Когда Гизарна вместе с Валамиром
из того похода пришел, матери своей он уже не увидел, и она не
порадовалась подаркам, которые он привез. Подарки эти он на ее могиле
сжег. После же к нашему дедушке пришел, чтобы все узнать, как было.
Дедушка Рагнарис ему и рассказал про скамара и признался, что не будь
скамара, точно бы Гизарну обвинили. Дедушка Рагнарис велел Ильдихо
накормить Гизарну и на ночь приютил. Наутро же ушел из нашего дома
Гизарна.
У Аргаспа брат умер, Одрих, силищи неимоверной. Первый силач был в
нашем селе, гордость старейшин; сгорел же в один день от черной смерти.
Теодагаст, младший из племянников Хродомера, разом всех женщин
лишился - и матери, и сестер, и жены, которую недавно взял. Сам же спасся
чудом, хотя тоже болен был. Он последним в своей семье заболел. Жилище
свое сам огню предал и новое построил. И работой этой от безумства спасся.
Фрумо, дочь Агигульфа-соседа, тоже болела и с тех пор придурковатой
сделалась. А кривая была от рождения.
И жена Агигульфа-соседа умерла, и ребенок, которого она носила, не
родился. Так дедушка Рагнарис говорит, Агигульфа-соседа временами жалея.
Был в нашем селе один воин Герменгильд, пришел в наше село со своим
побратимом-аланом по имени Кархак; в одном доме жили и вместе умерли.
Умерла мать Ода-пастуха, та аланка, которую Эвервульф, друг Ульфа, в
село привел.
Еще умерли Арпила, Эорих, другой Эорих, Гаутемир, Бавд, Фритила,
Алафрида, Халлас и Мавафрея.
Их годья каждый год в храме поминает, и я запомнил, потому что годья
велит нам молиться за них. Умерли еще другие, но те были язычники и не
веровали в Бога Единого, поэтому годья их не поминает.
Род Сейи вымер весь до последнего человека: жена его, Аутильда, сыны
- Вутерих, Авив, Фредегаст и Арбогаст, дети Вутериха и дети Фредегаста. И
жены их умерли. Из рабов только один остался, но и тот скоро умер, правда,
не от чумы, от другой хвори. Дом Сейи спалили. И дома сыновей его,
Вутериха и Авива спалили, а Фредегаст и Арбогаст с отцом своим жили.
Дома сыновей Сейи рядом с большим отцовским домом стояли, потому у
нас посреди села большая проплешина. Там трава сейчас поднялась. "Сейино
пепелище" мы эту поляну называем. Но в отличие от скамарова поля, это
место плохим не считается, потому что Сейя добрый был хозяин и в селе его
уважали.
Имена сейиной родни годья Винитар не поминает, потому что они все
язычники; но я помню их, потому что о них дедушка Рагнарис говорит со
своими богами.
По селу еще несколько таких пустых мест есть, где раньше дома стояли.
После чумы там никто селиться не стал. И не из страха, а просто потому,
что некому там дома ставить. Дедушка говорит, что если бы не чума, наше
село с тем селом, откуда Хродомер и дедушка Рагнарис родом, могло бы
сравняться.
Из-за чумы в нашем селе почти детей не осталось. Еще у Хродомера в
доме дети есть, но они слишком малы, чтобы мы с Гизульфом могли с ними
дружбу водить.
А для молодых воинов достойных невест в селе не найти, а которые есть
молодые девушки - те почти все с нашими воинами в родстве состоят. Есть
невесты в соседнем селе, откуда дедушку Рагнариса прогнали, но не оттуда
же жен брать! Так дедушка Рагнарис говорит и Хродомер с ним согласен.
Потому и приходится жен вдалеке искать. Дядя Агигульф недаром о прекрасных
вандалках да гепидках все грезит. Это нам отец объяснил.
Я думаю, нашу семью чума еще потому обошла (если с другими семьями
сравнить), что дедушка Рагнарис и отец мой Тарасмунд над воротами мечи
повесили, чтобы князь Чума войти не мог. Мы много на дворе были, потому
что в доме постоянно курили. Мне можжевеловый запах до сих пор о чуме
напоминает, хотя я тогда и маленький был. И дядя Агигульф говорит, что
иной раз в походе как бросит кто можжевеловую ветку в костер - сразу чума
на ум приходит.
ПЛАЧ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА ПО БЫЛОМУ
После того, как дядя Агигульф нас с Гизульфом пугал сперва в кузнице,
а после во дворе, когда оборотнем прикидывался, да еще после того, как
Ильдихо покражу меда обнаружила и крик на весь дом подняла, дедушка
Рагнарис в печаль впал и о былом вспоминать громко начал.
Дедушка Рагнарис всегда о былом вспоминает, когда дядя Агигульф
что-нибудь вытворит или когда вообще что-нибудь не по нему.
Дедушка сажает меня на левое колено, на правое кружку с пивом ставит,
а Гизульф рядом с кружкой на лавке мостится. Гизульф уже большой и
тяжелый, его дедушка на колени не берет. Оттого на почетное место возле
себя Гизульфа сажает, что в воспоминаниях дедушкиных дядя Агигульф редко
когда любимцем бывает. Когда дедушка долго вспоминает, у него по усам
слезы начинают катиться.
Раньше, говорит дедушка Рагнарис, все лучше было, не в пример
теперешнему. И деревья раньше выше были, сейчас как-то сгорбились. И скот
крупнее урождался, сейчас измельчал. И небо голубее было, сейчас выгорело.
Раньше люди чинно жили и воины вели себя подобающе, а таких шутов,
как этот дядя Агигульф, и вовсе не водилось. Виданое ли это дело, чтобы
воин у себя на дворе гавкал и землю руками кидал, аки пес шелудивый?
Сел готских на земле прежде было куда больше, чем теперь. Оттого и
другие племена не так заметны были. На холмах рощи густые шумели. Дубов
было куда больше, чем теперь. В рощах вутьи дикие рыскали, лишь изредка в
села в человечьем обличии заходя. Люди были друг с другом рачительны, с
богами же щедры, к врагам своим свирепы. Богам в жертву не куриц ощипанных
(как нынче Хродомер перед севом принес) - кровь людскую приносили, рабов
во славу Вотана и Доннара убивали, а то и свободных. Оттого и благодать от
богов отческих широким потоком на села готские изливалась.
Сам Вотан, радуясь, меж селами ходил и часто видели его в шляпе
странника и с посохом.
И вожди прежде не в пример нынешним умудренные были. Никогда такого
не затевали, как нынче, чтобы перед самой посевной в поход идти. Из
походов всегда пригоняли если рабов - так не перечесть, если лошадей - так
табун, если дорогих украшений с каменьями - так десятки телег. Не то что
теперь: сорвет с какой-нибудь замарашки колечко медное и выхваляется -
вот, мол, какую богатую добычу взял!
Да и воины были куда лучше. Все оттого, что настоящее посвящение в
мужской избе принимали, кровавое. Не то что теперь - пойдет в мужскую
избу, блоху там на себе словит, старейшинам и жрецу предъявит, будто
подвиг ратный совершил, - вот тебе и все посвящение.
Благолепие кругом царило. Вутьи из священной ярости не выходили,
людей зубами рвали. Пленных либо убивали, либо в жертву богам приносили,
соплями над ними не мотали, как кое-кто ныне. Девиц опозоренных лошадьми
разметывали, а не замуж их совали всем подряд, чтобы позор скрыть. Боги
стояли всегда свежей кровью вымазанные, сыты и довольны были.
Враги нападали с дивным постоянством всегда через седмицу после того,
как урожай собран. И ждали врага, и радовались врагу, и побеждали врага, и
гнали врага.
Родители для чад своих сил не жалели и пороли ежедневно. Зато и
родителям почет был, не то что ныне.
Для старшего в роде седалище посреди двора возводили, чтобы сидеть он
там мог и надзирать над тем, чтобы жизнь в благочинии проходила. И не
нужно было палкой грозить и напоминать, чтобы седалище воздвигли, - все в
роду рвались эту работу сделать, ибо почет в том для себя видели.
И наложницы в былые времена свое место знали, не дерзили, намеков
гнусных не делали, а долг свой выполняли, пиво варили, ублажали и
прислуживали старшему в роде.
Сыновья от отческого богопочитания не отходили, с лукавыми вандалами
дел не имели, дочерей за лукавых вандалов не выдавали и в доме своем этих
лукавых вандалов не привечали и советам их пустым не следовали.
Да и вандалы в прежние времена иные были. Молчаливые были,
неуступчивые да лютые, не то что нынешние, липучие, как лепешка коровья. А
у отца Аларихова, Ариариха, эти вандалы вот где были - в кулаке железном
держал их!
И аланы иные были. Не торговлей пробавлялись, как теперь, - радость
ратной потехи народу нашему несли. Оттого и уважение аланам было, не то,
что ныне.
Стареет мир, к закату ощутимо близится, говорил дедушка Рагнарис.
Что о людях говорить, если даже коровы и козы долг свой в былые
времена знали и несли исправно и молока давали больше и гуще то молоко
было.
И не было такого, чтобы бегать приходилось неизвестно куда, чтобы
радость настоящего единоборства испытать. Вся жизнь в борьбе проходила и
все было чинно и благолепно.
Да и вожди народ свой почитали. Ариарих, отец Алариха, с охоты
вернется, а после по селам ездит и со всеми добычей делится. Да и охота
была дивной, столько дичи брал Ариарих, что на пять сел хватало.
Да что Ариарих! Еще сын его, Аларих, сколько раз в этом доме трапезу
с нами делил.
Вожди по отцовским заветам жили и на тех воинов опирались, что по
селам хлеб выращивали, дружину же малую при себе держали. Не то что
теперь, когда засела в бурге при Теодобаде орава проглотов и только и
знает что орать: давай, давай! А Теодобад и рад стараться. Только тявкнет
какой-нибудь щенок из последних дружинников теодобадовых, что на самом
краю стола сидит во время пира, что, мол, штаны у него прохудились, пора
бы, мол, в геройский поход отправиться, - так Теодобад и рад стараться,
уже несется какой-нибудь герульский курятник разорять. И вечно посреди
сева норовит отправиться, либо в разгар жатвы.
Воины бобылями не сидели, всяк род свой продолжить стремился. Не то
что нынешние (это он в Валамира метит): пивом до самых глаз нальются и
бабы им не нужны; муди и те у кабана оторвали - своих, что ли, нет?
Да и что за воины нынче? Коня им подавай, пешими сражаться боятся; на
коня попону постели, конским потом брезгуют. Раньше в бой пешими да нагими
ходили, зато копье было исправное да меч острый. И из боя не тряпки да
побрякушки приносили, а оружие, ибо враг был столь же наг и суров.
Вон Хродомер все сетует, что при молодом Аларихе у него гепиды
уздечку вандальской работы стащили. А и правильно стащили; благо, видать,
Хродомеру желали: негоже чужой работы сбрую брать.
Что с Хродомера взять, если на поводу идет у молодых. И почитания
Хродомеру от молодых потому и нет. Вон, когда во время пахоты (это когда
Теодобад по глупости поход не ко сроку затеял и Тарасмунда сманил) делал
Хродомер Агигульфу замечания кротким тоном для поучения, Агигульф на
Хродомера, как пес бешеный огрызался, убить грозился. Разве в иные времена
снес бы такое старейшина от молодого воина?
Он бы, Хродомер, еще с Агигульфом да Валамиром бражничать начал. Или
того лучше, огольцов этих, Атаульфа (то есть, меня) с Гизульфом по
брошенным хатам пугать, с него бы, Хродомера, сталось.
Что и говорить, плохо блюдет Хродомер порядки старинные. Оттого и
тяжко так приходится дедушке Рагнарису. В одиночку благолепие не
сохранишь, хоть ты тут умри.
Вот был бы Сейя жив. Сейя умел старинное благолепие соблюдать. Под
рукой Сейи все с оглядкой ходили, будь то хоть рабы, хоть иные домочадцы,
хоть сыновья сейины.
А девки!.. Разве было такое в прежние времена, чтобы дочери воинов
самому что ни на есть никчемному мужику на всем селе в портки заглядывали,
мудями его мелкотравчатыми любовались!
Когда дедушка Рагнарис такой, как я был, и в доме у батюшки своего
жил, ни минуты он без дела не сидел, не то что мы с Гизульфом. И чистота
везде была. В свинарнике так чисто было, что хоть ночевать там ложись.
И хозяйственным был он, дедушка Рагнарис еще с детских лет. Все в дом
нес, за своих же горой стоял.
И не было такого, чтобы у здоровых детей в голодные годы хлеб
отнимали и калекам да полоумным отдавали, чтобы те тоже не померли. Калек
и больных в капище относили, как было заведено. И оттого много здоровых
детей жило и здоровей становилось. На них и опора была в семье.
Конечно, и раньше такое было, что уроды рождались, говорил дедушка. У
отца дедушки Рагнариса, его тоже Рагнарис звали, тоже иногда уроды
рождались. Так отец дедушки Рагнариса как выяснял, что ребенок урод или
недоумок, так сразу в капище его относил. И семье польза, и боги довольны
были. Да и в селе от того были ему почет и уважение.
Строгость в доме была и степенность. Разве бывало такое, чтобы вперед
отца кто-нибудь есть начинал, когда за трапезу садились? А вот Гизульф
недавно... (Тут дедушка о Гизульфе вспомнил и подзатыльник ему отвесил.)
А работали как!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
из того похода пришел, матери своей он уже не увидел, и она не
порадовалась подаркам, которые он привез. Подарки эти он на ее могиле
сжег. После же к нашему дедушке пришел, чтобы все узнать, как было.
Дедушка Рагнарис ему и рассказал про скамара и признался, что не будь
скамара, точно бы Гизарну обвинили. Дедушка Рагнарис велел Ильдихо
накормить Гизарну и на ночь приютил. Наутро же ушел из нашего дома
Гизарна.
У Аргаспа брат умер, Одрих, силищи неимоверной. Первый силач был в
нашем селе, гордость старейшин; сгорел же в один день от черной смерти.
Теодагаст, младший из племянников Хродомера, разом всех женщин
лишился - и матери, и сестер, и жены, которую недавно взял. Сам же спасся
чудом, хотя тоже болен был. Он последним в своей семье заболел. Жилище
свое сам огню предал и новое построил. И работой этой от безумства спасся.
Фрумо, дочь Агигульфа-соседа, тоже болела и с тех пор придурковатой
сделалась. А кривая была от рождения.
И жена Агигульфа-соседа умерла, и ребенок, которого она носила, не
родился. Так дедушка Рагнарис говорит, Агигульфа-соседа временами жалея.
Был в нашем селе один воин Герменгильд, пришел в наше село со своим
побратимом-аланом по имени Кархак; в одном доме жили и вместе умерли.
Умерла мать Ода-пастуха, та аланка, которую Эвервульф, друг Ульфа, в
село привел.
Еще умерли Арпила, Эорих, другой Эорих, Гаутемир, Бавд, Фритила,
Алафрида, Халлас и Мавафрея.
Их годья каждый год в храме поминает, и я запомнил, потому что годья
велит нам молиться за них. Умерли еще другие, но те были язычники и не
веровали в Бога Единого, поэтому годья их не поминает.
Род Сейи вымер весь до последнего человека: жена его, Аутильда, сыны
- Вутерих, Авив, Фредегаст и Арбогаст, дети Вутериха и дети Фредегаста. И
жены их умерли. Из рабов только один остался, но и тот скоро умер, правда,
не от чумы, от другой хвори. Дом Сейи спалили. И дома сыновей его,
Вутериха и Авива спалили, а Фредегаст и Арбогаст с отцом своим жили.
Дома сыновей Сейи рядом с большим отцовским домом стояли, потому у
нас посреди села большая проплешина. Там трава сейчас поднялась. "Сейино
пепелище" мы эту поляну называем. Но в отличие от скамарова поля, это
место плохим не считается, потому что Сейя добрый был хозяин и в селе его
уважали.
Имена сейиной родни годья Винитар не поминает, потому что они все
язычники; но я помню их, потому что о них дедушка Рагнарис говорит со
своими богами.
По селу еще несколько таких пустых мест есть, где раньше дома стояли.
После чумы там никто селиться не стал. И не из страха, а просто потому,
что некому там дома ставить. Дедушка говорит, что если бы не чума, наше
село с тем селом, откуда Хродомер и дедушка Рагнарис родом, могло бы
сравняться.
Из-за чумы в нашем селе почти детей не осталось. Еще у Хродомера в
доме дети есть, но они слишком малы, чтобы мы с Гизульфом могли с ними
дружбу водить.
А для молодых воинов достойных невест в селе не найти, а которые есть
молодые девушки - те почти все с нашими воинами в родстве состоят. Есть
невесты в соседнем селе, откуда дедушку Рагнариса прогнали, но не оттуда
же жен брать! Так дедушка Рагнарис говорит и Хродомер с ним согласен.
Потому и приходится жен вдалеке искать. Дядя Агигульф недаром о прекрасных
вандалках да гепидках все грезит. Это нам отец объяснил.
Я думаю, нашу семью чума еще потому обошла (если с другими семьями
сравнить), что дедушка Рагнарис и отец мой Тарасмунд над воротами мечи
повесили, чтобы князь Чума войти не мог. Мы много на дворе были, потому
что в доме постоянно курили. Мне можжевеловый запах до сих пор о чуме
напоминает, хотя я тогда и маленький был. И дядя Агигульф говорит, что
иной раз в походе как бросит кто можжевеловую ветку в костер - сразу чума
на ум приходит.
ПЛАЧ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА ПО БЫЛОМУ
После того, как дядя Агигульф нас с Гизульфом пугал сперва в кузнице,
а после во дворе, когда оборотнем прикидывался, да еще после того, как
Ильдихо покражу меда обнаружила и крик на весь дом подняла, дедушка
Рагнарис в печаль впал и о былом вспоминать громко начал.
Дедушка Рагнарис всегда о былом вспоминает, когда дядя Агигульф
что-нибудь вытворит или когда вообще что-нибудь не по нему.
Дедушка сажает меня на левое колено, на правое кружку с пивом ставит,
а Гизульф рядом с кружкой на лавке мостится. Гизульф уже большой и
тяжелый, его дедушка на колени не берет. Оттого на почетное место возле
себя Гизульфа сажает, что в воспоминаниях дедушкиных дядя Агигульф редко
когда любимцем бывает. Когда дедушка долго вспоминает, у него по усам
слезы начинают катиться.
Раньше, говорит дедушка Рагнарис, все лучше было, не в пример
теперешнему. И деревья раньше выше были, сейчас как-то сгорбились. И скот
крупнее урождался, сейчас измельчал. И небо голубее было, сейчас выгорело.
Раньше люди чинно жили и воины вели себя подобающе, а таких шутов,
как этот дядя Агигульф, и вовсе не водилось. Виданое ли это дело, чтобы
воин у себя на дворе гавкал и землю руками кидал, аки пес шелудивый?
Сел готских на земле прежде было куда больше, чем теперь. Оттого и
другие племена не так заметны были. На холмах рощи густые шумели. Дубов
было куда больше, чем теперь. В рощах вутьи дикие рыскали, лишь изредка в
села в человечьем обличии заходя. Люди были друг с другом рачительны, с
богами же щедры, к врагам своим свирепы. Богам в жертву не куриц ощипанных
(как нынче Хродомер перед севом принес) - кровь людскую приносили, рабов
во славу Вотана и Доннара убивали, а то и свободных. Оттого и благодать от
богов отческих широким потоком на села готские изливалась.
Сам Вотан, радуясь, меж селами ходил и часто видели его в шляпе
странника и с посохом.
И вожди прежде не в пример нынешним умудренные были. Никогда такого
не затевали, как нынче, чтобы перед самой посевной в поход идти. Из
походов всегда пригоняли если рабов - так не перечесть, если лошадей - так
табун, если дорогих украшений с каменьями - так десятки телег. Не то что
теперь: сорвет с какой-нибудь замарашки колечко медное и выхваляется -
вот, мол, какую богатую добычу взял!
Да и воины были куда лучше. Все оттого, что настоящее посвящение в
мужской избе принимали, кровавое. Не то что теперь - пойдет в мужскую
избу, блоху там на себе словит, старейшинам и жрецу предъявит, будто
подвиг ратный совершил, - вот тебе и все посвящение.
Благолепие кругом царило. Вутьи из священной ярости не выходили,
людей зубами рвали. Пленных либо убивали, либо в жертву богам приносили,
соплями над ними не мотали, как кое-кто ныне. Девиц опозоренных лошадьми
разметывали, а не замуж их совали всем подряд, чтобы позор скрыть. Боги
стояли всегда свежей кровью вымазанные, сыты и довольны были.
Враги нападали с дивным постоянством всегда через седмицу после того,
как урожай собран. И ждали врага, и радовались врагу, и побеждали врага, и
гнали врага.
Родители для чад своих сил не жалели и пороли ежедневно. Зато и
родителям почет был, не то что ныне.
Для старшего в роде седалище посреди двора возводили, чтобы сидеть он
там мог и надзирать над тем, чтобы жизнь в благочинии проходила. И не
нужно было палкой грозить и напоминать, чтобы седалище воздвигли, - все в
роду рвались эту работу сделать, ибо почет в том для себя видели.
И наложницы в былые времена свое место знали, не дерзили, намеков
гнусных не делали, а долг свой выполняли, пиво варили, ублажали и
прислуживали старшему в роде.
Сыновья от отческого богопочитания не отходили, с лукавыми вандалами
дел не имели, дочерей за лукавых вандалов не выдавали и в доме своем этих
лукавых вандалов не привечали и советам их пустым не следовали.
Да и вандалы в прежние времена иные были. Молчаливые были,
неуступчивые да лютые, не то что нынешние, липучие, как лепешка коровья. А
у отца Аларихова, Ариариха, эти вандалы вот где были - в кулаке железном
держал их!
И аланы иные были. Не торговлей пробавлялись, как теперь, - радость
ратной потехи народу нашему несли. Оттого и уважение аланам было, не то,
что ныне.
Стареет мир, к закату ощутимо близится, говорил дедушка Рагнарис.
Что о людях говорить, если даже коровы и козы долг свой в былые
времена знали и несли исправно и молока давали больше и гуще то молоко
было.
И не было такого, чтобы бегать приходилось неизвестно куда, чтобы
радость настоящего единоборства испытать. Вся жизнь в борьбе проходила и
все было чинно и благолепно.
Да и вожди народ свой почитали. Ариарих, отец Алариха, с охоты
вернется, а после по селам ездит и со всеми добычей делится. Да и охота
была дивной, столько дичи брал Ариарих, что на пять сел хватало.
Да что Ариарих! Еще сын его, Аларих, сколько раз в этом доме трапезу
с нами делил.
Вожди по отцовским заветам жили и на тех воинов опирались, что по
селам хлеб выращивали, дружину же малую при себе держали. Не то что
теперь, когда засела в бурге при Теодобаде орава проглотов и только и
знает что орать: давай, давай! А Теодобад и рад стараться. Только тявкнет
какой-нибудь щенок из последних дружинников теодобадовых, что на самом
краю стола сидит во время пира, что, мол, штаны у него прохудились, пора
бы, мол, в геройский поход отправиться, - так Теодобад и рад стараться,
уже несется какой-нибудь герульский курятник разорять. И вечно посреди
сева норовит отправиться, либо в разгар жатвы.
Воины бобылями не сидели, всяк род свой продолжить стремился. Не то
что нынешние (это он в Валамира метит): пивом до самых глаз нальются и
бабы им не нужны; муди и те у кабана оторвали - своих, что ли, нет?
Да и что за воины нынче? Коня им подавай, пешими сражаться боятся; на
коня попону постели, конским потом брезгуют. Раньше в бой пешими да нагими
ходили, зато копье было исправное да меч острый. И из боя не тряпки да
побрякушки приносили, а оружие, ибо враг был столь же наг и суров.
Вон Хродомер все сетует, что при молодом Аларихе у него гепиды
уздечку вандальской работы стащили. А и правильно стащили; благо, видать,
Хродомеру желали: негоже чужой работы сбрую брать.
Что с Хродомера взять, если на поводу идет у молодых. И почитания
Хродомеру от молодых потому и нет. Вон, когда во время пахоты (это когда
Теодобад по глупости поход не ко сроку затеял и Тарасмунда сманил) делал
Хродомер Агигульфу замечания кротким тоном для поучения, Агигульф на
Хродомера, как пес бешеный огрызался, убить грозился. Разве в иные времена
снес бы такое старейшина от молодого воина?
Он бы, Хродомер, еще с Агигульфом да Валамиром бражничать начал. Или
того лучше, огольцов этих, Атаульфа (то есть, меня) с Гизульфом по
брошенным хатам пугать, с него бы, Хродомера, сталось.
Что и говорить, плохо блюдет Хродомер порядки старинные. Оттого и
тяжко так приходится дедушке Рагнарису. В одиночку благолепие не
сохранишь, хоть ты тут умри.
Вот был бы Сейя жив. Сейя умел старинное благолепие соблюдать. Под
рукой Сейи все с оглядкой ходили, будь то хоть рабы, хоть иные домочадцы,
хоть сыновья сейины.
А девки!.. Разве было такое в прежние времена, чтобы дочери воинов
самому что ни на есть никчемному мужику на всем селе в портки заглядывали,
мудями его мелкотравчатыми любовались!
Когда дедушка Рагнарис такой, как я был, и в доме у батюшки своего
жил, ни минуты он без дела не сидел, не то что мы с Гизульфом. И чистота
везде была. В свинарнике так чисто было, что хоть ночевать там ложись.
И хозяйственным был он, дедушка Рагнарис еще с детских лет. Все в дом
нес, за своих же горой стоял.
И не было такого, чтобы у здоровых детей в голодные годы хлеб
отнимали и калекам да полоумным отдавали, чтобы те тоже не померли. Калек
и больных в капище относили, как было заведено. И оттого много здоровых
детей жило и здоровей становилось. На них и опора была в семье.
Конечно, и раньше такое было, что уроды рождались, говорил дедушка. У
отца дедушки Рагнариса, его тоже Рагнарис звали, тоже иногда уроды
рождались. Так отец дедушки Рагнариса как выяснял, что ребенок урод или
недоумок, так сразу в капище его относил. И семье польза, и боги довольны
были. Да и в селе от того были ему почет и уважение.
Строгость в доме была и степенность. Разве бывало такое, чтобы вперед
отца кто-нибудь есть начинал, когда за трапезу садились? А вот Гизульф
недавно... (Тут дедушка о Гизульфе вспомнил и подзатыльник ему отвесил.)
А работали как!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33