- Думаешь, Курорт тоже ек?
- Что такое «ек»? Впрочем, неважно, смысл понятен. Не знаю, но хотелось бы верить, что нет. Если Курорт - как ты сказал? ок?
- Ек.
- Ну если это, тогда шансов у нас нет. Ни у кого.
- Сколько им понадобится, как думаешь? - тихо спросил Федор Кузьмич.
- Двадцать лет - минимум, пятьдесят - максимум. От этого и пляшем, - уверенно ответил Макс.
- Всего ничего.
- Ну это как посмотреть…
Номер в гостинице она сняла сама. Сама прошлась по магазинам, покупая что-то тут и что-то там, сама нашла парикмахерскую, где на пальцах объяснила, что ей надо, и фотоателье тоже нашла сама. А ближе к вечеру, переодевшись в туалете многоэтажного торгового центра и надев парик, купленный днем, она отправилась в заранее присмотренную гостиницу и сняла там номер. Волосы у нее теперь были опять длинные (а под париком, напротив, еще короче, чем утром), темно-русые (на самом деле, обесцвеченные), кожаная юбка - короткая (ну очень короткая), а розовая блузка открывала больше, чем закрывала, такой в ней был вырез. Ну и лифчика на ней тоже не было. Портье рассматривал ее с огромным интересом. Его взгляд она чувствовала даже спиной. Вернее, тем, что ниже спины.
Выйдя из гостиницы в сумерках, она добралась до центра на метро, минут сорок погуляла вокруг Мариенплаца, выпила кофе в итальянском кафе и уже хотела отправиться на второй круг, когда к ее столику подошел Макс. Если бы она не ждала его, она бы его, пожалуй, не узнала. Очки-хамелеоны, сивая борода и неопределенного цвета короткие волосы в сочетании с тяжелыми чуть ли не армейскими башмаками, черными джинсами и кожаным пиджаком практически скрыли его истинный возраст и изменили внешность. Теперь это был здоровенный арийский мужик лет сорока пяти или пятидесяти, из тех, что потребляют сосиски килограммами, а пиво литрами и самой глубокой мыслью которых является мысль, что при Гитлере был порядок. Макс наклонился к Лике и что-то громко сказал по-немецки. Лика ответила по-английски в том смысле, что не знает немецкого языка. Но, как оказалось, ее собеседник английский знал, хоть и плохо. Подсев к Лике, Макс провел с ней стандартный, вполне ожидаемый в такой ситуации разговор, и через пару минут они уже вышли вместе и отправились искать пивную. По дороге Лика передала Максу фотографии, а в пивной, отправившись в туалет, Макс передал их Федору Кузьмичу, которого в этот вечер Лика так и не увидела.
Из пивной они вышли поздно и, поплутав по городу с полчаса («Вроде чисто», - сказал наконец Макс), взяли такси и отправились в гостиницу к Лике.
- Устал, как собака, - сказал ей тихо Макс. - Все-таки возраст не детский.
В гостинице никто не удивился. Да и с чего бы? Обычное дело. Но и удивляться было практически некому. Час ночи, и, кроме дежурной за стойкой, они никого не встретили.
В номере Макс быстро принял душ («Второй день мечтаю», - извинился он), завернулся в покрывало и лег с одного края широкой кровати, оставив Лике одеяло и достаточно места с другого края. Может быть, в другое время, хотя бы день-два назад, Лика и подумала бы о чем-нибудь, кроме как о желании лечь и вытянуть ноги, но сегодня, после боя в Базеле, бешеной гонки по ночным дорогам Центральной Европы и целого дня, проведенного на ногах и на нервах, она просто легла на свой край кровати и сразу отключилась.
Утром повторился сценарий прошедшего дня. Они снова разделились, и Лика провела и этот день одна. Расплатившись в гостинице, она, одевшись несколько практичнее, отправилась пешком на вокзал, где оставила в камере хранения свою сумку, только накануне купленную тут же в Мюнхене, и пошла осматривать достопримечательности. Перед расставанием Макс шепнул ей, что если она любит Кандинского, то стоит сходить в муниципальный музей. Кандинского Лика не то чтобы не любила, она его плохо знала. Идея посмотреть картины Кандинского (она с трудом вспомнила несколько его картин, висевших в Эрмитаже) показалась соблазнительной, и она поехала в музей. В маленьком муниципальном музее оказалась великолепная коллекция Кандинского, и Лика вдруг вспомнила, что он здесь, в Мюнхене, жил и, кажется, здесь же и умер.
После музея она снова бродила по городу, который ей скорее понравился, чем наоборот; пообедала в маленькой домашней кухмистерской (у этих заведений было какое-то немецкое название, но его Лика не запомнила); сходила в Старую пинакотеку (классика, она классика и есть, хоть в Питере, хоть в Нью-Йорке, хоть в Мюнхене); пару раз выпила кофе и так дотянула до вечера. Самое трудное оказалось быть одной. Даже не так. Самым страшным казалось остаться в одиночестве. Страх, что вечером в условленном месте никого не окажется и Лика останется одна, сжигал ее весь день.
«Если он не придет…» - думала она и не могла додумать. Страх не давал ей закончить мысль. Но Макс пришел. Вернее, приехал. Притормозил рядом с ней (у нее сердце готово было выскочить из груди, когда она узнала грузного водителя темной «тойоты»), дал ей короткую секунду, чтобы сесть рядом, и поехал дальше, легко влившись в поток машин…
За окном шел дождь, а в доме было тепло и сухо. В камине горел огонь, потрескивали поленья, и языки пламени, по временам набиравшие силу, бросали багровые отсветы на стены. Кроме камина горела только небольшая лампа у стола, так что в гостиной особнячка, прятавшегося среди деревьев собственного парка в одном из ухоженных пригородов Мюнхена, царила полумгла.
Они сидели вокруг стола с круглой дубовой столешницей, пили чай и обсуждали перспективы.
«Заговорщики, - подумала Лика. - Ну прямо тебе сцена из трагедии «Заговор Фиеско», Шиллера, кажется.
Их было четверо теперь. Высокая стройная женщина средних лет («Их что, по росту, что ли, отбирали, как в кавалергарды?»), в строгом английском костюме цвета беж и кружевной белой блузке с бриллиантовой брошью, прибыла уже ночью.
- Виктория. - По-русски она говорила с сильным английским акцентом. - Для вас просто Вика («Эх, гулять так гулять! - встрял Федор Кузьмич. - Тогда и меня называй Федей»).
- Стремные дела, - сказал Федор Кузьмич («Федя, Федя, конечно, Федя»). - Обложили нас, товарищи коммунары, как волков позорных, а теперь еще наши викинги в ересь троцкистскую впали.
- Не расстраивайся, Федя. Чему быть, того не миновать. Хотят переговоров, будут им переговоры. - Макс закурил и отложил в сторону сигареты и зажигалку.
- Мне это не нравится, - сказала Вика. Было видно, что не нравится ей не только идея, но и форма ее изложения. - Федя, налей мне виски, пожалуйста.
- Не понимаю! - Федя взял бутылку, плеснул в Викин стакан и вернул на место. - Не понимаю. У них-то что за блажь? Лев хоть был прав, хоть и лев, а эти-то…
- Федя, ты что, латентный троцкист?
- Я реалист, а латентным только сифилис бывает. Чего они хотят, я не понимаю!
- Я бы не пошла на встречу. Прорвемся за Порог, отдохнем - и в дорогу. А они пусть живут как хотят. За Порог им не пройти, я понимаю правильно?
- Правильно.
- Ну и славно.
- Не славно. Я не могу не пойти к ним на встречу.
- Почему?
- Потому что это дело чести. Спроси Макса!
Вика посмотрела на Макса, и тот ей кивнул.
- У меня тоже сердце не лежит, но идти надо.
- Значит, пойдем. - Вика была царственно спокойна.
Дело было вот в чем. Прилетевшая на арендованном ею частном самолете, Вика (леди Виктория Маргарет Хаттингтон, гражданка Соединенного Королевства, постоянно проживающая где-то на греческих островах) сообщила, что Олаф и Хельга, ушедшие к таинственному Порогу («Что еще за Порог, черт его побери!»), вернулись позавчера и объявили, что их дальнейшие действия определятся только после личной встречи с Федором Кузьмичом и Максом. Все. Конец связи.
- Суки! Я с ними встречусь, я с ними так встречусь! - процедил Федор Кузьмич сквозь зубы. - Я…
- Не горячись, - попросил Макс. - Мы уже все решили.
- Ты привезла, Вика? - успокаиваясь, спросил Федор Кузьмич.
- Да. - Вика встала, подошла к своей небрежно брошенной на диван дорожной сумке и, открыв ее, извлекла на свет божий маленький кожаный кофр, очень старый и потертый.
- Вот, Федя, твой клад. - Она вернулась к столу и поставила кофр на столешницу меж чашек и стаканов. - Одну Маску я, извини, взяла себе, а остальное не трогала.
- Там еще ящик оружейный был и коробка, - сказал Федор Кузьмич, открывая кофр.
- Я их там и оставила. Не везти же с собой через всю Европу целый арсенал. У меня, на борту, в тайниках, есть кое-что…
- Ну ладно тогда. - Федор Кузьмич достал маленький металлический цилиндрик, свинтил крышку и вытряхнул себе на ладонь темно-красную таблетку овальной формы. - Вот, Макс, держи. Это тебе.
Макс протянул руку, взял таблетку, покатал на ладони и вдруг бросил в рот. Федор Кузьмич с интересом следил за тем, как Макс всухую глотает таблетку, а потом, уже проглотив, запивает несколькими глотками виски.
- Спасибо, - сказал Макс. - Очень своевременно.
- Да на здоровье! Только я бы на твоем месте не стал запивать это алкоголем. - Федор Кузьмич вытряхнул на ладонь еще одну таблетку, положил ее в рот и, поморщившись, проглотил, запив чаем. Потом он аккуратно завинтил цилиндрик, вложил его в кофр, а оттуда достал другой цилиндр, который был гораздо крупнее первого. Он поставил цилиндр на стол перед Ликой и сказал:
- Это тебе.
Лика вопросительно посмотрела на Макса, а тот, в свою очередь, посмотрел на Федора Кузьмича:
- А где остальное?
- А, черт! - Федор Кузьмич хлопнул себя ладонью по лбу. - Ну чисто склеротик. - Он снова залез в недра кофра, достал оттуда плоский металлический пенал и протянул его Максу. - Вот, получите и распишитесь.
Макс взял пенал и цилиндр и кивнул Лике:
- Пойдем, Лика, я тебе все объясню.
Пожав плечами, Лика встала и пошла за Максом. Они поднялись на второй этаж, вошли в одну из спален, и здесь Макс поставил цилиндр на прикроватный столик, а сам сел на кровать, предоставив Лике сесть в небольшое креслице, стоявшее напротив кровати. Пенал он положил рядом с собой.
- Это Маска, - сказал он, кивнув на цилиндр. - Сейчас я тебе объясню. Ты знаешь, что такое стимуляторы?
- Знаю, естественно.
- Это тоже стимулятор, только другой по форме и содержанию. Он даст тебе не только силу - большую силу, можно сказать, мощь, - но и боевые рефлексы высочайшего уровня, и соответствующие умения.
Лика удивленно посмотрела сначала на Макса, потом на цилиндр. Макс перехватил ее взгляд и улыбнулся:
- Не удивляйся. Такой технологии на Земле нет, и долго еще не будет. А может быть, не будет никогда. Очень сложная и дорогая вещь. За нее в империи немереные деньги платят. Редкость страшная. Но у нас, как видишь, есть целых две штуки. Одну взяла Вика, вторая твоя. Тут ведь еще вот в чем дело. Маска - это не просто стимулятор, она и подскажет, и предупредит, и убережет, когда надо. Это как компьютер, который в тебе, и часть тебя, и как вторая ты внутри себя. Точнее не объясню. Почувствуешь, поймешь. С Маской ты, Лика, будешь даже сильнее, чем мы с Федором сейчас. Ну а ваши спецназы и зеленые береты будут для тебя, как дети. Супервумен, в общем.
- А почему ты или Федор К?.. - Она недоговорила, но вопрос был ясен и так.
- Организм не принимает, - просто объяснил Макс. - Отторжение.
- А Вика?
- Вика может. - Лике показалось, что интонация Макса таила в себе что-то еще, недосказанное, но связанное с Викой.
- Я должна это принять? - спросила она, кивнув на цилиндр.
- Маску не принимают, а надевают. - Макс явственно колебался, но в конечном счете ответил в свойственной ему манере: - Не должна. Не обязана, но я бы рекомендовал надеть Маску.
- Вам нужен еще один боец?
- Дело не в этом. Так вышло, что ты впуталась в это дело. Я тебя впутал. Прости.
- Макс!
- Подожди, девочка. Впутал. Тут нечего обсуждать. Случайно, конечно, но впутал. А теперь ты тоже мишень. Никто ничего выяснять ведь не будет. Понимаешь? - Макс дождался ее кивка и продолжил: - С Маской ты выживешь. Во всяком случае, у тебя будет шанс. Сильный шанс. А потом можно будет что-нибудь придумать. Документы другие или…
- Макс! - перебила его Лика. - Я спросила, вам нужен боец?
- Нужен. - Макс сказал это как будто против воли. - Нам нужен еще один боец, но я не прошу и тем более не настаиваю. Ты в этой истории оказалась случайно, и…
- Макс, мы должны объясниться. - Лика не ожидала от себя такой твердости, тем более сейчас, и, еще более, в таком вопросе. Макс, однако, ее понял и от вопроса, главного вопроса, не ушел. Он посмотрел ей в глаза, и Лика увидела там, в его глазах, такую тоску, такое одиночество, такую боль, что впору было выть, но он только спросил ее тихо:
- Ты знаешь, сколько мне лет?
- Я читала твою историю болезни.
- Глупости! Все это глупости, Лика. Я родился в Праге, в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году.
Лика недоверчиво посмотрела на Макса. Перед ней сидел самый старый человек на Земле, но поверить в это было невозможно. За прошедшие дни он сильно изменился. Дело было уже не только в вернувшейся к нему еще в Нью-Йорке силе. Он действительно помолодел. Ну все относительно, конечно, но сейчас перед ней сидел старый, но крепкий мужчина, лет семидесяти максимум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76