; вместо того оно сначала внесло в старообрядческую цер­ковь жестокие раздоры, продолжавшиеся почти в течение трех десятилетий. В борьбе, разгоревшейся вокруг «Ок­ружного послания», сказались двоякого рода противо­положности: двойственность социального состава попов­щинской церкви и соперничество гуслицкого капитала с московским. Для серой массы, эксплуатировавшейся бур­жуазными верхами поповщины, все еще не потеряли значения мотивы антихристологии: императорское правительство, которое объявлялось в «Окружном послании» богохранимым и богоустановленным, по-прежнему было для нее Левиафаном, хуже всякого антихриста. Эта не­примиримая позиция была выдвинута прежде всего ни­зами клинцовских и гуслицких раскольников. Протест последних был сейчас же использован гуслицкими капи­талистами, понявшими, какую огромную выгоду они мо­гут для себя извлечь из зарождающейся смуты, если пра­вильно учтут ее значение. Гуслицкие капиталисты и яви­лись руководителями долгой и жестокой борьбы против «Окружного послания» и вместе с тем против московских капиталистов. Как раз в это время первый московский епископ, Софроний, был низложен с кафедры за разные неблаговидные поступки; он сейчас же перешел на сторо­ну гуслицких раздорников и отправился на Волгу, по­всюду заявляя, что московский духовный совет предал древлеправославную веру греко-российской церкви. Эти заявления были приняты сочувственно в некоторых об­щинах Поволжья, кроме более крупных; в 1864 г. Софронием было сформулировано в противовес «Окружному посланию» учение раздорников, резюмирующее отличие старообрядческой церкви от синодской. Синодская и рас­кольничья церкви расходятся не только в способе написа­ния имени одного и того же господа, но под разными именами чтут и разных богов: подлинный бог - Исус Христос; Иисус же, которого чтит никонианская церковь, есть антихрист, родившийся от той же девы Марии спу­стя восемь лет после Исуса. Этот своеобразный домы­сел, изобретенный еще в XVII в. каким-то фанатиком-полемистом, в XIX в. уже не мог импонировать верхам старообрядчества, но последние прекрасно понимали, что учение Софрония вполне в духе тех «тетрадок», ко­торые так хорошо были известны старообрядческой мас­се и пользовались в ее среде прочным и старинным ав­торитетом. Поэтому московские старообрядческие ка­питалисты попробовали замять дело, боясь, как бы спор из-за «Окружного послания» не разрушил с таким тру­дом налаженную организацию. Духовным советом в от­вет на все возражения и недоразумения было издано по­становление, которое, не касаясь учения, изложенного в «Окружном послании», объявляло его не обязатель­ным для руководства. Однако эта полумера не достигла цели; противоокружники, или «раздорники», как их прозвали окружники, ставили необходимым условием примирения официальное осуждение «Окружного послания». На это окружники никогда не могли согласиться, и началась внутренняя смута в поповщине. Вращаясь видимым образом вокруг «Окружного послания», смута.. в сущности, была сложною борьбою различных социаль­ных групп в поповщине: командующих верхов и эксплу­атируемой массы, с одной стороны, и различных групп среди командующих верхов, с другой стороны; в нее вмешался и вновь созданный епископат, пытавшийся поставить «духовный меч» выше «светского».
Силы количественно и качественно не были равны с самого начала. За «Окружное послание» выступила са­мая влиятельная и авторитетная часть поповщины, гро­мадное большинство влиятельных городских общин. Мос­ковская община во главе с Морозовым, Бутиковым, Цар­ским, Свешниковым, Лазаревым и другими стала почти вся целиком на сторону «Окружного послания». К ней присоединились общества Одессы, Кишинева, Новочер­касска, Кременчуга, Петербурга, Воронежа, Казани, Нижнего, Самары, Саратова, Тулы, Боровска, Хотина. Против послания целиком были Гуслицы и Клинцы, где фабрикантам приходилось считаться с противоокружническим настроением рабочих, а также некоторые общины Поволжья. Прочие общины держались нейтрально, но яс­но было, что в конце концов они подчинятся Москве. То обстоятельство, что борьба затянулась и с самого начала пошла даже удачно для раздорников, объясняется совпа­дением ее с борьбою московской общины или, вернее, ее руководителей против белокриницкого митрополита Ки­рилла.
Белая Криница была нужна руководителям поповщи­ны только до тех пор, пока не были поставлены первые епископы для России. Как только это было достигнуто, роль Белой Криницы в глазах московских руководителей поповщины была сыграна. Дальнейшая связь с нею соз­давала, по мнению рогожцев, своего рода раскольничий Рим, белокриницкого «папу», которому Рогожа должна платить дань и слушать его «буллы», Это было и невы­годно, и опасно, и, что всего важнее, ограничивало самым существенным образом влияние руководителей поповщи­ны из мирян. Дело еще обострялось тем, что сменивший Амвросия Кирилл был полуграмотный монах, грубый и невежественный, стремившийся к роли ничем не ограни­ченного распорядителя делами поповщинской церкви, но в то же время легко поддававшийся всяким влияниям и даже подкупу. Легко себе представить, как хотелось мос­ковским руководителям поповщины скорее избавиться от такого владыки. Случай сделал так, что им пришлось разорвать с ним сразу и круто. В 1863 г. тотчас после из­дания «Окружного послания» Кирилл приехал в Москву для суда над проворовавшимся Софронием. Приезд его не остался тайной для правительства, и дело грозило принять самый неблагоприятный оборот, вплоть до дип­ломатического конфликта с Австрией. Московская общи­на поспешила поэтому от Кирилла избавиться и восполь­зовалась его деспотическим поведением в Москве, кото­рым он возбудил против себя и мирян и епископов. Он не согласился на замещение московской кафедры Анто­нием Владимирским, как того хотели в Москве, и назна­чил временным заместителем Софрония саратовского епископа Афанасия; затем он вмешался в поставление причетников и священников и рукоположил в епископы некоего архимандрита Сергия, который не раз попадался в воровстве и мошенничестве, который, будучи арестован однажды русскими властями, признал даже себя право­славным, наконец, был изгнан из монастыря и лишен сана за распутную жизнь. Московский духовный совет в очень резких выражениях перечислил Кириллу все эти его дея­ния и пригрозил ему судом епископов, а когда Кирилл в ответ прислал грамоту, написанную в самом резком и по­велительном тоне, Московский духовный совет по прика­зу рогожских тузов указал ему путь из Москвы в таких характерных выражениях: «Не отягощая более вашим здесь беспотребным и даже опасным для мирных христи­ан сей столицы пребыванием, сейчас же выезжайте. Из­гнанный митрополит со священнокорчемниками (!) Сер­гием и Филаретом, отправляйтесь в Белую Криницу... Наконец, решительно вам подтверждаем, что со времени здешнего вам нашего отзыва, никакие ваши распоряже­ния, ни письменные, ни словесные, в непринадлежащей вам области вопреки церковных правил учиненные, нами приняты отнюдь не будут. Аще же вы, после сего оконча­тельного извещения, не явясь лично в собор епископский для принесения покаяния в ваших незаконных поступках, по свойственному вам буйству (!), будете присылать ка­кие-либо папские буллы (!), то оные обращены будут не распечатанными». Казалось, разрыв был полный. Ки­рилл, рассерженный и опозоренный, уехал из Москвы. Поле сражения осталось за московским духовным советом; он не принял на московскую кафедру Афанасия, а поставил Антония. Но дело было не так просто. В руках Кирилла осталось страшное оружие: проклятие «Окруж­ного послания» и всех его приемлющих.
Кирилл вовсе не хотел остаться только белокриницким митрополитом. Это был совершенно беспринципный, но крайне корыстолюбивый человек; получая огромные доходы из России, он готов был пойти на что угодно, что­бы только сохранить за собою хотя бы номинальную власть над русским старообрядчеством. Это очень хоро­шо поняла партия раздорников; и, как только Кирилл, рассорившись с московскими верхами, уехал в Белую Криницу, она вступила с ним в сношения. Раздорникам удалось сразу поправить дела Кирилла и вместе с тем до­биться осуждения «Окружного послания». В Белой Кри­нице в июне 1863 г. был созван собор из заграничных ар­хиереев и с участием пресловутого Сергия, который был назначен Кириллом в ожидании победы на тульскую ка­федру. На соборе было постановлено подтвердить унич­тожение «Окружного послания», отдавать под суд всех епископов, которые будут стоять за сохранение «Окруж­ного послания», и, наконец, утвердить все постановления Кирилла в бытность его в Москве. Под этим определени­ем удалось достать подпись сидевшего в тюрьме в Цилле митрополита Амвросия. Это придавало определению обязательную силу и в глазах окружников, не ссорив­шихся с основателем белокриницкой иерархии. Прослы­шав о событиях в Белой Кринице, окружники смягчили тон и послали Кириллу грамоту, в которой, умалчивая обо всем происходившем в Москве, просили его утвердить постановления московского духовного совета, принятые после отъезда Кирилла, в том числе и поставление на мо­сковскую кафедру Антония.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77