Проделав все это, я отошел на несколько шагов.
Она посмотрела мне в глаза.
— Это одежда не для меня, Тэрл, — произнесла она.
— Скрести руки и вытяни их перед собой, — приказал я.
Она сделала, как я сказал. Я скрутил ее запястья кожаным ремнем. Оставался длинный конец, за который можно было вести ее за собой.
— У нас мало времени, — сказал я. — Скоро начнется штурм касбаха.
— Я люблю тебя, — произнесла она. Я посмотрел на нее с ненавистью. Похоже, мой гнев испугал Веллу.
— Прости меня, я сильно тебя обидела, — прошептала она. — Я так из-за этого страдала. Ты даже не представляешь, как я рыдала и мучилась каждую ночь! Прости меня, Тэрл!
Я молчал.
— Это было жестоко, ужасно и подло. — Она опустила голову. — Я никогда не прощу себе, — прошептала она. — А ты, ты сможешь меня простить, Тэрл?
Я огляделся. Лампа на жире тарлариона могла подойти.
— Я дала против тебя ложные показания в Девяти Колодцах, — сказала она. — Я солгала.
— Ты сделала так, как тебе велели, рабыня!
— О, Тэрл! — зарыдала она. Потом она подняла голову и бесстрашно посмотрела мне в глаза. — Я хотела отправить тебя в Клим за то, что ты сделал в Лидиусе.
— Меня не интересуют твои мотивы, — перебил ее я.
Она смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Затем зарыдала и низко опустила голову.
— Я выдала тебя Ибн-Сарану, — прошептала Велла. Я пожал плечами.
— Разве это не ужасно?
— Рабыня должна беспрекословно исполнять любую волю хозяина.
Велла отвернулась к стене:
— Я никогда не решусь сказать тебе, что еще я сделала.
— Ты предала Царствующих Жрецов, — сказал я. — И в этом ты пошла до конца.
— Это что-то изменит? — пролепетала она, смертельно побледнев.
— Не знаю, — ответил я. — Это могло привести к уничтожению и Земли и Гора. Это могло привести к окончательной победе курий.
Она задрожала.
— Я проявила слабость. Они бросили меня в подвал. Там были урты. Мне стало очень страшно. Я ничего не могла сделать. А они обещали меня отпустить.
Я дернул за кожаный ремень, чтобы проверить, насколько надежно скручены ее руки.
— Тебя никогда не отпустят, — сказал я.
— О, Тэрл! — рыдала она. Затем, успокоившись, она снова спросила:
— Это что-нибудь изменит?
— Не знаю, — ответил я. — В стальных мирах могут не поверить твоим уверениям.
Она дрожала и всхлипывала.
— Слишком многие знают о твоем предательстве, — сказал я. — Очень скоро твоя жизнь потеряет всякую цену.
Я вспомнил Самоса. Этот человек не отличался терпением.
Она взглянула на меня.
— Меня подвергнут пыткам и посадят на кол? — спросила она.
— И не надейся, — покачал головой я. — Ты — рабыня, и тебя ждет по-настоящему унизительная и мучительная казнь. В Порт-Каре тебя отправят на Свалку Смерти. Разденут, свяжут и бросят в канаву с уртами.
Она в ужасе опустилась на колени. Я долго смотрел на Веллу. Наконец она подняла голову:
— Сможешь ли ты простить меня за то, что я сделала?
— То, что тебя так волнует, для меня совершенно не важно. Ты — рабыня. Ты исполняла волю своего хозяина. Ни один мужчина не станет преследовать женщину за послушание своему хозяину.
— Значит, — мягко произнесла она, — ты не окажешь мне чести жестоким наказанием?
— Я не собираюсь тебя прощать, — ответил я. — Ты позволила себе много удовольствий, на которые не имела права.
— Каких удовольствий? — уставилась она на меня.
— В Девяти Колодцах, — сказал я, — после того как ты дала ложные показания и тебя сняли с пыточного стола, ты посмотрела на меня и улыбнулась.
— И все? — опешила она. — Такая мелочь? Прости меня, Тэрл.
— Когда меня заковали в цепи и приговорили к каторжным работам в Климе, ты снова улыбнулась. И бросила мне подарок. Шелковый платочек. И еще ты послала мне воздушный поцелуй.
— Я ненавидела тебя! — крикнула она, стоя на коленях.
Я улыбнулся.
— Я поступила как рабыня, — прошептала Велла, опустив голову.
— А ты знаешь, почему ты поступила как рабыня? — спросил я.
— Нет.
Я посмотрел на нее. Она стояла на коленях в короткой грязной накидке и затравленно смотрела на меня снизу вверх.
— Потому, что ты и есть рабыня.
— Тэрл!
В дверь постучали. Я скользнул за спину девушки и упер лезвие кинжала в ее горло.
— Только попробуй закричать, — предупредил я. Она поспешно кивнула.
— Велла! Велла! — звали снаружи.
Стук усилился.
— Ты мне не веришь, Тэрл? — тихо спросила она.
— Ты — рабыня, — прошептал я. — Ответь. — Нож по-прежнему маячил возле ее горла.
— Да, господин! — откликнулась она.
— Не забудь, что к началу двадцатого ана ты должна доставить удовольствие стражникам в северной башне!
— Я почти готова, господин. Я не опоздаю.
— Если опоздаешь хоть на пять ен, тебя поласкают пять пальцев из сырой кожи. — Так называют в шутку специальный кнут для рабынь. Удары его весьма чувствительны, но благодаря мягкости кожи кнут не портит внешнего вида девушки.
— Я не опоздаю, господин! — крикнула Велла.
Мужчина ушел.
— Ты подвергаешь себя большой опасности, — прошептала она. — Тебе надо бежать.
Я вложил кинжал в ножны.
— Люди в касбахе находятся в еще большей опасности, — улыбнулся я.
— Как ты сюда попал? — спросила она. — Разве здесь есть потайной ход?
Я пожал плечами:
— Они меня не заметили. Любопытство не украшает кейджеру.
Она оцепенела.
Я ждал у ворот касбаха, невидимый для окружающих в защитном поле кольца. Когда из ворот выехал на разведку небольшой отряд, я просто проскользнул внутрь. Потом я прошелся по кухням касбаха в поисках подходящего одеяния для Веллы.
Я еще раз взглянул на стоящие по сторонам зеркала лампы. Одна из них подойдет.
Вскоре, держа в руке лампу и таща за собой связанную рабыню, я вошел в длинный холл.
Мы миновали нескольких стражников. На мне была одежда воина соляного убара, которую я позаимствовал у пленного. В касбахе несли службу новые наемники. На меня никто не обращал внимания, все смотрели на соблазнительную рабыню, одетую нарочито безобразно. Велла, ничтожная потаскуха, грациозно несла свое роскошное тело, принимаясь сладострастно покачивать бедрами каждый раз, когда на нее падал взгляд мужчины.
Я посмеивался, а она сердито трясла головой.
Подойдя к узкому окошку, через которое вряд ли смог бы протиснуться взрослый мужчина, я поднял лампу и несколько раз качнул ею из стороны в сторону. Затем я задул лампу. Мы стояли в темноте, в узенькое окошко едва пробивался тусклый лунный свет.
Часовой на стене отбил двадцатый ан.
— Тэрл, меня ждут в северной башне, — сказала Велла. — Уже двадцатый.
— Подождут, — ответил я.
— Если я не приду, они пойдут меня искать. И обнаружат тебя. Беги, если можешь.
Я увидел скачущих по пустыне всадников.
— Они ждут меня в северной башне, — повторила Велла.
— Я думаю, воинам в северной башне сейчас будет не до рабыни.
— Не понимаю, — сказала она.
Я уже побывал в северной башне, под охраной которой находились северные ворота.
— Скоро касбах падет.
— Касбах никогда не падет, — покачала головой девушка. — Запасов воды и продовольствия хватит на несколько месяцев. Один человек на стене стоит десятерых в пустыне. Ни одна армия не продержится в пустыне так долго.
В караульном помещении у северных ворот барахтались десять связанных стражников. Рты их были заткнуты кляпами, сами же они только начали приходить в сознание. Вверху, на самой башне, лежали еще десять.
Мы услышали последний удар гонга. Наступил двадцатый ан.
— Беги! — прошептала Велла. — Беги!
Северные ворота крепости были открыты настежь, что явилось весьма печальной новостью для защитников касбаха.
— Беги! — прошептала Велла.
— Посмотри, — сказал я и притянул ее к окошку.
Она чуть не закричала, и мне пришлось закрыть ей рот рукой. Рабыня дергалась и пыталась вырваться. Девушка касбаха пришла в ужас от представшего перед ее глазами зрелища. Как всякая красивая женщина, будь она свободной или рабыней, она прекрасно понимала, чем это может для нее закончиться. Она попыталась крикнуть, но ничего не вышло.
— Давай, давай, — проворчал я. — Поднимай тревогу!
Из-под моей тяжелой руки раздавалось лишь приглушенное мычание. Она дико вращала глазами и жалобно стонала.
Всадники летели к касбаху. Впереди несся Хассан, белый бурнус развевался за его спиной.
Спустя мгновение стража на стене подняла тревогу. Раздались крики, часовой отчаянно загремел огромным молотом по тревожному гонгу. Во двор повыскакивали люди. Отряды воинов устремились на стены. Но, к великому ужасу защитников касбаха, всадники уже находились внутри крепости. Они спрыгивали с кайилов и устремлялись наверх по узким винтовым лестницам, торопясь захватить сторожевые башни. Северная башня пала. Нападающие все прибывали, растекаясь по всему касбаху. Защитники пытались оказать сопротивление. Со всех сторон раздавался звон стали и яростные крики. Мелькали факелы, к реву боя примешивались стоны и вопли раненых. Я убрал руку с лица девушки.
— Можешь кричать, рабыня, — насмешливо произнес я. — Подай сигнал тревоги.
— Почему ты не позволил мне сделать это раньше? — спросила она. — Они убьют нас обоих. — Как и все девушки, она испытывала ужас перед всадниками пустыни.
Я резко развернул ее и толкнул в спину.
— Потому что я — один из них. Она застонала.
Я затолкал рабыню в ее же собственную комнату с широкими малиновыми плитами и огромным зеркалом, перед которым стояла теперь только одна лампа.
— Ты вернулся ко мне, — простонала она, прижимаясь к моей груди. — Я так ждала этой минуты. Я мечтала о том, когда ты вернешься.
Я оттолкнул рабыню. Крики приближались.
— Я вернулся к тебе, — сказал я.
— Ты любишь меня! — крикнула Велла, но тут же осеклась, увидев мои глаза. — Тогда скажи, зачем ты вернулся? — спросила она упавшим голосом.
— Я хочу тебя.
— Ты меня любишь, — прошептала она. — Нет.
— Не понимаю, — еле слышно произнесла она.
— Бестолковая рабыня с планеты Земля, — рассмеялся я. — Ты так ничего и не поняла в собственной привлекательности. Ты так и не поняла, что, глядя на тебя, мужчина теряет разум. Ты даже не подозреваешь, какие ты вызываешь желания. Как ты была дурой, так ею и осталась.
— Я знаю, что я привлекательна, — испуганно произнесла Велла.
— Ты — тупая самка, — сказал я. — Ты не знаешь, как действует на мужчин твой вид.
Она резко обернулась ко мне. Глаза ее сверкали.
— Ну, как он на вас действует? — резко спросила она.
— Видеть тебя — значит хотеть тебя, а хотеть тебя — значит хотеть тобой обладать.
— Обладать! — в ужасе повторила она.
— Да, — кивнул я. — Каждый мужчина хочет безраздельно владеть своей женщиной Он хочет, чтобы она подчинялась ему безоговорочно. Он хочет иметь над ней абсолютную, непререкаемую власть. Вообще мужчины делятся на тех, кто следует своей природе, и тех, кто ей не следует. Первые всегда веселы и жизнерадостны, они живут долго. Вторые — несчастны и подвержены всевозможным болезням. По статистике они живут значительно меньше.
— Мужчины хотят, чтобы женщины были свободны! — заявила Велла.
— Иногда мужчины не прочь предоставить женщинам кое-какую свободу, — ответил я. — Чтобы потом получить больше удовольствия. Не сомневаюсь, тебе приходилось сталкиваться с хозяевами, которые позволяли рабыням высказывать свое мнение. В такие моменты она действительно может говорить все, что думает. Но она всегда знает, что это свободомыслие прекратится по первому требованию мужчины. Это наполняет ее радостью, женщина наслаждается властью мужчины. Он дарит ей то, о чем она всегда втайне мечтала, — возможность раствориться в личности сильного и волевого человека.
— На Земле провозглашено равноправие! — выкрикнула она.
— Земля имеет сложную и запутанную политическую историю, — сказал я. — Через сотни лет современные концепции приведут к невиданным последствиям, от которых их авторы пришли бы в неописуемый ужас. На Земле людям удалось построить чудовищную ловушку, в которую они сами же угодили. Возможно, им удастся расшатать ее прутья. А может, они тихо умрут в ими же созданной клетке.
Велла молчала.
— Ты почувствовала, — спросил я, — что на Горе женщины гораздо счастливее, чем на Земле?
— Нет, — сказала она. — Нет. Нет!
— На колени! — приказал я. Она опустилась на колени.
— Кого на Горе ты считаешь самыми счастливыми женщинами? — спросил я.
— Большинство счастливых женщин на Горе — простые рабыни, — ответила Велла.
— Мужчина генетически предрасположен к господству, — сказал я. — Это не вызывает сомнения ни у кого, кто в состоянии сформулировать свое' мнение по данному вопросу. Иногда отрицать эту истину выгодно, но это уже предмет для другого разговора.
— Я не сомневаюсь в том, что мужчины генетически предрасположены к господству, — сказала Велла. — Но они должны контролировать эту предрасположенность.
— Прикажи человеку не дышать, прикажи сердцу не биться, — сказал я, — прикажи мужчине не быть самим собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52