Длинное мгновение завершилось, и все, что должно было случиться, случилось, и время рывком вернуло себе свой естественный темп. Умер скакун Виктории, его из жалости добил Виктор. Умерли лейтенант Юггайрр и его старшина. Умер экипаж «Кречета», а сам штурмовик лежал теперь у основания каменной осыпи метрах в ста от дороги. Убежал куда-то конь Виктора, и только они вдвоем сидели на камнях близ дороги и молча курили. Боевой транс Виктора еще не прошел, и организм вопил, надрываясь, требовал, чтобы он куда-нибудь бежал, кого-нибудь рвал или что-нибудь метал, но все было напрасно. Делать было уже нечего, и самому Виктору ничего этого делать не хотелось. Все решалось сейчас не здесь, и они сидели и ждали окончания того, что началось всего несколько минут назад, после вызова с орбиты.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - спросил Виктор.
- Кое-что я тебе расскажу, - неожиданно согласилась Вика.
- И то хлеб, - усмехнулся Виктор.
- У меня была сестра, - сказала Виктория ровным голосом. - Как ты понимаешь, это было давно.
- У меня тоже была семья, - осторожно вставил Виктор. - И у Макса… практически у всех.
- Я не об этом, - объяснила Виктория. - Ее внук - это нынешний вождь племени.
- Но дело ведь не в этом? - уточнил Виктор.
- И да и нет, - ответила Виктория. - Его дочь вышла замуж за князя Сирш. Пятнадцать лет назад ее убил религиозный фанатик.
- Скажи слово, и я вырежу весь этот клоповник, - серьезно предложил Виктор.
- Не надо. Это их жизнь… У нее остался сын, - Виктория бросила окурок на землю и растерла подошвой сапога. - Принц живет в замке Сирш. Он коама - порченый. Так думают все в замке. Он… Как это сказать? Немой, инвалид и все такое.
- Сожалею, - сказал по-английски Виктор. По-английски это звучало правильно, но не слишком эмоционально.
- Три года назад, - Вика, казалось, не обратила никакого внимания на реплику Виктора, - к Сиршам ездила делегация. Они хотели пересмотреть торговый договор. Впрочем, неважно. В посольство входила и… та женщина, с которой я говорила. Она… - Виктория была, по-видимому, сильно взволнована. - Виктор, этот парень не такой, как думают. Он не коама. Он другой, не такой, как все, но не коама. Он играет в какую-то свою игру, на в нынешних обстоятельствах у него нет ни единого шанса. В Вайяре он или коама, или мертвец.
- Ты хочешь, чтобы мы забрали его с собой. - Виктор не спрашивал.
- Да.
- Почему бы и нет, - пожал плечами Виктор, думая о том, что Макс все еще молчит.
- Я знала, что ты не будешь возражать. - Вика вдруг напряглась и вскинула глаза к темнеющему небу.
Виктор тоже рывком взбросил голову вверх, и в то же мгновение в глаза ему ударил яркий свет. В налившейся тьмой синеве вспыхнула ярчайшая звезда. Огромный бриллиант сверкнул и выбросил во все стороны ослепительные лучи.
«Кто?!! - молча завопил Виктор, смыкая веки, из-под которых лились слезы, и стискивая зубы. - Кто?!»
- Вы там как? Живы? - ответил ему с сияющих небес спокойный голос.
«Нет, врешь, мерзавец! - возликовал Виктор. - Подрагивает голосок-то! И ты не железный, сударь мой».
- Макс! - первой откликнулась Виктория.
- Мы их сделали, - объявил Макс. - Правда, дорогая?
Ответа Лики они не услышали.
- Мы в порядке, - наконец ответил Виктор. - Китайские ревизионисты получили достойный отпор.
- Рад за вас, - усмехнулся Макс, оценивший шутку.
- Сколько у вас было? - Вопрос не был животрепещущим - теперь не был - но Виктору он не давал покоя все эти дни.
- Пятьдесят три процента, - ответил правильно понявший его Макс. - Они нас как раз увидели. Так что больше ждать было нельзя.
- Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась Вика.
- Ждем вас, - сказал Макс.
- Подождите еще одну ночь, - ответил Виктор. - Мы только смотаемся по быстрому в цитадель Сиршей, и домой - баиньки.
- Ну ладно, - согласился Макс. - Тогда мы пошли мыться, питаться и спать. Семь дней в рубке… сами понимаете.
Связь прервалась, и Виктор обнаружил, что все это время стоял, а когда и как встал, даже не запомнил. Он хотел снова сесть, но к нему подошла Вика, обняла и поцеловала в губы.
«Пропади все пропадом! - сказал он себе. - Я любил бы тебя, даже если бы ты рвала мне своими клыками губы каждый раз, как целуешь меня».
Интерлюдия
КАК ДЕЛАЮТ МОНСТРОВ-3
Ей снились сны. Иногда приятные, иногда не очень. Когда как, когда что. Иногда ей снился Питер, но в ее снах город терял все признаки вещественности и превращался в сказочный город, в котором одновременно могли жить и Петр и Екатерина - вторая, разумеется, - и многочисленные Александры, но не могли жить обычные люди, которых знала она. Сны о Питере были окрашены легкой печалью, с привкусом ностальгии, но в них не было сожаления, тоски и боли. Это были нормальные сны. Наверное, они означали прощание с тем, что ушло и не вернется, но чего сильно не жаль.
А иногда ей снился бой в «Невском Паласе». Эти сны были как наркотик, они были сладостны и заставляли ее кричать во сне от невозможного счастья, от чувства свободы и всесилия. Ее не пугала кровь, заливающая эти сны, и не страшила боль, которая была неразрывно связана с тем боем. Это были сны о силе и славе. И просыпаясь, она еще долго чувствовала на губах привкус своего ликующего крика. Что означали эти сны? Возможно, они объясняли ей, что она есть теперь. Или, может быть, это были и не сны вовсе, а грезы монстра, вырастающего в ней?
Странно, но ей почти не снились сны «сломанной куклы». Только два эпизода всплывали по временам из раскрепощенной сном памяти. Тот, когда Макс обрядил ее в шинель и нес на руках, прорываясь к «Сапсану», и другой, когда смерть стояла перед глазами, воплотившись в чужой крейсер. Когда ей снился побег с Земли, она просыпалась, полная светлой печали, и всегда шла в гардеробную, открывала шкаф и долго стояла, рассматривая все эти странные и неуместные на «Шаисе» вещи: зимний шлем, маузер и шинель.
А вот второй эпизод был совсем иным. Ей всегда снились только последние минуты той растянувшейся на семь дней эпопеи. Ей снилось, как она, измученная болью и усталостью, грязная и голодная, сидит на коленях своего железного Макса и, забыв обо всем, смотрит на экран, где скачут оранжевые цифры вероятностей и несется навстречу им крейсер императорского флота. Напряжение растет стремительно, и предугадать, чем все это кончится, не так уж и трудно. И Макс вдруг говорит ей своим спокойным уверенным голосом: «Все будет хорошо». «Все будет хорошо! - говорит он, крепко прижимая ее к себе правой рукой - левая лежит на кнопке пуска. - Все будет хорошо, потому что я тебя люблю». Вот что ей снится иногда. О чем этот сон? Это сон о счастье. О любви. О радости.
Но ужасы ей снятся тоже. Вернее, один ужас. Один ужасный сон. Сон о принце Меше, похожем на Чудовище из американского мультика, и каменном саркофаге, в котором умерла девушка Лика, и исчезла сломанная кукла, и родилась она. Безымянный монстр с памятью Лики и с памятью куклы, но не являющийся ни той и ни другой.
Теперь ее зовут Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей связанный со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?
Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и Федерацией Ратай. Шестой флот - Серые всадники принцессы Чшерш - перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай буквально испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх - а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью, - в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех-четырех лет. Остальные растаяли как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.
Эту историю Лика не просто выучила наизусть, а приняла в себя, как часть себя самой, так что порой ей казалось, что это она сама на самом деле пережила весь ужас атаки ратай, длившейся полтора часа, и долгой агонии мира Сцлогхжу, растянувшейся на семь недель и четыре года.
Люди гегх были в среднем меньше ростом, чем их сородичи, принадлежавшие к главной генетической линии. Среди них редко встречались брюнеты, а карие глаза считались признаком нечистой крови, но зато было много голубоглазых и зеленоглазых блондинов и рыжих. Этот народ исчез, сначала проиграв в схватке за гегемонию на Тхолане, а затем попав в жернова еще более разрушительной войны, как случайная жертва. Вместе с народом умерло все, чем этот народ жил. Вместе с гегх исчезли и их имена. Имя Ай Гель Нор, странное имя, которое могли носить и мужчины и женщины, тоже подлежало забвению. На домашнем наречии оно означало Рыцарь Барс, а на обрядовом это имя звучало так, будто прямиком пришло из славных книг Профессора. Повелитель Полуночи. Не больше и не меньше.
В давние времена, еще на Тхолане, так звали вождей одного из союзных племен гегх. На Сцлогхжу оно осталось графским титулом и как таковое было записано бриллиантовыми буквами на черном, как вечная ночь, мраморе в храме Первого Императора, то есть, попросту говоря, было занесено в списки высшей имперской аристократии. Графство Ай Гель Нор располагалось в излучине Другой Женщины, и исчезло вместе с испарившейся рекой. Исчезло графство, сгорели его жители, умерло имя.
А потом имя вернулось, обретя новую жизнь с женщиной, которая тоже умерла и тоже вернулась. А дело было так…
Макс возвратился из очередного печального рейда на разрушенный Курорт и приволок длинный и тонкий цилиндр, сделанный, как ей показалось, из гранита. Федор назвал его контейнером и сильно воодушевился при его появлении. Потом контейнер вскрыли. Оказывается, он раскрывался, как книга, по невидимому шву. Как они его открыли, Лика не поняла, но вещей, которые она не понимала, было так много, что она уже перестала удивляться диковинам из мира звездных войн и ужасаться своему дремучему невежеству во всем. Внутри контейнера, в узких углублениях лежали крошечные - со старую советскую копеечку размером - диски аспидно-черного цвета. Вот с этими дисками и возились потом с неподдельным энтузиазмом все трое - Макс, Федя и Вика - едва ли не целую неделю. Они вставляли эти диски в свои хитромудрые машины, но ни звуков, ни изображений, которые Лика могла бы понять, здесь не было. Был хаос цветных пятен и замысловатых иероглифов на многочисленных экранах; какие-то значки, похожие на рыболовные крючки, бежали по или мигали на дисплеях контрольных панелей, но главное, по-видимому, приходило им прямо в голову через легкие ажурные шлемы, напомнившие Лике короны каких-то европейских королей.
А потом Макс подошел к ней и, улыбнувшись, - «Я когда-нибудь умру от твоей улыбки, Макс!» - вложил ей в ладонь один из этих черненьких кружочков, над которыми они так долго колдовали.
- На. Владей! - сказал он весело.
- Что это? - спросила она, рассматривая тонкий, но твердый диск глубокого - бездонного? - черного цвета.
- Это, Лика, твоя новая биография и пропуск в империю. - Макс сиял. По-видимому, это было что-то особенное.
- Ты у нас будешь теперь графиней, деточка! - встрял в разговор Федя. (Попробуй, назови Федором Кузьмичом этого молодого - максимум тридцатилетнего - мужика, настолько переполненного своими отношениями с Викой, что эмоции только что из ушей не лезли.) - И не абы как, а крутейшей аристократкой!
- Постойте, постойте! - запротестовала Лика. - Вы же мне опять ничего не объяснили. Это что, типа, документы? Паспорт такой?
- Нет, - ответил Макс. - Здесь вся ты. Воспоминания, характер, связи, банковские счета, коды допусков, пропуска… Все!
- Но откуда? То есть спасибо, но…
- Видишь ли, - мягко, как больной, - «Я опять больная?» - начал объяснять Макс. - Это ведь была реальная женщина. Графиня Ай Гель Нор. Она… умерла. Давно. Это случилось почти восемьдесят лет назад, но об этой смерти - так получилось - никто не знает. Так что она вроде как живет, хотя ее уже нет. А теперь вместо нее будешь жить ты. Ты поймешь. Потом. Она умерла, а это все досталось Легиону, а теперь это все твое.
Возможно, раньше, в своей прошлой жизни - еще полгода назад - этот не очень-то понятный рассказ с недомолвками, за которыми чудились ужасы пострашнее фильмов Хичкока; так вот, раньше такой рассказ произвел бы на нее очень сильное впечатление. Но с тех пор - «А была ли, вообще, когда-нибудь эта другая жизнь?» - многое изменилось. Лика вспомнила кровавый павлиний хвост, распустившийся в застывшем воздухе лобби «Невского Паласа», и горько усмехнулась. Увы, намеки на чужую смерть ее уже не впечатляли. Но у нее имелись другие, вполне практические вопросы.
- А как же отпечатки пальцев… - начала она. - Или что тут у вас?
- У нас, барышня, абсолютизм, обскурантизм и форменный бардак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - спросил Виктор.
- Кое-что я тебе расскажу, - неожиданно согласилась Вика.
- И то хлеб, - усмехнулся Виктор.
- У меня была сестра, - сказала Виктория ровным голосом. - Как ты понимаешь, это было давно.
- У меня тоже была семья, - осторожно вставил Виктор. - И у Макса… практически у всех.
- Я не об этом, - объяснила Виктория. - Ее внук - это нынешний вождь племени.
- Но дело ведь не в этом? - уточнил Виктор.
- И да и нет, - ответила Виктория. - Его дочь вышла замуж за князя Сирш. Пятнадцать лет назад ее убил религиозный фанатик.
- Скажи слово, и я вырежу весь этот клоповник, - серьезно предложил Виктор.
- Не надо. Это их жизнь… У нее остался сын, - Виктория бросила окурок на землю и растерла подошвой сапога. - Принц живет в замке Сирш. Он коама - порченый. Так думают все в замке. Он… Как это сказать? Немой, инвалид и все такое.
- Сожалею, - сказал по-английски Виктор. По-английски это звучало правильно, но не слишком эмоционально.
- Три года назад, - Вика, казалось, не обратила никакого внимания на реплику Виктора, - к Сиршам ездила делегация. Они хотели пересмотреть торговый договор. Впрочем, неважно. В посольство входила и… та женщина, с которой я говорила. Она… - Виктория была, по-видимому, сильно взволнована. - Виктор, этот парень не такой, как думают. Он не коама. Он другой, не такой, как все, но не коама. Он играет в какую-то свою игру, на в нынешних обстоятельствах у него нет ни единого шанса. В Вайяре он или коама, или мертвец.
- Ты хочешь, чтобы мы забрали его с собой. - Виктор не спрашивал.
- Да.
- Почему бы и нет, - пожал плечами Виктор, думая о том, что Макс все еще молчит.
- Я знала, что ты не будешь возражать. - Вика вдруг напряглась и вскинула глаза к темнеющему небу.
Виктор тоже рывком взбросил голову вверх, и в то же мгновение в глаза ему ударил яркий свет. В налившейся тьмой синеве вспыхнула ярчайшая звезда. Огромный бриллиант сверкнул и выбросил во все стороны ослепительные лучи.
«Кто?!! - молча завопил Виктор, смыкая веки, из-под которых лились слезы, и стискивая зубы. - Кто?!»
- Вы там как? Живы? - ответил ему с сияющих небес спокойный голос.
«Нет, врешь, мерзавец! - возликовал Виктор. - Подрагивает голосок-то! И ты не железный, сударь мой».
- Макс! - первой откликнулась Виктория.
- Мы их сделали, - объявил Макс. - Правда, дорогая?
Ответа Лики они не услышали.
- Мы в порядке, - наконец ответил Виктор. - Китайские ревизионисты получили достойный отпор.
- Рад за вас, - усмехнулся Макс, оценивший шутку.
- Сколько у вас было? - Вопрос не был животрепещущим - теперь не был - но Виктору он не давал покоя все эти дни.
- Пятьдесят три процента, - ответил правильно понявший его Макс. - Они нас как раз увидели. Так что больше ждать было нельзя.
- Все хорошо, что хорошо кончается, - улыбнулась Вика.
- Ждем вас, - сказал Макс.
- Подождите еще одну ночь, - ответил Виктор. - Мы только смотаемся по быстрому в цитадель Сиршей, и домой - баиньки.
- Ну ладно, - согласился Макс. - Тогда мы пошли мыться, питаться и спать. Семь дней в рубке… сами понимаете.
Связь прервалась, и Виктор обнаружил, что все это время стоял, а когда и как встал, даже не запомнил. Он хотел снова сесть, но к нему подошла Вика, обняла и поцеловала в губы.
«Пропади все пропадом! - сказал он себе. - Я любил бы тебя, даже если бы ты рвала мне своими клыками губы каждый раз, как целуешь меня».
Интерлюдия
КАК ДЕЛАЮТ МОНСТРОВ-3
Ей снились сны. Иногда приятные, иногда не очень. Когда как, когда что. Иногда ей снился Питер, но в ее снах город терял все признаки вещественности и превращался в сказочный город, в котором одновременно могли жить и Петр и Екатерина - вторая, разумеется, - и многочисленные Александры, но не могли жить обычные люди, которых знала она. Сны о Питере были окрашены легкой печалью, с привкусом ностальгии, но в них не было сожаления, тоски и боли. Это были нормальные сны. Наверное, они означали прощание с тем, что ушло и не вернется, но чего сильно не жаль.
А иногда ей снился бой в «Невском Паласе». Эти сны были как наркотик, они были сладостны и заставляли ее кричать во сне от невозможного счастья, от чувства свободы и всесилия. Ее не пугала кровь, заливающая эти сны, и не страшила боль, которая была неразрывно связана с тем боем. Это были сны о силе и славе. И просыпаясь, она еще долго чувствовала на губах привкус своего ликующего крика. Что означали эти сны? Возможно, они объясняли ей, что она есть теперь. Или, может быть, это были и не сны вовсе, а грезы монстра, вырастающего в ней?
Странно, но ей почти не снились сны «сломанной куклы». Только два эпизода всплывали по временам из раскрепощенной сном памяти. Тот, когда Макс обрядил ее в шинель и нес на руках, прорываясь к «Сапсану», и другой, когда смерть стояла перед глазами, воплотившись в чужой крейсер. Когда ей снился побег с Земли, она просыпалась, полная светлой печали, и всегда шла в гардеробную, открывала шкаф и долго стояла, рассматривая все эти странные и неуместные на «Шаисе» вещи: зимний шлем, маузер и шинель.
А вот второй эпизод был совсем иным. Ей всегда снились только последние минуты той растянувшейся на семь дней эпопеи. Ей снилось, как она, измученная болью и усталостью, грязная и голодная, сидит на коленях своего железного Макса и, забыв обо всем, смотрит на экран, где скачут оранжевые цифры вероятностей и несется навстречу им крейсер императорского флота. Напряжение растет стремительно, и предугадать, чем все это кончится, не так уж и трудно. И Макс вдруг говорит ей своим спокойным уверенным голосом: «Все будет хорошо». «Все будет хорошо! - говорит он, крепко прижимая ее к себе правой рукой - левая лежит на кнопке пуска. - Все будет хорошо, потому что я тебя люблю». Вот что ей снится иногда. О чем этот сон? Это сон о счастье. О любви. О радости.
Но ужасы ей снятся тоже. Вернее, один ужас. Один ужасный сон. Сон о принце Меше, похожем на Чудовище из американского мультика, и каменном саркофаге, в котором умерла девушка Лика, и исчезла сломанная кукла, и родилась она. Безымянный монстр с памятью Лики и с памятью куклы, но не являющийся ни той и ни другой.
Теперь ее зовут Нор. Ай Гель Нор. Странное имя, как кусок дерна, вырванного из бесконечного травяного поля; тысячами корешков, ниточек, своей природой и историей связанный со всем остальным, утраченным и обретенным, миром. Кто утратил? Кто потерял? А кто нашел и обрел?
Мир Сцлогхжу, в котором жило это имя, был утрачен навсегда. Прорыв флота Ратай во внутренние системы империи стал кульминацией последней большой войны между империей и Федерацией Ратай. Шестой флот - Серые всадники принцессы Чшерш - перехватил ратай в системе Удода, дал бой и разбил их наголову, но Сцлогхжу был полностью уничтожен. Умирая, ратай буквально испепелили единственный имперский мир, до которого они смогли дотянуться. Немногочисленные уцелевшие гегх - а все гегх принадлежали к дочерней линии народа ахан, являясь его южной ветвью, - в большинстве своем умерли от радиационного поражения в течение следующих трех-четырех лет. Остальные растаяли как дым под ветром, растворившись среди шестидесяти миллиардов граждан империи.
Эту историю Лика не просто выучила наизусть, а приняла в себя, как часть себя самой, так что порой ей казалось, что это она сама на самом деле пережила весь ужас атаки ратай, длившейся полтора часа, и долгой агонии мира Сцлогхжу, растянувшейся на семь недель и четыре года.
Люди гегх были в среднем меньше ростом, чем их сородичи, принадлежавшие к главной генетической линии. Среди них редко встречались брюнеты, а карие глаза считались признаком нечистой крови, но зато было много голубоглазых и зеленоглазых блондинов и рыжих. Этот народ исчез, сначала проиграв в схватке за гегемонию на Тхолане, а затем попав в жернова еще более разрушительной войны, как случайная жертва. Вместе с народом умерло все, чем этот народ жил. Вместе с гегх исчезли и их имена. Имя Ай Гель Нор, странное имя, которое могли носить и мужчины и женщины, тоже подлежало забвению. На домашнем наречии оно означало Рыцарь Барс, а на обрядовом это имя звучало так, будто прямиком пришло из славных книг Профессора. Повелитель Полуночи. Не больше и не меньше.
В давние времена, еще на Тхолане, так звали вождей одного из союзных племен гегх. На Сцлогхжу оно осталось графским титулом и как таковое было записано бриллиантовыми буквами на черном, как вечная ночь, мраморе в храме Первого Императора, то есть, попросту говоря, было занесено в списки высшей имперской аристократии. Графство Ай Гель Нор располагалось в излучине Другой Женщины, и исчезло вместе с испарившейся рекой. Исчезло графство, сгорели его жители, умерло имя.
А потом имя вернулось, обретя новую жизнь с женщиной, которая тоже умерла и тоже вернулась. А дело было так…
Макс возвратился из очередного печального рейда на разрушенный Курорт и приволок длинный и тонкий цилиндр, сделанный, как ей показалось, из гранита. Федор назвал его контейнером и сильно воодушевился при его появлении. Потом контейнер вскрыли. Оказывается, он раскрывался, как книга, по невидимому шву. Как они его открыли, Лика не поняла, но вещей, которые она не понимала, было так много, что она уже перестала удивляться диковинам из мира звездных войн и ужасаться своему дремучему невежеству во всем. Внутри контейнера, в узких углублениях лежали крошечные - со старую советскую копеечку размером - диски аспидно-черного цвета. Вот с этими дисками и возились потом с неподдельным энтузиазмом все трое - Макс, Федя и Вика - едва ли не целую неделю. Они вставляли эти диски в свои хитромудрые машины, но ни звуков, ни изображений, которые Лика могла бы понять, здесь не было. Был хаос цветных пятен и замысловатых иероглифов на многочисленных экранах; какие-то значки, похожие на рыболовные крючки, бежали по или мигали на дисплеях контрольных панелей, но главное, по-видимому, приходило им прямо в голову через легкие ажурные шлемы, напомнившие Лике короны каких-то европейских королей.
А потом Макс подошел к ней и, улыбнувшись, - «Я когда-нибудь умру от твоей улыбки, Макс!» - вложил ей в ладонь один из этих черненьких кружочков, над которыми они так долго колдовали.
- На. Владей! - сказал он весело.
- Что это? - спросила она, рассматривая тонкий, но твердый диск глубокого - бездонного? - черного цвета.
- Это, Лика, твоя новая биография и пропуск в империю. - Макс сиял. По-видимому, это было что-то особенное.
- Ты у нас будешь теперь графиней, деточка! - встрял в разговор Федя. (Попробуй, назови Федором Кузьмичом этого молодого - максимум тридцатилетнего - мужика, настолько переполненного своими отношениями с Викой, что эмоции только что из ушей не лезли.) - И не абы как, а крутейшей аристократкой!
- Постойте, постойте! - запротестовала Лика. - Вы же мне опять ничего не объяснили. Это что, типа, документы? Паспорт такой?
- Нет, - ответил Макс. - Здесь вся ты. Воспоминания, характер, связи, банковские счета, коды допусков, пропуска… Все!
- Но откуда? То есть спасибо, но…
- Видишь ли, - мягко, как больной, - «Я опять больная?» - начал объяснять Макс. - Это ведь была реальная женщина. Графиня Ай Гель Нор. Она… умерла. Давно. Это случилось почти восемьдесят лет назад, но об этой смерти - так получилось - никто не знает. Так что она вроде как живет, хотя ее уже нет. А теперь вместо нее будешь жить ты. Ты поймешь. Потом. Она умерла, а это все досталось Легиону, а теперь это все твое.
Возможно, раньше, в своей прошлой жизни - еще полгода назад - этот не очень-то понятный рассказ с недомолвками, за которыми чудились ужасы пострашнее фильмов Хичкока; так вот, раньше такой рассказ произвел бы на нее очень сильное впечатление. Но с тех пор - «А была ли, вообще, когда-нибудь эта другая жизнь?» - многое изменилось. Лика вспомнила кровавый павлиний хвост, распустившийся в застывшем воздухе лобби «Невского Паласа», и горько усмехнулась. Увы, намеки на чужую смерть ее уже не впечатляли. Но у нее имелись другие, вполне практические вопросы.
- А как же отпечатки пальцев… - начала она. - Или что тут у вас?
- У нас, барышня, абсолютизм, обскурантизм и форменный бардак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76