Каландрилл вежливо приветствовал их, Ценнайра ответила. Катя лишь на мгновение задержала на нем взгляд серых глаз, словно заметила в нем какую-то перемену, но ничего не сказала. И они спустились в столовую, где уже завтракали Чазали, котузены и Очен.
Так получилось, что Ценнайра села слева от Каландрилла, и он с трудом сдерживался, чтобы не повернуться и не прикоснуться к ней, не заговорить ласковым голосом. Перед глазами его вставали картинки прошлой ночи. Он от всей души жалел о том, что приходится притворяться. Катя задумчиво поглядывала на него, и Каландриллу даже показалось, что она обо всем догадалась. Видимо, она проницательнее Брахта и других мужчин, сидевших за столом; возможно, женская интуиция позволила ей прочитать на лицах Каландрилла и Ценнайры то, что было скрыто от других. Каландрилл облегчённо вздохнул, когда завтрак закончился и они отправились в путь.
Пока Очен говорил со священником, люди Чазали выстроились в колонну. Рядом стоял отряд котуанджей, вооружённых пиками, — они проводят их до ворот. Пешие солдаты бежали впереди, расчищая путь. Солнце совсем невысоко поднялось над горизонтом, и его ещё не было видно за высокими строениями и стенами города. Ахгра-те казался таким же сумрачным, как и накануне, когда они приехали. Каландрилл не сожалел о том, что они уезжают из замкнутого мрачного города.
Когда они наконец выехали за стены Ахгра-те, он почувствовал облегчение. Яркие лучи поднимающегося солнца заиграли на скалистой поверхности Ахгра-Данджи, нависавшей тёмной массой над городом. На перекрёстке они повернули на северную дорогу, бежавшую вдоль быстрой реки мимо мельниц и небольших разбросанных тут и там полей. Гетту, работавшие на них, почтительно кланялись знатным котузенам. Через пол-лиги они подъехали к подножию утёса, где возвышались две чёрных, высотой с двух всадников стелы. Здесь начиналась широкая дорога.
Сначала она поднималась плавно, а затем забирала все круче и круче, петляя то на запад, то на восток, отступая назад и вновь бросаясь вперёд. Кое-где она была выбита прямо в скале. У Каландрилла появилось ощущение, будто они поднимаются вместе с солнцем, забиравшимся все выше и выше в голубое небо. Лучи ласково освещали им дорогу, переливаясь на скальной породе. Над головой с карканьем кружили клушицы и вороны, с любопытством кося на них глазом. И ветер, дувший с севера, разбивался о скалу; воздух быстро нагревался. По лазурно-голубому небу над головой, как развевающаяся на ветру грива огромной лошади, бежали лёгкие перистые облака. Чазали, возглавлявший колонну, безжалостно гнал лошадь вперёд и вперёд, словно для того, чтобы побыстрее оставить позади опасности лесистой местности и добраться до Памур-тенга.
Каландрилл мог этому только радоваться, ибо, помимо общей цели, им руководила теперь и личная заинтересованность в том, чтобы как можно скорее добраться до укреплённого города рода Макузен. Приподнявшись на стременах, он обернулся и с улыбкой посмотрел на Ценнайру. Сочные яркие губы её расплылись, обнажая белоснежные зубы. Распущенные волосы, блестящие и чёрные, ласкали нежное лицо. Такой красивой он её ещё не видел. Как жаль, что им приходится притворяться. Сегодня ему будет трудно уснуть.
Солнце упорно взбиралось все выше и выше и вдруг замерло у них над головой, а затем покатилось к западу. Чазали вёл их вперёд до тех пор, пока они не добрались до вершины Ахгра-Данджи.
Так же, как и у подножия, на самом плоскогорье дорога была отмечена двумя стелами, возвышавшимися как часовые на самом краю. Чазали, не останавливаясь, проехал мимо, и только когда они приблизились к блестевшему в скале озеру, он поднял руку, объявляя о привале. Котузены быстро спешились, но Каландрилл не торопился, разглядывая окружавшую их местность.
Ничего подобного ему видеть ещё не приходилось. Перед ним, насколько хватал глаз, простиралась монотонная серо-зелёная равнина. Где-то очень далеко поднимались редкие пологие, с вылизанными ветром склонами, серые приземистые холмы. Ветер здесь был холодке и сильнее, чем в низине, с которой они поднялись, трава раскачивалась и рябила, как поверхность озерца от падавшей в неё бурлящей и переливавшейся на солнце радугой реки. Каландрилл соскочил с лошади. Ветер бивший ему в лицо, напоминал о том, что стояла уже поздняя осень и скоро наступит зима. Он подвёл гнедого к водопою, все ещё думая о Джессеринской равнине, простиравшейся далеко на севере. Интересно, как эта серо-зелёная масса выглядит под снегом?
— Ты задумчив.
Каландрилл повернулся. Волосы Ценнайры развевались на ветру на фоне белых облаков и синего неба. Он улыбнулся, с трудом подавив желание прижать её к себе или хотя бы прикоснуться, кивнул, погладил мерина по гриве и сказал:
— Я пытался представить себе равнину зимой.
Ценнайра, больше привыкшая к тёплому климату Кандахара, передёрнула плечами.
— Очень неприветливое место, — кивнула она.
Чазали, услышав их разговор, сказал:
— Да, здесь холодно, но не так уж плохо. Мы по большей части зимуем в городах, за стенами, в тепле.
— Но как в такую погоду воевать? — спросил Каландрилл. — Или на зиму военные действия прекращаются?
Киривашен отрицательно покачал головой.
— Боюсь, война не прекратится. Боюсь, Фарн укрепляет сердца безумцев, возжелавших погреть руки у его костра.
— И им это удастся, если мы не перехватим Рхыфамуна, — поддержал его Каландрилл, — и не отберём у него «Заветную книгу».
— Да поможет нам Хоруль, — серьёзно сказал Чазали и бросил на них бесстрастный взгляд. — Здесь мы можем немного сократить расстояние между нами и им, если, конечно, он не оставил ловушек.
Каландрилл глубоко вздохнул, наслаждаясь чистым воздухом и ослабляя на мгновение оккультную защиту, которую он по привычке возвёл вокруг себя. Но тут же укрылся за ней — столько зла и греха было вокруг, словно ветер донёс до него тошнотворный запах тысяч и тысяч гниющих трупов. Запах зла, не ощутимый физическими чувствами, ударил ему в ноздри и заставил содрогнуться. Ценнайра спросила:
— Тебе холодно? ;
Каландрилл отрицательно мотнул головой, захватил ладонями воду из источника и сполоснул рот, дабы избавиться от горького привкуса эфира на языке.
— Дело не в этом, — сказал он. — Ветер доносит до меня много зла. Ты не чувствуешь?
Девушка нахмурилась и покачала головой.
— Во мне нет той силы, коей обладаешь ты.
— Я бы тоже предпочёл ею не обладать. — Он передёрнул плечами и посмотрел на север, откуда дул ветер. — Пахнет кладбищем.
— Это дыхание Фарна, — пояснил, присоединяясь к ним, Очен. — Не забывай себя защищать, Каландрилл, как я тебя учил.
— Не забуду, — решительно сказал юноша. — От такой вони можно потерять сознание, Дера.
— Истинно, — кивнул Очен, хмурясь. — Более того, ощущение этого зла может вызвать помутнение рассудка, подготовить душу к вступлению во владения Безумного бога.
— Хорошо, что у меня нет твоего таланта, — тихо проговорила Ценнайра. — Он не только благодать, но и проклятие.
— Любая власть такова, — заметил вазирь. — Оккультные силы, умение владеть мечом, богатство — все это может быть и добром, и злом. Все зависит от того, кто ими пользуется.
— Многие философы в Лиссе утверждают, что власть развращает, — произнёс Каландрилл. — Чем большей властью обладает человек, тем более он развращён.
— Вполне возможно, — согласился Очен, — ибо люди, в большинстве своём, много слабее, чем им кажется, и видят они вовсе не так далеко, как полагают. Вазирь-нарумасу, похоже, придерживаются того же мнения. Посему они и отреклись от использования магии в военных целях.
— Они очень мудры, — предположила Ценнайра.
— Я хочу о них поговорить, — сказал Каландрилл, — и о том, что они могут сделать.
— Хорошо, — последовал ответ Очена. Каландриллу показалось, что взгляд старца затуманился. — Но не сейчас. Возможно, сегодня вечером, если будет время.
Каландрилл удовольствовался этим, ибо котузены уже трапезничали, и Брахт позвал присоединиться к ним, дабы не скакать остаток дня на голодный желудок. Каландрилл предпочёл бы разговор с Оченом, но вазирь уже сел рядом с Брахтом и Катей на высохшей траве.
Они быстро перекусили и, вскочив по команде Чазали на лошадей, продолжили путь на север ровным галопом.
Сумерки быстро сгущались. Холмы, кои Каландрилл видел с высоты Ахгра-Данджи, теперь приблизились. Они возвышались посреди равнины, как желтовато-серые толстые короткие пальцы, грозившие выдувавшему их склоны ветру. Солнце было уже почти на уровне горизонта. На востоке появилась серебристая луна; темнеющее небо казалось пятнистым от высыпавших звёзд. На фоне всего этого холмы выглядели подпорками небес.
В следующее мгновение солнце спряталось за горизонт, ненадолго выкрасив небо в красный цвет, и уступило небеса поднимающейся луне и её звёздной гвардии. В их свете трава серебрилась; впечатление было такое, будто они скачут по поверхности огромного мерцающего озера. Тёмные на фоне звёздного неба холмы выглядели таинственными сваями некоего гигантского храма, превратившегося в руины. Ветер усилился, стало прохладно.
Чазали объявил привал с подветренной стороны холма, где источник питал небольшой, украшенный знаками рода Макузен колодец. Трава здесь была сочнее, а из сучьев поваленных ветром деревьев они разожгли костры. По периметру лагеря расставили часовых, Очен произнёс заклятия, и очень скоро в котелках закипела вода. Люди готовились ко сну. К удивлению и радости Каландрилла, Брахт сдержал слово и разговаривал с Ценнайрой как ни в чем не бывало. Каландрилл разложил одеяло рядом с кандийкой по другую сторону костра от кернийца и Кати, сожалея в глубине души, что они не одни.
Но на размышления у него не осталось времени, ибо сразу после ужина Очен отозвал его в сторону для урока магии.
Вазирь увёл его далеко за линию костров и за часовых, туда, где лунный свет серебрил склон холма. Каландрилл понял, что колдун устал после дневного переезда, и спросил, почему тот не воспользуется магией, дабы облегчить тяготы пути или по крайней мере снять с себя усталость.
— Это слишком просто, — ответил Очен, состроив гримасу. — А может, и опасно.
— Опасно? — переспросил Каландрилл.
Очен подоткнул под себя халат, чтобы было мягче.
— Каждый акт колдовства отражается на оккультном фоне, — пояснил он. — Представь себе, что эфир — это пруд, а каждое заклятие — камень. Чем сильнее заклятие, тем больше идёт от него кругов. Рхыфамун сейчас уже знает, что ты умеешь пользоваться талантом, который он сам разглядел в тебе. Он также знает, что с тобой едет маг. Возможно, он наблюдает за эфиром. И я не хочу показывать ему, где мы находимся. Кроме того, для каждого акта колдовства нужна энергия, и хотя то, о чем ты говоришь, очень просто, все же я предпочитаю не тратить её без крайней необходимости.
Каландрилл кивнул, но тут же нахмурился.
— Но если Рхыфамун ощущает твои заговоры, — спросил он, — неужели он не чувствует защиту, которую ты возводишь каждый вечер вокруг лагеря?
— Хорошее замечание, — сказал Очен, — но здесь есть разница, хотя и небольшая. Защита, которую возвожу я вокруг нашего бивака, — это самые общие обереги, не направленные против конкретного человека. — Он удручённо усмехнулся. — Для того же, чтобы облегчить страдания моим бедным ягодицам, мне придётся прибегнуть к более конкретному колдовству, предназначенному только для меня, и это, если враг наш настороже, может указать ему на моё присутствие.
Каландрилл спросил:
— Но когда в Ахгра-те ты сделал нас невидимыми, разве эта магия не была направлена лично на каждого?
— Была, — согласился Очен, — но там я прежде поговорил со священником, а он так же, как и я, вазирь, и вместе мы воздвигли стену.
Каландрилл опять кивнул, но сомнения его ещё не развеялись.
— А сейчас наши уроки не указывают на нас?
— Мы работаем под защитой магии, которую я воздвиг вокруг бивака, — пояснил Очен. — К тому же пока все твои занятия сводятся к запоминанию и совершенствованию заклятий и к ментальным упражнениям. Так что мы в безопасности. Позже, возможно, эти занятия могут нам помешать.
— С приближением к Фарну? — спросил Каландрилл.
— Истинно. Ты чувствовал его сегодня в ветре. Вонь его намного усилилась. Чем дальше на север, тем хуже, тем сильнее чувствуется присутствие Безумного бога.
— А вазирь-нарумасу, — вновь нахмурился Каландрилл, собираясь с мыслями, — разве их воздействие на нас не усиливается с приближением к Анвар-тенгу?
— Это верно, — сказал Очен. — Но не забывай, что основные их помыслы сосредоточены на том, как уберечь город. Все свои силы они прилагают к тому, чтобы не позволить противнику ворваться в город.
С каждым новым пояснением у Каландрилла возникал очередной вопрос.
— Но ведь Фарн спит. Как это возможно?
Вазирь пожал плечами, зашуршав халатом. На мгновение свет от звёзд вспыхнул на его накрашенных ногтях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Так получилось, что Ценнайра села слева от Каландрилла, и он с трудом сдерживался, чтобы не повернуться и не прикоснуться к ней, не заговорить ласковым голосом. Перед глазами его вставали картинки прошлой ночи. Он от всей души жалел о том, что приходится притворяться. Катя задумчиво поглядывала на него, и Каландриллу даже показалось, что она обо всем догадалась. Видимо, она проницательнее Брахта и других мужчин, сидевших за столом; возможно, женская интуиция позволила ей прочитать на лицах Каландрилла и Ценнайры то, что было скрыто от других. Каландрилл облегчённо вздохнул, когда завтрак закончился и они отправились в путь.
Пока Очен говорил со священником, люди Чазали выстроились в колонну. Рядом стоял отряд котуанджей, вооружённых пиками, — они проводят их до ворот. Пешие солдаты бежали впереди, расчищая путь. Солнце совсем невысоко поднялось над горизонтом, и его ещё не было видно за высокими строениями и стенами города. Ахгра-те казался таким же сумрачным, как и накануне, когда они приехали. Каландрилл не сожалел о том, что они уезжают из замкнутого мрачного города.
Когда они наконец выехали за стены Ахгра-те, он почувствовал облегчение. Яркие лучи поднимающегося солнца заиграли на скалистой поверхности Ахгра-Данджи, нависавшей тёмной массой над городом. На перекрёстке они повернули на северную дорогу, бежавшую вдоль быстрой реки мимо мельниц и небольших разбросанных тут и там полей. Гетту, работавшие на них, почтительно кланялись знатным котузенам. Через пол-лиги они подъехали к подножию утёса, где возвышались две чёрных, высотой с двух всадников стелы. Здесь начиналась широкая дорога.
Сначала она поднималась плавно, а затем забирала все круче и круче, петляя то на запад, то на восток, отступая назад и вновь бросаясь вперёд. Кое-где она была выбита прямо в скале. У Каландрилла появилось ощущение, будто они поднимаются вместе с солнцем, забиравшимся все выше и выше в голубое небо. Лучи ласково освещали им дорогу, переливаясь на скальной породе. Над головой с карканьем кружили клушицы и вороны, с любопытством кося на них глазом. И ветер, дувший с севера, разбивался о скалу; воздух быстро нагревался. По лазурно-голубому небу над головой, как развевающаяся на ветру грива огромной лошади, бежали лёгкие перистые облака. Чазали, возглавлявший колонну, безжалостно гнал лошадь вперёд и вперёд, словно для того, чтобы побыстрее оставить позади опасности лесистой местности и добраться до Памур-тенга.
Каландрилл мог этому только радоваться, ибо, помимо общей цели, им руководила теперь и личная заинтересованность в том, чтобы как можно скорее добраться до укреплённого города рода Макузен. Приподнявшись на стременах, он обернулся и с улыбкой посмотрел на Ценнайру. Сочные яркие губы её расплылись, обнажая белоснежные зубы. Распущенные волосы, блестящие и чёрные, ласкали нежное лицо. Такой красивой он её ещё не видел. Как жаль, что им приходится притворяться. Сегодня ему будет трудно уснуть.
Солнце упорно взбиралось все выше и выше и вдруг замерло у них над головой, а затем покатилось к западу. Чазали вёл их вперёд до тех пор, пока они не добрались до вершины Ахгра-Данджи.
Так же, как и у подножия, на самом плоскогорье дорога была отмечена двумя стелами, возвышавшимися как часовые на самом краю. Чазали, не останавливаясь, проехал мимо, и только когда они приблизились к блестевшему в скале озеру, он поднял руку, объявляя о привале. Котузены быстро спешились, но Каландрилл не торопился, разглядывая окружавшую их местность.
Ничего подобного ему видеть ещё не приходилось. Перед ним, насколько хватал глаз, простиралась монотонная серо-зелёная равнина. Где-то очень далеко поднимались редкие пологие, с вылизанными ветром склонами, серые приземистые холмы. Ветер здесь был холодке и сильнее, чем в низине, с которой они поднялись, трава раскачивалась и рябила, как поверхность озерца от падавшей в неё бурлящей и переливавшейся на солнце радугой реки. Каландрилл соскочил с лошади. Ветер бивший ему в лицо, напоминал о том, что стояла уже поздняя осень и скоро наступит зима. Он подвёл гнедого к водопою, все ещё думая о Джессеринской равнине, простиравшейся далеко на севере. Интересно, как эта серо-зелёная масса выглядит под снегом?
— Ты задумчив.
Каландрилл повернулся. Волосы Ценнайры развевались на ветру на фоне белых облаков и синего неба. Он улыбнулся, с трудом подавив желание прижать её к себе или хотя бы прикоснуться, кивнул, погладил мерина по гриве и сказал:
— Я пытался представить себе равнину зимой.
Ценнайра, больше привыкшая к тёплому климату Кандахара, передёрнула плечами.
— Очень неприветливое место, — кивнула она.
Чазали, услышав их разговор, сказал:
— Да, здесь холодно, но не так уж плохо. Мы по большей части зимуем в городах, за стенами, в тепле.
— Но как в такую погоду воевать? — спросил Каландрилл. — Или на зиму военные действия прекращаются?
Киривашен отрицательно покачал головой.
— Боюсь, война не прекратится. Боюсь, Фарн укрепляет сердца безумцев, возжелавших погреть руки у его костра.
— И им это удастся, если мы не перехватим Рхыфамуна, — поддержал его Каландрилл, — и не отберём у него «Заветную книгу».
— Да поможет нам Хоруль, — серьёзно сказал Чазали и бросил на них бесстрастный взгляд. — Здесь мы можем немного сократить расстояние между нами и им, если, конечно, он не оставил ловушек.
Каландрилл глубоко вздохнул, наслаждаясь чистым воздухом и ослабляя на мгновение оккультную защиту, которую он по привычке возвёл вокруг себя. Но тут же укрылся за ней — столько зла и греха было вокруг, словно ветер донёс до него тошнотворный запах тысяч и тысяч гниющих трупов. Запах зла, не ощутимый физическими чувствами, ударил ему в ноздри и заставил содрогнуться. Ценнайра спросила:
— Тебе холодно? ;
Каландрилл отрицательно мотнул головой, захватил ладонями воду из источника и сполоснул рот, дабы избавиться от горького привкуса эфира на языке.
— Дело не в этом, — сказал он. — Ветер доносит до меня много зла. Ты не чувствуешь?
Девушка нахмурилась и покачала головой.
— Во мне нет той силы, коей обладаешь ты.
— Я бы тоже предпочёл ею не обладать. — Он передёрнул плечами и посмотрел на север, откуда дул ветер. — Пахнет кладбищем.
— Это дыхание Фарна, — пояснил, присоединяясь к ним, Очен. — Не забывай себя защищать, Каландрилл, как я тебя учил.
— Не забуду, — решительно сказал юноша. — От такой вони можно потерять сознание, Дера.
— Истинно, — кивнул Очен, хмурясь. — Более того, ощущение этого зла может вызвать помутнение рассудка, подготовить душу к вступлению во владения Безумного бога.
— Хорошо, что у меня нет твоего таланта, — тихо проговорила Ценнайра. — Он не только благодать, но и проклятие.
— Любая власть такова, — заметил вазирь. — Оккультные силы, умение владеть мечом, богатство — все это может быть и добром, и злом. Все зависит от того, кто ими пользуется.
— Многие философы в Лиссе утверждают, что власть развращает, — произнёс Каландрилл. — Чем большей властью обладает человек, тем более он развращён.
— Вполне возможно, — согласился Очен, — ибо люди, в большинстве своём, много слабее, чем им кажется, и видят они вовсе не так далеко, как полагают. Вазирь-нарумасу, похоже, придерживаются того же мнения. Посему они и отреклись от использования магии в военных целях.
— Они очень мудры, — предположила Ценнайра.
— Я хочу о них поговорить, — сказал Каландрилл, — и о том, что они могут сделать.
— Хорошо, — последовал ответ Очена. Каландриллу показалось, что взгляд старца затуманился. — Но не сейчас. Возможно, сегодня вечером, если будет время.
Каландрилл удовольствовался этим, ибо котузены уже трапезничали, и Брахт позвал присоединиться к ним, дабы не скакать остаток дня на голодный желудок. Каландрилл предпочёл бы разговор с Оченом, но вазирь уже сел рядом с Брахтом и Катей на высохшей траве.
Они быстро перекусили и, вскочив по команде Чазали на лошадей, продолжили путь на север ровным галопом.
Сумерки быстро сгущались. Холмы, кои Каландрилл видел с высоты Ахгра-Данджи, теперь приблизились. Они возвышались посреди равнины, как желтовато-серые толстые короткие пальцы, грозившие выдувавшему их склоны ветру. Солнце было уже почти на уровне горизонта. На востоке появилась серебристая луна; темнеющее небо казалось пятнистым от высыпавших звёзд. На фоне всего этого холмы выглядели подпорками небес.
В следующее мгновение солнце спряталось за горизонт, ненадолго выкрасив небо в красный цвет, и уступило небеса поднимающейся луне и её звёздной гвардии. В их свете трава серебрилась; впечатление было такое, будто они скачут по поверхности огромного мерцающего озера. Тёмные на фоне звёздного неба холмы выглядели таинственными сваями некоего гигантского храма, превратившегося в руины. Ветер усилился, стало прохладно.
Чазали объявил привал с подветренной стороны холма, где источник питал небольшой, украшенный знаками рода Макузен колодец. Трава здесь была сочнее, а из сучьев поваленных ветром деревьев они разожгли костры. По периметру лагеря расставили часовых, Очен произнёс заклятия, и очень скоро в котелках закипела вода. Люди готовились ко сну. К удивлению и радости Каландрилла, Брахт сдержал слово и разговаривал с Ценнайрой как ни в чем не бывало. Каландрилл разложил одеяло рядом с кандийкой по другую сторону костра от кернийца и Кати, сожалея в глубине души, что они не одни.
Но на размышления у него не осталось времени, ибо сразу после ужина Очен отозвал его в сторону для урока магии.
Вазирь увёл его далеко за линию костров и за часовых, туда, где лунный свет серебрил склон холма. Каландрилл понял, что колдун устал после дневного переезда, и спросил, почему тот не воспользуется магией, дабы облегчить тяготы пути или по крайней мере снять с себя усталость.
— Это слишком просто, — ответил Очен, состроив гримасу. — А может, и опасно.
— Опасно? — переспросил Каландрилл.
Очен подоткнул под себя халат, чтобы было мягче.
— Каждый акт колдовства отражается на оккультном фоне, — пояснил он. — Представь себе, что эфир — это пруд, а каждое заклятие — камень. Чем сильнее заклятие, тем больше идёт от него кругов. Рхыфамун сейчас уже знает, что ты умеешь пользоваться талантом, который он сам разглядел в тебе. Он также знает, что с тобой едет маг. Возможно, он наблюдает за эфиром. И я не хочу показывать ему, где мы находимся. Кроме того, для каждого акта колдовства нужна энергия, и хотя то, о чем ты говоришь, очень просто, все же я предпочитаю не тратить её без крайней необходимости.
Каландрилл кивнул, но тут же нахмурился.
— Но если Рхыфамун ощущает твои заговоры, — спросил он, — неужели он не чувствует защиту, которую ты возводишь каждый вечер вокруг лагеря?
— Хорошее замечание, — сказал Очен, — но здесь есть разница, хотя и небольшая. Защита, которую возвожу я вокруг нашего бивака, — это самые общие обереги, не направленные против конкретного человека. — Он удручённо усмехнулся. — Для того же, чтобы облегчить страдания моим бедным ягодицам, мне придётся прибегнуть к более конкретному колдовству, предназначенному только для меня, и это, если враг наш настороже, может указать ему на моё присутствие.
Каландрилл спросил:
— Но когда в Ахгра-те ты сделал нас невидимыми, разве эта магия не была направлена лично на каждого?
— Была, — согласился Очен, — но там я прежде поговорил со священником, а он так же, как и я, вазирь, и вместе мы воздвигли стену.
Каландрилл опять кивнул, но сомнения его ещё не развеялись.
— А сейчас наши уроки не указывают на нас?
— Мы работаем под защитой магии, которую я воздвиг вокруг бивака, — пояснил Очен. — К тому же пока все твои занятия сводятся к запоминанию и совершенствованию заклятий и к ментальным упражнениям. Так что мы в безопасности. Позже, возможно, эти занятия могут нам помешать.
— С приближением к Фарну? — спросил Каландрилл.
— Истинно. Ты чувствовал его сегодня в ветре. Вонь его намного усилилась. Чем дальше на север, тем хуже, тем сильнее чувствуется присутствие Безумного бога.
— А вазирь-нарумасу, — вновь нахмурился Каландрилл, собираясь с мыслями, — разве их воздействие на нас не усиливается с приближением к Анвар-тенгу?
— Это верно, — сказал Очен. — Но не забывай, что основные их помыслы сосредоточены на том, как уберечь город. Все свои силы они прилагают к тому, чтобы не позволить противнику ворваться в город.
С каждым новым пояснением у Каландрилла возникал очередной вопрос.
— Но ведь Фарн спит. Как это возможно?
Вазирь пожал плечами, зашуршав халатом. На мгновение свет от звёзд вспыхнул на его накрашенных ногтях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61