И лежит он на животе. Ничего удивительного. Он всегда лежал на животе, разве не так?
Пол встал на четвереньки и, утопая в грязи, стал пробираться вперед. Годы артобстрелов усеяли землю на ничейной полосе миллионами холмиков и ямок, превратив ее в бесконечное застывшее море цвета дерьма. Он полз уже несколько часов, неуклюже и механически, словно покалеченный жук. Каждая клеточка тела вопила, требуя поторопиться, скрыться, уползти из этого не-места, этой пустынной и безжизненной земли, но двигаться быстрее Пол никак не мог - подняться значило обнаружить себя и подставить под пушки с обеих сторон. Он мог лишь ползти, оставляя позади один жалкий дюйм за другим, прокладывая путь под шрапнелью и грозой.
Пальцы наткнулись на что-то твердое. Вспышка молнии высветила торчащий из грязи лошадиный череп с остатками шкуры, напоминающий нечто, выросшее из посеянных зубов дракона. Пол отдернул руку, коснувшуюся было морды с каменными зубами, торчащими из-под скукожившихся губ. Глаза давно исчезли, глазницы забиты грязью. Торчащие из земли поодаль покореженные доски были остатками повозки для снарядов, которую лошадь некогда таскала. Странно - почти невозможно - представить, что это адское место было когда-то сельской дорогой, тихим уголком тихой Франции. А лошадь неторопливо тянула фургон, отвозя фермера на рынок, доставляя молоко или почту к деревенским домикам. Когда жизнь имела смысл. Имела же она когда-то смысл. Пол не мог припомнить то время, но и не мог поверить в нечто иное. Когда-то в мире существовал порядок. А теперь сельские дороги, дома, лошади и все остальное, отделявшее цивилизацию от мрака, оказались перемолотыми в однородную первобытную слизь.
Дома, лошади, люди. Прошлое, мертвое. При вспышках молний Пол увидел, что окружен скорченными трупами солдат - может, своих соотечественников, а может, и немцев. Различить их оказалось невозможно. Национальность, достоинство, жизнь - они лишились всего. Подобно рождественскому пирогу, нафаршированному шиллингами, грязь была напичкана незавершенными частицами жизни - куски рук и ног, тела, лишившиеся конечностей после взрыва снаряда, ботинки с торчащими останками ног, обрывки формы, приклеившиеся к клочкам кожи. Другие, почти целые, тела лежали среди ошметков - изломанные взрывами и напоминающие кукол, сперва поглощенные океаном вязкой грязи, а затем обнаженные проливным дождем. Тупо смотрели незрячие глаза, зияли распахнутые рты; они тонули, все они тонули в грязи. И все вокруг, живое прежде или нет, было одного и того же жуткого цвета экскрементов.
То была Трясина. То был девятый круг ада. И если в конце его не было спасения, то получалось, что вселенная есть не что иное, как жуткая, наскоро придуманная шутка.
Дрожа и стеная, Пол полз дальше, подставив спину разгневанному небу.
Почва содрогнулась, его швырнуло лицом в грязь. Та раздалась, поглощая его.
Выплыв и глотнув воздуха, Пол услышал очередной свистящий визг, и земля содрогнулась вновь. В двух сотнях ярдах от него взрыв взметнул в воздух огромный фонтан грязи. Что-то небольшое прошипело над головой. Пол завопил, когда на немецкой стороне загрохотали полевые орудия, окрашивая горизонт дугой пламени, отблески которого превратили холмики грязи в четкий рельеф. Упал еще один снаряд, взлетела грязь. Что-то провело раскаленной клешней по его спине, разрывая рубашку и кожу, и вопль Пола вознесся навстречу грому, а затем оборвался, когда его лицо уткнулось в грязь.
Какое-то мгновение он был уверен, что умирает. Сердце заколотилось так сильно и часто, что едва не вырвалось из груди. Пол сжал кулаки, пошевелил рукой. Ему показалось, будто кто-то вскрыл его и вонзил в позвоночник вязальную спицу, тем не менее тело вроде бы действовало. Он прополз пару футов и снова застыл, когда сзади взорвался снаряд, взметнув очередной фонтан земли и ошметков тел. Он мог двигаться. Он был жив.
Пол сжался в комочек посреди лужи и стиснул руками голову, пытаясь отгородиться от сводящего с ума рева орудий, с легкостью перекрывающего гром. Он лежал неподвижно, уподобившись любому из усеивавших ничейную полосу трупов, и ждал, когда прекратится обстрел. Земля тряслась. Раскаленная докрасна шрапнель жужжала над головой. Одиннадцатидюймовые снаряды немецких пушек падали с бездумной размеренностью ударов парового молота - он ощущал эту тяжелую поступь, когда они перемещались от одного края британских траншей к другому, оставляя за собой воронки, щепки и исковерканную плоть.
Этот грохот не прекратится.
Безнадежно. Обстрел никогда не кончится. Наступило крещендо, финал, момент, когда война наконец воспламенила небеса, и теперь облака, полыхая и рассыпая искры, горящими занавесками начнут падать с неба.
Выбраться или умереть. Здесь ни укрыться, ни спрятаться. Пол плюхнулся на живот и пополз дальше по содрогающейся земле. Выбраться или умереть. Впереди виднелась низинка, где годы назад, до того, как стали падать снаряды, наверное, тек ручей. На дне низинки лежал язык тумана. Пол увидел единственное место, где можно спрятаться, - белую муть, которой можно укрыться, как одеялом. А спрятавшись, он заснет.
«Спать».
Единственное слово вспыхнуло в его измученном сознании, как пламя в темной комнате. Уснуть. Лечь и отключиться от шума, страха и непрекращающегося унижения.
«Спать».
Он добрался до вершины холмика, потом соскользнул в низинку. Все его чувства были направлены на прохладный белый туман. Когда он подполз к нему вплотную, грохот пушек действительно стал тише, хотя мир все еще содрогался. Он полз дальше, пока туман не сомкнулся над его головой, отрезав пересекающие небо красные линии. Его полностью окружала прохладная белизна. Громыхание в голове стало тише.
Он пополз медленнее. Впереди в тумане что-то лежало - несколько темных овальных предметов, разбросанных по склону. Пол тяжело волочил тело дальше, до боли раскрыв заляпанные грязью глаза и пытаясь разглядеть, что же это такое.
Гробы. Весь склон усеивали десятки гробов. Некоторые лишь высовывались из перепаханной снарядами земли, словно разрезающие волну корабли. Многие избавились от своего груза: на пологом склоне ветерок колыхал белые полотнища, как будто владельцы гробов тоже спасались от войны.
Пушки еще бухали, но как-то странно приглушенно. Пол присел на корточки, вгляделся, и к нему начало возвращаться нечто вроде здравого смысла. Это было кладбище. Земля со склона осыпалась, обнажив старые захоронения, а могильные кресты давно разбило в щепки. Земля, пресытившись смертью, выплюнула даже мертвецов.
Пол еще глубже погрузился в туман. Здесь мертвецы были такими же бездомными, как и их братья на склоне; сотня трагических историй, которые так и останутся неуслышанными в грохоте массового убийства. Вот мумифицированная рука лежит поверх заляпанного грязью белоснежного подвенечного платья, а челюсть отвисла, как будто покойница зовет слугу, бросившего ее в одиночестве на алтаре Смерти. Рядом маленькая ручка-скелетик торчит из-под крышки гробика - малыш научился говорить «до свидания».
Пола едва не задушил смех, смешанный со слезами.
Смерть царила повсюду, в бесчисленных разновидностях. Здесь была земля Угрюмого Жнеца, его частный парк. На одном из скелетов сохранилась форма предыдущей армии, словно он полз в мясорубку нынешнего сражения. Полусгнивший саван обнажил мумифицированные тельца двух спеленутых вместе детей; из-за круглых отверстий ртов они напоминали поющих гимны ангелочков с сентиментальной открытки. Старые и молодые, большие и маленькие кладбищенские трупы, выброшенные из могил, символами зловещей демократии перемешались с чужеземцами, умершими наверху, на перепаханном поле, и всем им предстояло погрузиться в землю, уравнивающую всех.
Пол с трудом полз через окутанное туманом поселение мертвецов. Звуки войны становились все более отдаленными, и это еще больше побуждало его двигаться вперед. Он отыщет местечко, куда войне не добраться. И там заснет.
Его внимание привлек стоящий на краю канавы гроб. Через его край перевешивались длинные темные волосы, развеваясь на ветру, словно глубоководные водоросли. Крышки на нем не было, и, подобравшись ближе, Пол увидел лицо закутанной в саван женщины, странным образом не тронутое разложением. Что-то в этом бескровном лице заставило его замереть.
Пол не сводил с него глаз. Потом, дрожа, подполз ближе и ухватился за грязный гроб. Сел на корточки. Потянул за полусгнивший муслин.
Это была она. Она. Ангел из его снов. Мертвая, в гробу, завернутая в испачканный саван и потерянная для него навсегда. Сердце у Пола сжалось - на мгновение ему показалось, что сейчас он рухнет внутрь самого себя, съежится и превратится в ничто, словно соломинка в пламени. И тут она открыла глаза - черные-черные и пустые, - а бледные губы шевельнулись.
«Иди к нам, Пол».
Вскрикнув, он вскочил, но зацепился ногой за ручку гроба и рухнул лицом в грязь. Пополз прочь, раненым зверем извиваясь в липкой жиже. Она не стала подниматься и преследовать его, но ее тихий призывный голос доносился до него сквозь туман, пока его не поглотил мрак.
Он находился в странном месте, куда более странном, чем все, что ему доводилось видеть прежде. То было… ничто. Воистину Ничейная Земля.
Пол сел, ощущая в теле странное онемение. Пульсирующая боль в голове все еще напоминала о грохоте битвы, но его окружала тишина. Его покрывал дюймовый слой грязи, но земля, на которой он лежал, была не влажной, не сухой, не твердой и не мягкой. Туман, сквозь который он полз, стал реже, но во всех направлениях Пол мог видеть только жемчужно-белое ничто.
Он встал. Ноги дрожали. Так он спасся? Мертвый ангел, город мертвых - что это было, бред после шока?
Пол сделал шаг, потом еще десяток. Все осталось по-прежнему. Он в любой момент ожидал увидеть в тумане нечто понятное - деревья, камни, дома, - но пустота словно перемещалась вместе с ним.
Прошагав безрезультатно, как ему показалось, целый час, он сел и зарыдал. По щекам текли жалкие слезы усталости и смятения. Он что, мертв? Это чистилище? Или - что еще хуже, поскольку из чистилища есть хотя бы надежда выбраться, - это и есть то место, куда попадают после смерти? Навсегда.
- Помогите! - Эха не было ни малейшего - крик просто улетал и не возвращался. - Помогите, кто-нибудь! - Он снова всхлипнул. - Что я такого сделал?
Ответа Пол не дождался. Он сжался в комочек на этой не-земле и уткнулся лицом в ладони.
Почему сны завели его сюда? Женщина-птица вроде бы хотела ему добра, но как может доброта обернуться таким? Разве что смерть добра для всех, и лишь загробный мир для каждого полон безысходной тоски.
Пол цеплялся за созданный им самим мрак. У него не хватало храбрости снова увидеть туман. Перед его мысленным взором появилось бледное лицо женщины-птицы - не холодное и пустое, каким оно было на кладбище, а тот нежно скорбящий образ, столь долго преследовавший его в снах.
А может, все это безумие? Может, он вообще не здесь, а лежит на грязном дне траншеи или рядом с другими неудачниками в морге полевого госпиталя?
Медленно и словно сама по себе, его ладонь медленно скользнула по грязной ткани форменного френча. Когда она коснулась нагрудного кармана, Пол внезапно понял, что она - то есть он сам - ищет. Рука замерла, скованная ужасом. Пол испугался того, что может обнаружить.
«Но ничего другого не остается».
Пальцы пошарили в кармане, сомкнулись. Когда Пол открыл глаза и посмотрел на ладонь, перышко в тусклом свете замерцало зеленью.
Оно было настоящим.
Пока Пол смотрел на перышко, начало разгораться другое мерцание. Неподалеку - или ему лишь показалось так в этом мире без ориентиров - туман осветился изнутри расплавленным золотом. Пол медленно встал, почти позабыв об усталости и ранах.
Нечто - что-то вроде двери или отверстия - формировалось в тумане. Пол ничего не мог различить внутри, кроме янтарного света, колышущегося, словно масло на воде, но внезапно с непоколебимой уверенностью понял, что по ту сторону света что-то есть. Дверь куда-то ведет. И он шагнул к золотому сиянию.
«Куда торопишься, Джонси?»
«Ведь ты не уйдешь, ничего не сказав друзьям, правда?»
Пол остановился, медленно повернулся. Из завесы тумана медленно вышли две фигуры, большая и маленькая. На одном из расплывчатых лиц что-то блеснуло.
- Ф-Финч? Маллит?
Большая фигура расхохоталась:
- Мы пришли показать тебе дорогу домой.
Рассеявшийся было ужас нахлынул вновь. Пол шагнул к золотому сиянию.
- Не делай этого! - резко бросил Финч и уже мягче добавил: - Брось, старина, не усложняй себе жизнь. Если вернешься по-хорошему, мирно… так уж и быть, скажем, что у тебя был шок после взрыва. Может, тебя даже отправят ненадолго в госпиталь, чтобы ты пришел в себя.
- Я… не хочу возвращаться.
- Значит, дезертируешь? - Маллит приблизился. Он казался крупнее обычного, поразительно округлым и странно мускулистым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129