Фэйли закашлялась, и Перрин подозрительно посмотрел на нее. Она кусала нижнюю губу.
– Мне что-то в горло попало, – сдавленно пробормотала девушка, поспешно вставая. Глянув на широкую полку в изножье кровати, где Ила оставила свои снадобья, она налила воды из красно-зеленого кувшина в сине-желтую кружку. – Может, выпьешь? Ила сказала, что этот порошок унимает боль. Он поможет тебе уснуть.
– Не хочу я никаких порошков, – буркнул он. – Фэйли, кто твой отец?
Девушка словно окаменела. Лишь через минуту она обернулась к нему, сжимая кружку обеими руками. В ее раскосых глазах ничего нельзя было прочесть. Прошла еще минута, прежде чем она ответила:
– Мой отец – лорд Даврам из Дома Башир, лорд Башира, Тайра и Сидоны, Защитник Рубежей Запустения, Хранитель Сердца Страны, Маршал-Генерал Королевы Тенобии Салдэйской. И ее дядя.
– О Свет! А ты вроде бы говорила, что он торгует – то ли лесом, то ли мехами! А раз, помнится, упоминала ледяные перцы!
– Я не лгала, – буркнула Фэйли и упавшим голосом добавила:
– Просто это была не вся правда. Во владениях моего отца и лес рубят, и меха добывают, и ледяные перцы там есть, и еще много чего… Его управители все это продают, а выручка идет ему, вот и получается, что в каком-то смысле он торговец.
– Что же ты сразу мне не сказала? Почему скрывала? Выходит, ты – леди! – Такого Перрин никак не ожидал. Он думал, что отец Фэйли – мелкий купец, может быть, бывший солдат, но чтобы он оказался такой важной персоной… – А коли так, почему же ты стала Охотницей за Рогом и болтаешься по всему свету? Только не говори мне, что этот владетель Башира и всего прочего сам спровадил тебя на поиски приключений.
Держа кружку в руке, Фэйли снова присела рядом, почему-то не сводя с него глаз.
– Оба моих старших брата умерли, Перрин. Один погиб в бою с троллоками, а другой разбился, упав с коня на охоте. Я стала старшей в семье, и мне пришлось учиться управлять родовыми землями и торговать. В то время как младшие братья изучали воинское искусство, готовясь вести жизнь, полную приключений, я должна была корпеть над счетами. Таков долг старшей. Зарыться в бумаги и иметь дело с одними управителями. Дом… Тоска смертная… А когда отец взял на Рубеж Запустения Мэдина, а Мэдин двумя годами моложе меня, я не выдержала. Девушек в Салдэйе не учат владеть мечом, но отец приставил ко мне одного старого солдата, когда-то служившего под его началом. Эран с удовольствием учил меня обращаться с ножами и драться голыми руками. По-моему, его это забавляло. Так или иначе, как раз когда отец с Мэдином уехали, была объявлена Великая Охота за Рогом, и я оставила матери письмо с объяснениями… сбежала. Сбежала, успела добраться до Иллиана и принести обет Охотницы… – Она вновь отерла пот с лица Перрина. – Лучше поспи, если сможешь.
– Думаю, к тебе следует обращаться не иначе как леди Башир или как-то в этом роде. Как же вышло, что такой знатной особе понравился простой кузнец?
– Не понравился, Перрин. Я его полюбила. – Голос ее звучал твердо, а прикосновения были мягкими и нежными. – К тому же сдается мне, ты совсем не простой кузнец… Кстати, а что имел в виду этот парень, когда сказал, будто ты водишься с волками? И Раин поминал какого-то Илайаса…
Перрин похолодел. Надо же, а ведь он только что упрекал ее в скрытности. Держал бы лучше язык за зубами. Верно говорят: не маши молотом впопыхах, себе же палец зашибешь.
Он тяжело вздохнул и выложил ей все. Как встретился с Илайасом и узнал, что способен разговаривать с волками. Как его глаза изменили цвет, зрение и слух обострились, а нюх стал тонким, как у волка. Рассказал про волчий сон и про то, что он может утратить человеческое начало.
– Это очень просто, Фэйли. Иногда, особенно во сне, я могу забыть, что я человек, и почувствовать себя волком. Если вовремя не опомниться, можно так и остаться волком, во всяком случае считать себя им. Я могу превратиться в волка в человеческом обличье. А от меня, Перрина Айбара, ничего не останется. – Перрин умолк, ожидая, что Фэйли в ужасе отшатнется от него.
– Если у тебя и впрямь такой острый слух, – промурлыкала она как ни в чем не бывало, – придется мне следить за своими словами, когда ты неподалеку.
Перрин схватил ее за руку:
– Слышала ты, что я тебе сказал, или нет? Фэйли, что подумают твои мать и отец? Мало того, что я кузнец, так еще и наполовину волк. А ты – леди! О Свет!
– Я прекрасно слышала каждое твое слово. Отец меня не осудит. Он всегда говорил, что нашу кровь надобно освежить, поскольку ныне Баширы не так решительны и суровы, как прежде. Он считает меня не в меру кроткой девицей. – Она хищно, так, что впору было бы и волчице, улыбнулась Перрину:
– Матушка, та всегда хотела, чтобы я вышла замуж за короля, способного одним ударом меча разрубить троллока надвое. Твой топор не хуже любого меча, а что до остального… Надо сказать ей, что ты – волчий король. Едва ли кто-нибудь решится оспорить твое право на этот трон. Вообще-то матушке хватило бы и того, что ты лихо кромсаешь троллоков, но в качестве короля ты устроишь ее еще больше.
– О Свет! – только и смог прохрипеть Перрин. Она говорила все это почти серьезно. Если хоть наполовину серьезно, и то… Пожалуй, встреча с ее родителями будет пострашней любой схватки с троллоками.
– Ну-ка, выпей воды, – сказала Фэйли, поднося кружку к его губам. – У тебя в горле пересохло.
Глотнув, Перрин скривился. Вода оказалась горькой. Значит, подмешала-таки туда снадобье Илы. Он хотел отказаться пить, но Фэйли попросту влила ему в рот полкружки. Оставалось или проглотить, или захлебнуться. И почему эти лекарства всегда такие противные?
Небось женщины специально такие делают. Наверняка сами они такую гадость ни за что пить не станут.
– Я же сказал, не надо мне этого зелья! Бр-р-р!
– Правда? Я, наверное, не расслышала. Ладно, тебе так или иначе нужно поспать.
Она погладила его волнистые волосы:
– Спи, мой Перрин.
Он хотел возразить, сказать, что все она прекрасно слышала, но язык у него заплетался, слова спутались, а глаза закрылись сами собой. Открыть их не было сил. Последним, что он услышал, был ее ласковый шепот:
– Спи, мой волчий король. Спи.
Глава 42. ПРОПАВШИЙ ЛИСТ
Перрин стоял один под яркими лучами солнца близ фургонов Туата'ан. В боку его не было стрелы, и он не ощущал боли. Между фургонами были сложены сучья для костров, над которыми на треногах висели железные котелки, на веревках сушилось белье, но ни людей, ни лошадей не было видно. Вместо обычного кафтана и рубахи на нем была длинная кожаная безрукавка, какие носят кузнецы. Перрин осознавал, что это сон. Он знал, что в волчьем сне все представляется прочным и реальным, от высокой травы под ногами и ворошившего волосы западного ветерка до разбросанных поодаль ясеней и тсуг. Так оно и было, правда, фургоны Лудильщиков выглядели какими-то нереальными. Казалось, они в любой миг могут задрожать и растаять. Наверное, это оттого, что Туата'ан никогда не задерживаются подолгу на одном месте. Никакая почва не может их удержать.
Интересно, подумал Перрин, долго ли эта почва удержит его самого. Он положил руку на топор – и удивленно опустил глаза. В петле на поясе висел не топор, а тяжелый кузнечный молот. Перрин нахмурился. Когда-то он предпочитал именно молот, но это время миновало. Ныне он выбрал для себя топор. Навершие молота превратилось в отточенный полумесяц с отходящим от него большим шипом, но тут же вновь обернулось увесистым стальным цилиндром. Миг – и снова появился топор, затем опять молот… Наконец превращения закончились. На поясе у Перрина теперь висел топор, и он смог перевести дух. Раньше такого не случалось. Прежде, находясь здесь, он мог легко превращать одни вещи – во всяком случае свои – в другие.
Мне нужен топор, твердо сказал себе юноша.
Оглядевшись по сторонам, он приметил фермерский дом. На ячменном поле, окруженном шероховатой каменной оградой, пасся олень. Присутствия волков не ощущалось, и Перрин не стал призывать Прыгуна. Волк может услышать или не услышать, прийти или не прийти, но кто поручится, что где-то поблизости не затаился Губитель?
Неожиданно у него на поясе появился увесистый, ощетинившийся стрелами колчан, уравновешивавший топор, а в руке – крепкий длинный лук. Левое предплечье прикрывал толстый кожаный наруч. Вокруг ничто не двигалось, кроме, конечно, того оленя.
– Вряд ли я скоро проснусь, – пробормотал Перрин себе под нос. Что бы там Фэйли ни подмешала в воду, облапошила она его ловко. Он увидел всю эту картину, словно наблюдал ее через плечо девушки. – Влила свое зелье мне в
рот, ровно младенцу, – прорычал он. Ох уж эти женщины! Он сделал шаг – земля вокруг расплылась – и ступил на фермерский двор.
Из-под ног с кудахтаньем выскочили две или три курицы, похоже, уже успевшие
одичать. Сложенный из камней овечий загон был пуст, а оба крытых соломой
амбара заперты. На окнах висели занавески, но, несмотря на это, двухэтажный
дом выглядел необитаемым. Если все это правдивое отражение реального мира –
а в волчьем сне обычно так и бывало, – люди уже не один день как покинули
ферму. Фэйли была права: его предостережение достигло и тех краев, где он
сам не побывал.
– Фэйли, – пробормотал Перрин, покачивая головой. – Надо же, она дочка лорда. И не просто лорда. Трижды лорда, полководца и дядюшки самой королевы. О Свет, выходит, она доводится королеве кузиной! – И полюбила простого кузнеца. Женщины – удивительные создания.
Решив проверить, насколько далеко распространился его призыв, он зигзагами, делая шаги в милю и больше длиной, преодолел половину расстояния до Дивен Райд. Большая часть ферм, которые он видел, имела такой же заброшенный вид. Только одна из пяти выглядела обитаемой – двери и окна были открыты, на веревках сушилось белье, а у порога валялись куклы, обручи и резные деревянные лошадки. При виде игрушек сердце Перрина сжалось. Пусть хозяева не желают слушать его предостережений, но ведь в округе полно сожженных ферм. Закопченные трубы уставились в небо, как окоченевшие пальцы мертвецов. Неужто одного этого недостаточно?
Он поднял куклу с улыбающимся стеклянным личиком, одетую в расшитое цветочками платьице – какая-то женщина любовно вышила их для дочурки, – и удивленно заморгал. Кукла по-прежнему лежала на крыльце, откуда он ее только что взял. Когда Перрин потянулся за ней, та, что была в руке, растаяла и пропала. Странно. Но тут в небе промелькнули темные тени, и он забыл о своем удивлении. Вороны. Стая воронов, десятка два или три, летела в сторону Западного Леса. К Горам Тумана, туда, где он впервые увидел Губителя. Он следил за воронами, пока они не превратились в темные точки и не исчезли, а потом двинулся следом.
Длинные шаги уносили его на пять миль каждый, все вокруг расплывалось, обретая четкие очертания лишь в краткий миг между шагами. Густой, скалистый Западный Лес, поросшие кустарником Песчаные Холмы и, наконец, заснеженные горы с поросшми елями, соснами и болотным миртом склонами – теми самыми, где он в первый раз увидел того, кого Прыгун назвал губителем.
Перед ним находились Путевые Врата. Запертые – лист Авендесоры красовался среди множества других листьев и виноградных лоз, вырезанных в камне. То здесь, то там росли сухие, приземистые деревца – почва на месте гибели Манетерена была бедной и каменистой. Внизу, на гладкой поверхности вод Манетерендрелле, играли солнечные блики. Легкий ветерок донес из долины запах оленей, кроликов и лисиц. Но нигде не было ни малейшего движения.
Он уже собирался уйти, но неожиданно замер. Лист Авендесоры. Один лист! Но ведь Лойал запер Врата, поместив на эту сторону оба листа. Перрин обернулся, и мурашки пробежали по его коже. Путевые Врата открылись – две створки ожившей зелени будто шевельнулись под ветром, и он увидел собственное отражение на тусклой зеркальной поверхности.
К ак же так? – изумился Перрин. Ведь Лойал запер эту проклятую штуковину. Не осознавая, что делает, Перрин двинулся вперед и оказался у самых Путевых Врат. Трилистника среди причудливой резьбы с внутренней стороны не было Странно было думать, что в реальном мире в этот самый момент кто-то или что-то проходит Врата, возможно, в том самом месте, где он стоит. Коснувшись тусклой поверхности, юноша хмыкнул. Рука скользнула по ней все равно что по
гладкому зеркалу. Краешком глаза Перрин приметил, что лист Авендесоры неожиданно появился на своем месте с внутренней стороны, и отпрянул назад.
Он успел вовремя – Путевые Врата закрывались. Кто-то зашел или вышел из них. Перрину даже думать не хотелось о том, что в Двуречье, возможно, только что добавилось троллоков и Исчезающих.
Врата закрылись, створки столкнулись, превратившись в резную каменную стену.
Неожиданно почувствовав, что за ним следят, – это ощущение возникло само собой, неизвестно откуда, – Перрин прыгнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175