И все исчезло. Остались только они вдвоём, и они стояли, прижимаясь друг к другу. Вдруг издалека до них долетел голос Брахта:
— «Заветная книга» у нас, враги мертвы. Так, может, уберёмся отсюда подобру-поздорову, пока тут все не развалилось и нас не засыпало?
Каландрилл высвободился из объятий Ценнайры и огляделся — мавзолей потерял своё великолепие. Теперь они находились в мрачном жалком склепе, образ которого на мгновение он уже видел до этого. Роскошный саркофаг превратился в самую простую каменную гробницу. Склеп содрогнулся, с мрачного потолка на них посыпались куски щебня и труха. Щели, прорезавшие пол, стали расширяться.
— Бежим! — крикнул Каландрилл, и они бросились к выходу.
Кровавый ров превратился в узкий ручеёк, вытекавший из сине-серого гранита; по ту сторону его зеленела вечная трава под щедрым добрым солнцем. Они пошли вперёд. Но тут за спиной у них загрохотало, и они обернулись — огромная скала, обрушившись, завалила вход в пещеру. На мгновение Каландриллу показалось, что за этим грохотом падающих скал он услышал возглас ярости и разочарования, но, может, ему просто показалось… Он повернулся спиной к гробнице и взял Ценнайру за руку, Брахт подхватил под руку Катю и Ценнайру, и они, улыбаясь, пошли по сочной траве.
— Надеюсь, — сказал Брахт, — ты знаешь, как доставить нас в Анвар-тенг? А может, напрямую в Вану?
— Нет, для начала в Анвар-тенг, — возразил Каландрилл. — Мне там кое-что обещали.
Ценнайра сжала его ладонь, и к радости победы примешалась горечь сомнения. Они выиграли битву, Рхыфамун уничтожен, мир спасён от Безумного бога. Но у этой победы останется навечно горький привкус, если Ценнайра не получит назад сердце. Каландрилл вспомнил о колебании, прозвучавшем в голосе Зеду, а до того и в голосе Очена. Неужели это ещё не все? Неужели победа превратится в поражение? Он заставил себя улыбнуться: нельзя позволять неуверенности отражаться на лице и в голосе. Нет, они вернут её сердце. После всего, что пережито, они пройдут и через последнее испытание.
— Как ты это сделаешь? — спросила Катя. — Ты знаешь заклятие?
Каландрилл нахмурился и отрицательно качнул головой, вдруг почувствовав, как под ложечкой у него засосало.
— Не имею ни малейшего понятия, — сказал он и даже подумал, что им навеки грозит остаться в эфире.
— А это не ворота? — вдруг спросила Ценнайра.
Прямо перед ними, словно выросшие на пустом месте, гордо возвышались ворота из розового камня. Два вертикальных монолита, поверху которых лежала массивная перемычка, в проёме была не тьма, а весёлое разноцветье.
— Да, — сказал Каландрилл, — похоже. — И они направились к воротам.
Глава восемнадцатая
На сей раз ничто их не поджидало в междумирье: ни ледяные бескрайние пространства, ни враждебно настроенные стражи, ни боль, словно с крушением надежд Фарна на пробуждение эфирный коридор успокоился. Взявшись за руки, друзья вступили в створ ворот и на мгновение были нигде, в безвременье, но уже в следующий удар сердца оказались в подземной камере глубоко под Анвар-тенгом. Знаки, украшавшие серый камень, вспыхнули, словно в прощании, и растаяли. За спиной у них осталась обыкновенная голая скала, запах миндаля развеялся, ворота закрылись навеки. Шатаясь, они ухватились друг за друга, словно ища поддержки. Здесь было холодно. Вдоль стен, не плавясь, ровным пламенем горели свечи. В их золотистом свете они увидели потрясённое лицо Очена. Узкие глаза его расширились, он приподнялся с табурета и вдруг расплылся в улыбке. Морщины его светились радостью.
— Да будет благословен Хоруль! Да будут благословенны Молодые боги! Вы вернулись! — Он сделал несколько шагов, широко раскрыв объятия, словно вознамерился обнять их всех разом. — А мы боялись, вы погибли, мы боялись, битва проиграна. Но затем — Хоруль! — свершилось чудо, и нам был дан знак о том, что вы победили. Нет, ладно, вы, наверное, измотаны. Могу ли я проводить вас туда, где вы расскажете нам о ваших свершениях? Хотите ли вина? Желаете ли пищи? Хоруль, как я жажду все слышать!
Очен говорил торопливо, слова его наталкивались одно на другое, он беспрестанно касался то одного, то другого, словно не веря, что они живы и находятся рядом.
— А ты сомневался, что мы вернёмся? — с напускным возмущением спросил Брахт.
Колдун рассмеялся, и смех его прозвучал как победный перезвон колоколов.
— В какой-то момент — да, — признался он. — Хоруль, друзья, вас долго не было.
— Сколько? — поинтересовался Каландрилл, следуя за вазирем по лестнице и останавливаясь только тогда, когда колдун произносил заклятия для того, чтобы открыть двери.
— Уже несколько недель, — пояснил Очен. — Мы сменяли здесь друг друга, дожидаясь вашего возвращения. Кто-то сдался, посчитав, что вы умерли или попали в ловушку.
— Но ты говорил о знамении, — напомнил Каландрилл.
— Да, знамение о том, что битва выиграна. — Серебристоволосая голова повернулась, глаза ласково смотрели на них. — Мы все поняли ясно, но не были уверены, что вы выжили. Хоруль! Сколько часов провёл я в ожидании знамения, что вы живы!
— Мы живы, — как ни в чем не бывало сказал Брахт, — но там, где мы были, нам не предлагали вина. Ты что-то говорил про вино, или мне послышалось?
— Говорил, — рассмеялся Очен. — Вас ожидает столько народу! Хотя, может, мне лучше помолчать и не утомлять вас своими рассказами.
— Сначала поведай о знамении, — попросил Каландрилл.
— Хорошо, — кивнул Очен и посерьёзнел. — Дело было так. Армии Памур-тенга и Озали-тенга соединились и были готовы к наступлению. Сомкнув ряды, они стояли наготове. Сколько бы пролилось крови! Но вдруг… вдруг восставшие словно очнулись, будто с глаз их спала пелена и они увидели, что Фарн их обманул. Вожди запросили мира, они полностью отдались на нашу милость. Кое-кто бросился на мечи, а вазири признали, что их ввели в заблуждение. Слава Хорулю — слава вам! — в последовавших беспорядках погибло совсем немного. Они снялись с места и сейчас маршируют домой. Так мы узнали, что вы победили, а Безумный бог побеждён.
Очен замолчал — они выходили во двор; над головой на стального цвета голубом небе висело бледное солнце, недавно поднявшееся из-за горизонта; воздух был свеж и свободен от привкуса колдовства и холода неестественно рано наступившей зимы. В нем пахло осенью. Завидев их, люди бросали работу. Когда же они вошли в здание, сзади раздались приветственные крики.
— Так мы узнали, что победа за вами, — продолжал Очен, поднимаясь по ступенькам. — Но потом вы все не возвращались и не возвращались… Хоруль, я начал опасаться, что ваша победа оказалась пирровой. Минули недели…
— А нам казалось, что прошло совсем немного времени, — пробормотал Каландрилл, — день или два.
— То место, где вы были, подчиняется своим законам, — пояснил вазирь. — Рассказывайте! Нет! Не надо! Сначала вино, и вы расскажете всем сразу.
Он провёл их в залу, где они прежде разговаривали с вазирь-нарумасу. Через чистое стекло в потолке сюда проникал солнечный свет. Кое-кто из колдунов уже был здесь, другие торопились в зал — весть о том, что они вернулись, быстро облетела цитадель. Каландрилл спросил про Чазали, и ему сказали, что киривашен в Памур-тенге. Очен заверил их, что за ним будет немедленно отправлен посыльный. На столе появилось вино и пища. В залу набилось много народу, толпа жужжала вопросами, любопытство было осязаемым. Наконец, когда собрались все, двери закрылись. Зеду сел во главе стола, Очен — слева от него, путники — справа.
Зеду, соблюдая традицию, сказал:
— Хорулю и вашим богам возносим мы хвалу за то, что вернулись вы в целости и сохранности; вас же благодарим за деяния ваши. Весь мир у вас в долгу.
Кто-то за столом пробормотал:
— Сами Молодые боги ваши должники. — И за столом пробежал одобрительный гул.
Зеду попросил:
— Поведайте нам о происшедшем.
Наступило молчание. Брахт проглотил кусок мяса и полным кубком махнул в сторону Каландрилла, предлагая ему начать рассказ. Каландрилл посмотрел на Катю и Ценнайру, девушки кивнули. Он приступил к повествованию.
Рассказ его то и дело прерывался удивлёнными возгласами, одобрительным ропотом и потрясёнными вздохами. Когда Каландрилл закончил, Зеду повернулся к Очену:
— Врата закрыты?
— Да, — кивнул Очен. — Никому более не пройти через эти врата, а после того, как «Заветная книга» будет доставлена в Вану, никому более не найти пути к Фарну.
— Вы мужественные люди, — сказал Зеду, — но в путешествии, в кое сейчас отправитесь, мы снабдим вас эскортом из…
Каландрилл не дал колдуну договорить:
— Вы дали нам слово, прежде чем мы ушли.
Веки Зеду дрогнули, улыбка застыла на лице Очена, в зале установилась мёртвая тишина; все затаили дыхание, не уверенные в том, что сейчас произойдёт. Каландрилл твёрдо смотрел Зеду в глаза.
— Вы обещали вернуть Ценнайре сердце. — Каландриллу показалось, что маг вздохнул. Ценнайра взяла его руку, он повернулся. Её милое личико было сурово. — Да, вы обещали, — твёрдо закончил он.
Зеду кивнул и жестом попросил Очена сказать вместо себя и от имени всех вазирь-нарумасу. Пауза затянулась. Наконец Очен поднял на них глаза, лицо его было очень серьёзно.
— Вы оба решительно этого хотите?
В вопросе его прозвучало столько сомнения, что Каландрилл едва не покачал головой и не произнёс: «Если вы не можете поручиться, что она останется жива, я не буду рисковать».
Но он знал, что решение должна принимать Ценнайра.
А она сказала:
— Да, я хочу. — И в голосе её прозвучала полная уверенность.
— Это будет нелегко. Мы можем не преуспеть. А поскольку Аномиус больше не представляет опасности, может, ты передумаешь?
— Я хочу назад своё сердце. Я желаю стать как все.
Глаза её горели решимостью, и любовь Каландрилла вспыхнула с новой силой, распалённая сомнением, прозвучавшим в голосе Очена, и мужеством в голосе Ценнайры. «Дера, — подумал он, — я не должен её потерять, я этого не вынесу».
— Ты обладаешь фантастической силой.
— Я готова от всего отказаться, мне нужно сердце.
— Может статься, что нам не хватит сил, чтобы вернуть шкатулку и снять заклятие Аномиуса.
— Если этого не можете вы, то кто сможет?
— Твоя вера в нас глубока.
— Да, — сказала она просто.
— А ты считаешь, колдуны Нхур-Джабаля так просто отдадут нам шкатулку?
— А вы так не думаете? Уверены, они заинтересованы в том, чтобы я навсегда оставалась зомби Аномиуса?
— Истинно, — улыбнулся Очен, — хороший аргумент. Но ты можешь погибнуть, и, чтобы этого не произошло, есть ещё один вариант. Мы заберём шкатулку, принесём её сюда в целости и сохранности и будем хранить её здесь…
— Нет. — Ценнайра сказала это очень тихо, но голос её прогремел как гром. — Я больше не хочу быть тем, кто я есть. Не желаю, чтобы на мне стояла печать творения Аномиуса. Я не хочу никому ничего быть должной, кроме того человека, которого выберу сама.
Она взглянула на Каландрилла и улыбнулась. Несмотря на весь ужас их положения, Каландрилл гордился ею. Дера! Что такое драка с Рхыфамуном по сравнению с её мукой! Об этом они думали всю дорогу до Анвар-тенга, но молчали. Может, все-таки попробовать отговорить её? — прозвучал в голове Каландрилла предательский голосок. Нет, решение должна принимать только она.
— Мы ничего не можем обещать, — сказал Очен.
— И все же я прошу вас попытаться, — настаивала Ценнайра.
— Даже под страхом смерти?
— Я уже давно живу под страхом смерти. А вы обещали.
— Да, и мы не отказываемся от своего слова, но…
— Я хочу назад своё сердце.
— Да будет так. Отдыхай сегодня, попробуем утром.
Ценнайра заколебалась и посмотрела на Каландрилла; в её огромных карих глазах стоял неприкрытый ужас. Затем она повернулась к Очену и громко сказала:
— Лучше сейчас. — И тихо, чтобы никто не слышал, добавила: — А то я за себя не ручаюсь.
Очен торжественно кивнул, Каландрилл сжал ей руку и прошептал:
— Может, все-таки отдохнёшь? Завтра уже скоро.
Но тут же сообразил, что думает прежде всего о себе. Он хотел ещё немного побыть с ней до того, как возникнет опасность, что она уйдёт навеки.
— Нет, любимый, — возразила Ценнайра, — если не сейчас, то, боюсь, этого не произойдёт никогда.
«Сколько же в ней мужества!» — восхитился Каландрилл и, поднеся её руку к губам, сказал:
— Тогда приступим.
Они и не заметили, как Очен встал и подошёл к ним, и когда он заговорил, они даже вздрогнули.
— В таком случае думай о Нхур-Джабале, — предложил колдун, — представляй те покои, где Аномиус лишил тебя сердца. Мы должны видеть, куда идти.
Каландрилл отпустил её руку. Вазирь встал между ними и, коснувшись ярко накрашенными ногтями щеки Ценнайры, откинул назад её голову и впился глазами в её глаза. В воздухе резко запахло миндалём. Каландрилл отметил, что все вазирь-нарумасу пристально смотрят на Очена, а Брахт сидит нахмурившись, держа руку на эфесе меча. Очен отпустил голову Ценнайры и отступил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61