Он ответил, что синий — это мой любимый цвет, а зелёный — любимый цвет Мики. Он это сказал так, будто ответ для него имел смысл. Я смысла не видела, но за последнее время стала понимать, что если я его не вижу, но люди вокруг меня довольны, то и ладно. А Натэниел был очень доволен новой посудой.
Он поставил молочник и кувшинчик на поднос рядом с щипчиками для сахара. Почему кусковой сахар? Потому что у Натэниела был пунктик спрашивать, сколько сахару класть. Как ребёнок, играющий в хозяина дома… нет, это несправедливо. Как новобрачная, у которой никогда не было своего дома, не было кухни, где она — полновластная хозяйка, и она страшно рада и горда, принимая теперь гостей. Но создавалось впечатление, что он никогда не видел, как живут в нормальных домах, и подражал фильмам, книгам и журналам. Я вот к чему: теперь же никто не подаёт сливки и сахар на подносике с щипцами для сахара?
Натэниел был одет в свои любимые синие джинсы, настолько линялые, что местами даже белые. Они прилегали к его телу, будто нарисованные, и нарисованные отлично. Он раздался в плечах с тех пор, как переехал ко мне. Сейчас у него формируется тело, с которым он проживёт всю оставшуюся жизнь. «Поздний расцвет», как сказала бы моя бабуля. Он много лет выглядел моложе, чем был — худощавое тело, под стать глазам и волосам. Из-за этого он был популярен у некоторых клиентов, которым его сдавал его прежний Нимир-Радж. Сейчас мускулы шевелились у него на плечах, на руках, на спине, когда он ставил поднос на стол и раздавал чашки. Я смотрела, как он спрашивает: «сколько сахару?» или «сливок добавить?» Он будто изящно танцевал босиком вокруг стола. Волосы он перебросил через плечо как пелерину, чтобы не мешали. Я бы никогда не смогла справиться с таким количеством волос без посторонней помощи, а у Натэниела это выходило играючи.
Я глотнула кофе из своей кружки-пингвиненка, глядя, как он изображает Миссис Хозяюшку, и удивлялась, что это меня не раздражает. Мои чувства можно было бы описать как смесь удивления, гордости и удовольствия. Очень уж у него это симпатично выходило.
Ричард напрягался, стоило только Натэниелу к нему подойти; такое впечатление, что он бы отодвинулся, если бы рана позволила. Кофе он не взял, потому что кофе он не пьёт. Натэниел предложил заварить чаю, но Ричард сказал, что не хочет.
Он посмотрел на меня:
— Джейсон у Жан-Клода никогда этого не делает.
— Чего именно?
— Не изображает хозяйку.
— Натэниел ничего не изображает, — сказала я. — Уж если кто у нас и хозяйка, то это он. У меня это не самая сильная сторона.
Ричард посмотрел в пол, будто искал там ответа или считал до десяти. Поскольку я за последние пять минут ничего не делала, чтобы его разозлить, то не понимала, откуда такое напряжение. Он посмотрел на меня густо-карими глазами, но мне все равно не хватало его волос. Печальные остатки кудрей уже начали украшать его голову, но это даже близко не подходило к тому, что было, пока он не разозлился сам на себя и не обкорнал себе волосы.
— Он ведёт себя как твоя жена.
Натэниел отошёл к кофеварке, а так как я сидела, прислонившись к ней, он оказался рядом со мной и очень старался не встречаться со мной глазами, будто боялся того, куда может свернуть разговор.
— И это тебя почему-то раздражает?
— Ты с ним не спишь.
— Ещё как сплю. Почти каждую ночь.
— Ладно, если ты буквоедствуешь, я могу выразиться точнее. Ты с ним не трахаешься.
Я покачала головой:
— Ты всегда очень мило разговариваешь, когда злишься.
— Я не злюсь, я пытаюсь понять.
— Что понять?
Мика смотрел не Натэниела и не на Ричарда, а на меня. Шартрезово-зеленые глаза стали серьёзными, будто он боялся каких-то действий с моей стороны. Я попыталась улыбнуться ему уверенной успокаивающей улыбкой — дескать, я ничего такого не устрою, но такие улыбки у меня не слишком хорошо выходят. И его глаза из серьёзных стали слегка тревожными.
— Тебя, Натэниела и Мику.
Я хотела спросить: «А зачем тебе это понимать?» Но я пыталась быть дружелюбной — или дружелюбней, чем обычно.
— Что же здесь понимать, Ричард?
Натэниел стал увязывать волосы в высокий тугой хвост. Так обычно носят волосы женщины, а не мужчины — высокий подпрыгивающий хвост, раскачивающийся на ходу. Но при его длине волос, чтобы они не мешали при готовке, их приходилось либо заплетать в косу, либо увязывать в такой хвост. Как только он понял, что мне этот хвост кажется симпатичным, он стал завязывать его чаще. Сейчас он вымыл руки и направился к холодильнику.
— Как ты можешь так на него смотреть, если вы не трахаетесь? — спросил Ричард.
Когда я повернулась к нему лицом, я уже знала, что на этом лице не осталось дружелюбия.
— Если хочешь говорить грубо, Ричард, то можно, только тебе это не понравится.
— О чем это ты?
— Ладно, — сказала я, — сыграем в твою игру. Почему ты не смотришь на Клер как я на Натэниела, раз вы с ней трахаетесь?
Он потемнел лицом:
— Не смей говорить о Клер в таком тоне!
— А ты — про Натэниела.
А Натэниел будто нас и не замечал. Он достал из ящика широкую мраморную доску и положил её рядом с раковиной. Эта доска использовалась только для одного — какой-нибудь выпечки. Натэниел подошёл к холодильнику, достал тесто, которое сделал ещё вчера перед свадьбой. Значит, у нас все равно будет домашнее печенье, как это планировалось.
— Что он делает? — спросил Ричард.
— Я думаю, печенье печь собирается, — пояснил Мика.
Натэниел кивнул, и водопад каштановых волос качнулся, как привязанный.
— Кто будет печенье, чтобы я знал, сколько печь?
Он обернулся, очень мирно глядя на всех нас, будто мы и не ссорились. Ну, вообще-то я видела его воспоминания, и по меркам его детства это даже ссорой назвать было нельзя.
— Я буду, — сказал Фредо.
— Домашнее печенье? — спросила доктор Лилиан.
— Полностью домашнее.
— Тогда да, спасибо.
Натэниел посмотрел на Ричарда и Клер:
— Вы будете? Грегори будет, я знаю.
— Как только выяснится, что с Дамианом все в порядке, мы уедем тут же, — ответил Ричард.
Натэниел перевёл взгляд на Клер:
— А вам?
Она посмотрела на Ричарда, несколько нервно, потом кивнула.
— Да, если можно. — И потрепала Ричарда по плечу: — Мы же не завтракали.
Ричард нахмурился.
Я хотела остановить эту ссору. Натэниел был прав, даже не сказав ни слова: это действительно настоящей ссорой не назовёшь. Но, как двое нужны для ссоры, так и для соглашения о прекращении огня тоже нужны две стороны.
— А какая тебе разница, что я о нем говорю? Он же для тебя ничего не значит.
Я допила кофе, аккуратно поставила кружку на ящики и улыбнулась. И без зеркала я знала, что улыбка эта не была приятной. Такая у меня появлялась, когда мне приходилось делать что-то насильственное, когда меня к этому вынуждали. Если бы я сомневалась, какая получилась улыбка, то сомнения тут же развеялись бы: Фредо подобрался, свободно висящие руки напряглись. Он знал, что дело может обернуться плохо. И Мика тоже это знал, судя по выражению его лица. Даже Клер встревожилась. Натэниел продолжал раскатывать тесто. Все равно завтрак нам нужен, вот он и будет делать завтрак. Натэниел в определённом смысле практичнее даже меня.
Ричард мрачно на меня смотрел, и я знала, что сейчас он хочет ссоры. А я, как ни странно, не хотела.
— Если бы даже он был всего лишь моим pomme de sang, это много бы для меня значило, Ричард.
Мика подошёл и встал позади. Думаю, он ожидал от меня сюрпризов, но я — на этот раз — держала себя в руках. Я взяла его за руку, отчасти чтобы успокоить его, а отчасти — потому что он стоял достаточно близко.
— Если он для тебя больше, чем пища, почему…
И снова ему будто не хватило слов.
— Почему я с ним не трахаюсь?
Мика прислонил меня к себе, обняв двумя руками. Как будто думал, что меня придётся сдерживать, давая Ричарду время добраться до двери. Ну, не так уж я вспыльчива. Почти никогда не бываю… Ну, иногда… Ладно, я понимаю, почему он нервничал.
Я прислонилась к Мике, устроилась на нем, как в любимом кресле. И почувствовала, как не осознанное мной напряжение уходит из мышц.
— Я думал, ты с ними обоими имеешься.
— Интересный выбор слов, — ответила я, и напряжение стало тут же возвращаться.
— «Спать» ты мне не позволила произносить, а глагол… «трахаться» я сам стараюсь не употреблять.
— Есть ещё такие научные термины как секс или половое сношение.
— Хорошо. Я думал, ты имеешь сношения с ними обоими.
— Теперь ты знаешь, что это не так.
— Да, — ответил он голосом менее сердитым, потише.
У меня было такое чувство, что я чего-то не могу понять.
— Какая разница, есть у меня секс с одним из них или с обоими?
Он опустил глаза, чтобы не смотреть в мои.
— Не могли бы все нас оставить наедине? На несколько минут. Пожалуйста.
Клер встала с едва заметной неуверенностью. Доктор Лилиан поднялась со стула, и Фредо вслед за ней. Натэниел уже раскатал достаточно теста и теперь вырезал печенья. Духовка звякнула звоночком, сигнализируя, что разогрета. Натэниел глянул на меня вопросительно.
Я обвила руками руки Мики, завернулась в него, как в пальто.
— Нельзя выгонять Натэниела с его кухни, Ричард. И чтобы Мика уходил, я тоже не хочу.
— Это не его кухня, — ответил Ричард, снова разозлившись.
— Нет, его.
Натэниел повернулся к своему тесту, едва заметно улыбаясь. Он уже смазал противни, и начал раскладывать на них толстые кружки теста, опять перестав обращать на нас внимание.
Ричард встал, и хотя одна рука у него была прибинтована к телу, я вдруг заметила, как он высок, как широки его плечи. Он из тех, про кого не замечаешь, насколько он огромен, пока он не разозлится.
— Нет, не его. Это даже не Микин дом, он твой.
— Они живут вместе со мной, Ричард.
Он встряхнул головой, тут же сморщился и издал какой-то звук — не рычание, просто раздражённый звук.
— Мика — Нимир-Радж, и у вас та же реакция друг на друга, что была у Райны с Маркусом. Немедленное слияние, но Маркус не переезжал жить к Райне. Они не могли не тянуться друг к другу, но Райна виделась и с другими. Они не были парой — в этом смысле.
— Для Райны моногамия оставалась непонятным иностранным словом.
Доктор Лилиан и Фредо шли к двери. Лилиан на ходу подхватила Клер под руку и увела с собой. Ричард даже не заметил.
— Уж ты-то молчала бы про моногамию!
— Ричард, ты мне заглянул в голову, но и я в твою тоже. Я не со всеми сплю, с кем ты думал, но ты — почти со всеми, кто согласен.
— Я ищу новую лупу.
— Чушь собачья.
Руки Мики, обнимающие меня, слегка напряглись. Щекой он прильнул к моему лицу, но ничего не сказал. Знал, что лучше не надо.
— Ты всегда шляешься с кем попало, когда мы не встречаемся, — сказала я.
— Я хотя бы ждал, пока мы перестанем встречаться. А ты всегда умела с кем-нибудь потрахаться, когда мы ещё вместе были.
Я стала отодвигаться от Мики, но он слегка напряг руки. И был прав. Я могла сорваться и перевести это все на физический уровень, что было бы неразумно. Очень хотелось закатить сейчас Ричарду пощёчину.
Я осталась на месте, но уже не спокойно.
— С этим не могу спорить.
— Я не про Жан-Клода, — сказал он.
— Ты уже со мной порвал, когда я первый раз была с Микой.
Он тряхнул головой и застонал — наполовину от боли, наполовину от злости, наверное.
— Когда я успокоился, я мог простить тебя насчёт Мики. Я видел, как это было у Райны с Маркусом. Но ты его сюда впустила жить. Даже это я бы пережил, или попытался пережить, но я думал, ты имеешься с Натэниелом. Я думал, что ты с ним трахалась, ещё не порвав со мной.
— Прежде всего, это ты со мной порвал, Ричард. — Я так разозлилась, что меня лучше было не держать. — Мика, отпусти меня.
— Анита…
— Отпусти, я постараюсь не делать глупостей.
Он вздохнул, но руки опустил. Я отошла чуть-чуть, чтобы только не прижиматься к его телу.
— Как я сказала, ты со мной порвал, Ричард, а не я с тобой. Ты со мной порвал, потому что — цитирую: ты не хотел любить человека, которому среди монстров уютнее, чем тебе. Конец цитаты.
Он, кажется, действительно смутился.
— Это было несправедливо с моей стороны, и я об этом сожалею.
Наконец-то он довёл меня до желания как следует поссориться, и тут же просит прощения — что же это за ссора?
— О чем сожалеешь: что ты это сказал, или что ты так считаешь?
— Анита, я бы действительно хотел, чтобы это мы обсуждали только вдвоём. Прошу тебя.
Я покачала головой:
— У тебя был шанс остаться со мной наедине, и ты не захотел. Вот руки, которые держали меня, когда я плакала о тебе, и они заслужили право здесь остаться.
— Что ж, это справедливо, — кивнул он, — но есть некоторые вещи, которые ты заслужила право услышать, а они нет. Если бы ты снова хоть раз позволила мне быть наедине с тобой, я бы мог тебе их сказать, но раз они здесь, я скажу только вот что. Я думал, что ты обманываешь меня с Натэниелом ещё до появления Мики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Он поставил молочник и кувшинчик на поднос рядом с щипчиками для сахара. Почему кусковой сахар? Потому что у Натэниела был пунктик спрашивать, сколько сахару класть. Как ребёнок, играющий в хозяина дома… нет, это несправедливо. Как новобрачная, у которой никогда не было своего дома, не было кухни, где она — полновластная хозяйка, и она страшно рада и горда, принимая теперь гостей. Но создавалось впечатление, что он никогда не видел, как живут в нормальных домах, и подражал фильмам, книгам и журналам. Я вот к чему: теперь же никто не подаёт сливки и сахар на подносике с щипцами для сахара?
Натэниел был одет в свои любимые синие джинсы, настолько линялые, что местами даже белые. Они прилегали к его телу, будто нарисованные, и нарисованные отлично. Он раздался в плечах с тех пор, как переехал ко мне. Сейчас у него формируется тело, с которым он проживёт всю оставшуюся жизнь. «Поздний расцвет», как сказала бы моя бабуля. Он много лет выглядел моложе, чем был — худощавое тело, под стать глазам и волосам. Из-за этого он был популярен у некоторых клиентов, которым его сдавал его прежний Нимир-Радж. Сейчас мускулы шевелились у него на плечах, на руках, на спине, когда он ставил поднос на стол и раздавал чашки. Я смотрела, как он спрашивает: «сколько сахару?» или «сливок добавить?» Он будто изящно танцевал босиком вокруг стола. Волосы он перебросил через плечо как пелерину, чтобы не мешали. Я бы никогда не смогла справиться с таким количеством волос без посторонней помощи, а у Натэниела это выходило играючи.
Я глотнула кофе из своей кружки-пингвиненка, глядя, как он изображает Миссис Хозяюшку, и удивлялась, что это меня не раздражает. Мои чувства можно было бы описать как смесь удивления, гордости и удовольствия. Очень уж у него это симпатично выходило.
Ричард напрягался, стоило только Натэниелу к нему подойти; такое впечатление, что он бы отодвинулся, если бы рана позволила. Кофе он не взял, потому что кофе он не пьёт. Натэниел предложил заварить чаю, но Ричард сказал, что не хочет.
Он посмотрел на меня:
— Джейсон у Жан-Клода никогда этого не делает.
— Чего именно?
— Не изображает хозяйку.
— Натэниел ничего не изображает, — сказала я. — Уж если кто у нас и хозяйка, то это он. У меня это не самая сильная сторона.
Ричард посмотрел в пол, будто искал там ответа или считал до десяти. Поскольку я за последние пять минут ничего не делала, чтобы его разозлить, то не понимала, откуда такое напряжение. Он посмотрел на меня густо-карими глазами, но мне все равно не хватало его волос. Печальные остатки кудрей уже начали украшать его голову, но это даже близко не подходило к тому, что было, пока он не разозлился сам на себя и не обкорнал себе волосы.
— Он ведёт себя как твоя жена.
Натэниел отошёл к кофеварке, а так как я сидела, прислонившись к ней, он оказался рядом со мной и очень старался не встречаться со мной глазами, будто боялся того, куда может свернуть разговор.
— И это тебя почему-то раздражает?
— Ты с ним не спишь.
— Ещё как сплю. Почти каждую ночь.
— Ладно, если ты буквоедствуешь, я могу выразиться точнее. Ты с ним не трахаешься.
Я покачала головой:
— Ты всегда очень мило разговариваешь, когда злишься.
— Я не злюсь, я пытаюсь понять.
— Что понять?
Мика смотрел не Натэниела и не на Ричарда, а на меня. Шартрезово-зеленые глаза стали серьёзными, будто он боялся каких-то действий с моей стороны. Я попыталась улыбнуться ему уверенной успокаивающей улыбкой — дескать, я ничего такого не устрою, но такие улыбки у меня не слишком хорошо выходят. И его глаза из серьёзных стали слегка тревожными.
— Тебя, Натэниела и Мику.
Я хотела спросить: «А зачем тебе это понимать?» Но я пыталась быть дружелюбной — или дружелюбней, чем обычно.
— Что же здесь понимать, Ричард?
Натэниел стал увязывать волосы в высокий тугой хвост. Так обычно носят волосы женщины, а не мужчины — высокий подпрыгивающий хвост, раскачивающийся на ходу. Но при его длине волос, чтобы они не мешали при готовке, их приходилось либо заплетать в косу, либо увязывать в такой хвост. Как только он понял, что мне этот хвост кажется симпатичным, он стал завязывать его чаще. Сейчас он вымыл руки и направился к холодильнику.
— Как ты можешь так на него смотреть, если вы не трахаетесь? — спросил Ричард.
Когда я повернулась к нему лицом, я уже знала, что на этом лице не осталось дружелюбия.
— Если хочешь говорить грубо, Ричард, то можно, только тебе это не понравится.
— О чем это ты?
— Ладно, — сказала я, — сыграем в твою игру. Почему ты не смотришь на Клер как я на Натэниела, раз вы с ней трахаетесь?
Он потемнел лицом:
— Не смей говорить о Клер в таком тоне!
— А ты — про Натэниела.
А Натэниел будто нас и не замечал. Он достал из ящика широкую мраморную доску и положил её рядом с раковиной. Эта доска использовалась только для одного — какой-нибудь выпечки. Натэниел подошёл к холодильнику, достал тесто, которое сделал ещё вчера перед свадьбой. Значит, у нас все равно будет домашнее печенье, как это планировалось.
— Что он делает? — спросил Ричард.
— Я думаю, печенье печь собирается, — пояснил Мика.
Натэниел кивнул, и водопад каштановых волос качнулся, как привязанный.
— Кто будет печенье, чтобы я знал, сколько печь?
Он обернулся, очень мирно глядя на всех нас, будто мы и не ссорились. Ну, вообще-то я видела его воспоминания, и по меркам его детства это даже ссорой назвать было нельзя.
— Я буду, — сказал Фредо.
— Домашнее печенье? — спросила доктор Лилиан.
— Полностью домашнее.
— Тогда да, спасибо.
Натэниел посмотрел на Ричарда и Клер:
— Вы будете? Грегори будет, я знаю.
— Как только выяснится, что с Дамианом все в порядке, мы уедем тут же, — ответил Ричард.
Натэниел перевёл взгляд на Клер:
— А вам?
Она посмотрела на Ричарда, несколько нервно, потом кивнула.
— Да, если можно. — И потрепала Ричарда по плечу: — Мы же не завтракали.
Ричард нахмурился.
Я хотела остановить эту ссору. Натэниел был прав, даже не сказав ни слова: это действительно настоящей ссорой не назовёшь. Но, как двое нужны для ссоры, так и для соглашения о прекращении огня тоже нужны две стороны.
— А какая тебе разница, что я о нем говорю? Он же для тебя ничего не значит.
Я допила кофе, аккуратно поставила кружку на ящики и улыбнулась. И без зеркала я знала, что улыбка эта не была приятной. Такая у меня появлялась, когда мне приходилось делать что-то насильственное, когда меня к этому вынуждали. Если бы я сомневалась, какая получилась улыбка, то сомнения тут же развеялись бы: Фредо подобрался, свободно висящие руки напряглись. Он знал, что дело может обернуться плохо. И Мика тоже это знал, судя по выражению его лица. Даже Клер встревожилась. Натэниел продолжал раскатывать тесто. Все равно завтрак нам нужен, вот он и будет делать завтрак. Натэниел в определённом смысле практичнее даже меня.
Ричард мрачно на меня смотрел, и я знала, что сейчас он хочет ссоры. А я, как ни странно, не хотела.
— Если бы даже он был всего лишь моим pomme de sang, это много бы для меня значило, Ричард.
Мика подошёл и встал позади. Думаю, он ожидал от меня сюрпризов, но я — на этот раз — держала себя в руках. Я взяла его за руку, отчасти чтобы успокоить его, а отчасти — потому что он стоял достаточно близко.
— Если он для тебя больше, чем пища, почему…
И снова ему будто не хватило слов.
— Почему я с ним не трахаюсь?
Мика прислонил меня к себе, обняв двумя руками. Как будто думал, что меня придётся сдерживать, давая Ричарду время добраться до двери. Ну, не так уж я вспыльчива. Почти никогда не бываю… Ну, иногда… Ладно, я понимаю, почему он нервничал.
Я прислонилась к Мике, устроилась на нем, как в любимом кресле. И почувствовала, как не осознанное мной напряжение уходит из мышц.
— Я думал, ты с ними обоими имеешься.
— Интересный выбор слов, — ответила я, и напряжение стало тут же возвращаться.
— «Спать» ты мне не позволила произносить, а глагол… «трахаться» я сам стараюсь не употреблять.
— Есть ещё такие научные термины как секс или половое сношение.
— Хорошо. Я думал, ты имеешь сношения с ними обоими.
— Теперь ты знаешь, что это не так.
— Да, — ответил он голосом менее сердитым, потише.
У меня было такое чувство, что я чего-то не могу понять.
— Какая разница, есть у меня секс с одним из них или с обоими?
Он опустил глаза, чтобы не смотреть в мои.
— Не могли бы все нас оставить наедине? На несколько минут. Пожалуйста.
Клер встала с едва заметной неуверенностью. Доктор Лилиан поднялась со стула, и Фредо вслед за ней. Натэниел уже раскатал достаточно теста и теперь вырезал печенья. Духовка звякнула звоночком, сигнализируя, что разогрета. Натэниел глянул на меня вопросительно.
Я обвила руками руки Мики, завернулась в него, как в пальто.
— Нельзя выгонять Натэниела с его кухни, Ричард. И чтобы Мика уходил, я тоже не хочу.
— Это не его кухня, — ответил Ричард, снова разозлившись.
— Нет, его.
Натэниел повернулся к своему тесту, едва заметно улыбаясь. Он уже смазал противни, и начал раскладывать на них толстые кружки теста, опять перестав обращать на нас внимание.
Ричард встал, и хотя одна рука у него была прибинтована к телу, я вдруг заметила, как он высок, как широки его плечи. Он из тех, про кого не замечаешь, насколько он огромен, пока он не разозлится.
— Нет, не его. Это даже не Микин дом, он твой.
— Они живут вместе со мной, Ричард.
Он встряхнул головой, тут же сморщился и издал какой-то звук — не рычание, просто раздражённый звук.
— Мика — Нимир-Радж, и у вас та же реакция друг на друга, что была у Райны с Маркусом. Немедленное слияние, но Маркус не переезжал жить к Райне. Они не могли не тянуться друг к другу, но Райна виделась и с другими. Они не были парой — в этом смысле.
— Для Райны моногамия оставалась непонятным иностранным словом.
Доктор Лилиан и Фредо шли к двери. Лилиан на ходу подхватила Клер под руку и увела с собой. Ричард даже не заметил.
— Уж ты-то молчала бы про моногамию!
— Ричард, ты мне заглянул в голову, но и я в твою тоже. Я не со всеми сплю, с кем ты думал, но ты — почти со всеми, кто согласен.
— Я ищу новую лупу.
— Чушь собачья.
Руки Мики, обнимающие меня, слегка напряглись. Щекой он прильнул к моему лицу, но ничего не сказал. Знал, что лучше не надо.
— Ты всегда шляешься с кем попало, когда мы не встречаемся, — сказала я.
— Я хотя бы ждал, пока мы перестанем встречаться. А ты всегда умела с кем-нибудь потрахаться, когда мы ещё вместе были.
Я стала отодвигаться от Мики, но он слегка напряг руки. И был прав. Я могла сорваться и перевести это все на физический уровень, что было бы неразумно. Очень хотелось закатить сейчас Ричарду пощёчину.
Я осталась на месте, но уже не спокойно.
— С этим не могу спорить.
— Я не про Жан-Клода, — сказал он.
— Ты уже со мной порвал, когда я первый раз была с Микой.
Он тряхнул головой и застонал — наполовину от боли, наполовину от злости, наверное.
— Когда я успокоился, я мог простить тебя насчёт Мики. Я видел, как это было у Райны с Маркусом. Но ты его сюда впустила жить. Даже это я бы пережил, или попытался пережить, но я думал, ты имеешься с Натэниелом. Я думал, что ты с ним трахалась, ещё не порвав со мной.
— Прежде всего, это ты со мной порвал, Ричард. — Я так разозлилась, что меня лучше было не держать. — Мика, отпусти меня.
— Анита…
— Отпусти, я постараюсь не делать глупостей.
Он вздохнул, но руки опустил. Я отошла чуть-чуть, чтобы только не прижиматься к его телу.
— Как я сказала, ты со мной порвал, Ричард, а не я с тобой. Ты со мной порвал, потому что — цитирую: ты не хотел любить человека, которому среди монстров уютнее, чем тебе. Конец цитаты.
Он, кажется, действительно смутился.
— Это было несправедливо с моей стороны, и я об этом сожалею.
Наконец-то он довёл меня до желания как следует поссориться, и тут же просит прощения — что же это за ссора?
— О чем сожалеешь: что ты это сказал, или что ты так считаешь?
— Анита, я бы действительно хотел, чтобы это мы обсуждали только вдвоём. Прошу тебя.
Я покачала головой:
— У тебя был шанс остаться со мной наедине, и ты не захотел. Вот руки, которые держали меня, когда я плакала о тебе, и они заслужили право здесь остаться.
— Что ж, это справедливо, — кивнул он, — но есть некоторые вещи, которые ты заслужила право услышать, а они нет. Если бы ты снова хоть раз позволила мне быть наедине с тобой, я бы мог тебе их сказать, но раз они здесь, я скажу только вот что. Я думал, что ты обманываешь меня с Натэниелом ещё до появления Мики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113