Существует также обрабатывающая промышленность, большие площади отведены для переработки соли и придания ей различных степеней качества. При помощи сложной системы котлов и труб из соли выпариваются остатки влаги. Затем соль поступает в формовочные цеха, где ей придают форму огромных цилиндров, которые впоследствии связывают и грузят на кайилов. На каждом цилиндре указывается степень качества, название района и имя старшего мастера смены.
Само собой разумеется, в Климе много жилых и подсобных помещений, кухонь, столовых, казарм для рабов, дисциплинарных ям, мест сбора, кузниц, мастерских и больниц.
В определенном смысле Клим напоминает нормальный населенный пункт. Между тем от обычного города его отличают две главные особенности: здесь нет ни детей, ни женщин.
Когда до Клима осталось совсем немного, Хассан сказал:
— Спрячь платок в трещине.
— Зачем? — опешил я.
— Это невольничий шелк, — пояснил Хассан, — к тому же он до сих пор сохранил запах женщины.
— Ну и что? Почему я должен его прятать?
— Потому, что в Климе тебя за него убьют.
Возле первого низенького облупленного домика я затолкал кусочек шелка в трещину в соляной корке.
Говорил Т'Зшал, старший отделения 804.
— Вы можете покинуть Клим, когда вам заблагорассудится, — объявил он. — Здесь никого не держат против воли.
Мы сидели голые на полу какого-то сарая. Все были связаны за шеи легкой веревкой. С такими путами могла бы справиться и слабая девушка. Между тем ни один человек не попытался ее сорвать и устремиться на свободу.
— Я не шучу, — подчеркнул Т'Зшал.
Мы прожили в Климе уже четыре дня. Кормили вполне сносно, поили вдоволь. Держали нас в тени. Сразу же после прихода из пустыни нас связали легкой веревкой, чтобы мы держались вместе. Нам запретили ее снимать, и мы повиновались. Четверых, как бы то ни было, пришлось освободить. Эти люди умерли от перегрева после марша на Клим. Таким образом, в конечном итоге от всей нашей группы осталось пятнадцать человек.
— Я вполне серьезно! — повторил Т'Зшал и рассмеялся.
Он носил походные сапоги, штаны из мешковины, красный широкий кушак, за который был заткнут изогнутый кинжал. Волосатая грудь оставалась обнажена. Т'Зшал носил бороду. Он никогда не расставался с хлыстом — символом его власти над нами. За ним с кривыми ятаганами в руках стояли два стражника в плоских тюрбанах из репса. Сквозь дыру в потолке в сарай проникал тусклый свет.
— Можете идти, — сказал он.
Т'Зшал распахнул дверь. Мы увидели сверкающую под солнцем соляную корку пустыни.
— Идите! — расхохотался он. — Идите! Ни один человек не пошевелился.
— Ага, — произнес он. — Вы решили остаться. Это ваше право. Хорошо, я с ним соглашаюсь. Но если вы остаетесь, вам придется соблюдать мои условия. — Он вдруг резко щелкнул кнутом. — Это ясно?
— Да! — поспешно откликнулись несколько человек.
— На колени! — рявкнул Т'Зшал. Мы повалились на колени.
— Вопрос в том, разрешат ли вам здесь остаться, — сказал он. Несколько человек обменялись недоуменными взглядами.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — произнес Т'Зшал. — Как вы уже поняли, решать буду я. — Он свернул хлыст в кольцо. — Право остаться в Климе надо еще заслужить, — сказал он. — Вы должны усердно работать. Кроме того, вы должны мне нравиться. Очень нравиться.
Он уже не спрашивал, понятно нам или нет. Нам было понятно.
— Значит, мы имеем право уйти, когда захотим? — уточнил Хассан.
Т'Зшал уставился на него. Мне показалось, что он пытается сообразить, нормален Хассан или нет.
— Да, — сказал он наконец.
— Ну и отлично, — улыбнулся Хассан.
— В Климе мало кожи, — сказал Т'Зшал. — И очень мало бурдюков. А те, что есть, равны одному талу. Кстати, их охраняют.
Тал равняется приблизительно двум галлонам. Таловый бурдюк действительно мал. Такими обычно пользуются кочевники, выпасающие верров вблизи лагеря. В походы маленькие бурдюки не берут, разве что их приторачивают к седлам разведчики.
— Уж не собираешься ли ты, — повернулся к Хассану Т'Зшал, — своровать несколько бурдюков, наполнить их водой, предварительно сразившись со стражей, и убежать в пустыню?
Было совершенно ясно, что идущему через пустыню человеку не под силу тащить с собой нужное количество воды.
— Просто спросил, — пожал плечами Хассан.
— Наверное, ты считаешь себя очень сильным? — прищурился Т'Зшал.
— Я дошел до Клима.
— Мы все дошли до Клима. — При этих словах Т'Зшала рабы удивленно подняли головы.
— Здесь нет ни одного человека, — раздельно произнес надсмотрщик, — который бы не проделал этот путь. — Т'Зшал обвел нас торжествующим взглядом. — Мы все здесь рабы соли и пустыни. Мы добываем соль для свободных людей, и за это нас кормят.
— Даже соляной мастер? — спросил Хассан.
— Он тоже много лет назад голым пришел в Клим. Здесь продвигаются благодаря сноровке и стали. Здесь все обустроено нами, рабами, мы управляем жизнью так, как считаем нужным. Пока добыча и поставка соли идет нормально, никто не вмешивается в наши дела. Мы существуем автономно.
— А мы? — снова спросил Хассан.
— Вы, — осклабился Т'Зшал, — истинные рабы, ибо вы рабы рабов.
— Значит, ты пришел сюда в капюшоне? — не унимался Хассан.
— Все пришли сюда в капюшонах, — ответил Т'Зшал, — даже соляной мастер.
Я видел, как приуныл Хассан. Он, безусловно, планировал захватить заложником стражника, может быть, Т'Зшала или старшего смены, а может, и самого соляного мастера, чтобы они показали дорогу из Клима. Теперь же выяснилось, что ни один человек для этой роли не подходит.
В общих чертах мы все знали, что Красный Камень, касбах соляного убара, и прочие места находятся к северо-западу от Клима, но без знания точного направления, караванных дорог и колодцев эта информация теряла смысл. Даже при однодневном походе без выверенных ориентиров можно отклониться в сторону от оазиса на несколько пасангов.
Чрезвычайно важно знать точный маршрут.
И вот выяснилось, что его в Климе не знает никто. Свободные предусмотрели все.
Более того, для лучшей конспирации соляные районы не отмечались на общедоступных картах и атласах. Еще одна предосторожность с целью сохранить монополию на соль, как будто сама пустыня не обеспечивала достаточной охраны.
— Никто, ребята, не знает дороги из Клима, — грустно сказал Т'Зшал и на мгновение показался обыкновенным человеком, а не старшим казармы. — Можете считать, что дороги из Клима вообще нет.
— Дорога есть, — сказал Хассан. — Надо только ее найти.
— Желаю удачи! — рявкнул Т'Зшал и кнутом указал на дверь. — Иди!
— Я предпочитаю некоторое время побыть здесь, — от ветил Хассан.
— Это большая честь для моей казармы, — сказал Т'Зшал и склонил голову.
Следуя тахарскому обычаю, Хассан тоже поклонился, принимая комплимент.
— На всякий случай запомни, — нахмурился Т'Зшал, — своим уходом ты сильно нас опечалишь. Впредь можешь не рассчитывать на гостеприимство. Мало кто возвращается в Клим. Из тех, кто возвращается, мало кто выживает после дисциплинарных ям, а те, кто выживает, попадают на открытые месторождения. — Он поднял кнут, любуясь его грациозным изгибом. Оружие Т'Зшала походило на змею с множеством клыков. Кожаное кнутовище усыпали зазубренные стальные крючки.
— Клим, — медленно произнес Т'Зшал, — покажется вам страшным и жестоким местом. Может, так оно и есть. Не знаю. Я забыл другие места. И все же я думаю, он мало чем отличается от городов на другой стороне горизонта. Здесь, как и во всем мире, есть люди, которые бьют других кнутом, и те, которые копают ямы и умирают. — Он окинул нас пристальным взором. — В этой казарме кнут держу я.
— Что надо, — спросил я, — чтобы стать старшим казармы?
— Надо убить меня, — ответил Т'Зшал.
Глава 16. МЫ С ХАССАНОМ СОГЛАШАЕМСЯ СОПРОВОЖДАТЬ Т'ЗШАЛА
В левой руке я удерживал свернутую в кольцо веревку, привязанную к железному ведру с дырками. Я плыл на плоту в соляном растворе в глубокой прохладной пещере. По углам суденышка горели маленькие масляные лампы, привязанные к колышкам. Кроме них и ламп на других плотах, никаких источников света в пещере не было. Вдали слабо светились тусклые огоньки. Ближайший плот находился на расстоянии около двухсот ярдов, самый дальний плыл в одном пасанге. Местами мы могли видеть над головой потолок пещеры, потом он терялся в непроглядной темноте. По моим прикидкам, глубина озера составляла не менее четырехсот футов.
Я швырнул ведро в темноту, шнур раскрутился, и ведро исчезло под водой. Вместе со мной на плоту находилось восемь человек, трое с ведрами, такие же, как и я, «сборщики», четверо управлялись с шестами, и один человек стоял на руле. Сборщики и шестовики периодически менялись местами. Рулевой задавал направление при помощи руля на корме. Шестовики обеспечивали движение судна. Шесты весом в двадцать футов имели утяжеление на конце. Если такой шест отпустить, он примет вертикальное положение и будет торчать из воды на один ярд. Если бы не утяжеление, шесты было бы невозможно удержать под водой. Как правило, глубина соляных озер не превышает десяти — пятнадцати футов, хотя попадаются места, где достать до дна невозможно. Тогда пользуются веслами, которых на каждом плоту по четыре штуки. Надо сказать, что двигать тяжелую, неуклюжую посудину при помощи весел чрезвычайно непросто и нудно. Плот достигает двенадцати футов в ширину и около двадцати четырех или двадцати пяти футов в длину. На каждом плоту есть рама, внутри которой размещены емкости для хранения раствора: огромные деревянные ванны высотой в один ярд и диаметром в четыре фута. Всего таких ванн четыре, располагаются они либо по периметру, либо по центру. На нашем плоту ванны располагались по периметру. Такое расположение удобно при разгрузке, зато центральное обеспечивает более полное использование поверхности палубы, что позволяет увеличивать численность экипажа.
Я подождал, пока ведро опустится на дно. В доках ванны с солью снимаются с плотов при помощи лебедок и противовесов. Эту операцию совершает команда судна. В подвешенном состоянии ванны опрокидываются в огромные подъемные мешки. Их грузят на тележки, которые по оббитым железом деревянным рельсам доставляют к подъемнику. Наверху мешки снимают с крючьев, опустошают и возвращают вниз. Подъемный трос не может сорваться даже под действием груза, поскольку сложные шестеренчатые передачи позволяют всему механизму вращаться только в одну сторону.
Когда нет необходимости менять направление движения, рулевой держит в руках копье. Мы в пещере не одни. Перебирая руками, я подтянул ведро к плоту. К моему изумлению, в соляных пещерах, представляющих настоящую цепь подземных морей, есть жизнь. Я предполагал, что без солнечных лучей невозможен фотосинтез, а значит, не может образоваться даже простейшая цепь питания. Кроме того, высокая концентрация соли не должна была позволить развиться каким-либо формам жизни. В воде не тонуло даже человеческое тело. Для того чтобы уравновесить выталкивающую силу раствора, шесты специально утяжеляли. Я был абсолютно уверен, что подземные озера стерильны, и в этом я сильно ошибался.
— Смотрите! — крикнул стоящий рядом со мной сборщик. Все кинулись на нашу сторону. Под водой двигалось крупное существо. Рулевой выставил копье и замер.
Я медленно выбирал из воды железное ведро с дырками. Вода струилась из отверстий тоненькими ручейками, заливая доски плота и стекая обратно в озеро. Затем я опорожнил ведро в стоящую слева от меня огромную деревянную ванну. Больше я не опускал ведро в глубину. Вместе с остальными я застыл, зачарованно глядя на воду.
На черной поверхности озера дрожали и переливались желтые огоньки наших ламп.
— Вон он! — крикнул кто-то.
Колебания воды, вызванные движением плота, шестов и ведер, нередко привлекают внимание лелтов. Они улавливают их при помощи чрезвычайно чувствительных рецепторов. Мне всегда казалось, что слепые от рождения лелты тянутся к теплу наших ламп. Они вытягивали из воды безглазые головы и вращали папоротникообразными волокнистыми усиками. Средний лелт достигает от пяти до семи дюймов в длину, у него белое тело и продолговатые плавники. Плывет он мягко и медленно, стараясь не тревожить воду и не выдавать своего присутствия. Ему есть от кого прятаться и за кем охотиться. Интересно устроен мозг лелта. В нем находится чрезвычайно чувствительный центр ориентации по запахам, а также два центра, улавливающие вибрацию. Между ними расположен огромный центр равновесия, или «внутреннее ухо». Зато зрительный центр недоразвит и представляет собой слабое генетическое воспоминание об отмершей в ходе эволюции функции.
Помимо лелтов, нередко попадались такие же белые, продолговатые и слепые саламандры. Подобно лелтам, они обладают способностью впадать в длительную спячку, что весьма полезно для обитателей водоемов, лишенных обильной пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Само собой разумеется, в Климе много жилых и подсобных помещений, кухонь, столовых, казарм для рабов, дисциплинарных ям, мест сбора, кузниц, мастерских и больниц.
В определенном смысле Клим напоминает нормальный населенный пункт. Между тем от обычного города его отличают две главные особенности: здесь нет ни детей, ни женщин.
Когда до Клима осталось совсем немного, Хассан сказал:
— Спрячь платок в трещине.
— Зачем? — опешил я.
— Это невольничий шелк, — пояснил Хассан, — к тому же он до сих пор сохранил запах женщины.
— Ну и что? Почему я должен его прятать?
— Потому, что в Климе тебя за него убьют.
Возле первого низенького облупленного домика я затолкал кусочек шелка в трещину в соляной корке.
Говорил Т'Зшал, старший отделения 804.
— Вы можете покинуть Клим, когда вам заблагорассудится, — объявил он. — Здесь никого не держат против воли.
Мы сидели голые на полу какого-то сарая. Все были связаны за шеи легкой веревкой. С такими путами могла бы справиться и слабая девушка. Между тем ни один человек не попытался ее сорвать и устремиться на свободу.
— Я не шучу, — подчеркнул Т'Зшал.
Мы прожили в Климе уже четыре дня. Кормили вполне сносно, поили вдоволь. Держали нас в тени. Сразу же после прихода из пустыни нас связали легкой веревкой, чтобы мы держались вместе. Нам запретили ее снимать, и мы повиновались. Четверых, как бы то ни было, пришлось освободить. Эти люди умерли от перегрева после марша на Клим. Таким образом, в конечном итоге от всей нашей группы осталось пятнадцать человек.
— Я вполне серьезно! — повторил Т'Зшал и рассмеялся.
Он носил походные сапоги, штаны из мешковины, красный широкий кушак, за который был заткнут изогнутый кинжал. Волосатая грудь оставалась обнажена. Т'Зшал носил бороду. Он никогда не расставался с хлыстом — символом его власти над нами. За ним с кривыми ятаганами в руках стояли два стражника в плоских тюрбанах из репса. Сквозь дыру в потолке в сарай проникал тусклый свет.
— Можете идти, — сказал он.
Т'Зшал распахнул дверь. Мы увидели сверкающую под солнцем соляную корку пустыни.
— Идите! — расхохотался он. — Идите! Ни один человек не пошевелился.
— Ага, — произнес он. — Вы решили остаться. Это ваше право. Хорошо, я с ним соглашаюсь. Но если вы остаетесь, вам придется соблюдать мои условия. — Он вдруг резко щелкнул кнутом. — Это ясно?
— Да! — поспешно откликнулись несколько человек.
— На колени! — рявкнул Т'Зшал. Мы повалились на колени.
— Вопрос в том, разрешат ли вам здесь остаться, — сказал он. Несколько человек обменялись недоуменными взглядами.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — произнес Т'Зшал. — Как вы уже поняли, решать буду я. — Он свернул хлыст в кольцо. — Право остаться в Климе надо еще заслужить, — сказал он. — Вы должны усердно работать. Кроме того, вы должны мне нравиться. Очень нравиться.
Он уже не спрашивал, понятно нам или нет. Нам было понятно.
— Значит, мы имеем право уйти, когда захотим? — уточнил Хассан.
Т'Зшал уставился на него. Мне показалось, что он пытается сообразить, нормален Хассан или нет.
— Да, — сказал он наконец.
— Ну и отлично, — улыбнулся Хассан.
— В Климе мало кожи, — сказал Т'Зшал. — И очень мало бурдюков. А те, что есть, равны одному талу. Кстати, их охраняют.
Тал равняется приблизительно двум галлонам. Таловый бурдюк действительно мал. Такими обычно пользуются кочевники, выпасающие верров вблизи лагеря. В походы маленькие бурдюки не берут, разве что их приторачивают к седлам разведчики.
— Уж не собираешься ли ты, — повернулся к Хассану Т'Зшал, — своровать несколько бурдюков, наполнить их водой, предварительно сразившись со стражей, и убежать в пустыню?
Было совершенно ясно, что идущему через пустыню человеку не под силу тащить с собой нужное количество воды.
— Просто спросил, — пожал плечами Хассан.
— Наверное, ты считаешь себя очень сильным? — прищурился Т'Зшал.
— Я дошел до Клима.
— Мы все дошли до Клима. — При этих словах Т'Зшала рабы удивленно подняли головы.
— Здесь нет ни одного человека, — раздельно произнес надсмотрщик, — который бы не проделал этот путь. — Т'Зшал обвел нас торжествующим взглядом. — Мы все здесь рабы соли и пустыни. Мы добываем соль для свободных людей, и за это нас кормят.
— Даже соляной мастер? — спросил Хассан.
— Он тоже много лет назад голым пришел в Клим. Здесь продвигаются благодаря сноровке и стали. Здесь все обустроено нами, рабами, мы управляем жизнью так, как считаем нужным. Пока добыча и поставка соли идет нормально, никто не вмешивается в наши дела. Мы существуем автономно.
— А мы? — снова спросил Хассан.
— Вы, — осклабился Т'Зшал, — истинные рабы, ибо вы рабы рабов.
— Значит, ты пришел сюда в капюшоне? — не унимался Хассан.
— Все пришли сюда в капюшонах, — ответил Т'Зшал, — даже соляной мастер.
Я видел, как приуныл Хассан. Он, безусловно, планировал захватить заложником стражника, может быть, Т'Зшала или старшего смены, а может, и самого соляного мастера, чтобы они показали дорогу из Клима. Теперь же выяснилось, что ни один человек для этой роли не подходит.
В общих чертах мы все знали, что Красный Камень, касбах соляного убара, и прочие места находятся к северо-западу от Клима, но без знания точного направления, караванных дорог и колодцев эта информация теряла смысл. Даже при однодневном походе без выверенных ориентиров можно отклониться в сторону от оазиса на несколько пасангов.
Чрезвычайно важно знать точный маршрут.
И вот выяснилось, что его в Климе не знает никто. Свободные предусмотрели все.
Более того, для лучшей конспирации соляные районы не отмечались на общедоступных картах и атласах. Еще одна предосторожность с целью сохранить монополию на соль, как будто сама пустыня не обеспечивала достаточной охраны.
— Никто, ребята, не знает дороги из Клима, — грустно сказал Т'Зшал и на мгновение показался обыкновенным человеком, а не старшим казармы. — Можете считать, что дороги из Клима вообще нет.
— Дорога есть, — сказал Хассан. — Надо только ее найти.
— Желаю удачи! — рявкнул Т'Зшал и кнутом указал на дверь. — Иди!
— Я предпочитаю некоторое время побыть здесь, — от ветил Хассан.
— Это большая честь для моей казармы, — сказал Т'Зшал и склонил голову.
Следуя тахарскому обычаю, Хассан тоже поклонился, принимая комплимент.
— На всякий случай запомни, — нахмурился Т'Зшал, — своим уходом ты сильно нас опечалишь. Впредь можешь не рассчитывать на гостеприимство. Мало кто возвращается в Клим. Из тех, кто возвращается, мало кто выживает после дисциплинарных ям, а те, кто выживает, попадают на открытые месторождения. — Он поднял кнут, любуясь его грациозным изгибом. Оружие Т'Зшала походило на змею с множеством клыков. Кожаное кнутовище усыпали зазубренные стальные крючки.
— Клим, — медленно произнес Т'Зшал, — покажется вам страшным и жестоким местом. Может, так оно и есть. Не знаю. Я забыл другие места. И все же я думаю, он мало чем отличается от городов на другой стороне горизонта. Здесь, как и во всем мире, есть люди, которые бьют других кнутом, и те, которые копают ямы и умирают. — Он окинул нас пристальным взором. — В этой казарме кнут держу я.
— Что надо, — спросил я, — чтобы стать старшим казармы?
— Надо убить меня, — ответил Т'Зшал.
Глава 16. МЫ С ХАССАНОМ СОГЛАШАЕМСЯ СОПРОВОЖДАТЬ Т'ЗШАЛА
В левой руке я удерживал свернутую в кольцо веревку, привязанную к железному ведру с дырками. Я плыл на плоту в соляном растворе в глубокой прохладной пещере. По углам суденышка горели маленькие масляные лампы, привязанные к колышкам. Кроме них и ламп на других плотах, никаких источников света в пещере не было. Вдали слабо светились тусклые огоньки. Ближайший плот находился на расстоянии около двухсот ярдов, самый дальний плыл в одном пасанге. Местами мы могли видеть над головой потолок пещеры, потом он терялся в непроглядной темноте. По моим прикидкам, глубина озера составляла не менее четырехсот футов.
Я швырнул ведро в темноту, шнур раскрутился, и ведро исчезло под водой. Вместе со мной на плоту находилось восемь человек, трое с ведрами, такие же, как и я, «сборщики», четверо управлялись с шестами, и один человек стоял на руле. Сборщики и шестовики периодически менялись местами. Рулевой задавал направление при помощи руля на корме. Шестовики обеспечивали движение судна. Шесты весом в двадцать футов имели утяжеление на конце. Если такой шест отпустить, он примет вертикальное положение и будет торчать из воды на один ярд. Если бы не утяжеление, шесты было бы невозможно удержать под водой. Как правило, глубина соляных озер не превышает десяти — пятнадцати футов, хотя попадаются места, где достать до дна невозможно. Тогда пользуются веслами, которых на каждом плоту по четыре штуки. Надо сказать, что двигать тяжелую, неуклюжую посудину при помощи весел чрезвычайно непросто и нудно. Плот достигает двенадцати футов в ширину и около двадцати четырех или двадцати пяти футов в длину. На каждом плоту есть рама, внутри которой размещены емкости для хранения раствора: огромные деревянные ванны высотой в один ярд и диаметром в четыре фута. Всего таких ванн четыре, располагаются они либо по периметру, либо по центру. На нашем плоту ванны располагались по периметру. Такое расположение удобно при разгрузке, зато центральное обеспечивает более полное использование поверхности палубы, что позволяет увеличивать численность экипажа.
Я подождал, пока ведро опустится на дно. В доках ванны с солью снимаются с плотов при помощи лебедок и противовесов. Эту операцию совершает команда судна. В подвешенном состоянии ванны опрокидываются в огромные подъемные мешки. Их грузят на тележки, которые по оббитым железом деревянным рельсам доставляют к подъемнику. Наверху мешки снимают с крючьев, опустошают и возвращают вниз. Подъемный трос не может сорваться даже под действием груза, поскольку сложные шестеренчатые передачи позволяют всему механизму вращаться только в одну сторону.
Когда нет необходимости менять направление движения, рулевой держит в руках копье. Мы в пещере не одни. Перебирая руками, я подтянул ведро к плоту. К моему изумлению, в соляных пещерах, представляющих настоящую цепь подземных морей, есть жизнь. Я предполагал, что без солнечных лучей невозможен фотосинтез, а значит, не может образоваться даже простейшая цепь питания. Кроме того, высокая концентрация соли не должна была позволить развиться каким-либо формам жизни. В воде не тонуло даже человеческое тело. Для того чтобы уравновесить выталкивающую силу раствора, шесты специально утяжеляли. Я был абсолютно уверен, что подземные озера стерильны, и в этом я сильно ошибался.
— Смотрите! — крикнул стоящий рядом со мной сборщик. Все кинулись на нашу сторону. Под водой двигалось крупное существо. Рулевой выставил копье и замер.
Я медленно выбирал из воды железное ведро с дырками. Вода струилась из отверстий тоненькими ручейками, заливая доски плота и стекая обратно в озеро. Затем я опорожнил ведро в стоящую слева от меня огромную деревянную ванну. Больше я не опускал ведро в глубину. Вместе с остальными я застыл, зачарованно глядя на воду.
На черной поверхности озера дрожали и переливались желтые огоньки наших ламп.
— Вон он! — крикнул кто-то.
Колебания воды, вызванные движением плота, шестов и ведер, нередко привлекают внимание лелтов. Они улавливают их при помощи чрезвычайно чувствительных рецепторов. Мне всегда казалось, что слепые от рождения лелты тянутся к теплу наших ламп. Они вытягивали из воды безглазые головы и вращали папоротникообразными волокнистыми усиками. Средний лелт достигает от пяти до семи дюймов в длину, у него белое тело и продолговатые плавники. Плывет он мягко и медленно, стараясь не тревожить воду и не выдавать своего присутствия. Ему есть от кого прятаться и за кем охотиться. Интересно устроен мозг лелта. В нем находится чрезвычайно чувствительный центр ориентации по запахам, а также два центра, улавливающие вибрацию. Между ними расположен огромный центр равновесия, или «внутреннее ухо». Зато зрительный центр недоразвит и представляет собой слабое генетическое воспоминание об отмершей в ходе эволюции функции.
Помимо лелтов, нередко попадались такие же белые, продолговатые и слепые саламандры. Подобно лелтам, они обладают способностью впадать в длительную спячку, что весьма полезно для обитателей водоемов, лишенных обильной пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52