— Ахрд, — пробормотал Брахт, с трудом поднимаясь на ноги, — так и будем стоять и наблюдать за всем этим? Неужели ничего нельзя сделать?
— Если мы не вмешаемся, победитель уничтожит нас! — крикнула Катя.
И тут словно кто-то зашептал на ухо Каландриллу. Он чётко вспомнил, что сказал ему на прощанье в Анвар-тенге Очен:
— Помните, вы как один человек! Вы одно целое!
Он поманил к себе товарищей:
— Если я правильно понял, надо попробовать сделать это всем вместе — не как четверо разрозненных человек, а как единое целое.
— Терять нам нечего, — заявил Брахт, — кроме душ.
— А они уже и так в опасности, — заметила Катя.
Ценнайра не проронила ни слова, лишь взяла Каландрилла за руку.
— Боюсь, клинки нам не понадобятся, — сказал он, пряча меч в ножны. — Наша сила — взаимное доверие и вера в дело.
Катя сунула саблю в ножны. С мгновение поколебавшись, Брахт последовал её примеру.
Только вера помогла им приблизиться к саркофагу. Каландрилл ощущал её как нечто явственное, реальное, как и их физические формы в этом эфирном мире, твёрдую как меч, который висел у него на поясе. Друзья зависели друг от друга, они верили друг в друга, и эта вера проистекала из товарищества, и не было в ней места сомнениям, она была скреплена их общей целью. Всякое недоверие исчезло. Взаимное доверие надёжным щитом защищало их от бушевавшей вокруг магии, оно служило мечом, разрезавшим защитный нимб. И они стали медленно подниматься по ступенькам катафалка, который задрожал под их шагами, словно Фарн почувствовал их приближение и беспокойно заворочался во сне.
На одно короткое мгновение нимб попытался вытолкнуть их. Каландрилл почувствовал его противодействие но тут же вновь представил себе их четыре души, слитые в едином порыве, и эта общая душа питалась той силой что была заключена в нем, точно так же, как Рхыфамун и Аномиус черпали своё могущество в спящем боге. Объединённые одной целью, друзья решительно поднимались вверх.
Они добрались до верхней ступени. Под прикрытием стоявшего по центру саркофага они стали подбираться к книге. Вокруг то и дело вспыхивал нечестивый свет, в воздухе стояло зловоние, смешанное с запахом миндаля. Воздух трещал под натиском освобождённой колдовской силы. Рхыфамун стоял совсем близко, но он был занят Аномиусом и так поглощён схваткой, что не заметил руку, осторожно протянувшуюся к «Заветной книге»… …Рука схватила книгу и исчезла. А дальше книга, которую столь удачно подхватил Каландрилл, тут же перешла к Ценнайре, та передала её Кате, а вануйка — Брахту. Керниец крепко прижал её к груди, и они начали спускаться по чёрным ступеням, дрожавшим и колебавшимся у них под ногами, словно от едва сдерживаемой ярости. Брахт передал книгу Кате, и та с брезгливым выражением на смуглом лице взяла её как змею и сунула под кольчугу. Они отошли ещё на несколько шагов от саркофага, все ещё держась за руки, не веря в успех, а затем разом вытащили из ножен клинки. И тут Аномиус сообразил, что их нет рядом. Победоносная улыбка на мясистых губах его застыла, а вместе с ней и слоги заклятий.
Рхыфамун заметил выражение его лица, проследил, куда скосились водянистые глаза, и на лице его проступила безудержная ярость. В бешеном блеске фиолетовых глаз Каландрилл рассмотрел смерть. И вдруг ужасный огонь объял Аномиуса.
Колдун упал с саркофага и с грохотом полетел по ступенькам, охваченный с ног до головы колдовским пламенем. Языки чёрного огня лизали его халат и плоть. Он визжал, пытаясь подняться на ноги. Грязный халат сгорел в одно мгновение, и колдун оказался голым. В следующее мгновение белая кожа его потемнела и обуглилась. Рот раскрылся, глаза лопнули, и из пустых глазниц вырвался огонь. Кожа и мышцы сгорели мгновенно, обнажив скелет и внутренние органы. Пламя тут же перебросилось на них. Наконец скелет рухнул, развалился на части и очень скоро расплавился в огне. От Аномиуса осталось только маленькое облачко чёрного дыма.
— Вы вовремя его отвлекли. Благодарю. А теперь верните книгу.
Они повернулись к Рхыфамуну. На губах векового колдуна играла отвратительная победоносная ухмылка. Вены вздулись у него на шее, золотой халат дымился, по щекам под воздействием магии Аномиуса текли кровавые слезы. Но Рхыфамун был уверен в себе; в сверкающей ауре спустился он с катафалка с поднятыми руками, рисуя в воздухе сложный рисунок и произнося заклятия.
— Нет! — воскликнул Каландрилл и поднял меч. Рхыфамун выстрелил светом — Каландрилл взмыл в воздух и через секунду рухнул на пол; время вновь замедлило свой бег. И тут юноша увидел Ценнайру. Оттолкнув Катю и Брахта, она встала между ними и колдуном и приняла на себя новый залп света. Колдовской поток охватил её всю, чёрные волосы взмыли вверх, но она осталась жива. Рхыфамун выругался, а Ценнайра дико рассмеялась и выкрикнула:
— Магия, уничтожающая жизнь, против меня бессильна!
Колдун начал произносить заклятия, которые должны были покончить с Ценнайрой. Каландрилл вскочил на ноги и, не ведая как, вдруг оказался перед Рхыфамуном. Он знал только одно — удар необходимо нанести прежде, чем тот закончит произносить заклятия.
Прямой меч его опускался по дуге — медленно, очень медленно. Сейчас колдун произнесёт последний слог, и Ценнайра будет уничтожена, маг заберёт «Заветную книгу» и пробудит Фарна. Губы Рхыфамуна шевелились. Он скосил глаза на Каландрилла, и в них горели ярость и презрение. Клинок замер. А оттуда, где благословлённая сталь столкнулась со злой магией, посыпались искры и раздался оглушительный треск.
По нервам Каландрилла и венам пробежала страшная дрожь, клинок едва не вывалился из ослабевших пальцев. Эфес жёг, как раскалённый докрасна железный прут, он пожирал его плоть. Каландрилл едва не отбросил меч, но вовремя остановился. Он не может — не должен! — этого делать! Что-то подсказывало ему, что в нынешней смертельной битве только клинок, к коему прикоснулась Дера, обладает силой, достаточной, дабы противостоять могуществу, которым наградил Фарн своего прихвостня.
Каландрилл заставил себя поверить в то, что не испытывает боли, что глаза его солгали и руки его вовсе не почернели, а кожа не обуглилась и не оголила опалённые кости. Сопротивляясь колдовству Рхыфамуна, он что есть мочи давил на меч, стремясь опустить его на череп колдуна.
Ему это не удалось, но и Рхыфамун не смог отстранить клинок и направить колдовство на Ценнайру, Брахта и Катю.
Керниец и вануйка валялись без сил, словно вытолкнутые за пределы последнего сражения. Каландрилл с ужасающей чёткостью понял, что это его битва, что только его сила может — «Дера, неужели только может?» — уничтожить мага. Он смотрел в фиолетовые глаза, и вдруг ему показалось, что в них промелькнула тень сомнения. Каландрилл выдавил из себя торжествующий смех, и клинок опустился — хотя и совсем чуть-чуть, а боль ослабла — хоть и совсем ненамного. Рхыфамун отступил на шаг, это был всего лишь один шаг, но он вселил в Каландрилла надежду. Каландрилл напрягся, давя на ауру, окружающую колдуна, и на лбу его противника вдруг выступила кровавая испарина. Каландрилл взывал к своей неведомой силе, и она крепла в нем, придавая ему уверенности, она помогала ему преодолеть боль. В нем соединились воедино эта оккультная сила и решимость, и воля Брахта, и Кати, и Ценнайры, воля всех тех, кто ценой своей собственной жизни готов был помешать пробуждению Фарна. Сила эта наполнила его. Он не знал, как ею пользоваться, но он знал, что она в нем.
И меч уже не был расплавленным прутом, приносящим невыносимую боль, он стал инструментом победы, орудием разгрома Рхыфамуна. Меч опустился ещё чуточку и вдруг резко ударился о чёрный мрамор — Рхыфамун отпрыгнул.
Каландрилл мгновенно поднял меч, обороняясь. Сомнение в глазах мага уступило место леденящей кровь ярости, руки запачканные колдовством Аномиуса, поднялись и вновь начали рисовать в воздухе знаки, собирая против Каландрилла чёрный огонь, более быстрый чем язык змеи.
— Дера! — прокричал Каландрилл и с поднятым мечом бросился на врага.
Новый раскат грома, и гробница содрогнулась. Чёрный свет стал другим, в нем засверкали ослепительные золотисто-серебристые огоньки. На мгновение запах миндаля забил зловоние. Каландрилл посчитал, что он умер, но вдруг с удивлением обнаружил, что все ещё жив.
Глаза Рхыфамуна расширились, словно и он не мог в это поверить. Каландрилл, ослеплённый такой вспышкой, прищурившись, смотрел на колдуна. Злость подогревала его. Перед ним стоял безумец, готовый пробудить Фарна и ввергнуть мир в хаос; человек, обманувший его, воспользовавшийся им, уверовавший в свою непобедимость, презиравший все живое, считавший людей прислугой, существами второго и третьего сорта. Человек, вознамерившийся бросить весь мир под пяту Безумного бога, принести его в жертву собственной одержимости, собственной жажде власти. Внезапно к злости, владевшей Каландриллом, примешались новые чувства — жалость, и презрение, и грусть. Рхыфамун — зло. В этом он не сомневался. Но Рхыфамун просто безумец, настолько поглощённый своим желанием, что вряд ли отдаёт себе отчёт в том, что творит. И Каландриллу было жаль его, как всякого, потерявшего контроль над своими действиями.
В это мгновение Каландрилл стал больше чем человек. Он стал орудием в руках Молодых богов, воплощением порядка в противоположность хаосу и человечности, вступившей в схватку с жестоким разрушением.
И тогда он уверовал в то, что выиграет эту битву, пусть даже ценой собственной жизни. Это сейчас неважно. Важно — не дать пробудиться Фарну. Он забыл о жизни, о любви к Ценнайре, о Брахте и о Кате, он думал только о победе, о победе над Рхыфамуном, о том, что нельзя допустить пробуждения Фарна.
Он издал боевой клич и бросился вперёд, занеся над головой меч, как средоточие гнева Молодых богов.
Рхыфамун воздел руки и выстрелил в него магией, но Каландрилл отбил её мечом. Мавзолей вибрировал, но теперь природа вибрации изменилась, атмосфера наполнилась страхом. Пол начал трескаться, стены обваливаться; где-то обрушилась колонна, и в воздух взмыло зловредное облако. Каландрилл не видел, как позади него за край гроба схватилась бледная рука, ногти заскрежетали по его стенке, но в следующее мгновение рука упала. Каландрилл наступал, думая только о победе.
Злость, сверкавшая в глазах Рхыфамуна, сменилась неуверенностью, затем ужасом. Колдун отступал, Каландрилл наседал. Чёрные языки пламени выстреливали в него, в грудь били молоты, волосы горели, кожаные доспехи тлели. Колдун пригоршнями швырял в него заклятия, в мгновение ока спалившие бы любого смертного. Но Каландрилл наступал. Меч был ему и щитом, и орудием гнева, и маяком надежды. Он чувствовал в нем силу, бессмертную силу богини; он чувствовал в нем праведную мощь всех Молодых богов. Но это ещё не все. В этом мече была и сила людей — яростное мужество Брахта, суровая решимость Кати, безграничная преданность Ценнайры и вера Очена. Каландрилл неумолимо шёл вперёд.
Рхыфамун отступал. На его красивом, но злобном лице проступило отчаяние. Колдовство его было бессильно против клинка. Колдун зашатался, опёрся рукой о растрескавшуюся колонну, так и не произнеся до конца очередного заклятия. С диким криком Каландрилл бросился вперёд с высоко поднятым мечом.
— Нет! — взревел Рхыфамун, но клинок опускался все ниже и ниже, уже не встречая колдовского сопротивления.
Он обрушился ему на лицо и разрубил череп пополам. Рхыфамун застонал. Это был страшный долгий стон по потерянной надежде и несбывшейся мечте.
Каландрилл почувствовал сильную болезненную отдачу в ладонях и запястьях и приступ отвратительной тошноты, словно он коснулся квинтэссенции ужаса и зла, стоящего выше человеческого понимания. Но уже в следующее мгновение пришло облегчение и радость победы. Это было как звук трубы, возвещающей победоносное окончание битвы. Что-то вышло из него, словно после того, как дело было сделано, сила оставила его, — Каландрилл вновь стал самим собой. На мгновение он ощутил в себе пустоту; мёртвое тело Рхыфамуна, мерцая, исчезало. Оно не пропадало как обычно, плоть и кости не превратились в прах. Рхыфамун просто испарился, словно с его поражением магия, которая позволяла ему так долго цепляться за телесную оболочку, ушла в небытие. Предсмертный крик его стих, и от него остался только пустой окровавленный халат. Здесь, в оккультном царстве, в эфире, Каландрилл чувствовал, что душа колдуна повержена и что больше он никому угрожать не будет. Рхыфамун воистину умер.
Он наклонился и подолом золотистого халата стёр кровь с меча, сунул его в ножны и повернулся к товарищам.
Ценнайра бросилась к нему и крепко прижала к себе; Каландрилл даже испугался, что сейчас она его раздавит.
— Я боялась, он тебя убьёт, — прошептала она ему в губы.
— А я боялся, что ты умрёшь, а я бы этого не вынес, — ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61