Перкар смотрел, как Нгангата седлает своего коня, потом вывел собственного скакуна из стойла.
– Удастся ли нам выиграть, Нгангата? Сможем ли мы победить Изменчивого?
Нгангата издал странный тихий смешок:
– Конечно. Почему бы и нет?
Перкар уныло улыбнулся в ответ:
– Действительно, почему бы и нет?
Они вместе выехали за ворота и присоединились к отряду воинов.
Перкар гадал, знают ли родичи «Шедду», кто на самом деле их предводитель, но потом решил, что это не имеет значения. Воины производили впечатление храбрецов, были хорошо вооружены и казались готовыми на все. Их было тридцать человек, плюс шестеро путников. Заметит ли их Владыка Леса и станет ли останавливать? Перкар знал по опыту, что против Охотницы и ее господина весь этот отряд – ничто. С другой стороны, их сопровождает Карак, хоть и не в собственном обличье. Перкару очень не хотелось признаваться в этом, но он испытывал огромное облегчение: раз во главе отряда бог, можно больше не беспокоиться, правильные ли решения принимает сам Перкар, по тому ли пути ведет спутников. Как в тот раз, когда он оказался пойман Рекой, от юноши не зависело, куда двигаться, – он мог только думать о том, что сделает, когда прибудет на место.
– Почему ты не отправился с нами с самого начала? – вслух спросил он Карака.
– Мне нужно было кое-чем заняться, да и меня бы заметили, – последовал ответ. Карак и не подумал объяснять, кто мог его заметить и какие дела требовали его внимания. – А сейчас мы на пороге моего дома, но даже теперь мне нужно сохранять личину. Не ожидай от меня прямой помощи. Я твой проводник, а не защитник, хотя чем ближе мы будем к Эрикверу, тем больше я смогу для вас сделать.
– Эрикверу?
– Истокам Изменчивого – тому месту на горе, откуда он течет, – ответил Карак и поскакал вперед, чтобы поговорить с одним из своих людей.
Перкар придержал Тьеша. Шерсть жеребца блестела, сам Перкар отмылся в бане, переоделся в чистую новую одежду, и во вьюке, который нес Свирепый Тигр, у него была теперь сверкающая стальная кольчуга. Юноша должен был бы чувствовать себя освеженным и довольным.
Но двумя днями раньше, рядом с Хизи, которая смешила его своими восклицаниями насчет горных красот, Перкар чувствовал себя во сто крат лучше. С некоторым изумлением он осознал, что был тогда счастлив. Как странно: счастье можно бывает узнать только тогда, когда оно безвозвратно уходит…
Солнце бросало золотые лучи на молодые зеленые листочки, на раскрывшиеся полевые цветы, но каждый миг лишь приближал Перкара к отчаянию и неотвратимой гибели.
Он попытался прогнать печаль, когда к нему подъехала Хизи, но это ему не удалось.
– Что с тобой? – спросила она. Перкар чуть не рассказал ей все; слова были готовы соскользнуть с его языка, но он все еще чувствовал себя словно оледенелым, и когда вместо ответа он только пожал плечами, Хизи замкнулась, спряталась в свою раковину, чтобы не позволить Перкару причинить боль.
– Ну что ж, – неловко протянула она, – я подъехала к тебе только потому, что должна кое-что сказать. – Ее глаза быстро скользнули по его лицу и вновь опустились. – Прошлой ночью я путешествовала. Я видела целую армию менгов, скачущую нам навстречу. Она гораздо больше этого отряда.
– Вот как? – Карак не показал ему менгское войско, хотя теперь, вспоминая разговор, Перкар понял, что тот намекал на подобное.
– Да. Кочевников ведет Мох. – Мох?
– Мох – гаан. Впрочем, нам следовало догадаться об этом. Я должна была заметить.
– Братец Конь говорит, что гааны могут скрывать свою природу, даже друг от друга.
– Да. И все же когда он явился мне во сне, на него напал кто-то, кого я никогда не видела, – кто-то, кому были послушны молнии… А на следующий день ты нашел раненого Мха. Я не подумала о такой очевидной связи!
Перкар беспомощно развел руками, не зная, что сказать. Мох – еще совсем мальчишка; кому придет в голову, что он – предводитель сотен менгских воинов? Хотя он все же старше Хизи и ненамного младше самого Перкара…
– С этим войском едет кое-кто еще. Кто-то совсем невозможный.
– Невозможный?
Перкар внимательно слушал, пока Хизи описывала свое видение, и когда понял, что она видела чудовище, погубившее богиню потока, ощутил такую тяжесть в груди, что подумал – выдержат ли ребра. Но тут Хизи объяснила, что представляет собой это чудовище, и Перкар вспомнил.
– Я отрубил ему голову напрочь, – ошеломленно прошептал он. – Напрочь.
– Это работа Реки, – уныло ответила Хизи. – Я больше не буду спорить с тобой, нужно ли нам стремиться к Шеленгу, Перкар. Я хочу, чтобы ты это знал. Тебе больше не нужно меня туда заманивать.
– Я никогда…
– Не лги, – ответила Хизи, и Перкар прочел в ее глазах не только раздражение, но и глубокое страдание. – Йэн обманывал меня, и вот теперь… теперь он снова преследует меня. Может быть, он никогда и не был человеком. Я поняла: когда один из вас приближается ко мне, держит за руку, целует, – это только потому, что нуждается в чем-то помимо меня. Может быть, если я проживу долго, я сумею понять, что тут за секрет. Но с меня хватит. Ты и я вместе закончим наше дело: убьем Реку или погибнем, пытаясь это совершить. Но я не доверяю тебе, Перкар, потому что знаю: ты мне лгал. Я уверена по крайней мере, что ты не поделился со мной тем, что рассказал тебе Чернобог. Так что помни: я участвую в походе не потому, что доверяю тебе, а потому, что это единственное, что мне остается. И я совсем не уверена, что ты мне так уж нравишься.
Перкар беспомощно выслушал отповедь, отчаянно желая оправдаться, но не в силах найти слова. Все сказанное Хизи было правдой – все, кроме вывода о том, что их недавняя близость была лишь уловкой с его стороны. Однако Перкар понимал, что все выглядит именно так, да и сил на то, чтобы спорить, у него не оставалось. Если ей хочется считать его притворщиком, что ж, это лишь облегчит дело, если они окажутся в тупике.
Так что вместо того, чтобы возразить, Перкар просто опустил голову, понимая, что Хизи воспримет это как знак своей правоты. И действительно, скоро она повернула лошадь и присоединилась к маленькой группе – Тзэму, Братцу Коню и Ю-Хану.
Через два дня отряд достиг сумрачного величественного Балата. Хизи испытывала благоговение перед деревьями, потому что хотя она и видела их во сне в Ноле, видение не передавало их мощи и потрясающей красоты. Некоторые достигали двух лошадиных тел в диаметре, и полог листьев над этими гигантскими колоннами казался зеленым витражом; редкие солнечные лучи, которым удавалось пробиться сквозь лиственный потолок, сверкали как алмазы на папоротниках и мхах, устилающих почву в лесу.
Благодаря колдовскому зрению Хизи замечала много существ, крадущихся по лесу на границе видимости: духов и богов сотни разновидностей. Балат был полон жизни, которой она не могла себе и представить. Несмотря на свою неприязнь к Охотнице, несмотря даже на угрозы той в свой адрес, Хизи начинала понимать, почему богиня так непреклонна в своем стремлении защитить все здесь живущее. Хизи поняла, что Нол и вся империя существуют на мертвой земле. Единственными существами, процветавшими там, оказались люди и порабощенные ими животные и растения, – а сами люди стали рабами Реки. Балат был таким, каким когда-то был весь мир, – живым. Те «чудовища», истреблением которых гордились ее предки, все еще сохранились здесь, и благодаря им мир дышал и жил.
Впрочем, надо отдать предкам справедливость: иногда мысль о том, чтобы избавиться от таких существ, как Чернобог и Охотница, казалась очень привлекательной.
Еще через пять дней отряд поднялся на вершину холма, и Хизи увидела Шеленг. Она с изумлением поняла, что видела его и раньше, но приняла просто за облако на горизонте: он был все еще так далек, что лишь смутно выделялся на фоне неба. Ничто, кроме тучи, не могло бы быть столь удаленным и в то же время так заполнять небеса. Однако когда солнечные лучи напоили смутный контур своей золотой кровью, он стал отчетливо виден, словно призрак, внезапно обретший жизнь и плоть. Гора, конечно, все еще оставалась тенью, но какой тенью! Правильный конус занимал всю западную часть горизонта. Поистине подобное место могло стать колыбелью богов, заставить склониться даже Реку!
За время путешествия Перкар все больше отдалялся от Хизи, и хотя девочка однажды поплакала об этом втайне от всех, потом она заставила свое сердце стать тверже. Она дала Перкару возможность опровергнуть обвинения, сказать ей, что она ошибается, что его чувства к ней – не просто обидная смесь гнева и долга. Он не воспользовался этим, а другого шанса причинить ей боль Хизи ему не даст.
К тому же по мере того, как гора становилась все огромнее, в той же пропорции росло и понимание чистого безумия их предприятия; однако помимо страха Хизи теперь испытывала и непонятное возбуждение. Когда-то она стояла на краю дворцовой крыши, обдумывая самоубийство. Теперь же она обдумывала убийство бога, бога своих отцов – собственного предка.
Эти чувства тревожили Хизи, заставляли искать возможность поделиться ими, и девочка, преодолевая смущение, направила коня туда, где в хвосте отряда ехал Братец Конь. Тот весело приветствовал ее, хотя со времени гибели Предсказателя Дождя его лицо обычно было печальным.
– Как дела, шижби? – спросил старик.
– Хорошо, – по-менгски ответила Хизи, соглашаясь тем самым с его прежним обращением к ней – «внучка». Братец Конь все понял и широко улыбнулся.
– Я никогда не оставлял надежды сделать из тебя менгскую девушку, – заметил он.
– Я тоже надеялась стать ею, – ответила она немного более резко, чем хотела. «Но менги мне не дали», – про себя закончила Хизи. Братец Конь понял, что она имела в виду, и между ними повисло неловкое молчание.
– Прости меня, – сказала Хизи, прежде чем тишина стала совсем невыносимой. – Ты был всегда добр ко мне, более добр, чем я могла бы ожидать.
– Я делал только то, что сделал бы любой старик для красивой молодой девушки.
Хизи покраснела.
– Ты очень…
– Это правда. Я как старый рыбак, который в последний раз сидит у озера. Мои ноги омывает прохладная вода, и в глубине души я знаю, что не принесу домой улова. Старики так много времени отдают мыслям об озере, о том темном пути, что ждет их… Возможность наслаждаться красотой становится такой драгоценной – дороже пищи, пива, близости с женщиной… А ты, девочка, сияюще прекрасна, – оценить такое может лишь тот, кому даровано колдовское зрение.
– Ты же не собираешься умирать, – прошептала Хизи.
– Конечно, собираюсь, – фыркнул Братец Конь. – Не сегодня – так завтра, не завтра – так послезавтра. Это не имеет значения, понимаешь? Тут ничего нельзя поделать. К тому же я умру в хорошей компании.
– Я беспокоюсь, что ты едешь с нами только потому, что видишь в этом свой долг.
– Какая разница? – пожал плечами старик.
– Дело в том… Мне так жаль… – Хизи в последний момент вспомнила, что считается невежливым произносить имя умершего, пока этим именем не нарекут младенца, – твоего племянника.
Взгляд Братца Коня затуманился.
– Он тоже был прекрасен, – ответил менг. – Красота утешает нас тем, что остается на свете, когда мы уходим. Когда же она уходит раньше нас – это трагедия. – Братец Конь отвернулся от Хизи, и она уловила подозрительную дрожь в его голосе, когда он заговорил с Хином, послушно бегущим рядом с лошадью. – Хин говорит, – хрипло пробормотал старик, – все дело в том, что мы с ним такие старые. Слишком многое уходит раньше нас.
Братец Конь погладил Хизи по голове своей жесткой рукой, и девочка заметила влагу на его щеках.
– Но с тобой этого не случится, – буркнул старик. – Уж об этом я позабочусь. – Он выпрямился в седле и прокашлялся. – Ну а теперь расскажи мне, что у тебя на душе.
– Ничего такого уж важного.
– Разве? Ты была молчалива, как черепаха, последние три дня, а теперь решила заговорить. Что тебя тревожит?
Хизи вздохнула и постаралась собраться с мыслями.
– Я все гадаю: что я должна чувствовать, раз собираюсь убить своего собственного предка. Это же самое настоящее убийство, даже хуже – отцеубийство.
Братец Конь странно посмотрел на девочку.
– Но ведь у тебя совсем другие чувства.
– Да… Может быть. Меня воспитали в преклонении перед богом-Рекой. И все-таки когда я вспоминаю своего двоюродного брата, Дьена, и других, кто оказался под Лестницей Тьмы… Я помню, как он заполонил меня, проник внутрь, и тогда у меня возникают совсем не дочерние чувства. Я желаю его смерти. В мире так много богов, отсутствия Реки никто и не заметит.
– Это не так, – возразил Братец Конь. – Отсутствие Изменчивого почувствуют все – но с радостью. Мир без него станет лучше. Ты боишься?
– Я боялась. Раньше. Теперь я чувствую только возбуждение.
Старик улыбнулся:
– Я тоже чувствовал это – во время своего первого набега. Только и видел, что трофей, которым я украшу свой ект. Я тогда боялся тоже, но не понимал этого – так переплелись чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80