Он улыбнулся, стараясь умерить моё смущение. Не понимаю до конца, что меня смутило, разве что присутствие Ронни или то, что мне вскоре предстояло с ним. Кто хочет, может выбрать.
— Вот это, — спросила Ронни сдавленным голосом, — то, что ты плечом вытворил. Это не больно было?
Он качнул головой, и волосы его разлетелись.
— Нет, я гибкий.
Ронни будто не могла справиться с собственным лицом: на нем было выражение, которого она явно не хотела бы показывать.
— И насколько гибкий?
— Ронни, — предупредила я.
Она пожала плечами и посмотрела на меня — дескать, убей меня, ничего не могу поделать.
— Я понимаю, ты мне не скажешь. Ты только сегодня меня известила, что он повышен от продукта питания до бойфренда.
— Ронни! — сказала я с чуть большим нажимом.
Она состроила гримасу:
— Извини, извини. Я сегодня сама не своя. Болтаю, сама не зная что, как у тебя обычно бывает.
— Ну, спасибо!
— Ты действительно мелешь языком, когда нервничаешь или трахаться хочешь, — вставил Грегори.
— Грегори, не надо мне помогать.
Он пожал плечами, что для леопарда выглядит странно — не неуклюже, просто непривычно.
— Прошу прощения.
— Ты хочешь, чтобы я ответил на её вопрос? — спросил Натэниел очень осторожно.
— Отвечай или не отвечай, мне плевать.
Он склонил голову набок, и выражение его лица явно сообщало, что он мне не верит. Он был прав, я бы предпочла, чтобы он не ответил. Он дал мне возможность быть хозяином и велеть ему не отвечать, но я её упустила. Не заняла трон, на который он меня приглашал, а если ты не командуешь, то от тебя не зависит, что будет дальше.
Он подошёл к Ронни, стараясь, чтобы я видела колыхания его роскошного зада на ходу. Иногда я сомневаюсь, знает ли Натэниел, насколько он красив, а иногда он мне показывает, что он отлично знает, как выглядит. Вот как сейчас.
Жар бросился мне в лицо, когда я смотрела на его походку, и я наконец поняла, почему смущаюсь. Я обещала поставить ему засос, а он хочет совокупления. И этот проход по комнате был как анонс эротического сна, он заставил меня поёжиться и почувствовать себя неуютно, будто я снова девочка-подросток и у меня «эти ощущения» впервые, и не с кем об этом поговорить, потому что у хороших девочек такого быть не должно.
Он дёрнул головой, и его волосы пролились на Ронни и стекли с неё, будто она прошла сквозь занавес, только оставаясь сидеть на месте. Как будто он ей дал пощёчину, а не подразнил. Он встал очень прямой, очень высокий, рядом с её стулом и сцепил руки за спиной.
— Отвечая на твой вопрос: Я…
Он стал поднимать руки вверх, до середины спины:
— очень…
Руки со сцепленными пальцами поднялись до лопаток:
— очень…
Руки вывернулись в суставах и поднялись вверх, показывая на потолок:
— гибкий.
И он медленно опустил руки обратно, но смотрел не на Ронни, а на меня.
Я не покраснела, я побледнела. Почувствовала, что я в ловушке. В какой ловушке? Вопрос на десять тысяч долларов. Даже самой себе я не могла ответить точно.
Ребята ушли чинить костюм Натэниела. Наступило молчание — глубокое, долгое и неловкое. По крайней мере, для меня неловкое. Я не глядела на Ронни, потому что пыталась придумать, что сказать. Но мне не стоило беспокоиться, слова нашла она.
— Черт побери, Анита, черт бы тебя побрал!
Я не стала на неё смотреть.
— Что ты имеешь в виду?
Слишком неуверенный был у меня голос для возмущённого, но попробовать все же стоило.
Ронни смотрела на меня взглядом, который мне не понравился. Слишком он был проницателен. Мы дружили несколько лет, и то, что мы разошлись, ещё не значило, что она меня не сможет прочесть.
— Ты ещё с ним не была.
— Почему ты так думаешь?
— Да брось, Анита, ты никогда так не смущаешься, когда мост уже перейдён. Для тебя совокупление — это разрешение на роман. А пока его нет, тебе рядом с этим мужчиной неловко.
Я снова покраснела, сложив руки на груди, и прислонилась к островку, пытаясь прикрыть волосами рдеющие щеки — неудачно.
— Так ты всегда знала, когда я с кем-нибудь в первый раз?
— Почти всегда, только не с Жан-Клодом. Он сбил и твой радар, и мой.
Я подняла глаза:
— А это как?
— Тебе при нем было неловко и после того. Я думаю, это одна из причин, по которым я его не люблю. Я тогда думала, что если вы в таком конфликте, то роман ненадолго.
Я пожала плечами:
— Не помню, чтобы мне при нем потом было неловко.
Она посмотрела на меня молча. Мне хватило приличия смутиться.
— Ладно, может быть. Но это неправда, что мне перестаёт быть неловко после первого же раза. Нужно несколько сеансов, немножко «монотонной моногамии», чтобы совсем не напрягаться.
Она улыбнулась:
— Согласна. Самый лучший секс бывает тогда, когда уже кое-что друг о друге знаешь. — Она посмотрела на меня, снова посерьёзнев: — Но ты действительно ещё с ним не была?
Я покачала головой.
— Почему?
Я посмотрела на неё.
— Анита, после этого спектакля, который он сейчас устроил, я бы ему отдалась без крика.
Я посмотрела пристальней.
— Ты сказала, что он спит в твоей кровати, с тобой и с Микой, так?
Я кивнула.
— Давно?
— Месяца четыре.
— Четыре месяца с тобой под простынями, и ты ему до сих пор не дала?
— Ронни, подбери другое слово. Если хочешь продолжать разговор, выбирай другие выражения.
— Извини, ладно, ты с ним не занималась любовью , если тебе так больше нравится?
Я кивнула.
— Почему же ты этого не сделала? Он явно этого от тебя хочет.
Я пожала плечами.
— Нет, на это я хочу получить ответ. Это Жан-Клод провёл черту и не хочет делить тебя с большим количеством мужчин?
— Нет.
— У Мики с этим проблемы?
— Нет.
— Тогда почему?
Я вздохнула.
— Потому что когда я разрешила Натэниелу ко мне переехать, он был как щенок с перебитой лапой — которого надо лечить и за ним ухаживать. Он был такой покорный, что хотел, чтобы кто-нибудь управлял его жизнью и командовал им самим. У меня достаточно собственных забот, и я вроде как требовала, чтобы он переменился, стал более независимым. Он это сделал, и получилось хорошо.
— Он куда более уверен в себе, чем когда я его в прошлый раз видела, — сказала Ронни. — То есть почти другой человек.
Я покачала головой:
— Он стриптизер, определённый уровень уверенности ему необходим.
Она тоже покачала головой:
— Нет. У меня в колледже была соседка, которая по вечерам зарабатывала стриптизом на учёбу. Она была с жуткими комплексами.
— Так как же она выступала?
— У неё от этого возникало чувство, что кто-то её хочет. По сравнению с её детством твоё и моё — просто «Ребекка с фермы Саннибрук».
— Ой-ой, — сказала я.
— Ага, и она из-за стриптиза чувствовала себя и лучше, и хуже одновременно.
— Что с ней стало? — спросила я.
— Окончила колледж, нашла работу, нашла религию, сейчас замужем с двумя детьми и такая святоша, что не может разговаривать с человеком без попыток его обратить.
— Нет никого святее раскаявшегося грешника.
— Стриптиз — это не грех, Анита. Нагота — не грех, нагими Бог посылает нас в мир. Как это может быть грехом?
Я пожала плечами.
— И секс тоже не грех, Анита.
— Умом я это знаю, Ронни, но голос бабушки во мне не умолкает. Секс есть зло, мужчины, которые хотят до тебя дотронуться, тоже зло, а тело твоё — грязь. Все это мерзость. И монахини мне тоже не помогли выработать другое отношение.
— Если ты католик, то это навсегда?
Я вздохнула:
— Да, наверное.
Честно говоря, я думаю, что многое тут наворотили моя бабуля и мачеха, у которой каждое прикосновение было как одолжение. После смерти матери прикосновения в нашей семье не очень приветствовались.
— У тебя к Натэниелу чувство вины. Почему так?
— Мне полагается заботиться о нем, Ронни, а не иметься с ним.
— Анита, можно о ком-то заботиться и спать с ним одновременно. У женатых это каждый день.
Я снова вздохнула:
— Не знаю, чем он меня отпугивает, но отпугивает.
— Ты его хочешь.
Я закрыла лицо ладонями и едва ли не заорала:
— Да, да, хочу! — Только от произнесения этих слов я сжалась изнутри. — Он начал со мной жизнь как предмет забот, а не как кандидат в бойфренды.
— Разве ты и твои бойфренды друг о друге не заботитесь?
Я подумала над ответом:
— Думаю, да. То есть я об этом не думала.
— Почему ты так активно стараешься найти причины, чтобы отговорить себя от Натэниела?
Я нахмурилась:
— Джейсон мне сказал, что это будто потому, что Натэниел недостаточно агрессивный. Что если мужчина чуть-чуть больше инициативен, у меня чувство, будто выбор не за мной, и вина тогда не на мне. Натэниел вроде как вынуждает меня сделать первый шаг, быть главной, быть…
— Виноватой, — подсказала она.
— Может быть.
— Анита, меня ужасает перспектива провести остаток жизни с одним и тем же мужчиной. Вот почему: вдруг как на следующий день, когда я скажу Луи «да», передо мной появится мужчина с телом Натэниела? И я что, дам ему от ворот поворот?
— Да, — сказала я. — Вроде бы это и означает любовь?
— Особенно в словах девушки, которая спит с большим количеством мужчин, чем я за последние три года встречалась.
— Меня воспитали в убеждении, что в браке все, что раньше было грязным, становится хорошим. Вдруг все чувства становятся абсолютно законными и священными. И мне как-то трудновато с этим смириться.
— С чем?
— С мыслью, что никогда не выйду замуж. Смириться, что я никогда не избавлюсь от этого чувства насчёт Жан-Клода, Мики, Натэниела, Ашера, да и Дамиана, ладно, черт с ним. Что как бы ни повернулось, а я все равно буду жить в грехе.
— Ты хочешь сказать, что предпочла бы любить кого-то одного и быть с ним в браке?
— Так я думала когда-то. А теперь… — Я села на стол. — Ронни, я не знаю. Не могу я теперь представить себе, что я только с кем-то одним. У меня жизнь не складывается никак, если оставить только одного из них.
— И это не даёт тебе покоя.
— Да.
— Почему?
— Потому что так не должно быть.
— Анита, «должно быть» — это для детей. Взрослые знают, что будет все так, как ты сам сделаешь.
— Ронни, моя жизнь налажена. Натэниел — как моя жена, а Мика — как другой муж. Он работает на коалицию и помогает мне заниматься леопардами и прочими оборотнями. Партнёрство. Я всегда считала, что таким партнёрством может быть брак, хотя, похоже, никогда не бывает.
— И как в эту домашнюю идиллию вписывается Жан-Клод?
— Я думаю, как захочет. Он занимается своим бизнесом, управляет своей территорией, и мы встречаемся.
— Ты, он и Ашер?
— Иногда.
Она покачала головой:
— А Дамиан?
— Пока ещё не знаю.
Она посмотрела на стол, на свои лежащие на нем руки.
— Я думаю, нам обеим предстоит интересный личный выбор. — Посмотрев на меня, она нахмурилась — едва заметно. — Почему мне кажется, что у тебя варианты гораздо интереснее?
Я улыбнулась:
— У тебя вопросы моральных обязательств, брака, страха быть связанной на всю жизнь с одним и тем же человеком. У меня проблема в том, что любой выбор, кроме этого моногамного, превращает меня в потаскуху. И мы обе должны разобраться со своими проблемами.
— Из твоих слов можно заключить, что ты ходишь к психоаналитику.
— Рада, что это видно.
— Так ты говоришь, что каждая из нас имеет ту личную жизнь, которую имеет, и мы должны сразиться со своими демонами и победить их?
— Или понять, что те, кого мы считали чудовищами, не слишком от нас отличаются.
— Ты действительно была убеждена, что вампиры — ходячие трупы?
— До глубины души.
— Тебе нелегко было тогда в такого влюбиться.
— Да, — кивнула я.
Она взяла мои руки в свои.
— Прости, что я так бесилась из-за Жан-Клода. Я постараюсь вести себя получше.
Я улыбнулась и сжала её руки:
— Извинения приняты.
— Мне тридцать, и никогда я не была так счастлива. Я поговорю с Луи, чтобы он дал мне больше свободы, и, может, поговорю с консультантом по семье и браку.
— Могу я сказать, что рада это слышать, не получив в ответ обвинения, что я тебя толкаю за него замуж?
Она улыбнулась и даже смутилась — была столь любезна.
— Да, и прости меня за это.
— Все нормально, Ронни, у всех у нас свои заморочки.
— Ты себе нашла в качестве консультанта ведьму — кто бы сомневался! — но раз ты готова на психоанализ, то и нам, всем прочим, тоже не поздно.
— Я общалась с Марианной долгие месяцы, пока сообразила, что это психоанализ.
— Так получается, что у тебя это вышло случайно.
Я пожала плечами, сжала её руки и встала. Господи, сделай так, чтобы ещё остался тёплый кофе.
— Значит, ты психоанализом занялась случайно. Ты стала любовницей Мастера Города, вопя и оря, что никогда такого не будет. Теперь ты влипла в mйnage а trois или два таковых, хотя цель твоей жизни — моногамия.
«Экспрессо» остыл, но кофеварка ещё нет. Ага.
— Итог такой.
— А моя цель была никогда не связать себя с единственным и никогда не выйти замуж. И вот теперь каждая из нас получила то, чего хотела другая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113