Мы хотим лишь, чтобы каждый человек получил надел, который позволил бы ему жить достойно. Хотим избавления от непомерных налогов, которыми дворяне облагают нас, чтобы вести свои презренные войны.
– А! Понимаю, – откликнулся Алехандро. – Простые, в общем-то, требования.
Каль бросил на него язвительный взгляд.
– Нужно прятаться в шкафу, чтобы не знать о таких вещах. Как вам это удалось?
Губы Алехандро искривила легкая улыбка.
– Мы поговорим о моих делах, когда полностью разберемся с вашими.
Каль снова набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:
– Этой ночью мы напали на королевский дворец в Мо. На Карла Наваррского. Однако он оказался гораздо лучше подготовлен к нашему нападению, чем мы ожидали. Кроме этих двоих, было много других раненых. Все, кто сумел, рассеялись по стране.
Алехандро мысленно представил себе дорогу на Мо. Он много раз ходил по ней. Без груза и при дневном свете путь занимал больше часа. Однако этот человек волоком тащил двух раненых товарищей, и всего лишь при тусклом свете луны! Мнение Алехандро о рыжеволосом бунтаре изменилось в лучшую сторону.
– Некоторые разбежались по домам, – продолжал между тем Каль. – И унесли столько раненых, сколько смогли, хотя далеко не всех. Один Бог знает, что будет с телами павших. Мы не могли задерживаться из-за них.
– А кто об этом позаботится? – Алехандро кивнул на покойника. – Пройдет совсем немного времени, и его присутствие здесь станет не слишком приятным.
Тело уже начало вздуваться по мере того, как разлагались внутренние органы.
– Я, надо полагать, кто же еще? – с видом покорности ответил Каль.
– Рядом с нашим домом его нельзя хоронить, – поспешно предупредил Алехандро.
Каль вздохнул.
– Тогда отнесу его в лес. – Он бросил взгляд на спящего товарища. – Вместе с рукой Жана.
За их спинами зашуршала солома – это проснулась Кэт.
– К северу отсюда в лесу есть полянка, – сказала она. – Ягодное место, но в последнее время я никого там не видела. Правда, это не святая земля, но в остальном вполне подходящая для погребения.
– Боюсь, во всей Франции святой земли не осталось, – ответил Каль. – Спасибо, что рассказали об этом месте.
Она кивнула в сторону умершего.
– Все храбрые люди заслуживают достойного конца, верно?
Некоторое время Гильом Каль пристально вглядывался в лицо Кэт и, казалось, вбирал в себя ее образ, потом неохотно отвел взгляд и посмотрел на Алехандро. Щеки у него пылали, точно его поймали на непристойных мыслях.
– Может, если вы согласитесь, ваш p?re позволит вам показать мне эту полянку, – еле слышно произнес он.
Алехандро не понравилось, что Кэт слишком горячо откликнулась на эту просьбу.
– С радостью.
– Мы пойдем туда все вместе, – заявил Алехандро.
– А как же мой человек? – спросил Карл.
– Прежде чем уйти, мы о нем позаботимся. Вымоем, дадим воды и немного оставшегося у меня опия. И крепко привяжем к столу. Так что, думаю, беспокоиться вам нечего.
«Не то что мне – когда придется оставить тебя наедине с Кэт», – подумал он.
Два
2007
Джейни Кроув подрезала кустарник на заднем дворе под неподражаемое пение Марии Каллас, когда в кармане у нее завибрировал мобильник. Она ожидала звонка, но полная погруженность в музыку заставила ее слегка подпрыгнуть, и, резко сдирая наушники, она зацепилась ими за прядь волос. Пока она выпутывала их, в незащищенные уши хлынул птичий гомон слишком теплого для весны дня. Она подняла взгляд на верхушки деревьев и крикнула:
– Замолчите!
На мгновение воцарилась тишина, а потом щебет зазвучал снова.
Однако эти птицы, которые ежедневно роняли на ее драгоценные цветы свой мерзкий помет, обладали одним замечательным свойством: они поедали огромных москитов, переносчиков самых разных заболеваний, которые мигрировали с севера в эту область Западного Массачусетса. Поскольку еды здесь было в изобилии и атмосфера стала заметно чище, птицы воспринимались как признак возвращения к нормальной жизни по сравнению с тем ужасом, который царил в этих местах всего несколько лет назад.
Она с сожалением сняла наушники. К несчастью, в обозримом будущем ожидать возвращения Марии Каллас не приходилось, как бы тщательно ни очищалась атмосфера и сколько бы москитов ни поедалось птицами.
«Было бы грандиозно вернуть ее к жизни, – мелькнула у Джейни мысль. – Она похоронена в Париже…»
Однако простые смертные вроде нее самой не могли рассчитывать на получение визы в Париж. И никаких больше раскопок, как настаивал адвокат Джейни. От них одни неприятности.
Вытаскивая из кармана сотовый телефон, она загадала желание, чтобы этот звонок был от того самого адвоката и чтобы, в виде исключения, он сообщил ей хорошие новости. Она откинула крышку аппарата и сказала тем ровным тоном, который он был обучен распознавать:
– Включение. – И потом, уже более дружески: – Алло.
Услышав знакомый, слегка усталый голос адвоката Тома Макалистера, Джейни подумала: «Наконец-то».
– Ты во дворе, – сказал он после того, как они обменялись приветствиями. – Птицы.
– Да. Подстригаю кусты, которые, похоже, собрались дотянуться до Флориды. Им эта теплая погода нравится гораздо больше, чем мне – на меня нападает вялость, а они счастливы. – Она опустилась в шезлонг. – Судя по тому, как звучит твой голос, ты тоже не слишком жизнерадостен. Кажется… чем-то встревожен.
– А ведь я был полон решимости сделать хорошую мину.
Она знала, что если бы сидела в доме перед экраном компьютера, на который выведен телефон, то увидела бы, что Том хмурится. Именно это она и услышала в его голосе.
– Может, с присяжными оно и срабатывает, Том, но я знаю тебя слишком хорошо.
– Неужели? – с иронией спросил он. – Тогда почему мне всегда хочется, чтобы мы узнали друг друга еще чуть-чуть лучше?
С игривым смешком она ответила:
– Существует только один способ узнать друг друга еще чуть-чуть лучше.
Он рассмеялся.
– У тебя или у меня?
– Ну вот, теперь ты больше похож на самого себя.
– Хорошо. – Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. – Есть новости из комитета по восстановлению в правах. Насчет твоего заявления.
Джейни оказалась права. Он был расстроен, и она тотчас расстроилась тоже. Когда-то, теперь казалось – в прошлой жизни, Джейни была неврологом, и неплохим. Все изменилось после Вспышек – когда чума, порожденная отбившимся от рук штаммом золотистого стафилококка (Доктора Сэма – такой акроним придумал один журналист, позже упившийся до смерти), обрушилась всей своей тяжестью на неподготовленный мир.
Откуда им было знать? Как они могли подготовиться? Никто даже не представлял себе такого ужаса. Она едва вслушивалась в перечисляемые Томом детали того, как рассматривалось ее прошение о возвращении к прежней профессии. Том говорил сочувственно, но причины, по которым прошение было отвергнуто, она слышала от него не в первый раз. И в какой бы обертке он ни преподносил ей дурные вести, с каждым днем она воспринимала их все хуже. Под монолог Тома в ее сознании вспыхнула сцена из вчерашнего дня, и сколько она ни пыталась избавиться от этого воспоминания, ничего не получалось. Перед глазами так и стояли тело на тротуаре, полицейские машины, сгрудившиеся на парковке супермаркета, зеленые биозащитные костюмы, зеленая ограждающая тесьма и то, как потом, когда она медленно проезжала мимо с опущенным оконным стеклом, до нее долетели слова копа, сказанные по сотовому телефону: «Скажи там, чтобы отключили счетчики».
Она знала, какие счетчики он имеет в виду. Их уже отключали однажды. Это был крошечный шажок в длинной цепи событий, приведших к трагическим изменениям в ее жизни. Она была хорошей матерью, любящей женой, человеком, довольным жизнью и открывающимися впереди горизонтами. Однако все это у нее отняли – сначала семью, которую сгубила сама болезнь, и потом профессию, в результате вынужденной перестройки медицины во времена после Вспышек. А потом была эта роковая поездка в Лондон, которая, как предполагалось, поможет ей выйти на новую дорогу, построить многообещающую карьеру судебного археолога; поездка, ставшая самым большим фиаско в ее жизни. Теперь, с помощью прекрасного адвоката, своего давнего и близкого друга, она отчаянно пыталась вернуть себе хотя бы частичку прежней жизни.
Начинало казаться, что в конечном итоге этот процесс сам уничтожит ее.
До Джейни снова начал доходить смысл того, о чем говорил Том.
– Большое количество профессиональных и служебных прав было отменено во время первой волны, и дела, потенциально способные создать прецедент, все еще не решены в суде. Однако пока ни один групповой иск отозван не был, поэтому мой тебе совет продолжать. Будем и дальше бороться за индивидуальное восстановление твоей лицензии. Что сработает раньше, нам без разницы. Главное, чтобы ты смогла вернуться к работе, и не важно, каким путем это будет достигнуто.
– Господи, Том, у нас же есть билль о правах, конституция…
– Знаю. Все знают. Только не спрашивай меня, как получилось, что мы обо всем этом забыли.
– Разве не ради этого вы избираем конгрессменов – чтобы они следили за соблюдением наших прав?
– Твоя конгрессменша уже сказала, что не может ничем тебе помочь. И существует твердо устоявшийся прецедент – во времена чрезвычайной ситуации правительство получает самые широкие полномочия делать все, что сочтет необходимым, для «поддержания порядка». Что бы это ни означало.
– Чрезвычайная ситуация закончилась. Сканеры не применяются, изолированные палаты демонтированы…
– Знаю. – Он сделал паузу, гораздо более длительную, чем казалось нужным. – По крайней мере, в основном. И все же я не стал бы рассчитывать на то, что в самое ближайшее время права будут восстановлены.
– Почему, бога ради?
– Я много раз обсуждал это с самыми разными людьми, – в его голосе послышались нотки смирения, – но выводы всегда неутешительные. Есть мнение, что существует сильное сопротивление тому, чтобы ситуация снова стала такой, как прежде, – в особенности среди власть предержащих. Им ограничения по душе. Вспомни, что произошло, когда попытались уничтожить Большую базу?
Это был почти курьезный пример безнадежной борьбы. Коалиция людей, озабоченных соблюдением гражданских свобод, возбудила иск, требуя уничтожения универсальной генетической базы данных (так называемой Большой базы), медленно накапливавшейся на протяжении нескольких лет перед тем, как был принят моральный кодекс ДНК, и достигшей своего расцвета во время первой Вспышки. Она хранилась на каком-то гигантском сервере, со всеми своими опасными и коварными данными – как постоянное напоминание о том, что ничего по-настоящему личного и неприкосновенного больше не существует. В конечном счете, говорили сторонники ее сохранения, она скорее полезна, чем вредна. И учет болезней, утверждали они, совершенно необходим. Оппоненты отвечали на это шквалом демонстраций с размахиванием флагами и риторикой на тему защиты частной жизни, с чем Джейни, в общем и целом, была согласна. И учет болезней можно было вести другими, менее суровыми методами. Джейни помнила, какая оторопь ее взяла, когда Верховный суд с необыкновенной быстротой принял решение по этому делу, и удивившее ее саму ощущение страха, когда выяснилось, что они сочли эту базу данных неизбежным злом и позволили сохранить ее.
– Ты, наверное, вычитал все это в «желтой» прессе, – сказала она.
– Такие вещи ни в какой прессе не появляются.
Он стал экспертом в области медицинского законодательства много лет назад, задолго до того, как потребность в специалистах его профиля резко возросла в связи со сложностями и переменами, порожденными Вспышками. Во время первой волны он достиг небывалых высот как защитник тех, кого подвергали изоляции и карантину или просто остерегались. Потом, в более спокойный период, практика Тома продолжала расцветать, и он заключил множество потенциально выгодных альянсов, которые хранил про запас и, как было известно Джейни, всегда без опасений прибегал к ним в случае необходимости. Он поддерживал контакты с группами, занимавшимися поисками Вспышек этой зверской болезни, которая подбиралась к Соединенным Штатам, делал это, несмотря на страстные и непрекращающиеся возражения скептиков, не воспринимавших угрозу всерьез. А между тем им следовало бы быть осмотрительнее. Болезнь бушевала, подчиняясь исключительно собственным законам и вопреки постоянным усилиям медиков одолеть ее. Впервые явив себя миру и породив долгое царство ужаса, она в конце концов исчезла, подчиняясь собственному капризу и оставив позади множество сбитых с толку, подавленных специалистов.
Не говоря уж о тех, кто умер.
– И что, по-твоему, я должна делать? – устало спросила Джейни.
– Прямо сейчас? Абсолютно ничего.
– Том, я…
– Знаю, – прервал он ее, – терпение не числится среди твоих достоинств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– А! Понимаю, – откликнулся Алехандро. – Простые, в общем-то, требования.
Каль бросил на него язвительный взгляд.
– Нужно прятаться в шкафу, чтобы не знать о таких вещах. Как вам это удалось?
Губы Алехандро искривила легкая улыбка.
– Мы поговорим о моих делах, когда полностью разберемся с вашими.
Каль снова набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:
– Этой ночью мы напали на королевский дворец в Мо. На Карла Наваррского. Однако он оказался гораздо лучше подготовлен к нашему нападению, чем мы ожидали. Кроме этих двоих, было много других раненых. Все, кто сумел, рассеялись по стране.
Алехандро мысленно представил себе дорогу на Мо. Он много раз ходил по ней. Без груза и при дневном свете путь занимал больше часа. Однако этот человек волоком тащил двух раненых товарищей, и всего лишь при тусклом свете луны! Мнение Алехандро о рыжеволосом бунтаре изменилось в лучшую сторону.
– Некоторые разбежались по домам, – продолжал между тем Каль. – И унесли столько раненых, сколько смогли, хотя далеко не всех. Один Бог знает, что будет с телами павших. Мы не могли задерживаться из-за них.
– А кто об этом позаботится? – Алехандро кивнул на покойника. – Пройдет совсем немного времени, и его присутствие здесь станет не слишком приятным.
Тело уже начало вздуваться по мере того, как разлагались внутренние органы.
– Я, надо полагать, кто же еще? – с видом покорности ответил Каль.
– Рядом с нашим домом его нельзя хоронить, – поспешно предупредил Алехандро.
Каль вздохнул.
– Тогда отнесу его в лес. – Он бросил взгляд на спящего товарища. – Вместе с рукой Жана.
За их спинами зашуршала солома – это проснулась Кэт.
– К северу отсюда в лесу есть полянка, – сказала она. – Ягодное место, но в последнее время я никого там не видела. Правда, это не святая земля, но в остальном вполне подходящая для погребения.
– Боюсь, во всей Франции святой земли не осталось, – ответил Каль. – Спасибо, что рассказали об этом месте.
Она кивнула в сторону умершего.
– Все храбрые люди заслуживают достойного конца, верно?
Некоторое время Гильом Каль пристально вглядывался в лицо Кэт и, казалось, вбирал в себя ее образ, потом неохотно отвел взгляд и посмотрел на Алехандро. Щеки у него пылали, точно его поймали на непристойных мыслях.
– Может, если вы согласитесь, ваш p?re позволит вам показать мне эту полянку, – еле слышно произнес он.
Алехандро не понравилось, что Кэт слишком горячо откликнулась на эту просьбу.
– С радостью.
– Мы пойдем туда все вместе, – заявил Алехандро.
– А как же мой человек? – спросил Карл.
– Прежде чем уйти, мы о нем позаботимся. Вымоем, дадим воды и немного оставшегося у меня опия. И крепко привяжем к столу. Так что, думаю, беспокоиться вам нечего.
«Не то что мне – когда придется оставить тебя наедине с Кэт», – подумал он.
Два
2007
Джейни Кроув подрезала кустарник на заднем дворе под неподражаемое пение Марии Каллас, когда в кармане у нее завибрировал мобильник. Она ожидала звонка, но полная погруженность в музыку заставила ее слегка подпрыгнуть, и, резко сдирая наушники, она зацепилась ими за прядь волос. Пока она выпутывала их, в незащищенные уши хлынул птичий гомон слишком теплого для весны дня. Она подняла взгляд на верхушки деревьев и крикнула:
– Замолчите!
На мгновение воцарилась тишина, а потом щебет зазвучал снова.
Однако эти птицы, которые ежедневно роняли на ее драгоценные цветы свой мерзкий помет, обладали одним замечательным свойством: они поедали огромных москитов, переносчиков самых разных заболеваний, которые мигрировали с севера в эту область Западного Массачусетса. Поскольку еды здесь было в изобилии и атмосфера стала заметно чище, птицы воспринимались как признак возвращения к нормальной жизни по сравнению с тем ужасом, который царил в этих местах всего несколько лет назад.
Она с сожалением сняла наушники. К несчастью, в обозримом будущем ожидать возвращения Марии Каллас не приходилось, как бы тщательно ни очищалась атмосфера и сколько бы москитов ни поедалось птицами.
«Было бы грандиозно вернуть ее к жизни, – мелькнула у Джейни мысль. – Она похоронена в Париже…»
Однако простые смертные вроде нее самой не могли рассчитывать на получение визы в Париж. И никаких больше раскопок, как настаивал адвокат Джейни. От них одни неприятности.
Вытаскивая из кармана сотовый телефон, она загадала желание, чтобы этот звонок был от того самого адвоката и чтобы, в виде исключения, он сообщил ей хорошие новости. Она откинула крышку аппарата и сказала тем ровным тоном, который он был обучен распознавать:
– Включение. – И потом, уже более дружески: – Алло.
Услышав знакомый, слегка усталый голос адвоката Тома Макалистера, Джейни подумала: «Наконец-то».
– Ты во дворе, – сказал он после того, как они обменялись приветствиями. – Птицы.
– Да. Подстригаю кусты, которые, похоже, собрались дотянуться до Флориды. Им эта теплая погода нравится гораздо больше, чем мне – на меня нападает вялость, а они счастливы. – Она опустилась в шезлонг. – Судя по тому, как звучит твой голос, ты тоже не слишком жизнерадостен. Кажется… чем-то встревожен.
– А ведь я был полон решимости сделать хорошую мину.
Она знала, что если бы сидела в доме перед экраном компьютера, на который выведен телефон, то увидела бы, что Том хмурится. Именно это она и услышала в его голосе.
– Может, с присяжными оно и срабатывает, Том, но я знаю тебя слишком хорошо.
– Неужели? – с иронией спросил он. – Тогда почему мне всегда хочется, чтобы мы узнали друг друга еще чуть-чуть лучше?
С игривым смешком она ответила:
– Существует только один способ узнать друг друга еще чуть-чуть лучше.
Он рассмеялся.
– У тебя или у меня?
– Ну вот, теперь ты больше похож на самого себя.
– Хорошо. – Он помолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. – Есть новости из комитета по восстановлению в правах. Насчет твоего заявления.
Джейни оказалась права. Он был расстроен, и она тотчас расстроилась тоже. Когда-то, теперь казалось – в прошлой жизни, Джейни была неврологом, и неплохим. Все изменилось после Вспышек – когда чума, порожденная отбившимся от рук штаммом золотистого стафилококка (Доктора Сэма – такой акроним придумал один журналист, позже упившийся до смерти), обрушилась всей своей тяжестью на неподготовленный мир.
Откуда им было знать? Как они могли подготовиться? Никто даже не представлял себе такого ужаса. Она едва вслушивалась в перечисляемые Томом детали того, как рассматривалось ее прошение о возвращении к прежней профессии. Том говорил сочувственно, но причины, по которым прошение было отвергнуто, она слышала от него не в первый раз. И в какой бы обертке он ни преподносил ей дурные вести, с каждым днем она воспринимала их все хуже. Под монолог Тома в ее сознании вспыхнула сцена из вчерашнего дня, и сколько она ни пыталась избавиться от этого воспоминания, ничего не получалось. Перед глазами так и стояли тело на тротуаре, полицейские машины, сгрудившиеся на парковке супермаркета, зеленые биозащитные костюмы, зеленая ограждающая тесьма и то, как потом, когда она медленно проезжала мимо с опущенным оконным стеклом, до нее долетели слова копа, сказанные по сотовому телефону: «Скажи там, чтобы отключили счетчики».
Она знала, какие счетчики он имеет в виду. Их уже отключали однажды. Это был крошечный шажок в длинной цепи событий, приведших к трагическим изменениям в ее жизни. Она была хорошей матерью, любящей женой, человеком, довольным жизнью и открывающимися впереди горизонтами. Однако все это у нее отняли – сначала семью, которую сгубила сама болезнь, и потом профессию, в результате вынужденной перестройки медицины во времена после Вспышек. А потом была эта роковая поездка в Лондон, которая, как предполагалось, поможет ей выйти на новую дорогу, построить многообещающую карьеру судебного археолога; поездка, ставшая самым большим фиаско в ее жизни. Теперь, с помощью прекрасного адвоката, своего давнего и близкого друга, она отчаянно пыталась вернуть себе хотя бы частичку прежней жизни.
Начинало казаться, что в конечном итоге этот процесс сам уничтожит ее.
До Джейни снова начал доходить смысл того, о чем говорил Том.
– Большое количество профессиональных и служебных прав было отменено во время первой волны, и дела, потенциально способные создать прецедент, все еще не решены в суде. Однако пока ни один групповой иск отозван не был, поэтому мой тебе совет продолжать. Будем и дальше бороться за индивидуальное восстановление твоей лицензии. Что сработает раньше, нам без разницы. Главное, чтобы ты смогла вернуться к работе, и не важно, каким путем это будет достигнуто.
– Господи, Том, у нас же есть билль о правах, конституция…
– Знаю. Все знают. Только не спрашивай меня, как получилось, что мы обо всем этом забыли.
– Разве не ради этого вы избираем конгрессменов – чтобы они следили за соблюдением наших прав?
– Твоя конгрессменша уже сказала, что не может ничем тебе помочь. И существует твердо устоявшийся прецедент – во времена чрезвычайной ситуации правительство получает самые широкие полномочия делать все, что сочтет необходимым, для «поддержания порядка». Что бы это ни означало.
– Чрезвычайная ситуация закончилась. Сканеры не применяются, изолированные палаты демонтированы…
– Знаю. – Он сделал паузу, гораздо более длительную, чем казалось нужным. – По крайней мере, в основном. И все же я не стал бы рассчитывать на то, что в самое ближайшее время права будут восстановлены.
– Почему, бога ради?
– Я много раз обсуждал это с самыми разными людьми, – в его голосе послышались нотки смирения, – но выводы всегда неутешительные. Есть мнение, что существует сильное сопротивление тому, чтобы ситуация снова стала такой, как прежде, – в особенности среди власть предержащих. Им ограничения по душе. Вспомни, что произошло, когда попытались уничтожить Большую базу?
Это был почти курьезный пример безнадежной борьбы. Коалиция людей, озабоченных соблюдением гражданских свобод, возбудила иск, требуя уничтожения универсальной генетической базы данных (так называемой Большой базы), медленно накапливавшейся на протяжении нескольких лет перед тем, как был принят моральный кодекс ДНК, и достигшей своего расцвета во время первой Вспышки. Она хранилась на каком-то гигантском сервере, со всеми своими опасными и коварными данными – как постоянное напоминание о том, что ничего по-настоящему личного и неприкосновенного больше не существует. В конечном счете, говорили сторонники ее сохранения, она скорее полезна, чем вредна. И учет болезней, утверждали они, совершенно необходим. Оппоненты отвечали на это шквалом демонстраций с размахиванием флагами и риторикой на тему защиты частной жизни, с чем Джейни, в общем и целом, была согласна. И учет болезней можно было вести другими, менее суровыми методами. Джейни помнила, какая оторопь ее взяла, когда Верховный суд с необыкновенной быстротой принял решение по этому делу, и удивившее ее саму ощущение страха, когда выяснилось, что они сочли эту базу данных неизбежным злом и позволили сохранить ее.
– Ты, наверное, вычитал все это в «желтой» прессе, – сказала она.
– Такие вещи ни в какой прессе не появляются.
Он стал экспертом в области медицинского законодательства много лет назад, задолго до того, как потребность в специалистах его профиля резко возросла в связи со сложностями и переменами, порожденными Вспышками. Во время первой волны он достиг небывалых высот как защитник тех, кого подвергали изоляции и карантину или просто остерегались. Потом, в более спокойный период, практика Тома продолжала расцветать, и он заключил множество потенциально выгодных альянсов, которые хранил про запас и, как было известно Джейни, всегда без опасений прибегал к ним в случае необходимости. Он поддерживал контакты с группами, занимавшимися поисками Вспышек этой зверской болезни, которая подбиралась к Соединенным Штатам, делал это, несмотря на страстные и непрекращающиеся возражения скептиков, не воспринимавших угрозу всерьез. А между тем им следовало бы быть осмотрительнее. Болезнь бушевала, подчиняясь исключительно собственным законам и вопреки постоянным усилиям медиков одолеть ее. Впервые явив себя миру и породив долгое царство ужаса, она в конце концов исчезла, подчиняясь собственному капризу и оставив позади множество сбитых с толку, подавленных специалистов.
Не говоря уж о тех, кто умер.
– И что, по-твоему, я должна делать? – устало спросила Джейни.
– Прямо сейчас? Абсолютно ничего.
– Том, я…
– Знаю, – прервал он ее, – терпение не числится среди твоих достоинств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77