Свенсон отвернулся. От запаха горящих волос его чуть не вывернуло наизнанку. Аспич ухватил его за плечо и толкнул в обратном направлении – к Граббе. Свенсон шел, смутно ощущая, что сзади плетется Фелпс. По крайней мере, Элоизы здесь не было.
* * *
Когда они снова проходили мимо мисс Пул с ее подопечными, он увидел, что она теперь раздает книги – эти были в красном, а не черном кожаном переплете, – шепча что-то каждому в отдельности. Он решил, что это какой-то новый код и ключ к новым посланиям. Она заметила его взгляд и улыбнулась. По бокам мисс Пул были те самые мужчина и женщина, в чье купе он вошел вначале. Он с трудом узнал их. Хотя их одежды и изменились (он был весь покрыт грязью и сажей, а их одеяния заметно помяты), главное было в том, что преобразились их лица. Если раньше они смотрели напряженно и подозрительно, то теперь Свенсон увидел в их манерах легкость и уверенность, они словно бы стали совершенно другими людьми. Они даже кивнули ему, весело улыбаясь. Он не мог понять, кто они такие, кого предали и что нашли в стеклянной книге, так их изменившее.
Свенсон пытался разобраться во всем этом, заставить работать свой уставший мозг. Он должен был бы делать одно умозаключение за другим, но в нынешнем своем отупевшем состоянии ничего не мог сообразить. В чем состояла разница между стеклянной книгой и Процессом? Книга явно могла убивать, хотя это и происходило довольно непредсказуемо. Она вызывала жестокую токсическую реакцию, но доктор сомневался, что смерти были намеренными или запланированными. Но как воздействовала книга? Элоиза говорила, что словно провалилась в нее, говорила о видениях. Он вспомнил непреодолимо влекущую природу карточек синего стекла, а потом экстраполировал это на ощущения, связанные с книгой. Он чувствовал, что подошел совсем близко к отгадке… Система письма… ведь книга должна быть написана на каком-то языке, мысли должны быть зафиксированы… может быть, именно этим они и занимались? Он вспомнил рассказ Чаня об институте, о том, как человек уронил книгу в процессе ее изготовления… тот самый человек, который потом оказался в кухне у Граббе. В чем была разница между использованием человека для создания книги, а потом книги для создания этих людей? Или с ними происходило то же самое, что с мухой, попавшей в паутину? А что такое Процесс? Он чувствовал, это было какое-то простое преобразование – химический процесс, использующий свойство обогащенной синей глины (синяя глина каким-то образом превращалась в стекло), чтобы воздействовать на характер личности: понизить сопротивляемость и повысить преданность. Может быть, он просто уничтожал нравственные запреты? Или кодировал их? Он подумал о том, чего может добиться в жизни человек, не страдающий угрызениями совести. А если сотня таких людей объединятся, если их число будет расти день ото дня? Свенсон протер глаза на ходу – он снова запутался, вернувшись к первому вопросу: в чем разница между Процессом и книгой? Он повернул голову к мисс Пул и ее маленькому классу среди гор шлака. Ему пришло в голову, что все дело тут в направлении. Во время Процесса энергия направляется в субъект, стирая моральные запреты и заставляя его служить делу. Если же речь шла о стеклянной книге, то в этом случае энергия выкачивалась из субъекта вместе с конкретными воспоминаниями (а может быть, память и есть вид энергии?). В этом-то и состоял шантаж: тайны, которые вынуждены были рассказывать о своих хозяевах эти несчастные, становились тайнами в книге мисс Пул, и эта книга – как и карточки – позволяла любому пережить заново те постыдные эпизоды. Эти люди попадали в полную власть и зависимость от клики.
Понимание постепенно приходило к нему – книги были инструментами и могли, как любые другие книги, использоваться в самых разных целях в зависимости от их содержания. Более того, не исключалось, что книги создавались разными способами для достижения различных целей, некоторые заполнялись целиком, в других оставались пустые страницы. Ему на память пришли яркие, возбуждающие картины Оскара Файляндта – композиции, откровенно изображающие Процесс, обратная сторона каждого холста исписана магическими символами. Неужели картины этого художника лежали и в основе этих книг? Если бы только он все еще был жив! Возможно ли, что граф – явно главный специалист среди заговорщиков по этой извращенной науке – похитил секреты Файляндта, а потом организовал его убийство? Размышляя о книгах и их целях, Свенсон вдруг подумал – а не хотел ли д'Орканц создать «книгу Анжелики», книгу многочисленных приключений этой служанки сладострастия? Такая книга стала бы действенным средством привлечения сторонников, которые смогли бы во всех подробностях пережить тысячи ночей в борделе, не выходя за пределы своей комнаты. Но то был бы всего лишь один пример. Впечатления могли быть самыми разными. В одну из таких книг можно было бы включить воспоминания о путешествиях и потрясениях, пережитых тем или иным человеком, а воспринимать их на чувственном уровне мог бы любой. Какие роскошные пиры! Какие количества вина! Какие сражения, ласки, какие остроумные разговоры! Нет, конца этому не будет, как не было конца людям, которые пожелают заплатить за это любые деньги.
Он посмотрел на мисс Пул и улыбающуюся пару. Что их изменило? Что убило других, но оставило в живых этих двоих? Если бы он смог это понять! Если бы ему удалось найти способ раскрыть эту тайну! Он видел, как на его глазах превращаются в пепел важнейшие улики – по этим сгорающим телам можно было бы установить, кем были эти люди, что стало причиной их смерти. Свенсон задохнулся от злости. Может, он уже знал достаточно? Их кожа была насыщена синевой – этого не случилось с теми, кто выжил. Он подумал об этой парочке, сменившей подозрительность на открытое дружелюбие. Свенсон споткнулся – его внезапно осенило. Аспич ухватил его за плечо и толкнул вперед.
– Шагай! Скоро отдохнешь!
Доктор Свенсон почти не слышал его. Он вспомнил Элоизу – она говорила, что не помнит, о каких скандалах, связанных с Траппингами или Генри Ксонком, может быть, успела им рассказать. Говорила она об этом так, будто и скрывать-то особо было нечего… но Свенсон знал, что воспоминания были взяты у нее, так же как были взяты у этой продажной молодой пары, чтобы внести их в книгу. А те, кто умер… Что там граф д'Орканц говорил об Анжелике? Что энергия, «к сожалению», пошла не в том направлении. Видимо, то же самое случилось и здесь… Энергия книги, вероятно, проникала глубже в тех, кто умирал, оставляя на них свою печать в виде полного обезвоживания. Но почему с одними так, а с другими иначе? Он посмотрел на улыбающихся людей вокруг мисс Пул. Никто из них не помнил точно, какие тайны открыл. Может быть, они вообще не знали, зачем находятся здесь? Он покачал головой, восхищаясь красотой замысла, – каждый из них мог безопасно вернуться к своей прежней жизни, не ведая ничего о том, что с ним случилось, помня только о поездке за город и нескольких необычных смертях. Да и кто вспомнит про убитых?
На мгновение мысли Свенсона обратились к Корине. Воспоминания о ней сохранялись только в его сердце, и он ощутил приступ гнева. Вина в гибели Старка лежала на нем, но он воспринял слова этого простака Аспича (почему люди неизменно сводят огромную сложность мира к каким-то простейшим формулам – империя недоумков?) как напоминание о том, кто его истинные враги. Он не был Чанем (не находил удовольствия в убийстве и убивал не слишком эффективно, чтобы сохранить свою жизнь), он был Абеляром Свенсоном. Он знал, чем занимаются эти негодяи и кто из них правит бал: над ним на площадке стояли Гаральд Граббе и герцог Сталмерский. Если он убьет их, то Лоренц, Аспич и мисс Пул не будут иметь значения – все то зло, что они смогут принести в этот мир, будет ограничено их заурядными способностями, и они, безусловно, вернутся к тому существованию, которое было их уделом до того, как они познали искупление Процессом. Тайной владели только организаторы заговора – двое этих людей на площадке, а с ними д'Орканц, ди Лакер-Сфорца и Ксонк. А Роберт Вандаарифф? Он, видимо, главарь. Доктор Свенсон внезапно понял, что, даже если ему удастся уйти живым, он не встретит на вокзале Строппинг ни Чаня, ни мисс Темпл, потому что они либо мертвы, либо находятся в Харшморте.
А на что мог надеяться он? Аспич был высок, силен, вооружен и коварен, возможно, он мог бы кое в чем поспорить даже с Чанем. У доктора Свенсона не было ни оружия, ни сил. Он повернулся и посмотрел на печь. Лоренц шел к ним, стаскивая на ходу перчатки. Наверху Граббе и герцог беседовали о чем-то вполголоса, вернее, говорил Граббе, а герцог кивал, соглашаясь с услышанным, лицо его было холодным и непроницаемым. Свенсон насчитал пятнадцать деревянных ступенек, отделявших их от дна карьера. Если бы ему удалось преодолеть их, опередить Аспича… Граббе опять своей грудью закрыл бы герцога… Свенсон подумал о своих карманах – не было ли там какого-то оружия? Он нахмурился – огрызок карандаша, портсигар, стеклянная карточка… может быть, карточка, если взять ее так, чтобы воспользоваться острым краем как оружием и перерезать горло Граббе, а потом взять в заложники герцога, вытащить его каким-то образом наверх… Есть ли наверху экипаж? Тогда можно было бы добраться до станции или даже до города. Лоренц приближался к ним. Момент был самый подходящий. Он небрежно засунул руку в карман и, нащупав карточку, подготовился к броску.
– Полковник Аспич, – раздался голос Лоренца, – мы почти…
Аспич со всей силы обрушил кулак на голову Свенсона, отчего тот свалился на колени. Череп у него разламывался от боли, желудок выворачивался, он ощущал вкус рвоты во рту, глаза наполнились слезами. Где-то далеко у себя за спиной он услышал тоненький смех Лоренца, а потом злобный шепот Аспича рядом с его ухом:
– И думать об этом не смей!
Свенсон знал, что, скорее всего, умрет, но еще он знал, что если не встанет с колен, то упустит тот крохотный шанс, который у него еще оставался. Он сплюнул, вытер рот рукавом, с удивлением отметив, что все еще держит синюю карточку в руке. С большим трудом оперся он другой рукой о слякотную глину и поднялся на одно колено. Пошатываясь, он начал вставать, потом почувствовал, как Аспич ухватил воротник его пальто и рывком поднял на ноги. Когда Аспич отпустил его, ноги Свенсона подогнулись, и он чуть не упал снова. Он опять услышал смех Лоренца, а потом голос Граббе сверху:
– Доктор Свенсон, появились у вас какие-нибудь соображения о том, где находятся ваши друзья?
– Мне сказали, что они мертвы, – отозвался он хриплым и слабым голосом.
– Очень может быть, – ответил Граббе. – Извините, что заняли столько вашего времени.
Он услышал, как у него за спиной полковник Аспич вытащил саблю из ножен. Он должен повернуться к нему лицом. Он должен ухватить карточку покрепче и вонзить ее полковнику в горло… Он не мог повернуться. Он мог только поднять взгляд на Граббе, который с довольным выражением опирался на перила площадки. Свенсон показал на стены карьера, обращаясь к заместителю министра:
– Макленбург.
– Что-что?
– Макленбург. Этот карьер. Я понял, что вас интересует. Синяя глина. Здешнее месторождение невелико. А в Макленбургских горах полно синей глины. Если вы будете контролировать макленбургского герцога, то вашей власти не будет предела… в этом ваш план?
– План, доктор Свенсон? Боюсь, но это уже не план, а реальность. Сейчас мы уже обдумываем, как воспользоваться той властью, которую нам удалось получить. С помощью таких мудрых людей, как присутствующий здесь герцог…
Свенсон плюнул. Граббе замолчал на полуслове.
– Как вульгарно!
– Вы оскорбили мою страну, – сказал Свенсон. – Вы оскорбили эту страну. Вы заплатите за все, вы самоуверенные…
Граббе посмотрел мимо Свенсона на полковника Аспича:
– Убейте его.
* * *
Выстрел застал его врасплох, потому что он ожидал удара саблей… и прошло еще мгновение, прежде чем он понял, что пуля предназначалась не ему. Он услышал крик (и снова удивился – тому, что крик этот вырвался не из его рта) и увидел, как герцог Сталмерский пошатнулся и осел на перила, ухватившись за правое плечо – оно явно было пробито, между длинными белыми пальцами, прижатыми к ране, хлестала кровь. Граббе развернулся, рот его судорожно дергался, а герцог тем временем упал на колени, голова его попала между планками перил. Над ними, на лестнице, сжимая обеими руками дымящийся револьвер, стояла Элоиза.
– Черт вас побери, мадам! – закричал Граббе. – Вы знаете, в кого вы стреляли? Это тягчайшее преступление! Это предательство!
Она выстрелила еще раз, и теперь Свенсон увидел, что пуля попала в грудь герцога, откуда брызнул фонтан густой крови. Рот Свенсона открылся от удивления – и стрельба, и мучительная агония были полной неожиданностью. Герцог упал на площадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132