Может быть, Река найдет ответ, когда Гхэ выберется отсюда и парализующее действие храма прекратится.
Наконец зал мертвых кончился крутыми ступенями, поднимающимися из дымной воды, и Гхэ осторожно начал карабкаться по ним. Теперь он уже слышал рев Реки, а не просто чувствовал ее близость, и наконец увидел мощную струю, когда вышел в огромный зал, залитый неярким сиянием. Как ни слаб был этот свет, стены и высокий потолок отражали его и слепили глаза: каждая поверхность в помещении была из полированного зеркального стекла. Появление Гхэ в зале породило миллион мигающих глаз: в каждой грани возникло его отражение.
Но главным, что отражалось во всех бесчисленных зеркалах, была вода. Сплошная водная колонна вздымалась из пола и уходила в потолок, и Гхэ знал, что она пронизывает все этажи храма, пока не достигнет вершины и не хлынет по четырем его сторонам, подобно тому как текут воды из четырех углов мира. Помимо воли он благоговейно смотрел на это чудо. Струя воды казалась колонной из черного янтаря и серебра; не было ни брызг, ни водяной пыли; каждая капля попадала туда, куда была направлена, – все выше и выше, словно кровь, которую сердце гонит по артерии…
– Кто здесь? – раздался голос, но Гхэ не видел, откуда он исходит. Он напряг мускулы, готовый прыгнуть в любую сторону, но прошла долгая минута, а он по-прежнему никого не видел, хотя снова и снова оглядывал зал. Голос был высокий – голос жреца. Медленно и очень осторожно Гхэ двинулся влево вокруг водной колонны, пока наконец не увидел говорившего. Это был мальчик лет тринадцати, может быть, чуть моложе или чуть старше, облаченный в черную мантию, с обритой головой. В вялой руке он держал золотую цепь, конец которой охватывал какой-то туманный контур, колеблющееся неясное пятно.
– Кто здесь? – повторил жрец. Гхэ поджал губы, размышляя, что предпринять: немедленно нанести удар или повременить и посмотреть, не удастся ли что-нибудь узнать у жреца. Довольно неохотно он решил именно так и поступить: это даст ему возможность преодолеть разделяющее их пространство, и к тому же наверняка здесь таится больше, чем видно на первый взгляд. Гхэ ступал очень осторожно, щупая ногой пол, прежде чем сделать шаг, – его могли ожидать ловушки, он слышал множество рассказов о том, как жрецы охраняют свои сокровища. Создание всяких хитрых устройств было обязанностью джиков, а когда дело доходило до смерти, джики были изобретательны.
– Я никто, – тихо ответил Гхэ. – Всего лишь мышка, пробежавшая в углу. Я не причиню тебе зла.
Мальчик, казалось, нашел его слова забавными и уселся на краю возвышения, на котором стоял. Гхэ видел теперь все более отчетливо, мог разглядеть предметы, лежащие на возвышении: оружие, книги, несколько раскрашенных черепов, ларцы и коробки. Там же находился источник света: кованая лампа, бросающая неяркие ровные лучи, словно рожденные чем-то иным, нежели пламя. Может быть, как и все здесь, это был лишь призрак огня.
– Садись и располагайся поудобнее, – пригласил мальчик. – Нечасто мне доводится с кем-нибудь беседовать, а у тебя, должно быть, есть вопросы, раз уж ты пришел сюда.
– У меня есть вопросы, – согласился Гхэ. – Но мне не хотелось бы обременять ими тебя.
– Беседа совсем мне не в тягость, – возразил жрец, а Гхэ тем временем внимательно присматривался к тому, что лежало, скорчившись, у ног мальчика. Темная фигура озадачила Гхэ, она никак не принимала узнаваемой формы. Выговор жреца был очень архаичен; это был почти незнакомый язык, и Гхэ пришлось напрягаться, чтобы понять его. Он подошел поближе, раз уж его пригласили.
Когда он оказался в десяти шагах от возвышения, мальчик поднял руку.
– Лучше не приближайся более, – сказал он. – Да будет тебе ведомо: моя собака кусается.
Гхэ согласно кивнул, но не сел, как было предложено, а остался стоять, чтобы быть готовым мгновенно отразить нападение.
– Ты пришел через склеп, не так ли? – заметил мальчик. – Я не ошибся?
Гхэ не видел необходимости отрицать это и снова кивнул.
– Возвести мне, как к тебе обращаться. Настоящее свое имя ты можешь мне не открывать.
– Называй меня Йэном, – ответил Гхэ, лишь с опозданием сообразив, что это имя может быть известно жрецу.
– Не лишен ли ты зрения, Йэн? Я чувствую в тебе слепоту.
– Да, я слеп. – Гхэ заметил, что и сам мальчик был незрячим; покрытые бельмами глаза смотрели в пустоту. Если жрец счел его слепым – возможно, почуяв в нем присутствие призрака-раба, – зачем спорить?
– Так и должно быть. Говорят, лишь слепец может проникнуть сюда.
– Почему?
– Так сотворил мой отец, – ответил мальчик, улыбнувшись.
– Твой отец, бог-Река?
Жрец фыркнул:
– Разве не ведаешь ты, куда пришел? Нет, мой отец не бог-Река. Совсем не он.
– Ты охраняешь этот зал?
– Разве не стремишься ты утолить любопытство? Тебе надлежит узнать про моего отца.
– Я не хотел быть грубым.
– Явиться без приглашения – всегда грубость, но пусть это тебя не смущает. Я смотритель этого места и как таковой, можно сказать, его охраняю.
– Что же именно ты охраняешь? – спросил Гхэ, разглядывая сокровища за спиной у жреца, но продолжая играть роль слепца.
– Безделушки, пустяки. Но главное – это место, как я сказал.
– И от кого же ты его охраняешь?
– От тебя, думается мне.
– Мне здесь ничего не нужно, – солгал Гхэ.
– Конечно. Наверное, ты просто не туда забрел. Эту ошибку совершают многие, – с насмешкой ответил мальчик.
– Мне просто было интересно, вот и все.
– Брось. – В голосе жреца впервые прозвучал гнев. – Лучше признайся, зачем ты явился. Ведь для меня не важно, что ты говоришь, – я и беседую-то с тобой лишь от скуки.
«Не важно, что ты говоришь». Гхэ уловил угрозу в этих словах. Может быть, мальчик стремится просто выиграть время, пока прибегут другие жрецы? Но Гхэ не слышал сигнала тревоги, не чувствовал перемещения сил. Хотя он видел как сквозь туман, иногда Гхэ удавалось разглядеть душевные нити жреца, толстые и странные; мальчик казался вполне уверенным в себе и не нуждающимся в помощи. И еще эта тень у его ног, в которой бьется злобная сила… Если бы удалось пожрать их обоих, а еще лучше захватить, какие тайны смог бы Гхэ узнать!
– Ну хорошо, – пошел он на попятную, – я пришел сюда, чтобы узнать тайну храма, узнать, что удерживает бога-Реку, делает его беспомощным.
– Нашел ли ты ответ на свой вопрос?
– Нет. Храм был упомянут в одной книге, которую мне прочли, но теперь, оказавшись здесь, я знаю не больше, чем раньше.
– Тогда тебе повезло, что ты повстречал меня. Я многое знаю об этом месте.
Гхэ на секунду заколебался, но все-таки продолжил:
– В той книге говорилось о горе, далеко отсюда.
– Шеленге, истоке Изменчивого.
– Изменчивого?
– Это другое имя Реки. Да, такая гора есть, она называется Шеленг. И ведомо ли тебе, какое отношение имеет она к храму?
– Храм построен так, чтобы напоминать эту гору, – ответил Гхэ, снова обратив внимание на то, как архаично звучит речь мальчика. Ни один жрец не говорил на столь древнем языке, кроме как читая заклинания, да и то с запинкой.
– Правильно. И ты хотел бы знать, почему?
– Да, конечно.
– Представь себе, – мальчик обхватил колено руками, откинулся назад и уставился незрячими глазами в потолок, – представь… Мог ли ты раньше видеть? Впрочем, конечно, мог: я это чувствую. Так вот представь, что в те дни, когда зрение у тебя еще было, ты оказался бы перед зеркалом. И позади тебя, в точности позади, было бы еще одно зеркало. Что бы ты увидел?
– Себя. Думаю, увидел бы бесконечное число своих отражений.
– Верно. Теперь представь, что ты глуп, как сойка или другая шумная безмозглая птица. Приходилось ли тебе видеть, как бьется птица в стекло, нападая на собственное отражение?
– Нет, но я могу это себе представить.
– По-настоящему глупая птица будет биться в стекло, пока не упадет обессиленная. Если же она окажется между двух зеркал, такой исход можно считать неизбежным.
– Ты хочешь сказать, что Река как раз и есть такая глупая птица? Что гора и этот храм и есть зеркала, стоящие друг напротив друга?
– Ну, я просто рассказываю тебе притчу. Думаю, что истина гораздо сложнее. Река ведь течет и дальше мимо этого храма, и ниже по течению она снова разумна. Но в определенном смысле часть сознания бога-Реки оказывается обманута и начинает верить, что здесь его исток, его колыбель, что храм именно то, чего он ищет: его древний дом. Бог-Река не может видеть храм, потому что он путает его с горой, и для него расстояние между ними становится словно несуществующим.
Гхэ вспомнил свой сон, сон о собственной целостности давным-давно, когда Река была бесконечным кольцом и находила в этом успокоение. Он тогда думал, что возврат к древнему блаженному состоянию возможен, если он будет расти и расти… Но если часть его сознания обманута другим сном, сулящим возврат к совершенству…
– Значит, бог-Река чувствует, как вода протекает через этот храм…
– И считает, что это он сам и есть, изливающийся из своего истока. Подобное представление его смущает и запутывает, но природа заклинания такова, что он не осознает своей ошибки.
Гхэ кивнул:
– Да, должно быть, так. Но ведь ты рассказал мне еще не все.
– О, конечно. Тысячи древних песнопений – ты можешь назвать их колыбельными – собраны здесь, и с течением времени они ложатся одна на другую, набирают силу. И тысячи курильниц изливают усыпляющий дым, а жрецы созданы так, что Река не может их видеть. Однако все это детали, украшения, позолота. Самое основное – то, о чем я тебе рассказал раньше.
– И все это сотворил Черный Жрец? Мальчик засмеялся.
– Черный Жрец очень ленив, но умеет заставить трудиться других. Ты теперь его тут не увидишь, всю нудную работу он свалил на нас. Думаю, что он наметил план, но предоставил жрецам уточнять детали. То, что ты видишь здесь, в большей мере мое создание, чем его.
Гхэ прищурился. Лжет жрец или нет? С виду он всего лишь мальчик, но Гхэ уже догадывался, что все на самом деле не так.
– Ты – сын Черного Жреца?
– Его бастард, да. Ты же это знаешь.
– Теперь знаю, конечно. Значит, ты здесь уже долгое время.
– У тебя прелестный талант к преуменьшению.
Гхэ только сейчас заметил, что по мере того, как они беседовали, странный язык, на котором говорил жрец, постепенно менялся, и теперь у него появились мягкие интонации родного Гхэ выговора. Это оказалось почему-то гораздо более пугающим, чем прежние древние, известные лишь по заклинаниям слова.
– Ты здесь со времен Первой династии? Мальчик пожал плечами.
– Я время от времени засыпаю. Я спал, когда ты явился, но этот мой зверек разбудил меня. – Он игриво подергал золотую цепь, и темнота на ее конце всколыхнулась.
Гхэ не стал спрашивать о том, кого жрец держал на цепи, помня, что ему следует притворяться слепым; не спросил он ничего и о книгах, оружии и черепах, лежащих на возвышении.
– Все ли свои вопросы ты задал?
– Я не знаю, о чем еще спрашивать.
– Может быть, ты хотел бы поговорить с кем-нибудь еще?
– С кем-нибудь еще?
– Ну да. С одним из моих компаньонов, например. Гхэ осторожно оглядел зал. Других компаньонов, кроме «зверька» – что бы это ни было, – он не заметил.
– Я внимаю звуку льющейся воды, – ответил он обычной формулой: так ученик принимает мудрые наставления учителя, – и понял еще прежде, чем услышал лающий смех жреца, как нелепо прозвучали его слова.
– Ну что ж, с кем бы нам поговорить? – Мальчик встал, подошел к черепам и провел по гладкой поверхности одного из них рукой. – С Сутазнатой? С Нангенатой? Нет! Тебе наверняка захочется побеседовать с Ленгнатой. Вот. – Он взял один из черепов, вернулся на прежнее место и сел.
– Давай-ка, Ленгната, поговори со своим верным подданным Йэном.
Мальчик, должно быть, безумен, подумал Гхэ. Совершенно безумен.
– Ты издеваешься надо мной, – неожиданно услышал Гхэ собственный хриплый голос и схватился за горло. – Не мешай мне спать. У меня нет подданных, да и никогда не было, – продолжал говорить Гхэ, как ни старался удержать слова.
– Нет! Перестань! Заставь его прекратить! – крикнул Гхэ уже по собственной воле. Он ничего – никакой вторгшейся в него сущности – не ощущал; просто словно кто-то заставлял его говорить – вот и все.
Мальчик хихикнул, а Гхэ ответил сам себе:
– Убей его, если сможешь, а если нет – беги. Если ты подданный Шакунга… – Гхэ напрягся, изо всех сил стараясь заставить голос умолкнуть, но безуспешно: слова лились из его рта по-прежнему. Гхэ лишь краем сознания отметил, что при упоминании имени Шакунга мальчик-жрец чуть не вдвое сложился от смеха.
«Остановись! Прекрати!» – думал Гхэ, а Ленгната все продолжал безумно что-то бормотать его языком. В отчаянии Гхэ выставил щупальце силы, стараясь найти способ заставить голос умолкнуть, убить говорящего. Щупальце протянулось внутрь черепа, обнаружило там призрачный узел светящихся нитей и судорожно вцепилось в него. Гхэ мысленно сжал нити в кулаке и рванул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80