Руки невольницы прикрутили к бедрам, запястья перекрещивались за спиной. Стражники вытолкнули ее на середину зала.
— Посыльная, — объяснил один из них.
Самос бросил на меня быстрый взгляд. Затем он обернулся к сидящему за столом человеку в одежде врача и приказал:
— Расшифруй послание. На колени! — добавил он, обращаясь к невольнице.
Девушка опустилась на колени.
— Ты чья? — Самос горой возвышался над рабыней.
— Твоя, хозяин, — пролепетала она. Дарить посланницу адресату считалось хорошим тоном.
— Кому ты принадлежала раньше?
— Меня купили на аукционе в Торе. Мой хозяин не называл своего имени.
Некоторые города наподобие Тора скупали девушек у владельцев караванов, а потом перепродавали с небольшой накруткой. Воинам выплачивалось небольшое вознаграждение за захваченных в плен красоток. Здоровая молодая женщина стоила один серебряный тарск.
— Ты не знаешь, кто тебя приобрел и зачем? — уточнил Самос.
— Нет, хозяин.
Разумеется, она не знала содержания доставленного послания.
— Как тебя зовут? — спросил Самос.
— Веема, если хозяину приятно это имя.
— Какой был твой номер в пеналах Тора?
— 87432, хозяин.
Член касты врачей положил руки на голову девушки. Она закрыла глаза.
— Выходит, — обратился я к Самосу, — ты не знаешь, от кого это послание?
— Нет.
Врач приподнял длинные волосы девушки и приставил бритву к ее шее. Голова рабыни дернулась вперед.
Самос отвернулся. Он показал мне на человека в дальнем конце низкого стола. Гость не прикасался ни к вину, ни к паге. На незнакомце были редкие в Порт-Каре каффия и агал. Каффия представляла собой сложенный треугольником отрез ткани, которым закутывали голову. Один конец прикрывал шею, два других ниспадали на плечи. На голове такой платок держался при помощи длинного шнура, агала. По количеству и расположению петель можно было определить, к какому племени принадлежит владелец.
— Это Ибн-Саран, торговец солью из речного порта Касры, — представил гостя Самос.
Гор славился красной солью касра, получившей название по месту ее добычи. Выносливые кайилы доставляли на поверхность тяжелые цилиндры из глубин секретных шахт. Каждый цилиндр весил десять камней, около сорока фунтов, или один горианский «вес». Попадались кайилы, способные поднимать до шестнадцати цилиндров. Как правило, старались не грузить более десяти. Разумеется, грузили только четное количество цилиндров, иначе скотина могла потерять равновесие. Неправильно груженный кайил может даже упасть.
— Недавно Ибн-Саран услышал много необычного, — сказал Самос.
— Благородный Самос бесконечно добр, — склонил голову Ибн-Саран. — Его гостеприимство не знает границ.
Я протянул руку, и Ибн-Саран дважды потерся ладонью о мою ладонь.
— Для меня большая честь познакомиться с другом Самоса из Порт-Кара, — почтительно произнес Ибн-Саран. — Да не пересохнет вода в твоих бурдюках. Пусть у тебя всегда будет вода.
— Да не пересохнет вода в твоих бурдюках. Пусть у тебя всегда будет вода, — отозвался я.
— Не угодно ли будет тебе, благородный Ибн-Саран, повторить моему другу то, что ты услышал в Касре?
— Эту историю рассказал мальчик, погонщик кайилов. На его маленький караван обрушилась песчаная буря, и один кайил, обезумев от ужаса, порвал упряжь и бросился в темноту. Мальчишка по глупости побежал следом. Кайил был навьючен бурдюками с водой. К утру буря утихла. Мальчишка вырыл траншею, а в лагере сделали колесо.
Траншеи обычно делают глубиной от четырех до пяти фунтов и около восемнадцати дюймов в ширину. На солнце температура песка достигает ста семидесяти пяти градусов по Фаренгейту. Женщины-кочевницы бросают на камни железные пластины и жарят на них еду. На глубине одного-двух футов температура понижается до пятидесяти градусов. Но самое главное — траншея спасает от солнца. В правильно выкопанной траншее воздух редко прогревается более чем до ста сорока градусов даже в стране дюн. Копать, разумеется, надо перпендикулярно движению солнца, чтобы как можно дольше находиться в тени.
В одиночку и без воды по пустыне не ходят. Любопытно, но именно отсутствие воды является причиной прохладных, а иногда и просто холодных ночей. Таким образом, оказавшийся в пустыне человек передвигается только по ночам. Важнейшим для выживания условием является сохранение запасов жидкости в организме. Поэтому люди стараются меньше двигаться и не потеть.
Колесо — это схема поиска. Пастухи, стражники и погонщики кайилов расходятся из лагеря по спицам воображаемого колеса. Поисковики оставляют на песке или камнях знаки, указывающие в сторону лагеря. Если мальчишка не окончательно глуп, то он набредет на указатель и вернется домой.
В караванах кайилов всегда обвешивают колокольчиками. Эго делают как с тягловыми, так и с верховыми животными. В темноте и при пылевых бурях это важнейшее условие выживания. Кроме того, потерявшиеся путники зачастую лишь по звону колокольчиков могут догадаться, что рядом с их траншеей тащится безмолвный караван. Соответственно понятно, что разбойники на своих кайилов колокольчиков не вешают.
— Мальчишку нашли около полудня, — продолжал Ибн-Саран. — Он услышал из своей траншеи звон колокольчиков. Его, разумеется, примерным образом отлупили за то, что оставил караван. Кайил же вернулся сам.
— Что рассказал мальчик? — спросил я.
— Гонясь за кайилом, он увидел на камне надпись: «Страшись башни из стали».
Самос взглянул на меня. Пока ничего не было ясно.
— Рядом с камнем лежал высохший труп. Несчастный изорвал на себе одежду и набил рот песком. Смерть его была ужасна. Бедняга, очевидно, решил, что нашел воду. Судя по обрывкам одежды, это был разбойник, — сказал Ибн-Саран.
— Был ли при нем кайил? — спросил я.
— Нет.
— Откуда он пришел? Как долго пробыл в пустыне?
— Никто не знает, — ответил Ибн-Саран.
Человек мог пройти тысячи пасангов, прежде чем кайил сдох или сбежал.
— Как давно он умер?
— Может быть, месяц, — улыбнулся Ибн-Саран, — а может быть, год.
В пустыне трупы разлагаются очень медленно. Находили прекрасно сохранившиеся тела людей, убитых более ста лет назад. В пустыне редко попадаются скелеты, разве что животные и птицы объедят с костей все мясо.
— Страшись башни из стали? — повторил я.
— Так было нацарапано на камне.
— Можно ли было догадаться, откуда он пришел? — Нет.
— Страшись башни из стали, — задумчиво произнес Самос.
Я пожал плечами. Самос поднялся, дважды прикоснулся ладонью к правой руке Ибн-Сарана и удалился. Я обратил внимание, что Ибн-Саран ел правой рукой, той, в которой держал ятаган. Он позволял себе принимать пищу только ' из руки, умеющей обращаться со сталью и проливать кровь. Танцовщица кружилась рядом с нами, касаясь меня кончиками вуали. Неожиданно она накинула на меня шелковое покрывало и, невидимая для остальных, прижалась ко мне всем телом и застонала. Голова девушки запрокинулась, влажные губы раскрылись. Я впился в чувственный рот и прокусил губу невольницы. Мы вместе наслаждались вкусом ее крови, губной помады и покорности. Рабыня мягко отстранилась. На полную грудь стекала струйка крови. Я медленно прижимал кулаком ее шею, не давая невольнице отойти. Затем я сорвал вуаль и отбросил ее в сторону. Удерживая танцовщицу левой рукой, я вытащил обоюдоострый тучук и перерезал завязки прозрачного хитона. После этого я вытолкнул рабыню на середину зала. Пусть ею полюбуются гости Самоса, первого рабовладельца Порт-Кара. Она укоризненно на меня посмотрела, но, встретив мой взгляд, тут же вскинула руки и принялась танцевать для гостей. За все время она ни разу не сбилась с ритма. Раздались восхищенные крики.
— Девушка с посланием готова, — доложил человек в зеленом одеянии врача, бросил бритву в тазик и вытер руки.
Едва сдерживая рыдания, наголо обритая девушка застыла на коленях между двумя стражниками. Она не имела ни малейшего представления, что за весть она принесла. Для пересылки таких сообщений выбирают неграмотных рабынь. Им выбривают голову и наносят татуировку на скальп. За несколько месяцев волосы отрастают. Никто не знает содержания послания. Даже доставившие невольницу перевозчики были уверены, что везут очередную потаскушку. Я прочел сообщение. Оно оказалось коротким и гласило: «Бойся Абдула». Никто не знал, откуда пришло это послание и кто его отправил.
— Отведите девчонку в келью, — приказал стражникам Самос. — Надпись вытравить иголками.
Девушку рывком подняли на ноги. Она в ужасе взирала на Самоса.
— Пока не отрастут волосы, использовать на самых простых работах, — продолжал он. — За месяц до продажи поместить в клетку для стимуляции и не давать передышки.
В глазах рабыни застыли слезы.
— Потом продать.
Клетки для стимуляции, как правило, закрывают ажурными решетками. Они довольно просторны, но отличаются от прочих низкими потолками. Рабыни не могут выпрямиться в полный рост, что вынуждает их покорно опускать голову. Им не разрешают смотреть в глаза мужчинам, даже рабам, что подсознательно ставит их в психологическую зависимость от любого существа мужского пола. Только после продажи девушки могут взглянуть в глаза хозяину, и то с его разрешения. И если он улыбнется в ответ, восхищенные рабыни в благодарной радости от того, что их наконец-то посчитали за живое существо, падают на колени. Когда такая девушка осмелится посмотреть на хозяина в следующий раз, взгляд ее будет быстр и испуган, и она пролепечет:
— Я обещаю служить тебе хорошо.
Соответствующим образом подбирается обстановка клеток для стимуляции. Здесь есть расчески, духи, косметика, украшения, тяжелые ошейники, браслеты, наручные пластины и цепи. Одежду не выдают. Зато в клетках много подушек, медных тазов и ярко начищенных ламп. Кроме того, в них всегда полно тканей разной текстуры и плотности. Густошерстные ковры, атласные покрывала, шелковые накидки, грубые попоны из шкур кайилов, парча, хлопок, парусина, вельвет, шерсть, кожа, плетеные циновки и тому подобное. Раздетые догола, если не считать пластины с именем и ошейника, рабыни под руководство опытных инструкторов учатся определять тончайшие нюансы в температуре, влажности, гладкости и прочих параметрах. В них развивают чувствительность, утраченную обычными людьми. Невольница с живыми чувствами и живым телом способна продемонстрировать недоступную нетренированным женщинам страсть. У хорошо подготовленной девушки кожа становится тончайшим сенсорным органом. Каждый кусочек тела рабыни живет своей дивной жизнью. Цель всего процесса — сделать ее абсолютно беззащитной при малейшем прикосновении хозяина. Она должна быть готова собственными руками вырвать себе кишки, лишь бы удовлетворить своего владельца. Свободные женщины свободны и от подобных крайностей. Они живут как бы в полусне, считая это поддержанием собственного достоинства. Нередко гордые и свободные жительницы Гора визжат от возмущения, не понимая, почему их мужья не задумываясь бросают их на ночь ради какой-нибудь шлюхи, которую можно заполучить в любой таверне по цене стаканчика с пагой. Они костерят супругов, упрекая их в скотских наклонностях, в то время как те продолжают вспоминать шелковистую, гладкую кожу и темные глаза рабынь, не тратящих время на пустые разговоры. Инструктора следят за развитием девушек, занимаются с ними по специальной программе и делают из них роскошных и отзывчивых животных, способных вначале завести мужчину, а потом удовлетворить его покорно и самозабвенно. Девчонку выволокли за двери. Интересно, подумал я, что порекомендует ей инструктор. Каждой рабыне требуется индивидуальный подход. Я посмотрел на стоящую на коленях возле стола блондинку, бывшую мисс Присциллу Блейк-Эллен. На месте ее тренера я бы первое время, да и потом, чтобы не расслаблялась, связывал ее специальным способом, который называется «рабская упряжь». После проведенной в веревках ночи человек не может вытащить из-за спины уже развязанных рук. Полагаю, мисс Блейк-Эллен это пошло бы на пользу. Сразу бы стала шелковой и захотела поскорее учиться.
Когда девчонку утащили, я повернулся к Самосу:
— Кто такой Абдул?
Самос растерянно посмотрел в мою сторону.
— Кто такой Абдул? — повторил я.
— Не знаю. — Самос побрел к своему месту за низким столом.
Гости не обращали на нас никакого внимания. Все не отрываясь смотрели на короткую прозрачную тунику темноволосой танцовщицы. Руки девушки двигались, словно она обрывала цветы с живой стены в саду. Казалось, перед ней действительно заросли цветов и она рвет их, прижимает к лицу и трется телом о зеленую изгородь. Забыв обо всем, рабыня изливала в танце свою страсть.
— На первый взгляд многое представляется лишенным смысла, — проворчал Самос. — Мы должны проанализировать общую схему — Он задумчиво постучал по столу изготовленной в Туре вилкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Посыльная, — объяснил один из них.
Самос бросил на меня быстрый взгляд. Затем он обернулся к сидящему за столом человеку в одежде врача и приказал:
— Расшифруй послание. На колени! — добавил он, обращаясь к невольнице.
Девушка опустилась на колени.
— Ты чья? — Самос горой возвышался над рабыней.
— Твоя, хозяин, — пролепетала она. Дарить посланницу адресату считалось хорошим тоном.
— Кому ты принадлежала раньше?
— Меня купили на аукционе в Торе. Мой хозяин не называл своего имени.
Некоторые города наподобие Тора скупали девушек у владельцев караванов, а потом перепродавали с небольшой накруткой. Воинам выплачивалось небольшое вознаграждение за захваченных в плен красоток. Здоровая молодая женщина стоила один серебряный тарск.
— Ты не знаешь, кто тебя приобрел и зачем? — уточнил Самос.
— Нет, хозяин.
Разумеется, она не знала содержания доставленного послания.
— Как тебя зовут? — спросил Самос.
— Веема, если хозяину приятно это имя.
— Какой был твой номер в пеналах Тора?
— 87432, хозяин.
Член касты врачей положил руки на голову девушки. Она закрыла глаза.
— Выходит, — обратился я к Самосу, — ты не знаешь, от кого это послание?
— Нет.
Врач приподнял длинные волосы девушки и приставил бритву к ее шее. Голова рабыни дернулась вперед.
Самос отвернулся. Он показал мне на человека в дальнем конце низкого стола. Гость не прикасался ни к вину, ни к паге. На незнакомце были редкие в Порт-Каре каффия и агал. Каффия представляла собой сложенный треугольником отрез ткани, которым закутывали голову. Один конец прикрывал шею, два других ниспадали на плечи. На голове такой платок держался при помощи длинного шнура, агала. По количеству и расположению петель можно было определить, к какому племени принадлежит владелец.
— Это Ибн-Саран, торговец солью из речного порта Касры, — представил гостя Самос.
Гор славился красной солью касра, получившей название по месту ее добычи. Выносливые кайилы доставляли на поверхность тяжелые цилиндры из глубин секретных шахт. Каждый цилиндр весил десять камней, около сорока фунтов, или один горианский «вес». Попадались кайилы, способные поднимать до шестнадцати цилиндров. Как правило, старались не грузить более десяти. Разумеется, грузили только четное количество цилиндров, иначе скотина могла потерять равновесие. Неправильно груженный кайил может даже упасть.
— Недавно Ибн-Саран услышал много необычного, — сказал Самос.
— Благородный Самос бесконечно добр, — склонил голову Ибн-Саран. — Его гостеприимство не знает границ.
Я протянул руку, и Ибн-Саран дважды потерся ладонью о мою ладонь.
— Для меня большая честь познакомиться с другом Самоса из Порт-Кара, — почтительно произнес Ибн-Саран. — Да не пересохнет вода в твоих бурдюках. Пусть у тебя всегда будет вода.
— Да не пересохнет вода в твоих бурдюках. Пусть у тебя всегда будет вода, — отозвался я.
— Не угодно ли будет тебе, благородный Ибн-Саран, повторить моему другу то, что ты услышал в Касре?
— Эту историю рассказал мальчик, погонщик кайилов. На его маленький караван обрушилась песчаная буря, и один кайил, обезумев от ужаса, порвал упряжь и бросился в темноту. Мальчишка по глупости побежал следом. Кайил был навьючен бурдюками с водой. К утру буря утихла. Мальчишка вырыл траншею, а в лагере сделали колесо.
Траншеи обычно делают глубиной от четырех до пяти фунтов и около восемнадцати дюймов в ширину. На солнце температура песка достигает ста семидесяти пяти градусов по Фаренгейту. Женщины-кочевницы бросают на камни железные пластины и жарят на них еду. На глубине одного-двух футов температура понижается до пятидесяти градусов. Но самое главное — траншея спасает от солнца. В правильно выкопанной траншее воздух редко прогревается более чем до ста сорока градусов даже в стране дюн. Копать, разумеется, надо перпендикулярно движению солнца, чтобы как можно дольше находиться в тени.
В одиночку и без воды по пустыне не ходят. Любопытно, но именно отсутствие воды является причиной прохладных, а иногда и просто холодных ночей. Таким образом, оказавшийся в пустыне человек передвигается только по ночам. Важнейшим для выживания условием является сохранение запасов жидкости в организме. Поэтому люди стараются меньше двигаться и не потеть.
Колесо — это схема поиска. Пастухи, стражники и погонщики кайилов расходятся из лагеря по спицам воображаемого колеса. Поисковики оставляют на песке или камнях знаки, указывающие в сторону лагеря. Если мальчишка не окончательно глуп, то он набредет на указатель и вернется домой.
В караванах кайилов всегда обвешивают колокольчиками. Эго делают как с тягловыми, так и с верховыми животными. В темноте и при пылевых бурях это важнейшее условие выживания. Кроме того, потерявшиеся путники зачастую лишь по звону колокольчиков могут догадаться, что рядом с их траншеей тащится безмолвный караван. Соответственно понятно, что разбойники на своих кайилов колокольчиков не вешают.
— Мальчишку нашли около полудня, — продолжал Ибн-Саран. — Он услышал из своей траншеи звон колокольчиков. Его, разумеется, примерным образом отлупили за то, что оставил караван. Кайил же вернулся сам.
— Что рассказал мальчик? — спросил я.
— Гонясь за кайилом, он увидел на камне надпись: «Страшись башни из стали».
Самос взглянул на меня. Пока ничего не было ясно.
— Рядом с камнем лежал высохший труп. Несчастный изорвал на себе одежду и набил рот песком. Смерть его была ужасна. Бедняга, очевидно, решил, что нашел воду. Судя по обрывкам одежды, это был разбойник, — сказал Ибн-Саран.
— Был ли при нем кайил? — спросил я.
— Нет.
— Откуда он пришел? Как долго пробыл в пустыне?
— Никто не знает, — ответил Ибн-Саран.
Человек мог пройти тысячи пасангов, прежде чем кайил сдох или сбежал.
— Как давно он умер?
— Может быть, месяц, — улыбнулся Ибн-Саран, — а может быть, год.
В пустыне трупы разлагаются очень медленно. Находили прекрасно сохранившиеся тела людей, убитых более ста лет назад. В пустыне редко попадаются скелеты, разве что животные и птицы объедят с костей все мясо.
— Страшись башни из стали? — повторил я.
— Так было нацарапано на камне.
— Можно ли было догадаться, откуда он пришел? — Нет.
— Страшись башни из стали, — задумчиво произнес Самос.
Я пожал плечами. Самос поднялся, дважды прикоснулся ладонью к правой руке Ибн-Сарана и удалился. Я обратил внимание, что Ибн-Саран ел правой рукой, той, в которой держал ятаган. Он позволял себе принимать пищу только ' из руки, умеющей обращаться со сталью и проливать кровь. Танцовщица кружилась рядом с нами, касаясь меня кончиками вуали. Неожиданно она накинула на меня шелковое покрывало и, невидимая для остальных, прижалась ко мне всем телом и застонала. Голова девушки запрокинулась, влажные губы раскрылись. Я впился в чувственный рот и прокусил губу невольницы. Мы вместе наслаждались вкусом ее крови, губной помады и покорности. Рабыня мягко отстранилась. На полную грудь стекала струйка крови. Я медленно прижимал кулаком ее шею, не давая невольнице отойти. Затем я сорвал вуаль и отбросил ее в сторону. Удерживая танцовщицу левой рукой, я вытащил обоюдоострый тучук и перерезал завязки прозрачного хитона. После этого я вытолкнул рабыню на середину зала. Пусть ею полюбуются гости Самоса, первого рабовладельца Порт-Кара. Она укоризненно на меня посмотрела, но, встретив мой взгляд, тут же вскинула руки и принялась танцевать для гостей. За все время она ни разу не сбилась с ритма. Раздались восхищенные крики.
— Девушка с посланием готова, — доложил человек в зеленом одеянии врача, бросил бритву в тазик и вытер руки.
Едва сдерживая рыдания, наголо обритая девушка застыла на коленях между двумя стражниками. Она не имела ни малейшего представления, что за весть она принесла. Для пересылки таких сообщений выбирают неграмотных рабынь. Им выбривают голову и наносят татуировку на скальп. За несколько месяцев волосы отрастают. Никто не знает содержания послания. Даже доставившие невольницу перевозчики были уверены, что везут очередную потаскушку. Я прочел сообщение. Оно оказалось коротким и гласило: «Бойся Абдула». Никто не знал, откуда пришло это послание и кто его отправил.
— Отведите девчонку в келью, — приказал стражникам Самос. — Надпись вытравить иголками.
Девушку рывком подняли на ноги. Она в ужасе взирала на Самоса.
— Пока не отрастут волосы, использовать на самых простых работах, — продолжал он. — За месяц до продажи поместить в клетку для стимуляции и не давать передышки.
В глазах рабыни застыли слезы.
— Потом продать.
Клетки для стимуляции, как правило, закрывают ажурными решетками. Они довольно просторны, но отличаются от прочих низкими потолками. Рабыни не могут выпрямиться в полный рост, что вынуждает их покорно опускать голову. Им не разрешают смотреть в глаза мужчинам, даже рабам, что подсознательно ставит их в психологическую зависимость от любого существа мужского пола. Только после продажи девушки могут взглянуть в глаза хозяину, и то с его разрешения. И если он улыбнется в ответ, восхищенные рабыни в благодарной радости от того, что их наконец-то посчитали за живое существо, падают на колени. Когда такая девушка осмелится посмотреть на хозяина в следующий раз, взгляд ее будет быстр и испуган, и она пролепечет:
— Я обещаю служить тебе хорошо.
Соответствующим образом подбирается обстановка клеток для стимуляции. Здесь есть расчески, духи, косметика, украшения, тяжелые ошейники, браслеты, наручные пластины и цепи. Одежду не выдают. Зато в клетках много подушек, медных тазов и ярко начищенных ламп. Кроме того, в них всегда полно тканей разной текстуры и плотности. Густошерстные ковры, атласные покрывала, шелковые накидки, грубые попоны из шкур кайилов, парча, хлопок, парусина, вельвет, шерсть, кожа, плетеные циновки и тому подобное. Раздетые догола, если не считать пластины с именем и ошейника, рабыни под руководство опытных инструкторов учатся определять тончайшие нюансы в температуре, влажности, гладкости и прочих параметрах. В них развивают чувствительность, утраченную обычными людьми. Невольница с живыми чувствами и живым телом способна продемонстрировать недоступную нетренированным женщинам страсть. У хорошо подготовленной девушки кожа становится тончайшим сенсорным органом. Каждый кусочек тела рабыни живет своей дивной жизнью. Цель всего процесса — сделать ее абсолютно беззащитной при малейшем прикосновении хозяина. Она должна быть готова собственными руками вырвать себе кишки, лишь бы удовлетворить своего владельца. Свободные женщины свободны и от подобных крайностей. Они живут как бы в полусне, считая это поддержанием собственного достоинства. Нередко гордые и свободные жительницы Гора визжат от возмущения, не понимая, почему их мужья не задумываясь бросают их на ночь ради какой-нибудь шлюхи, которую можно заполучить в любой таверне по цене стаканчика с пагой. Они костерят супругов, упрекая их в скотских наклонностях, в то время как те продолжают вспоминать шелковистую, гладкую кожу и темные глаза рабынь, не тратящих время на пустые разговоры. Инструктора следят за развитием девушек, занимаются с ними по специальной программе и делают из них роскошных и отзывчивых животных, способных вначале завести мужчину, а потом удовлетворить его покорно и самозабвенно. Девчонку выволокли за двери. Интересно, подумал я, что порекомендует ей инструктор. Каждой рабыне требуется индивидуальный подход. Я посмотрел на стоящую на коленях возле стола блондинку, бывшую мисс Присциллу Блейк-Эллен. На месте ее тренера я бы первое время, да и потом, чтобы не расслаблялась, связывал ее специальным способом, который называется «рабская упряжь». После проведенной в веревках ночи человек не может вытащить из-за спины уже развязанных рук. Полагаю, мисс Блейк-Эллен это пошло бы на пользу. Сразу бы стала шелковой и захотела поскорее учиться.
Когда девчонку утащили, я повернулся к Самосу:
— Кто такой Абдул?
Самос растерянно посмотрел в мою сторону.
— Кто такой Абдул? — повторил я.
— Не знаю. — Самос побрел к своему месту за низким столом.
Гости не обращали на нас никакого внимания. Все не отрываясь смотрели на короткую прозрачную тунику темноволосой танцовщицы. Руки девушки двигались, словно она обрывала цветы с живой стены в саду. Казалось, перед ней действительно заросли цветов и она рвет их, прижимает к лицу и трется телом о зеленую изгородь. Забыв обо всем, рабыня изливала в танце свою страсть.
— На первый взгляд многое представляется лишенным смысла, — проворчал Самос. — Мы должны проанализировать общую схему — Он задумчиво постучал по столу изготовленной в Туре вилкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52