Мягкие очертания долины совсем не напоминали той пропасти, что вырыл для себя Изменчивый: гребни холмов были совсем незаметны. Сам поток все еще не был виден, скрытый за порослью безлистных сейчас тополей и густой зеленью можжевельника. Но богиня была здесь; Перкар сразу же почувствовал ее присутствие. Он хлестнул Тьеша, пустив коня в галоп, но тут его окликнул Нгангата. Юноша почти с раздражением оглянулся на спутника, который показывал ему на чистый снег долины: по нему тянулась цепочка следов.
– Ты помирись пока с богиней, – предложил Нгангата, – а я, пожалуй, выясню, кто этот незнакомец.
– Нет, – резко ответил Перкар, – нет. Харка считает, что это опасно. Оставь незнакомца в покое, кем бы он ни был. Просто держи лук наготове и глаза открытыми. Мой разговор не будет долгим.
– Хорошо бы, – пробормотал Нгангата. – Мне не нравится, когда неизвестно, где враг.
– Откуда нам известно, что это враг? – рассудительно сказал Перкар. – Верно, Харка?
«Верно. Хотя это кто-то очень сильный и странный. И опасный, словно спящая змея».
Перкар кивнул – чтобы Нгангата понял: меч ответил.
– Все равно будь осторожен, – предупредил его полукровка. – Нам лучше спешиться и идти дальше пешком. Не стоит тебе сейчас ломать шею – чтобы выздороветь, потребуется не один день.
– Хорошо, – согласился Перкар, хоть ему и хотелось мчаться к потоку очертя голову.
«Каким же старым я выгляжу», – подумал Перкар, глядя на свое отражение в спокойной воде. Откинув капюшон, он видел теперь недавно появившиеся морщины, нестриженые волосы, тусклые серые глаза – а ведь когда-то он гордился их блеском и живостью. Перкар неожиданно обнаружил, что стал удивительно похож на своего отца; эта мысль снова вызвала такую острую тоску по дому, что у юноши закружилась голова. Выше по течению речки, много, много выше, лежали отцовские пастбища. Может быть, лист, проплывающий сейчас у ног Перкара, упал в воду как раз там… Слезы затуманили глаза юноши.
– Ты всегда так печален, – сказала богиня, поднимаясь из воды. – Всегда, всегда, с самого начала.
Она тоже казалась старше. Кожа богини все еще была белее снега на холмах, глаза все так же сияли янтарным блеском, но в черных как смоль волосах появились серебряные пряди, лицо, которое раньше было гладким мрамором, прочертили морщины. И все равно она оставалась самой прекрасной из женщин; при виде ее у Перкара перехватило дыхание.
– Богиня… – прошептал он.
– Та же, но и не та, – ответила она. – Ниже по течению я старше, у меня больше детей. Но я помню тебя, Перкар, помню твои объятия и поцелуи, твои глупые обещания.
Она вышла из воды, протянула руку и погладила тонким пальцем его по подбородку. Несмотря на ледяной ветер, ее рука была теплой. Обнаженное тело покрылось пупырышками, но это был единственный признак того, что ей холодно.
– Что с тобой сделали, милый мой? – спросила богиня, касаясь выпуклого шрама на шее Перкара – там, куда вонзилось копье. Ее рука скользнула по его груди, где под паркой шрамы змеились, словно толстые белые гусеницы.
– Я сам навлек это на себя, – пробормотал Перкар.
– Ради меня, – поправила его богиня.
– Да, по крайней мере я так думал.
Богиня обняла Перкара, хотя грубая парка, должно быть, царапала ее нежную кожу, и прижалась щекой к его щеке; тело ее было теплым, почти горячим.
– Я ведь пыталась остановить тебя, – напомнила она Перкару и отстранилась. Перкар стоял перед ней, не зная, что делать и что говорить. – Я пыталась остановить тебя, – повторила богиня.
Перкар с несчастным видом пожал плечами:
– Я тебя любил. И делал глупости.
Богиня кивнула:
– До меня дошли слухи, издалека, из-за гор. Он ведь поет о тебе, пожирая меня. Ты чувствуешь себя возмужалым, Перкар? Ты чувствуешь, что стал подходящей парой богине?
– Нет, – ответил Перкар тихо, но твердо. – Нет, ты была во всем права.
– Чего же ты хочешь от меня теперь? – Голос богини прозвучал резко. Вот такая она всегда и была: ласковая и жестокая, дарующая утешение и гневная – все разом.
– Я хочу одного: чтобы ты меня простила.
– Простила тебя? – Она повторила его слова, как будто не поняла их, как будто это были слова неизвестного ей языка.
– Простила мне то, что я убивал ради тебя. Простила мне… – Перкар искал подходящие слова, но, хоть он и обдумывал предстоящий разговор, сейчас они все куда-то делись.
– Простила тебя… – повторила богиня, медленно качая головой. – Люди так много всего совершали ради меня все эти годы, так много всяких глупостей. Знаешь, раньше я не пыталась остановить их – меня их глупости забавляли. Но кровь той девушки, в чьем обличье ты меня видишь… Ох, она спит иногда так долго, но все же временами я становлюсь почти человеком. Я чувствую грусть, чувствую стыд – совсем как ты, – хотя и ненавижу себя за это. И я чувствую любовь, Перкар. Ты можешь причинить мне боль. Я всегда боялась – ты пожертвуешь собой и увеличишь мою печаль. Как и случилось.
– Но я ведь жив, – сказал он ей. – Вот же я.
– Но ты так ужасно изувечен, – прошептала богиня, – весь в шрамах. Как же мне простить тебе это, как простить увечья моего милого Перкара? – Она встряхнула головой. – Бери все, что тебе надо, – сказала она наконец. – Если тебе нужно мое прощение, возьми его.
– Ты должна даровать его, мне кажется, – ответил Перкар.
Богиня широко раскинула руки, показывая и вверх, и вниз по течению потока, вытянувшись всем своим нагим телом.
– Здесь все, что у меня есть, – ответила она. – Вся я, все, что есть во мне, – твое. Если ты можешь найти во мне прощение – возьми его; я готова его тебе даровать. Но найти его для тебя я не могу.
Перкар кивнул, не зная, что сказать. Богиня долго задумчиво смотрела на него, прежде чем заговорить снова. Потом с легким вздохом она приблизилась и взяла юношу за руку; они вместе стали смотреть в воду.
– Кое-что найти для тебя я все же могу, – прошептала богиня. – То, что принесло мое течение из верховий.
– Что же это? – спросил Перкар с надеждой.
– Кое-что от соплеменников твоего отца. Смотри: вон там… и там. – Она показала на прозрачные струи, но юноша не заметил в них ничего необычного.
– Что там?
– Кровь, – ответила богиня, крепче сжав его руку. – Там их кровь.
Перкар думал, что теперь уже никакие новости не смогут поразить его; однако, возвращаясь туда, где ждал Нгангата, он чувствовал себя совершенно оледеневшим, и не от холода. Богиня долго говорила с ним, рассказала все, что знала, а потом с мимолетным поцелуем, напомнившим ему о первом уроке страсти – таком далеком! – исчезла. Но даже поцелуй богини потерял всякую важность по сравнению с тем, что она ему рассказала.
– Ну? – нетерпеливо спросил Нгангата, поднимаясь и вскидывая на плечо свой окованный пластинками металла костяной лук.
– Война, – прошептал Перкар. – Мой народ воюет с менгами.
– Твой народ всегда воюет с менгами, – ответил Нгангата, хотя и несколько настороженно.
– Нет. Менги всегда грабили нас, и мы всегда защищались. Но теперь мой народ захватил долину Экасагата и построил дамакуты, чтобы защищать захваченные земли.
– Но почему Братец Конь и его племя ничего не слышали о войне?
– Может быть, и слышали, – ответил Перкар мрачно.
– Я не верю в это, – возразил Нгангата.
– Ну, может быть, до них дошли слухи, но Братец Конь решил, что речь идет об обычном набеге, как всегда. Граница ведь во многих лигах от их земель.
– Верно. И менги – не единый народ. То, что волнует кочевников, живущих на западных равнинах, безразлично живущим на юге.
– Только не во время войны, – отметил Перкар. – Их союз и существует ради взаимной защиты и совместных нападений.
Нгангата печально покачал головой.
– Это значит, что у нас будут неприятности. Когда новости дойдут и сюда, Братцу Коню станет трудно оказывать нам гостеприимство.
– Гостеприимство! – воскликнул Перкар. – Нгангата, мои соплеменники гибнут, и гибнут по моей вине. Ты же знаешь, ты там был. Владыка Леса согласился дать нашему вождю новые земли. Из-за меня он взял обратно свое обещание и теперь уже никогда не отдаст людям те долины. И мой народ, лишившись новых земель на западе, похоже, решил захватить пограничные угодья менгов. Во всем этом моя вина.
Нгангата некоторое время молча смотрел на него.
– Апад и Эрука… – начал он наконец.
– Погибли, – закончил за него Перкар. – Остался только я один, чтобы отвечать за преступление. Да и в любом случае Апад и Эрука не решились бы на такое, если бы не я.
Лицо Нгангаты было мрачным.
– Я знаю, – ответил он Перкару. – И согласен: вина по большей части лежит на тебе. Но если я что-нибудь смыслю в Пираку, ты должен бы думать о том, что теперь предпринять, а не мучить себя упреками снова и снова – и уж подавно не плакаться мне.
Перкар потряс кулаком перед носом Нгангаты.
– И что же я могу предпринять? – заорал он. – Как мне все поправить, воскресить мертвых – может быть, отца в том числе?
Нгангата невозмутимо взглянул на кулак.
– Если ты не собираешься меня ударить, – прорычал он, – то лучше убери руки.
На какой-то ужасный момент, чувствуя свою полную беспомощность, Перкар испытал желание и в самом деле ударить полукровку. Но наконец его руки опустились, кулаки разжались. Он уже открыл рот, чтобы извиниться, но тут его голова резко повернулась сама собой – точнее, по воле Харки.
– Там, в деревьях… – прошептал он, но не успел договорить: ему в плечо вонзилась стрела. Перкар охнул от неожиданности и удивился, что не чувствует боли. Краем глаза он заметил быстрое движение Нгангаты, потом услышал тихое пение его лука.
«Берегись!» – предупредил Харка, и Перкар обнажил клинок. Лезвие сверкнуло на свету как осколок голубого льда. Перкар выпрямился, пошатываясь, и его взгляд привлекли деревья; оттуда вылетела стрела, но лучник целился не в него. Нгангаты, вероятной мишени стрелка, нигде не было видно. Однако Перкара больше занимали два всадника, мчащиеся к нему по снежной целине. Оба они сидели на полосатых менгских конях. Сами всадники тоже были менги. многочисленные косички говорили о том, что это не простые воины, а на кожаных шлемах развевались выкрашенные в красный цвет конские хвосты – знак войны. Перкар никогда до сих пор не видел воинов-менгов в деле. Они напоминали волков.
Всадники приближались. Один из них был вооружен копьем, другой – короткой кривой саблей. Перкар издал боевой клич – клич своего отца – и стал ждать нападения, решительно сжав Харку обеими руками. Стрела, как он понял, только слегка поцарапала кожу: его защитила толстая парка и надетые под нее лакированные доспехи.
Перкар дождался, когда нападающие оказались совсем близко, потом резко прыгнул вправо. Оба всадника повернули коней, все еще рассчитывая напасть на него с двух сторон, но Перкар, упав на колено, ударил мечом по передним ногам одной из лошадей. Конь жалобно взвизгнул и рухнул в снег, а всадник растянулся у него на шее.
Второй менг, в совершенстве управляющий своим конем, сумел остановить его, но наносить удар из этой позиции ему оказалось неудобно. Перкар легко уклонился, подскочил к противнику и нанес ему глубокую рану в бедро. Воин не издал ни звука; на его лице отразилось изумление – он никак не ожидал, что клинок рассечет его лакированные латы, состоящие из многих слоев дерева, кости и кожи.
Перкар обернулся к первому нападающему; тот поднялся на ноги, полный смертельной ненависти. На его несчастье, копье оказалось слишком длинным, чтобы им можно было как следует размахнуться, и хотя воину удалось ранить Перкара в плечо, он тут же обнаружил, что держит всего лишь деревянное древко: быстрым ударом Харки Перкар отсек стальной наконечник. Менг бросил взгляд на своего изувеченного коня и, оскалив зубы, кинулся на Перкара с голыми руками, забыв о том, что на поясе висит кинжал. Харка поразил его в сердце, но ярость еще несколько мгновений удерживала кочевника на ногах; лишь потом холодное равнодушие смерти сменило выражение самой безумной ненависти, какое Перкару случалось видеть.
Второй нападающий, стиснув зубы, цеплялся за шею своего коня; потом на глазах у Перкара его сабля выпала из ослабевшей руки в окровавленный снег. Лошадь нервно загарцевала, словно удивляясь, что ею никто не управляет.
Над ухом Перкара пропела еще одна стрела, но в тот же момент из-за деревьев донесся чей-то крик. Перкар спрятался за бьющимся телом раненой лошади, ожидая нового нападения, однако никто не появился, да и Харка не предупреждал об опасности.
Вскоре, настороженно озираясь, из-за деревьев показался Нгангата.
– Есть еще враги? – спросил он, подозрительно оглядывая долину.
– Не думаю. Как, Харка?
«Больше нет. Но поблизости есть кто-то другой».
– Что он говорит?
Перкар повернулся к Нгангате:
– Харка говорит, что менгов больше нет, но поблизости есть кто-то еще.
Нгангата кивнул:
– Кто-то ведь убил лучника.
– Ох! Я думал, что это сделал ты.
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Ты помирись пока с богиней, – предложил Нгангата, – а я, пожалуй, выясню, кто этот незнакомец.
– Нет, – резко ответил Перкар, – нет. Харка считает, что это опасно. Оставь незнакомца в покое, кем бы он ни был. Просто держи лук наготове и глаза открытыми. Мой разговор не будет долгим.
– Хорошо бы, – пробормотал Нгангата. – Мне не нравится, когда неизвестно, где враг.
– Откуда нам известно, что это враг? – рассудительно сказал Перкар. – Верно, Харка?
«Верно. Хотя это кто-то очень сильный и странный. И опасный, словно спящая змея».
Перкар кивнул – чтобы Нгангата понял: меч ответил.
– Все равно будь осторожен, – предупредил его полукровка. – Нам лучше спешиться и идти дальше пешком. Не стоит тебе сейчас ломать шею – чтобы выздороветь, потребуется не один день.
– Хорошо, – согласился Перкар, хоть ему и хотелось мчаться к потоку очертя голову.
«Каким же старым я выгляжу», – подумал Перкар, глядя на свое отражение в спокойной воде. Откинув капюшон, он видел теперь недавно появившиеся морщины, нестриженые волосы, тусклые серые глаза – а ведь когда-то он гордился их блеском и живостью. Перкар неожиданно обнаружил, что стал удивительно похож на своего отца; эта мысль снова вызвала такую острую тоску по дому, что у юноши закружилась голова. Выше по течению речки, много, много выше, лежали отцовские пастбища. Может быть, лист, проплывающий сейчас у ног Перкара, упал в воду как раз там… Слезы затуманили глаза юноши.
– Ты всегда так печален, – сказала богиня, поднимаясь из воды. – Всегда, всегда, с самого начала.
Она тоже казалась старше. Кожа богини все еще была белее снега на холмах, глаза все так же сияли янтарным блеском, но в черных как смоль волосах появились серебряные пряди, лицо, которое раньше было гладким мрамором, прочертили морщины. И все равно она оставалась самой прекрасной из женщин; при виде ее у Перкара перехватило дыхание.
– Богиня… – прошептал он.
– Та же, но и не та, – ответила она. – Ниже по течению я старше, у меня больше детей. Но я помню тебя, Перкар, помню твои объятия и поцелуи, твои глупые обещания.
Она вышла из воды, протянула руку и погладила тонким пальцем его по подбородку. Несмотря на ледяной ветер, ее рука была теплой. Обнаженное тело покрылось пупырышками, но это был единственный признак того, что ей холодно.
– Что с тобой сделали, милый мой? – спросила богиня, касаясь выпуклого шрама на шее Перкара – там, куда вонзилось копье. Ее рука скользнула по его груди, где под паркой шрамы змеились, словно толстые белые гусеницы.
– Я сам навлек это на себя, – пробормотал Перкар.
– Ради меня, – поправила его богиня.
– Да, по крайней мере я так думал.
Богиня обняла Перкара, хотя грубая парка, должно быть, царапала ее нежную кожу, и прижалась щекой к его щеке; тело ее было теплым, почти горячим.
– Я ведь пыталась остановить тебя, – напомнила она Перкару и отстранилась. Перкар стоял перед ней, не зная, что делать и что говорить. – Я пыталась остановить тебя, – повторила богиня.
Перкар с несчастным видом пожал плечами:
– Я тебя любил. И делал глупости.
Богиня кивнула:
– До меня дошли слухи, издалека, из-за гор. Он ведь поет о тебе, пожирая меня. Ты чувствуешь себя возмужалым, Перкар? Ты чувствуешь, что стал подходящей парой богине?
– Нет, – ответил Перкар тихо, но твердо. – Нет, ты была во всем права.
– Чего же ты хочешь от меня теперь? – Голос богини прозвучал резко. Вот такая она всегда и была: ласковая и жестокая, дарующая утешение и гневная – все разом.
– Я хочу одного: чтобы ты меня простила.
– Простила тебя? – Она повторила его слова, как будто не поняла их, как будто это были слова неизвестного ей языка.
– Простила мне то, что я убивал ради тебя. Простила мне… – Перкар искал подходящие слова, но, хоть он и обдумывал предстоящий разговор, сейчас они все куда-то делись.
– Простила тебя… – повторила богиня, медленно качая головой. – Люди так много всего совершали ради меня все эти годы, так много всяких глупостей. Знаешь, раньше я не пыталась остановить их – меня их глупости забавляли. Но кровь той девушки, в чьем обличье ты меня видишь… Ох, она спит иногда так долго, но все же временами я становлюсь почти человеком. Я чувствую грусть, чувствую стыд – совсем как ты, – хотя и ненавижу себя за это. И я чувствую любовь, Перкар. Ты можешь причинить мне боль. Я всегда боялась – ты пожертвуешь собой и увеличишь мою печаль. Как и случилось.
– Но я ведь жив, – сказал он ей. – Вот же я.
– Но ты так ужасно изувечен, – прошептала богиня, – весь в шрамах. Как же мне простить тебе это, как простить увечья моего милого Перкара? – Она встряхнула головой. – Бери все, что тебе надо, – сказала она наконец. – Если тебе нужно мое прощение, возьми его.
– Ты должна даровать его, мне кажется, – ответил Перкар.
Богиня широко раскинула руки, показывая и вверх, и вниз по течению потока, вытянувшись всем своим нагим телом.
– Здесь все, что у меня есть, – ответила она. – Вся я, все, что есть во мне, – твое. Если ты можешь найти во мне прощение – возьми его; я готова его тебе даровать. Но найти его для тебя я не могу.
Перкар кивнул, не зная, что сказать. Богиня долго задумчиво смотрела на него, прежде чем заговорить снова. Потом с легким вздохом она приблизилась и взяла юношу за руку; они вместе стали смотреть в воду.
– Кое-что найти для тебя я все же могу, – прошептала богиня. – То, что принесло мое течение из верховий.
– Что же это? – спросил Перкар с надеждой.
– Кое-что от соплеменников твоего отца. Смотри: вон там… и там. – Она показала на прозрачные струи, но юноша не заметил в них ничего необычного.
– Что там?
– Кровь, – ответила богиня, крепче сжав его руку. – Там их кровь.
Перкар думал, что теперь уже никакие новости не смогут поразить его; однако, возвращаясь туда, где ждал Нгангата, он чувствовал себя совершенно оледеневшим, и не от холода. Богиня долго говорила с ним, рассказала все, что знала, а потом с мимолетным поцелуем, напомнившим ему о первом уроке страсти – таком далеком! – исчезла. Но даже поцелуй богини потерял всякую важность по сравнению с тем, что она ему рассказала.
– Ну? – нетерпеливо спросил Нгангата, поднимаясь и вскидывая на плечо свой окованный пластинками металла костяной лук.
– Война, – прошептал Перкар. – Мой народ воюет с менгами.
– Твой народ всегда воюет с менгами, – ответил Нгангата, хотя и несколько настороженно.
– Нет. Менги всегда грабили нас, и мы всегда защищались. Но теперь мой народ захватил долину Экасагата и построил дамакуты, чтобы защищать захваченные земли.
– Но почему Братец Конь и его племя ничего не слышали о войне?
– Может быть, и слышали, – ответил Перкар мрачно.
– Я не верю в это, – возразил Нгангата.
– Ну, может быть, до них дошли слухи, но Братец Конь решил, что речь идет об обычном набеге, как всегда. Граница ведь во многих лигах от их земель.
– Верно. И менги – не единый народ. То, что волнует кочевников, живущих на западных равнинах, безразлично живущим на юге.
– Только не во время войны, – отметил Перкар. – Их союз и существует ради взаимной защиты и совместных нападений.
Нгангата печально покачал головой.
– Это значит, что у нас будут неприятности. Когда новости дойдут и сюда, Братцу Коню станет трудно оказывать нам гостеприимство.
– Гостеприимство! – воскликнул Перкар. – Нгангата, мои соплеменники гибнут, и гибнут по моей вине. Ты же знаешь, ты там был. Владыка Леса согласился дать нашему вождю новые земли. Из-за меня он взял обратно свое обещание и теперь уже никогда не отдаст людям те долины. И мой народ, лишившись новых земель на западе, похоже, решил захватить пограничные угодья менгов. Во всем этом моя вина.
Нгангата некоторое время молча смотрел на него.
– Апад и Эрука… – начал он наконец.
– Погибли, – закончил за него Перкар. – Остался только я один, чтобы отвечать за преступление. Да и в любом случае Апад и Эрука не решились бы на такое, если бы не я.
Лицо Нгангаты было мрачным.
– Я знаю, – ответил он Перкару. – И согласен: вина по большей части лежит на тебе. Но если я что-нибудь смыслю в Пираку, ты должен бы думать о том, что теперь предпринять, а не мучить себя упреками снова и снова – и уж подавно не плакаться мне.
Перкар потряс кулаком перед носом Нгангаты.
– И что же я могу предпринять? – заорал он. – Как мне все поправить, воскресить мертвых – может быть, отца в том числе?
Нгангата невозмутимо взглянул на кулак.
– Если ты не собираешься меня ударить, – прорычал он, – то лучше убери руки.
На какой-то ужасный момент, чувствуя свою полную беспомощность, Перкар испытал желание и в самом деле ударить полукровку. Но наконец его руки опустились, кулаки разжались. Он уже открыл рот, чтобы извиниться, но тут его голова резко повернулась сама собой – точнее, по воле Харки.
– Там, в деревьях… – прошептал он, но не успел договорить: ему в плечо вонзилась стрела. Перкар охнул от неожиданности и удивился, что не чувствует боли. Краем глаза он заметил быстрое движение Нгангаты, потом услышал тихое пение его лука.
«Берегись!» – предупредил Харка, и Перкар обнажил клинок. Лезвие сверкнуло на свету как осколок голубого льда. Перкар выпрямился, пошатываясь, и его взгляд привлекли деревья; оттуда вылетела стрела, но лучник целился не в него. Нгангаты, вероятной мишени стрелка, нигде не было видно. Однако Перкара больше занимали два всадника, мчащиеся к нему по снежной целине. Оба они сидели на полосатых менгских конях. Сами всадники тоже были менги. многочисленные косички говорили о том, что это не простые воины, а на кожаных шлемах развевались выкрашенные в красный цвет конские хвосты – знак войны. Перкар никогда до сих пор не видел воинов-менгов в деле. Они напоминали волков.
Всадники приближались. Один из них был вооружен копьем, другой – короткой кривой саблей. Перкар издал боевой клич – клич своего отца – и стал ждать нападения, решительно сжав Харку обеими руками. Стрела, как он понял, только слегка поцарапала кожу: его защитила толстая парка и надетые под нее лакированные доспехи.
Перкар дождался, когда нападающие оказались совсем близко, потом резко прыгнул вправо. Оба всадника повернули коней, все еще рассчитывая напасть на него с двух сторон, но Перкар, упав на колено, ударил мечом по передним ногам одной из лошадей. Конь жалобно взвизгнул и рухнул в снег, а всадник растянулся у него на шее.
Второй менг, в совершенстве управляющий своим конем, сумел остановить его, но наносить удар из этой позиции ему оказалось неудобно. Перкар легко уклонился, подскочил к противнику и нанес ему глубокую рану в бедро. Воин не издал ни звука; на его лице отразилось изумление – он никак не ожидал, что клинок рассечет его лакированные латы, состоящие из многих слоев дерева, кости и кожи.
Перкар обернулся к первому нападающему; тот поднялся на ноги, полный смертельной ненависти. На его несчастье, копье оказалось слишком длинным, чтобы им можно было как следует размахнуться, и хотя воину удалось ранить Перкара в плечо, он тут же обнаружил, что держит всего лишь деревянное древко: быстрым ударом Харки Перкар отсек стальной наконечник. Менг бросил взгляд на своего изувеченного коня и, оскалив зубы, кинулся на Перкара с голыми руками, забыв о том, что на поясе висит кинжал. Харка поразил его в сердце, но ярость еще несколько мгновений удерживала кочевника на ногах; лишь потом холодное равнодушие смерти сменило выражение самой безумной ненависти, какое Перкару случалось видеть.
Второй нападающий, стиснув зубы, цеплялся за шею своего коня; потом на глазах у Перкара его сабля выпала из ослабевшей руки в окровавленный снег. Лошадь нервно загарцевала, словно удивляясь, что ею никто не управляет.
Над ухом Перкара пропела еще одна стрела, но в тот же момент из-за деревьев донесся чей-то крик. Перкар спрятался за бьющимся телом раненой лошади, ожидая нового нападения, однако никто не появился, да и Харка не предупреждал об опасности.
Вскоре, настороженно озираясь, из-за деревьев показался Нгангата.
– Есть еще враги? – спросил он, подозрительно оглядывая долину.
– Не думаю. Как, Харка?
«Больше нет. Но поблизости есть кто-то другой».
– Что он говорит?
Перкар повернулся к Нгангате:
– Харка говорит, что менгов больше нет, но поблизости есть кто-то еще.
Нгангата кивнул:
– Кто-то ведь убил лучника.
– Ох! Я думал, что это сделал ты.
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80