Уходя, обе Девы смеялись.
Обитатели лагеря – и мужчины, и женщины – не сидели без дела: кто шил, кто чинил упряжь, кто готовил еду, стирал или купал детишек. Многие ребятишки бегали, играли или беззаботно плясали под звуки полудюжины скрипок и флейт. Все Лудильщики от мала до велика носили одеяния еще более яркие и пестрые, чем их фургоны, причем цвета были подобраны в совершенно невообразимых сочетаниях. Мало кто в здравом уме, даже женщины, решился бы нацепить на себя такое.
Когда потрепанный отряд приблизился к фургонам, в лагере воцарилась тревожная тишина. Музыка смолкла. Люди замерли на местах. Женщины прижимали к груди младенцев, детишки прятались за взрослых и боязливо выглядывали из-за материнских юбок. Седовласый жилистый мужчина выступил вперед и, прижав руки к груди, поклонился. Он был в ярко-синем кафтане с высоким воротом и изумрудно-зеленых, чуть ли не светящихся мешковатых штанах, заправленных в высокие сапоги.
– Добро пожаловать к нашим кострам, – церемонно произнес он. – Знаете ли вы песню?
Перрин замер на месте, боясь потревожить стрелу, и изумленно вытаращился. Он знал этого невысокого человека – Махди, или Ищущий, по имени Раин. Надо же такому случиться – из всех Лудильщиков он наткнулся именно на знакомых. Случайно ли? Случайные совпадения вызывали у Перрина беспокойство. Если сплетение Узора часто приводит к таким совпадениям, значит, вращение Колеса ускоряет ход событий.
Я уже начинаю рассуждать, как Айз Седай, подумал юноша.
Поклониться в ответ он не мог, но слова ритуального приветствия помнил:
– Ваш радушный прием. Раин, согревает душу, как ваши костры согревают тело. Но песня мне неведома.
Фэйли, Айвон и все двуреченцы удивленно уставились на Перрина. Послышался гул голосов – судя по всему, он снова дал землякам пищу для разговоров. – Стало быть, мы продолжим поиски, – в тон ему откликнулся вожак Лудильщиков. – Так было, и так будет, но мы будем помнить, искать и найдем. – Он сокрушенно поморщился при виде окровавленных лиц обступивших его людей, отводя глаза от их оружия. Странствующий Народ никогда не прикасался к орудиям убийства. – Добро пожаловать к нашим кострам, – промолвил Махди. – У нас найдется горячая вода, повязки и лечебные снадобья. Тебе известно мое имя, – добавил он, внимательно глядя на Перрина и припоминая. – Ну конечно, как же… твои глаза…
Пока Раин говорил, к нему подошла жена – плотная женщина с седыми волосами, но гладкими щеками, на голову выше мужа. От ее наряда – алая блузка, ярко-желтая юбка и зеленая шаль с бахромой – рябило в глазах, но держалась она по-матерински доброжелательно и уверенно.
– Я узнала тебя, – заявила женщина. – Ты – Перрин Айбара. А Илайас с тобой? Перрин покачал головой:
– Нет, Ила. Я давно его не видел.
– Жизнь Илайаса полна насилия, – печально промолвил Раин, – впрочем, как и твоя. А жизнь, связанная с насилием, может быть длинна, но никогда не будет чиста.
– Не пытайся наставить его на Путь Листа своими речами, Раин, – отрывисто произнесла Ила. – Он ведь ранен. Да и все остальные тоже.
– И о чем я только думаю, – виновато пробормотал Раин и, возвысив голос, призвал своих людей. – Здесь раненые, им нужна помощь. Идите сюда и помогите нуждающимся.
Лудильщики, мужчины и женщины, обступили двуреченцев. Сочувственно приговаривая, они помогли раненым сойти с лошадей и повели, а некоторых и понесли к фургонам. Иные, как, например, Вил, беспокоились оттого, что их раздевают, но Перрин знал, что тревожиться нечего. Туата'ан отвергали всякое насилие. Никто из них не прибегал к силе даже для защиты своей жизни.
Чтобы спешиться, Перрину пришлось воспользоваться помощью Айвона. Боль в боку была почти невыносимой.
– Раин, – промолвил он, еле дыша, – вам опасно здесь оставаться. Отведи своих людей в Эмондов Луг. Там вы будете в безопасности. Троллоки напали на нас всего в пяти милях отсюда.
К удивлению Перрина, Раин призадумался, потом покачал головой:
– Нет, Перрин. Ежели я и соглашусь, люди мои все равно откажутся. Мы стараемся держаться подальше даже от самых крохотных деревушек, и не только потому, что селяне возводят на нас напраслину, подозревая то в воровстве, то в том, что мы пытаемся обратить их детишек на Путь Листа. Дело в том, что там, где люди поставили хотя бы десяток домов, таится угроза насилия. Туата'ан это ведомо еще с Разлома Мира. Истинная безопасность только в наших фургонах, в непрестанном движении и постоянном поиске песни. – Тень набежала на его лицо. – Мы повсюду видим зло и насилие, Перрин, не только у вас в Двуречье. Такое ощущение, что мир ждут большие перемены. Грозные перемены Потрясения. Несомненно, мы скоро найдем песню. Иначе просто быть не может.
– Вы ее найдете, – спокойно ответил Перрин. Наверное, их ненависть к насилию сильнее, чем воздействие та'верена. Возможно, и та'верен не может преодолеть тяготение Пути Листа, который и ему самому когда-то казался привлекательным. – Воистину я надеюсь на это.
– Что будет, то будет, – вздохнул Раин. – Все умирает в свое время. Возможно, даже песня.
Желая успокоить мужа. Ила обняла его, но взгляд женщины был таким же тревожным.
– Хватит, – заявила она, пытаясь скрыть беспокойство, – пойдем-ка в фургон. Ох уж эти мужчины, будут молоть языком, даже если на них штаны горят. А ты очень хороша, дитя, – промолвила она, обращаясь к Фэйли. – Пожалуй, тебе надо быть поосторожнее с Перрином. Я всегда встречала его только в обществе красивых девушек.
Фэйли смерила Перрина оценивающим взглядом, но быстро отвела глаза. Он кое-как доковылял до желтого, с красной отделкой фургона на высоких, с красным ободом и красными и желтыми спицами колесах, стоявшего рядом с горевшим в центре лагеря костром, но едва занес ногу на первую ступеньку, как колени у него подогнулись. Айвон и Раин подхватили юношу и почти внесли его в фургон. Ила и Фэйли поспешно поднялись следом. Перрина уложили на прилаженную к передней стенке фургона койку. Рядом с ней находилась сдвигающаяся вбок дверца, ведущая к сиденью возницы.
Фургон и впрямь напоминал маленький домик – на двух крохотных окошках даже висели розовые занавески. Перрин лежал навзничь, уставясь в потолок. Лудильщики и внутри разукрасили фургон по-своему – лакированный потолок был небесно-голубым, а стенные шкафы – желтыми и зелеными. Фэйли расстегнула его пояс и, пока Ила рылась в одном из шкафов, отложила в сторону топор и колчан. Перрин казался безучастным ко всему.
– Всякого можно застать врасплох, – произнес Айвон. – Пусть это послужит тебе уроком, но не принимай случившееся слишком близко к сердцу. Даже Артуру Ястребиное Крыло случалось проигрывать битвы.
– Артур Ястребиное Крыло… – Перрин попытался рассмеяться, но смех превратился в стон. – Да, я уж точно не Артур Ястребиное Крыло…
Ила сердито посмотрела на Стража, точнее, на его меч, похоже, вызывавший у нее еще большую неприязнь, чем топор Перрина, и подошла к постели с ворохом сложенных тряпиц. Откинув полу рубахи, она взглянула на обломок стрелы и нахмурилась:
– Боюсь, его нелегко будет удалить. Слишком глубоко засел.
– Наконечник зазубренный, – невозмутимо заметил Айвон. – Троллоки редко используют луки, но если стреляют, то стрелы у них всегда с зазубренными наконечниками.
– Ну-ка выйди, – решительно заявила Ила, обернувшись к Стражу. – И ты, Раин, тоже. Уход за ранеными не мужское дело. Проверь лучше, поставил ли Моши новое колесо.
– Хорошая мысль, – отозвался Раин, – возможно, завтра мы уже тронемся в путь. В прошлом году нам пришлось поездить, – добавил он, обращаясь к Перрину. – Нелегко было. И в Кайриэн мотались, и в Гэалдан возвращались, и в Андор… Да, наверное, завтра тронемся.
Когда за ним и Айвоном затворилась дверь, Ила обеспокоенно повернулась к Фэйли:
– Если наконечник зазубренный, я не сумею его извлечь. Коли другого выхода нет, придется попробовать, но лучше бы отыскать поблизости кого-нибудь более сведущего во врачевании…
– В Эмондовом Лугу наверняка такой найдется, – ответила Фэйли, – но не опасно ли оставлять обломок до завтра?
– Думаю, что вырезать его неумеючи всяко опаснее. Пожалуй, дам я ему чего-нибудь, чтобы унять боль, и примочку сделаю, а то вдруг рана загноится.
– Эй! – обратился к женщинам Перрин, сверля их взглядом. – Вы обо мне случаем не забыли? А то я ведь здесь!
Обе обернулись к нему.
– Не давай ему шевелиться, Фэйли, – заявила Ила. – Языком пусть болтает, но не двигается, а то рану растревожит.
– Уж об этом я позабочусь, – заверила ее Фэйли. Когда с него стягивали кафтан и рубаху, Перрин стиснул зубы, чтобы не застонать. Однако раздеть его было необходимо. Он чувствовал себя слабым и податливым, как худшее сварочное железо. Обломок черного дерева в четыре дюйма длиной торчал над его последним ребром из рваной, покрытой коркой запекшейся крови раны. Потом женщины заставили его опустить голову на подушку – мол, нечего разглядывать рану.
Фэйли промыла ее, а Ила в ступе из гладкого серого камня – пожалуй, в стане Лудильщиков только этот предмет и не был выкрашен в яркие цвета – растерла пестиком какие-то травы. Снадобьем щедро обмазали рану вокруг стрелы и наложили поверх повязку.
– Мы с Райном сегодня заночуем под фургоном, – сказала Ила, вытирая руки. Бросив на Перрина еще один взгляд, она горестно покачала головой:
– Когда-то я верила, что в конце концов он обратится на Путь Листа. Такой был добрый парнишка.
– Путь Листа не для всех, – мягко заметила Фэйли, но Ила вновь покачала головой.
– Для всех, – возразила она так же мягко, но с легкой грустью, – жаль только, что не все это понимают.
Она вышла. Фэйли присела на краешек постели и утерла Перрину лоб. Кажется, он почему-то сильно потел.
– Я совершил непростительную ошибку, – пробормотал юноша. – Да что там непростительную, это мягко сказано. Я и слов-то подходящих не подберу…
– И нечего подбирать, – перебила его Фэйли. – Ты делал то, что считал правильным. То, что было правильным тогда. Я до сих пор в толк не возьму, как эти троллоки подобрались к нам сзади. И Гаула провели, а уж он-то всегда знает, откуда ждать врага. Айвон прав, Перрин. Тебя застали врасплох, но такое со всяким могло случиться. Зато ты собрал нас всех вместе и вывел из лесу.
Перрин покачал головой.
– Это Айвон нас вывел, а я… Я понапрасну погубил двадцать семь человек, – с горечью произнес он и попытался приподняться и заглянуть ей в глаза. – Некоторые из них были моими друзьями, Фэйли. И они погибли по моей вине…
Фэйли взяла его за плечи и уложила обратно. Это далось ей легко, видать, он вконец обессилел.
– Лежи, лежи, хватит того, что завтра придется сажать тебя в седло, – твердо сказала она. – И учти, это ты нас вывел, а не Айвон. Ему, кажется, ни до кого из нас, кроме тебя, и дела-то не было. Если бы не ты, здешние парни разбежались бы кто куда и угодили прямо в лапы троллоков. Чужак не сумел бы собрать их вместе. Что же до твоих друзей… – Вздохнув, она снова уселась на край постели. – Перрин, мой отец всегда говорил, что полководец может или думать о живых, или оплакивать мертвых, но никак ни то и ни другое одновременно.
– Но я-то не полководец, Фэйли. Я всего-навсего кузнец, возомнивший, что он имеет право ради справедливого возмездия рисковать чужими жизнями. Я по-прежнему хочу отомстить, но не желаю, чтобы за мои ошибки расплачивались другие.
– Ты думаешь, троллоки уйдут отсюда лишь оттого, что ты счел свои побуждения недостаточно чистыми? – Горячность в ее голосе заставила Перрина приподнять голову, но девушка бесцеремонно уложила его обратно. – Оттого, что тебя мучают угрызения совести? Они от этого злобы лишатся? Тебе что, требуются более основательные причины, чтобы бить троллоков? Знаешь, что еще говорил мой отец? Худшее, что может совершить полководец, – это покинуть доверившихся ему людей. Такое хуже любого поражения.
Послышался стук, и в дверь просунулся стройный красивый молодой Лудильщик в красно-зеленом полосатом кафтане. Он одарил Фэйли очаровательной белозубой улыбкой и лишь потом взглянул на Перрина.
– Дед сказал, что ты к нам наведался, вы ведь из этих краев. Вот я и подумал, а вдруг Эгвейн… – Неожиданно он нахмурился, уставившись на глаза Перрина. – Вот оно что. Вижу, ты все-таки последовал за Илайасом и стал водиться с волками. Я так и думал. Уверен был, что ты никогда не обратишься на Путь Листа.
Этого малого по имени Айрам, внука Раина и Илы, Перрин знал и не слишком жаловал – улыбался он совсем как Вил ал'Син. Поэтому он промолвил:
– Уходи, Айрам, я очень устал.
– Эгвейн с тобой?
– Эгвейн теперь Айз Седай, Айрам, – прорычал Перрин. – Вздумай ты пригласить ее танцевать, она вырвала бы твое сердце Единой Силой. Уходи!
Айрам заморгал и поспешно закрыл за собой дверь.
Перрин уронил голову на подушку.
– Слишком много он улыбается, – пробормотал юноша, – терпеть не могу таких улыбчивых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
Обитатели лагеря – и мужчины, и женщины – не сидели без дела: кто шил, кто чинил упряжь, кто готовил еду, стирал или купал детишек. Многие ребятишки бегали, играли или беззаботно плясали под звуки полудюжины скрипок и флейт. Все Лудильщики от мала до велика носили одеяния еще более яркие и пестрые, чем их фургоны, причем цвета были подобраны в совершенно невообразимых сочетаниях. Мало кто в здравом уме, даже женщины, решился бы нацепить на себя такое.
Когда потрепанный отряд приблизился к фургонам, в лагере воцарилась тревожная тишина. Музыка смолкла. Люди замерли на местах. Женщины прижимали к груди младенцев, детишки прятались за взрослых и боязливо выглядывали из-за материнских юбок. Седовласый жилистый мужчина выступил вперед и, прижав руки к груди, поклонился. Он был в ярко-синем кафтане с высоким воротом и изумрудно-зеленых, чуть ли не светящихся мешковатых штанах, заправленных в высокие сапоги.
– Добро пожаловать к нашим кострам, – церемонно произнес он. – Знаете ли вы песню?
Перрин замер на месте, боясь потревожить стрелу, и изумленно вытаращился. Он знал этого невысокого человека – Махди, или Ищущий, по имени Раин. Надо же такому случиться – из всех Лудильщиков он наткнулся именно на знакомых. Случайно ли? Случайные совпадения вызывали у Перрина беспокойство. Если сплетение Узора часто приводит к таким совпадениям, значит, вращение Колеса ускоряет ход событий.
Я уже начинаю рассуждать, как Айз Седай, подумал юноша.
Поклониться в ответ он не мог, но слова ритуального приветствия помнил:
– Ваш радушный прием. Раин, согревает душу, как ваши костры согревают тело. Но песня мне неведома.
Фэйли, Айвон и все двуреченцы удивленно уставились на Перрина. Послышался гул голосов – судя по всему, он снова дал землякам пищу для разговоров. – Стало быть, мы продолжим поиски, – в тон ему откликнулся вожак Лудильщиков. – Так было, и так будет, но мы будем помнить, искать и найдем. – Он сокрушенно поморщился при виде окровавленных лиц обступивших его людей, отводя глаза от их оружия. Странствующий Народ никогда не прикасался к орудиям убийства. – Добро пожаловать к нашим кострам, – промолвил Махди. – У нас найдется горячая вода, повязки и лечебные снадобья. Тебе известно мое имя, – добавил он, внимательно глядя на Перрина и припоминая. – Ну конечно, как же… твои глаза…
Пока Раин говорил, к нему подошла жена – плотная женщина с седыми волосами, но гладкими щеками, на голову выше мужа. От ее наряда – алая блузка, ярко-желтая юбка и зеленая шаль с бахромой – рябило в глазах, но держалась она по-матерински доброжелательно и уверенно.
– Я узнала тебя, – заявила женщина. – Ты – Перрин Айбара. А Илайас с тобой? Перрин покачал головой:
– Нет, Ила. Я давно его не видел.
– Жизнь Илайаса полна насилия, – печально промолвил Раин, – впрочем, как и твоя. А жизнь, связанная с насилием, может быть длинна, но никогда не будет чиста.
– Не пытайся наставить его на Путь Листа своими речами, Раин, – отрывисто произнесла Ила. – Он ведь ранен. Да и все остальные тоже.
– И о чем я только думаю, – виновато пробормотал Раин и, возвысив голос, призвал своих людей. – Здесь раненые, им нужна помощь. Идите сюда и помогите нуждающимся.
Лудильщики, мужчины и женщины, обступили двуреченцев. Сочувственно приговаривая, они помогли раненым сойти с лошадей и повели, а некоторых и понесли к фургонам. Иные, как, например, Вил, беспокоились оттого, что их раздевают, но Перрин знал, что тревожиться нечего. Туата'ан отвергали всякое насилие. Никто из них не прибегал к силе даже для защиты своей жизни.
Чтобы спешиться, Перрину пришлось воспользоваться помощью Айвона. Боль в боку была почти невыносимой.
– Раин, – промолвил он, еле дыша, – вам опасно здесь оставаться. Отведи своих людей в Эмондов Луг. Там вы будете в безопасности. Троллоки напали на нас всего в пяти милях отсюда.
К удивлению Перрина, Раин призадумался, потом покачал головой:
– Нет, Перрин. Ежели я и соглашусь, люди мои все равно откажутся. Мы стараемся держаться подальше даже от самых крохотных деревушек, и не только потому, что селяне возводят на нас напраслину, подозревая то в воровстве, то в том, что мы пытаемся обратить их детишек на Путь Листа. Дело в том, что там, где люди поставили хотя бы десяток домов, таится угроза насилия. Туата'ан это ведомо еще с Разлома Мира. Истинная безопасность только в наших фургонах, в непрестанном движении и постоянном поиске песни. – Тень набежала на его лицо. – Мы повсюду видим зло и насилие, Перрин, не только у вас в Двуречье. Такое ощущение, что мир ждут большие перемены. Грозные перемены Потрясения. Несомненно, мы скоро найдем песню. Иначе просто быть не может.
– Вы ее найдете, – спокойно ответил Перрин. Наверное, их ненависть к насилию сильнее, чем воздействие та'верена. Возможно, и та'верен не может преодолеть тяготение Пути Листа, который и ему самому когда-то казался привлекательным. – Воистину я надеюсь на это.
– Что будет, то будет, – вздохнул Раин. – Все умирает в свое время. Возможно, даже песня.
Желая успокоить мужа. Ила обняла его, но взгляд женщины был таким же тревожным.
– Хватит, – заявила она, пытаясь скрыть беспокойство, – пойдем-ка в фургон. Ох уж эти мужчины, будут молоть языком, даже если на них штаны горят. А ты очень хороша, дитя, – промолвила она, обращаясь к Фэйли. – Пожалуй, тебе надо быть поосторожнее с Перрином. Я всегда встречала его только в обществе красивых девушек.
Фэйли смерила Перрина оценивающим взглядом, но быстро отвела глаза. Он кое-как доковылял до желтого, с красной отделкой фургона на высоких, с красным ободом и красными и желтыми спицами колесах, стоявшего рядом с горевшим в центре лагеря костром, но едва занес ногу на первую ступеньку, как колени у него подогнулись. Айвон и Раин подхватили юношу и почти внесли его в фургон. Ила и Фэйли поспешно поднялись следом. Перрина уложили на прилаженную к передней стенке фургона койку. Рядом с ней находилась сдвигающаяся вбок дверца, ведущая к сиденью возницы.
Фургон и впрямь напоминал маленький домик – на двух крохотных окошках даже висели розовые занавески. Перрин лежал навзничь, уставясь в потолок. Лудильщики и внутри разукрасили фургон по-своему – лакированный потолок был небесно-голубым, а стенные шкафы – желтыми и зелеными. Фэйли расстегнула его пояс и, пока Ила рылась в одном из шкафов, отложила в сторону топор и колчан. Перрин казался безучастным ко всему.
– Всякого можно застать врасплох, – произнес Айвон. – Пусть это послужит тебе уроком, но не принимай случившееся слишком близко к сердцу. Даже Артуру Ястребиное Крыло случалось проигрывать битвы.
– Артур Ястребиное Крыло… – Перрин попытался рассмеяться, но смех превратился в стон. – Да, я уж точно не Артур Ястребиное Крыло…
Ила сердито посмотрела на Стража, точнее, на его меч, похоже, вызывавший у нее еще большую неприязнь, чем топор Перрина, и подошла к постели с ворохом сложенных тряпиц. Откинув полу рубахи, она взглянула на обломок стрелы и нахмурилась:
– Боюсь, его нелегко будет удалить. Слишком глубоко засел.
– Наконечник зазубренный, – невозмутимо заметил Айвон. – Троллоки редко используют луки, но если стреляют, то стрелы у них всегда с зазубренными наконечниками.
– Ну-ка выйди, – решительно заявила Ила, обернувшись к Стражу. – И ты, Раин, тоже. Уход за ранеными не мужское дело. Проверь лучше, поставил ли Моши новое колесо.
– Хорошая мысль, – отозвался Раин, – возможно, завтра мы уже тронемся в путь. В прошлом году нам пришлось поездить, – добавил он, обращаясь к Перрину. – Нелегко было. И в Кайриэн мотались, и в Гэалдан возвращались, и в Андор… Да, наверное, завтра тронемся.
Когда за ним и Айвоном затворилась дверь, Ила обеспокоенно повернулась к Фэйли:
– Если наконечник зазубренный, я не сумею его извлечь. Коли другого выхода нет, придется попробовать, но лучше бы отыскать поблизости кого-нибудь более сведущего во врачевании…
– В Эмондовом Лугу наверняка такой найдется, – ответила Фэйли, – но не опасно ли оставлять обломок до завтра?
– Думаю, что вырезать его неумеючи всяко опаснее. Пожалуй, дам я ему чего-нибудь, чтобы унять боль, и примочку сделаю, а то вдруг рана загноится.
– Эй! – обратился к женщинам Перрин, сверля их взглядом. – Вы обо мне случаем не забыли? А то я ведь здесь!
Обе обернулись к нему.
– Не давай ему шевелиться, Фэйли, – заявила Ила. – Языком пусть болтает, но не двигается, а то рану растревожит.
– Уж об этом я позабочусь, – заверила ее Фэйли. Когда с него стягивали кафтан и рубаху, Перрин стиснул зубы, чтобы не застонать. Однако раздеть его было необходимо. Он чувствовал себя слабым и податливым, как худшее сварочное железо. Обломок черного дерева в четыре дюйма длиной торчал над его последним ребром из рваной, покрытой коркой запекшейся крови раны. Потом женщины заставили его опустить голову на подушку – мол, нечего разглядывать рану.
Фэйли промыла ее, а Ила в ступе из гладкого серого камня – пожалуй, в стане Лудильщиков только этот предмет и не был выкрашен в яркие цвета – растерла пестиком какие-то травы. Снадобьем щедро обмазали рану вокруг стрелы и наложили поверх повязку.
– Мы с Райном сегодня заночуем под фургоном, – сказала Ила, вытирая руки. Бросив на Перрина еще один взгляд, она горестно покачала головой:
– Когда-то я верила, что в конце концов он обратится на Путь Листа. Такой был добрый парнишка.
– Путь Листа не для всех, – мягко заметила Фэйли, но Ила вновь покачала головой.
– Для всех, – возразила она так же мягко, но с легкой грустью, – жаль только, что не все это понимают.
Она вышла. Фэйли присела на краешек постели и утерла Перрину лоб. Кажется, он почему-то сильно потел.
– Я совершил непростительную ошибку, – пробормотал юноша. – Да что там непростительную, это мягко сказано. Я и слов-то подходящих не подберу…
– И нечего подбирать, – перебила его Фэйли. – Ты делал то, что считал правильным. То, что было правильным тогда. Я до сих пор в толк не возьму, как эти троллоки подобрались к нам сзади. И Гаула провели, а уж он-то всегда знает, откуда ждать врага. Айвон прав, Перрин. Тебя застали врасплох, но такое со всяким могло случиться. Зато ты собрал нас всех вместе и вывел из лесу.
Перрин покачал головой.
– Это Айвон нас вывел, а я… Я понапрасну погубил двадцать семь человек, – с горечью произнес он и попытался приподняться и заглянуть ей в глаза. – Некоторые из них были моими друзьями, Фэйли. И они погибли по моей вине…
Фэйли взяла его за плечи и уложила обратно. Это далось ей легко, видать, он вконец обессилел.
– Лежи, лежи, хватит того, что завтра придется сажать тебя в седло, – твердо сказала она. – И учти, это ты нас вывел, а не Айвон. Ему, кажется, ни до кого из нас, кроме тебя, и дела-то не было. Если бы не ты, здешние парни разбежались бы кто куда и угодили прямо в лапы троллоков. Чужак не сумел бы собрать их вместе. Что же до твоих друзей… – Вздохнув, она снова уселась на край постели. – Перрин, мой отец всегда говорил, что полководец может или думать о живых, или оплакивать мертвых, но никак ни то и ни другое одновременно.
– Но я-то не полководец, Фэйли. Я всего-навсего кузнец, возомнивший, что он имеет право ради справедливого возмездия рисковать чужими жизнями. Я по-прежнему хочу отомстить, но не желаю, чтобы за мои ошибки расплачивались другие.
– Ты думаешь, троллоки уйдут отсюда лишь оттого, что ты счел свои побуждения недостаточно чистыми? – Горячность в ее голосе заставила Перрина приподнять голову, но девушка бесцеремонно уложила его обратно. – Оттого, что тебя мучают угрызения совести? Они от этого злобы лишатся? Тебе что, требуются более основательные причины, чтобы бить троллоков? Знаешь, что еще говорил мой отец? Худшее, что может совершить полководец, – это покинуть доверившихся ему людей. Такое хуже любого поражения.
Послышался стук, и в дверь просунулся стройный красивый молодой Лудильщик в красно-зеленом полосатом кафтане. Он одарил Фэйли очаровательной белозубой улыбкой и лишь потом взглянул на Перрина.
– Дед сказал, что ты к нам наведался, вы ведь из этих краев. Вот я и подумал, а вдруг Эгвейн… – Неожиданно он нахмурился, уставившись на глаза Перрина. – Вот оно что. Вижу, ты все-таки последовал за Илайасом и стал водиться с волками. Я так и думал. Уверен был, что ты никогда не обратишься на Путь Листа.
Этого малого по имени Айрам, внука Раина и Илы, Перрин знал и не слишком жаловал – улыбался он совсем как Вил ал'Син. Поэтому он промолвил:
– Уходи, Айрам, я очень устал.
– Эгвейн с тобой?
– Эгвейн теперь Айз Седай, Айрам, – прорычал Перрин. – Вздумай ты пригласить ее танцевать, она вырвала бы твое сердце Единой Силой. Уходи!
Айрам заморгал и поспешно закрыл за собой дверь.
Перрин уронил голову на подушку.
– Слишком много он улыбается, – пробормотал юноша, – терпеть не могу таких улыбчивых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175