То, что он заговорил об этом, ужасно нервировало.
– Нет, конечно нет, – ответила она после паузы. – А как насчет моей ответственности по отношению к самой себе? Это Может стать чем-то, что я хочу делать. Вот почему это так… важно.
– Знаю. Ты ненавидишь свою нынешнюю работу, я понимаю. Но ты же знаешь, это временно, пока не наладится нормальная жизнь.
– Не похоже, что это произойдет скоро.
– Джейни, пожалуйста, брось все это.
– Брюс… пожалуйста, не проси меня об этом. Я уже влезла во все это.
Услышав его вздох, она почти обрадовалась, что он не видит ее.
– Том оставил тебе записку, как я его просил?
– Да.
– Там все чистая правда. Я люблю тебя и просто хочу, чтобы все у нас было хорошо.
Закончив разговор, Джейни скомкала записку и бросила ее в мусорную корзину. Настало время привести в порядок свои дела, как выразилась Кристина.
Сначала она позвонила в хранилище еврейских книг. Майра Росс ужасно обрадовалась тому, что услышала.
– В любое время, – сказала она. – Позвоните мне, как только дневник будет у вас. – В ее голосе послышались восторженные нотки. – Это замечательно, просто замечательно! Жду с нетерпением.
Позвонив Тому и убедившись, что он в офисе, Джейни потратила драгоценное топливо на поездку к нему. Она взяла с собой целую сумку личных вещей, главным образом драгоценностей: обручальное кольцо, подаренное ныне покойным мужем, кое-какие недорогие, но бесценные для нее безделки, оставшиеся от матери, тоже павшей жертвой чумы, бабушкин серебряный сервиз. Маленький конверт с молочными зубами Бетси и локоном ее золотистых волос. Еще один диск с копией фотоальбома и коллекцией домашних видеозаписей, где была запечатлена ее жизнь до того, как все пошло прахом.
– Мне понадобится сейф побольше, если ты и дальше будешь приносить свои вещи, – заявил Том, когда она приехала. – Может, тебе просто переехать сюда?
– Жаль, я не влезу в сейф, а то стоило бы обдумать эту идею. Послушай, Том, когда я в последний раз меняла свое завещание?
– Три месяца назад.
– Ох, ну да. Я забыла.
На лице Тома возникло выражение беспокойства.
– Голова у тебя сейчас, конечно, забита, но обычно ты не забываешь о вещах такого рода, так что для меня удивительно…
Это замечание заставило Джейни вспомнить о сбое в памяти Кристины Вогел.
Может, это заразно?
– И копии моих страховых полисов тоже у тебя?
Лицо Тома еще больше омрачилось.
– Ты о чем-то недоговариваешь, да? Ты еще вчера сказала, что хочешь поговорить. Сейчас у меня есть время.
Джейни смотрела на него, спрашивая себя, стоит ли рассказывать об утреннем событии. Она доверяла ему все; почему не это?
– Нет, – в конце концов ответила она, хотя испытывала странное чувство печали, произнося это слово. – Все, в общем, свелось к пустякам. Просто от усталости разыгралось воображение. – Она улыбнулась. – Ты же меня знаешь. Всего лишь страх перед еще одной ночью. Не хочу, чтобы пропали важные для меня вещи. Иногда я думаю, это будет все, что останется у меня, когда я состарюсь. Если состарюсь.
– Может, ты немножко паникерша?
– Нет, – твердо ответила она. – Не думаю.
Оставив машину припаркованной возле офиса Тома, Джейни взяла такси. Цена была непомерной, но казалась почти ничтожной на фоне ощущения, что все в ее жизни, включая Дневник, внезапно может быть похищено. Она возликовала, когда такси остановилось у порога хранилища и ей осталось со своим бесценным грузом преодолеть всего несколько ступенек.
Когда она вылезала из такси, на стоянку въехал автомобиль с тонированными стеклами и занял место между двумя другими машинами. Джейни остановилась, ожидая, что водитель выйдет. Однако этого не произошло. Она замерла, прижимая к груди конверт с дневником.
«Это ничего не значит».
Она сумела убедить себя в том, что все дело в повышенной восприимчивости, вполне естественной, учитывая события последних дней. Однако, преодолевая последние несколько шагов до хранилища, она очень торопилась. Миссис Росс ждала ее в приемной.
– Не возражаете, если мы пройдем в одно из рабочих помещений? – спросила она.
Джейни кивнула и пошла рядом с хранительницей по длинному коридору, обшаривая взглядом каждую дверь, мимо которой проходила.
– С вами все в порядке? – спросила Майра. – Вы как будто чем-то взволнованы.
«Значит, это заметно».
– Все нормально, – ответила Джейни, стараясь успокоиться. – Просто нервничала по дороге, когда везла сюда дневник.
Майра бросила взгляд на пакет, который крепко стискивала Джейни, и одарила ее почти материнским взглядом.
– Могу понять. – Она остановилась и указала на дверь справа. – Вот мы и пришли.
Они вошли в большую комнату, свет в которую вливался через застекленную крышу и был ярким, но непрямым. Минимум мебели, вся сугубо функциональная. Джейни положила пакет на стоящий в центре большой стол и подвинула его в направлении Майры.
– Мы используем это помещение для восстановительных работ. Здесь превосходное оборудование. – С взволнованным видом, более уместным, по мнению Джейни, для малого ребенка, Майра притянула к себе пакет и расстегнула зажим. – Простая коричневая суперобложка. – У нее вырвался легкий смешок. – Должно быть, поначалу вы сочли эту тетрадь просто каким-то отчетом, но уж никак не сокровищем.
Майра достала из выдвижного ящика стола перчатки из латекса и натянула их, как показалось Джейни, ритуальным жестом. Сняла с дневника коричневую суперобложку, положила его на стол, бережно открыла обложку и взглянула на первую страницу.
– Боже мой!
Глаза хранительницы увлажнились слезами.
– Мне казалось, я единственная, кто способен прослезиться при виде такой вещи, – сказала Джейни.
– О, я в этом смысле безнадежна, – ответила Майра. – Ужасно эмоционально воспринимаю редкие вещи. Хотя, должна признаться, давненько не плакала над новым экспонатом. – Она шмыгнула носом. – Если это то, чем, по вашим словам, оно является, а на первый взгляд так оно и есть, то… – она провела над дневником рукой, как бы гладя его на расстоянии, – это просто чудо. – Она снова опустила взгляд на страницу. – Алехандро Санчес. Испанец. Фамилия относительно широко распространенная, но вот имя для еврея того столетия необычное.
– Мне мало известно об этом периоде истории. Только то, что я прочитала с тех пор, как дневник попал в мои руки, – сказала Джейни. – Я пыталась понять контекст тех времен, но это нелегко… и большая часть дневника относится не к жизни в Испании, а к тому, как он учился во Франции, и последующим путешествиям. Эту часть я сумела перевести сама, правда, с помощью специалистов по архаичному французскому, которых нашла в Интернете. А вот самое начало, на иврите… тут я пас.
Она остановилась, надеясь, что Майра скажет: «О, не беспокойтесь, дорогая, я сумею это прочесть». Однако хранительница молчала.
– Можете сказать, о чем там говорится? – наконец спросила Джейни.
Майра бегло проглядела текст на иврите и вздохнула, с оттенком огорчения.
– Нет. Точнее, могу, но с очень большим трудом. Мне лучше за перевод не браться, но, уверяю вас, существует огромное множество людей, способных сделать это, и с некоторыми из них я поддерживаю контакт.
– Замечательно. В самом деле замечательно.
– На это потребуется время.
– Понимаю.
Майра между тем внимательно изучила переплет, поставила дневник вертикально, осмотрела корешок и снова положила.
– Хм-м… Здесь есть что-то странное, чего вы, скорее всего, не заметили…
Джейни усмехнулась.
– Я много чего не заметила. Что конкретно вы имеете в виду?
– Мне кажется, его переплетали заново. Фактически я уверена в этом, если только дневник не подделка, а даже беглый взгляд убеждает в том, что он подлинный. – Она обратилась к концу книги и взглянула на самые последние записи, сделанные на английском. – Иврит должен быть в конце, книги обычно начинаются на основном языке. – Она снова вернулась к началу. – Страницы расположены не в том порядке, как я ожидала. Наверное, в какой-то момент времени дневник разобрали на части, а потом переплели заново. – Майра достала из ящика металлическую указку и провела ее кончиком вдоль еле заметного шва на коже. – Видите? Вот здесь. Точно, его сброшюровали заново.
– Бог мой…
– О, это ни в коей мере не уменьшает ценности дневника, это просто странно, вот и все. Можно предположить, что чье-то ощущение порядка было оскорблено тем, что иврит в конце. Наверное, это сделал не еврей.
– Не могу сказать точно, но, мне кажется, после Алехандро дневник принадлежал не евреям, а англичанам, – сказала Джейни. – Или, точнее говоря, англичанкам, потому что все, за исключением самого последнего владельца, были женщинами.
Бережно переворачивая страницы, Майра бросила на нее подозрительный взгляд.
– За всем этим явно кроется целая история.
Джейни вздохнула.
– Вы сможете прочесть ее и сами, я же скажу лишь, что Алехандро Санчес большую часть времени был в бегах. Медицину он изучал во Франции…
– В Монпелье, надо полагать.
– Да! Как вы догадались?
– Просто это единственное место, куда его приняли бы.
– Это мне не пришло в голову.
– Откуда вам было знать? Однако продолжайте.
– Ему пришлось бежать через всю Европу, потому что он убил епископа.
– Ох, дорогая …для еврея это скверно. – Майра чуть лукаво улыбнулась. – Однако осмелюсь предположить, что для этого у него была веская причина.
– Действительно. И, судя по более поздним записям, он предстает очень вдумчивым и серьезным человеком. По крайней мере, не таким, который с легкостью пошел бы на убийство.
– Никто не делает такие вещи с легкостью, – с оттенком грусти сказала Майра. – Никто в здравом уме, по крайней мере. Однако вы говорите о нем так, словно он еще жив.
– Для меня он такой и есть, – задумчиво произнесла Джейни. – Совершенно живой. Отчасти именно поэтому я добиваюсь того, чтобы он продолжал жить здесь. – Она прикоснулась к обложке дневника. – И здесь. – Она дотронулась до груди в области сердца и добавила после небольшой паузы: – Знаете, он, скорее всего, просто перевернул тетрадь и начал писать снова, на французском. Тогда никто не увидел бы сзади иврит.
– Наверное, если бы не стал искать специально. – Майра бережно перевернула страницу. – Почерк у него великолепный. Такой изящный.
– У меня такое чувство, что этот человек был изящен во всем.
Майра улыбнулась.
– Каким годом, вы говорите, датирован дневник?
– Самый худший год «черной смерти», тысяча триста сорок восьмой.
– Тогда, возможно, вы немного романтизируете этого Алехандро. Он, скорее всего, не был тем героем, каким вы его воображаете. Чтобы выжить, ему наверняка приходилось делать вещи, которые вам не понравились бы. Такие тогда были времена. Сейчас легче.
Джейни рефлекторно глянула на журнал, потом перевела взгляд на Майру.
– Легче? А меня те времена чем-то притягивают. Мы находимся под таким давлением – со стороны правительства, со стороны собственных обстоятельств…
– Простите меня, моя дорогая, – возразила Майра, – но вы понятия не имеете, что такое давление. И, надеюсь, никогда не будете иметь. – Она бережно взяла дневник и снова, убрала его в конверт. – Послушайте, я собираюсь внимательно изучить это чудо и привлечь некоторых знающих людей, с которыми достаточно легко связаться, так что пройдет не больше пары дней, и я смогу сообщить вам кое-какую новую информацию. Перевод займет больше времени. А я пока застрахую дневник на двести пятьдесят тысяч долларов.
Джейни удивленно раскрыла рот.
– Ничего себе!
Майра рассмеялась.
– А сколько, по-вашему, стоит такого рода рукопись?
– Понятия не имею, но не так много. Может, имеет смысл попросить дружков-головорезов выкрасть ее?
Майра устремила на Джейни саркастический взгляд.
– Думаю, им не доставит удовольствия реакция нашей системы безопасности.
– Простите, я пошутила глупо. – Джейни рассмеялась, немного нервно. – Просто меня поразила названная вами сумма. Что вы подразумеваете под информацией, которую вскоре сможете мне сообщить?
– О, здесь имеется в виду множество характеристик: где был произведен пергамент, кто был первым переплетчиком, какой тип чернил использовался, и прочее в том же духе.
– Ну, нельзя сказать, что отсутствие этих сведений лишает меня сна.
– Есть люди, которые воспринимают их именно так, верите вы мне или нет.
– Конечно верю. А вы не могли бы хотя бы в общих чертах описать, как, по-вашему, выглядел Алехандро…
– Боюсь, это за пределами нашей компетенции, – ответила Майра. – Для этих целей вам нужно поискать кого-то другого.
Тринадцать
Ночью сквозь открытое окно лился холодный лунный свет, но теперь он сменился жарким солнечным, и Кэт проснулась от прикосновения к руке теплого лучика. Она открыла глаза, выглянула в окно и увидела, что солнце уже высоко. И хотя спала она долго, но все еще ощущала некоторую сонливость. Она медленно села и огляделась по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Нет, конечно нет, – ответила она после паузы. – А как насчет моей ответственности по отношению к самой себе? Это Может стать чем-то, что я хочу делать. Вот почему это так… важно.
– Знаю. Ты ненавидишь свою нынешнюю работу, я понимаю. Но ты же знаешь, это временно, пока не наладится нормальная жизнь.
– Не похоже, что это произойдет скоро.
– Джейни, пожалуйста, брось все это.
– Брюс… пожалуйста, не проси меня об этом. Я уже влезла во все это.
Услышав его вздох, она почти обрадовалась, что он не видит ее.
– Том оставил тебе записку, как я его просил?
– Да.
– Там все чистая правда. Я люблю тебя и просто хочу, чтобы все у нас было хорошо.
Закончив разговор, Джейни скомкала записку и бросила ее в мусорную корзину. Настало время привести в порядок свои дела, как выразилась Кристина.
Сначала она позвонила в хранилище еврейских книг. Майра Росс ужасно обрадовалась тому, что услышала.
– В любое время, – сказала она. – Позвоните мне, как только дневник будет у вас. – В ее голосе послышались восторженные нотки. – Это замечательно, просто замечательно! Жду с нетерпением.
Позвонив Тому и убедившись, что он в офисе, Джейни потратила драгоценное топливо на поездку к нему. Она взяла с собой целую сумку личных вещей, главным образом драгоценностей: обручальное кольцо, подаренное ныне покойным мужем, кое-какие недорогие, но бесценные для нее безделки, оставшиеся от матери, тоже павшей жертвой чумы, бабушкин серебряный сервиз. Маленький конверт с молочными зубами Бетси и локоном ее золотистых волос. Еще один диск с копией фотоальбома и коллекцией домашних видеозаписей, где была запечатлена ее жизнь до того, как все пошло прахом.
– Мне понадобится сейф побольше, если ты и дальше будешь приносить свои вещи, – заявил Том, когда она приехала. – Может, тебе просто переехать сюда?
– Жаль, я не влезу в сейф, а то стоило бы обдумать эту идею. Послушай, Том, когда я в последний раз меняла свое завещание?
– Три месяца назад.
– Ох, ну да. Я забыла.
На лице Тома возникло выражение беспокойства.
– Голова у тебя сейчас, конечно, забита, но обычно ты не забываешь о вещах такого рода, так что для меня удивительно…
Это замечание заставило Джейни вспомнить о сбое в памяти Кристины Вогел.
Может, это заразно?
– И копии моих страховых полисов тоже у тебя?
Лицо Тома еще больше омрачилось.
– Ты о чем-то недоговариваешь, да? Ты еще вчера сказала, что хочешь поговорить. Сейчас у меня есть время.
Джейни смотрела на него, спрашивая себя, стоит ли рассказывать об утреннем событии. Она доверяла ему все; почему не это?
– Нет, – в конце концов ответила она, хотя испытывала странное чувство печали, произнося это слово. – Все, в общем, свелось к пустякам. Просто от усталости разыгралось воображение. – Она улыбнулась. – Ты же меня знаешь. Всего лишь страх перед еще одной ночью. Не хочу, чтобы пропали важные для меня вещи. Иногда я думаю, это будет все, что останется у меня, когда я состарюсь. Если состарюсь.
– Может, ты немножко паникерша?
– Нет, – твердо ответила она. – Не думаю.
Оставив машину припаркованной возле офиса Тома, Джейни взяла такси. Цена была непомерной, но казалась почти ничтожной на фоне ощущения, что все в ее жизни, включая Дневник, внезапно может быть похищено. Она возликовала, когда такси остановилось у порога хранилища и ей осталось со своим бесценным грузом преодолеть всего несколько ступенек.
Когда она вылезала из такси, на стоянку въехал автомобиль с тонированными стеклами и занял место между двумя другими машинами. Джейни остановилась, ожидая, что водитель выйдет. Однако этого не произошло. Она замерла, прижимая к груди конверт с дневником.
«Это ничего не значит».
Она сумела убедить себя в том, что все дело в повышенной восприимчивости, вполне естественной, учитывая события последних дней. Однако, преодолевая последние несколько шагов до хранилища, она очень торопилась. Миссис Росс ждала ее в приемной.
– Не возражаете, если мы пройдем в одно из рабочих помещений? – спросила она.
Джейни кивнула и пошла рядом с хранительницей по длинному коридору, обшаривая взглядом каждую дверь, мимо которой проходила.
– С вами все в порядке? – спросила Майра. – Вы как будто чем-то взволнованы.
«Значит, это заметно».
– Все нормально, – ответила Джейни, стараясь успокоиться. – Просто нервничала по дороге, когда везла сюда дневник.
Майра бросила взгляд на пакет, который крепко стискивала Джейни, и одарила ее почти материнским взглядом.
– Могу понять. – Она остановилась и указала на дверь справа. – Вот мы и пришли.
Они вошли в большую комнату, свет в которую вливался через застекленную крышу и был ярким, но непрямым. Минимум мебели, вся сугубо функциональная. Джейни положила пакет на стоящий в центре большой стол и подвинула его в направлении Майры.
– Мы используем это помещение для восстановительных работ. Здесь превосходное оборудование. – С взволнованным видом, более уместным, по мнению Джейни, для малого ребенка, Майра притянула к себе пакет и расстегнула зажим. – Простая коричневая суперобложка. – У нее вырвался легкий смешок. – Должно быть, поначалу вы сочли эту тетрадь просто каким-то отчетом, но уж никак не сокровищем.
Майра достала из выдвижного ящика стола перчатки из латекса и натянула их, как показалось Джейни, ритуальным жестом. Сняла с дневника коричневую суперобложку, положила его на стол, бережно открыла обложку и взглянула на первую страницу.
– Боже мой!
Глаза хранительницы увлажнились слезами.
– Мне казалось, я единственная, кто способен прослезиться при виде такой вещи, – сказала Джейни.
– О, я в этом смысле безнадежна, – ответила Майра. – Ужасно эмоционально воспринимаю редкие вещи. Хотя, должна признаться, давненько не плакала над новым экспонатом. – Она шмыгнула носом. – Если это то, чем, по вашим словам, оно является, а на первый взгляд так оно и есть, то… – она провела над дневником рукой, как бы гладя его на расстоянии, – это просто чудо. – Она снова опустила взгляд на страницу. – Алехандро Санчес. Испанец. Фамилия относительно широко распространенная, но вот имя для еврея того столетия необычное.
– Мне мало известно об этом периоде истории. Только то, что я прочитала с тех пор, как дневник попал в мои руки, – сказала Джейни. – Я пыталась понять контекст тех времен, но это нелегко… и большая часть дневника относится не к жизни в Испании, а к тому, как он учился во Франции, и последующим путешествиям. Эту часть я сумела перевести сама, правда, с помощью специалистов по архаичному французскому, которых нашла в Интернете. А вот самое начало, на иврите… тут я пас.
Она остановилась, надеясь, что Майра скажет: «О, не беспокойтесь, дорогая, я сумею это прочесть». Однако хранительница молчала.
– Можете сказать, о чем там говорится? – наконец спросила Джейни.
Майра бегло проглядела текст на иврите и вздохнула, с оттенком огорчения.
– Нет. Точнее, могу, но с очень большим трудом. Мне лучше за перевод не браться, но, уверяю вас, существует огромное множество людей, способных сделать это, и с некоторыми из них я поддерживаю контакт.
– Замечательно. В самом деле замечательно.
– На это потребуется время.
– Понимаю.
Майра между тем внимательно изучила переплет, поставила дневник вертикально, осмотрела корешок и снова положила.
– Хм-м… Здесь есть что-то странное, чего вы, скорее всего, не заметили…
Джейни усмехнулась.
– Я много чего не заметила. Что конкретно вы имеете в виду?
– Мне кажется, его переплетали заново. Фактически я уверена в этом, если только дневник не подделка, а даже беглый взгляд убеждает в том, что он подлинный. – Она обратилась к концу книги и взглянула на самые последние записи, сделанные на английском. – Иврит должен быть в конце, книги обычно начинаются на основном языке. – Она снова вернулась к началу. – Страницы расположены не в том порядке, как я ожидала. Наверное, в какой-то момент времени дневник разобрали на части, а потом переплели заново. – Майра достала из ящика металлическую указку и провела ее кончиком вдоль еле заметного шва на коже. – Видите? Вот здесь. Точно, его сброшюровали заново.
– Бог мой…
– О, это ни в коей мере не уменьшает ценности дневника, это просто странно, вот и все. Можно предположить, что чье-то ощущение порядка было оскорблено тем, что иврит в конце. Наверное, это сделал не еврей.
– Не могу сказать точно, но, мне кажется, после Алехандро дневник принадлежал не евреям, а англичанам, – сказала Джейни. – Или, точнее говоря, англичанкам, потому что все, за исключением самого последнего владельца, были женщинами.
Бережно переворачивая страницы, Майра бросила на нее подозрительный взгляд.
– За всем этим явно кроется целая история.
Джейни вздохнула.
– Вы сможете прочесть ее и сами, я же скажу лишь, что Алехандро Санчес большую часть времени был в бегах. Медицину он изучал во Франции…
– В Монпелье, надо полагать.
– Да! Как вы догадались?
– Просто это единственное место, куда его приняли бы.
– Это мне не пришло в голову.
– Откуда вам было знать? Однако продолжайте.
– Ему пришлось бежать через всю Европу, потому что он убил епископа.
– Ох, дорогая …для еврея это скверно. – Майра чуть лукаво улыбнулась. – Однако осмелюсь предположить, что для этого у него была веская причина.
– Действительно. И, судя по более поздним записям, он предстает очень вдумчивым и серьезным человеком. По крайней мере, не таким, который с легкостью пошел бы на убийство.
– Никто не делает такие вещи с легкостью, – с оттенком грусти сказала Майра. – Никто в здравом уме, по крайней мере. Однако вы говорите о нем так, словно он еще жив.
– Для меня он такой и есть, – задумчиво произнесла Джейни. – Совершенно живой. Отчасти именно поэтому я добиваюсь того, чтобы он продолжал жить здесь. – Она прикоснулась к обложке дневника. – И здесь. – Она дотронулась до груди в области сердца и добавила после небольшой паузы: – Знаете, он, скорее всего, просто перевернул тетрадь и начал писать снова, на французском. Тогда никто не увидел бы сзади иврит.
– Наверное, если бы не стал искать специально. – Майра бережно перевернула страницу. – Почерк у него великолепный. Такой изящный.
– У меня такое чувство, что этот человек был изящен во всем.
Майра улыбнулась.
– Каким годом, вы говорите, датирован дневник?
– Самый худший год «черной смерти», тысяча триста сорок восьмой.
– Тогда, возможно, вы немного романтизируете этого Алехандро. Он, скорее всего, не был тем героем, каким вы его воображаете. Чтобы выжить, ему наверняка приходилось делать вещи, которые вам не понравились бы. Такие тогда были времена. Сейчас легче.
Джейни рефлекторно глянула на журнал, потом перевела взгляд на Майру.
– Легче? А меня те времена чем-то притягивают. Мы находимся под таким давлением – со стороны правительства, со стороны собственных обстоятельств…
– Простите меня, моя дорогая, – возразила Майра, – но вы понятия не имеете, что такое давление. И, надеюсь, никогда не будете иметь. – Она бережно взяла дневник и снова, убрала его в конверт. – Послушайте, я собираюсь внимательно изучить это чудо и привлечь некоторых знающих людей, с которыми достаточно легко связаться, так что пройдет не больше пары дней, и я смогу сообщить вам кое-какую новую информацию. Перевод займет больше времени. А я пока застрахую дневник на двести пятьдесят тысяч долларов.
Джейни удивленно раскрыла рот.
– Ничего себе!
Майра рассмеялась.
– А сколько, по-вашему, стоит такого рода рукопись?
– Понятия не имею, но не так много. Может, имеет смысл попросить дружков-головорезов выкрасть ее?
Майра устремила на Джейни саркастический взгляд.
– Думаю, им не доставит удовольствия реакция нашей системы безопасности.
– Простите, я пошутила глупо. – Джейни рассмеялась, немного нервно. – Просто меня поразила названная вами сумма. Что вы подразумеваете под информацией, которую вскоре сможете мне сообщить?
– О, здесь имеется в виду множество характеристик: где был произведен пергамент, кто был первым переплетчиком, какой тип чернил использовался, и прочее в том же духе.
– Ну, нельзя сказать, что отсутствие этих сведений лишает меня сна.
– Есть люди, которые воспринимают их именно так, верите вы мне или нет.
– Конечно верю. А вы не могли бы хотя бы в общих чертах описать, как, по-вашему, выглядел Алехандро…
– Боюсь, это за пределами нашей компетенции, – ответила Майра. – Для этих целей вам нужно поискать кого-то другого.
Тринадцать
Ночью сквозь открытое окно лился холодный лунный свет, но теперь он сменился жарким солнечным, и Кэт проснулась от прикосновения к руке теплого лучика. Она открыла глаза, выглянула в окно и увидела, что солнце уже высоко. И хотя спала она долго, но все еще ощущала некоторую сонливость. Она медленно села и огляделась по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77