Идти по ней, держа на юго-восток, можно выйти на старую
ромейскую дорогу.

МИР, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ
На землях, где мы живем, наш народ живет очень давно. Дедушка
Рагнарис говорит, что сюда привел нас Аттила-батюшка. И многих других он
сюда привел. Раньше здесь гунны были, и наши роды, и другие, в том числе
вандальские и гепидские, сидели под народом гуннов. И власть гуннскую с
радостью над собой принимали. Когда же умер король их, Аттила, то оставил
по себе сыновей столько, что из одних только сынов его могло бы
составиться целое большое племя.
Сыны же Аттилы величия отцовского не имели. То, что Богом Единым,
одному Аттиле отпущено было, после его смерти распылилось на всех его
сыновей, всем поровну. Как говорил дедушка Рагнарис, все эти сыны были
поэтому людьми жалкими, мелкими и ничтожными, ибо досталось им по крохе от
Аттилы. Когда приступили к наследию аттилову, нами, вернейшими союзниками
батюшки, помыкать стали, как рабами последними. Чуть не в кости
разыгрывать начали, как дядя Агигульф корову нашу однажды разыграл.
Тогда восстали люди нашего языка и не только наши готские рода
поднялись, но даже и гепиды поднялись, столь великие мерзости дети
аттиловы учиняли.
В том, что неповоротливое племя гепидское поднялось, удивительного
мало, ведь при жизни Аттилы славнейший вождь более всего именно к гепидам
склонялся и благоволил им; и вожди и жены гепидские чаще иных в шатре
батюшкином ночевали. И лучшие угодья владыка гуннский гепидским вождям
дарил.
Дети же аттиловы, по скудости ума своего, замахнулись у гепидов это
отнять. Известное дело, пустое занятие - отнимать у гепида то, к чему он,
гепид, душой прикипел.
Разозлить гепида долго; но разозлив - беги скорей, ибо в ярости
гепиды страшны. Никакой из вождей нашего языка не может похвастаться, что
под началом у него столько одержимых - вутьев - как у гепидов. На вутьях
постоянно пребывает благословенная священная ярость Вотана.
И была великая сеча между людьми нашего языка и племенем детей
аттиловых. Гепидские пешие ратники стояли в центре наших войск и главный
удар на себя приняли. Волна за волной налетала на них гуннская конница, и
ничего поделать не могла. Как скалы, недвижимо стояли гепиды - горой
встали за свое добро. И отстояли. А как дрогнули дети аттиловы и в бегство
обратились, мы кинулись их преследовать и гнали до самого моря. Гепиды же
в то время, пока мы за детьми аттиловыми по степи гонялись, на лучшие
угодья сели; а мы, вернувшись, разобрали то, что осталось.
С тех пор и не стало приязни между родами нашими и гепидскими, хотя
языки наши сходны. А раньше приязни было больше. Так дедушка Рагнарис
говорит.
Старейшина Хродомер ему в том вторит. Хродомер сам в той битве
участвовал. Дедушка Рагнарис же в той битве не участвовал. И вутья Арбр
тоже. Ибо единоборствовали в то время дедушка наш Рагнарис с Арбром. Когда
богатырь с богатырем сходятся, тут пусть хоть битва народов - ничего не
замечают, кроме друг друга, точно любовники на ложе страсти.
Хродомер же со времен той битвы гепидов страсть как не любит.
Говорит, что в ночь перед сражением гепиды у него уздечку стащили. И до
сих пор вспоминает, какая знатная уздечка была. Уздечка была работы
дивной, по всему видно, что вандальской, ибо украшена была бляхами и на
каждой бляхе по оперенной свастике, а кто еще оперенные свастики высекает,
как не вандалы?
Однако то не те вандалы, что родичи велемудовы (Хродомер говорит, что
в том селе одни горлопаны живут), а другие, те, что далеко к югу
обосновались и к нам не заходят.
Если идти от села на заходящее солнце, то выйдешь к озеру. Если на
рассвете из дома выйти, к полудню как раз до цели доберешься. За этим
озером еще одно озеро есть, за тем другое; всего же озер там шесть. Места
эти низинные, топкие. Речка, что мимо нашего села течет, меж холмов
петляет и среди озер в камышовых зарослях теряется.
Этот озерный край лесистый, там растут деревья. И охота там знатная.
В тех землях-то как раз и сели гепидские рода, начиная с третьего от нас
озера.
Ближе к нам живут ближние гепиды, а за ними - дальние гепиды.
Озеро, что ближе к нам, и следующее за ним, на той земле, где никто
не живет. И мы там бьем рыбу и зверя, и гепиды тоже. Без обиды и нам, и
гепидам; однако же без нужды стараемся там между собой не встречаться.
Странные там места, в одиночку не пойдешь. Отец наш Тарасмунд
рассказывал, что еще в те годы, когда был таким, как сейчас Гизульф, может
быть, чуть постарше, ходил с Рагнарисом, отцом своим, на озеро и
заблудился там в камышах. Любопытство его тогда обуяло. Пока Рагнарис улов
на прутья ивовые нанизывал, бродить в округе пошел и тут же потерялся.
Будто кто за руку его водил, с тропы сбивал, крики глушил, так что и не
слышал его Рагнарис. Долго по камышам блуждал и к воде, наконец, вышел.
Водой вдоль берега пошел. Думал, что к знакомому мыску идет, на самом же
деле в обратную сторону шел. И все казалось ему, что в спину ему кто-то
смотрит, а как обернешься - нет никого. Только камыш на ветру
покачивается.
Брел Тарасмунд-мальчик в тумане, как слепец. Над этим озером часто
густые туманы. Вдруг почудилось ему, будто в этом тумане какие-то великаны
показались - неподвижные, присевшие в воде на толстенных ногах.
Превозмогая себя, пошел Тарасмунд к этим великанам, ибо вздумай они
погнаться за ним, все равно бы не убежал. А дедушка Рагнарис говорит, что
опасность меньше, если смело ей навстречу идти, и Тарасмунд помнил об
этом.
Подойдя ближе, увидел Тарасмунд, что не великаны то вовсе были, а
пустая деревня. И много лет она, видать, пустовала, потому что многие сваи
завалились, а те, что стояли, заросли зеленью и прогнили - по всему видно
было, что недолго им еще стоять. Крыши прогнили и провалились внутрь
хижин. Перед одной из хижин на покосившемся столбе еще висели обклеванные
птицами черепа мертвых голов, подвешенных через ушные отверстия. Черепа
страшно скалились в тумане.
Но что больше всего напугало Тарасмунда - у одного из черепов из
глазницы вьюн вырос.
Тут утратил самообладание Тарасмунд-мальчик - и так уже больше
храбрости проявил, чем от мальчишки ждать можно было! - закричал благим
матом и бросился бежать. Бежал по воде к камышу, что-то за ноги его
хватало, бежать не давало. В камыш вбежал, в камыше запутался. И кричал,
кричал, что было мочи.
Вдруг схватили его руки сильные и грубые, из камыша протянувшиеся, и
начали больно бить. Тарасмунд вырывался, пока хватало сил. После только
понял, что это отец его, Рагнарис, нашел его и страх свой за дитятю
побоями выместил.
Тут отец наш Тарасмунд заметил, что тогда дедушка Рагнарис нравом
куда круче был против теперешнего, ибо сил в нем было больше. Но брань,
которую дедушка тогда изрыгал, и побои дедушкины успокоили тогда
Тарасмунда, ибо из всего этого явствовало, что Рагнарис галиурунн
совершенно не боялся.
Мы с братом Гизульфом этот рассказ нашего отца Тарасмунда выслушали и
долго потом друг перед другом похвалялись - как бы мы храбро на великанов
ополчились, а после как бы отважно с этими черепами расправились и
галиурунн бы не устрашились, которые в пустых домах, безусловно, таились,
морок наводя. Ахма-дурачок половины из всего этого не понял, но слушал,
как мы похваляемся, завидовал нам и слюни пускал.
Я потом спрашивал у отца, чья это была брошенная деревня - гепидская,
что ли. Отец отвечал, что раньше, еще до нас, готов, на этих землях другой
народ жил, иного языка. Видать, от того народа и осталась.
Озеро преисполнено коварства. Не раз случалось, пойдет туда человек и
сгинет бесследно.
Давно, еще до чумы, когда только Хродомер и Рагнарис сели на этих
землях, один человек пошел на озеро рыбу ловить - богатая в этом озере
рыба, а урожаев тогда хороших еще не снимали - и пропал, не вернулся.
Искали его, но не очень усердно, ибо страда была, некогда было по болотам
шастать. Да и одинокий он был человек, воин, из тех, кто в селе осели
вскоре после того, как Хродомер, а за ним и Рагнарис в эти края пришли.
Кому тогда искать было? Отец наш Тарасмунд говорит, что в те времена людей
в нашем селе было раз-два и обчелся.
Решили тогда, что воин тот к Алариху, в бург, подался. Он уходя
никому толком не объяснял, куда идет. Может, за рыбой пошел, а может,
вообще из села вон пошел. Не до того было, чтобы разбираться. Слишком
трудно жили тогда, не то, что сейчас. Да и страда была.
И позабылся тот случай. Ходили на озеро, брали там рыбу. Выручала
рыба, когда урожай не задавался.
Несколько же лет тому назад, уже на нашей с Гизульфом памяти, вот что
приключилось. Вскоре после чумы это было. Был у Гизарны один раб, родом
мез, великий искусник рыбу добывать и коптить. А Гизарна страсть как любит
рыбу копченую, потому и ценил раба своего меза, а прозвание ему дал
Фискскалкс, то есть Рыбораб. Гизарна великий умелец прозвища придумывать.
У нас в селе никто так больше не может.
Любил Гизарна про Вальхаллу слушать. И решил как-то раз у себя дома
Вальхаллу устроить. Правда, котла, чтобы пиво в нем само варилось, у
Гизарны не было, зато были у него двое рабов и одна рабыня, тощая, злющая
и черная, как головешка. Ее Гизарна в бурге в кости выиграл. По-нашему еле
говорила, да и то больше бранилась, не щадя никого, а менее всех - хозяина
своего, ибо Гизарна молод, а она стара и ничего не боялась.
Ценил ее Гизарна. Когда Гизарна ее в кости выиграл, она варить пива
не умела. Откуда родом была, неведомо. Тогда еще Мидьо, бабушка наша, жива
была. Гизарна к дедушке Рагнарису приходил и слезно просил, чтобы позволил
тот жене своей, Мидьо, его черную головешку обучила доброе пиво варить. И
подарки богатые принес.
Дедушка Рагнарис подарки взял и жене своей Мидьо повелел бабу ту
научить искусству варить пиво.
Боялись дедушка рагнарис и Гизарна, что не сумеет Мидьо объясниться с
черной старухой. Гизарна боялся потому, что пива ему хотелось домашнего, а
побираться и просить у соседей надоело. Дедушка же Рагнарис боялся, что
если жена его не справится, то Гизарна подарки назад заберет.
Но что-то в бабах такое есть, что будь хоть рабыня, хоть хозяйка
дома, хоть черная, хоть белая, как молоко, а между собой всегда находят
общий язык. Вот и Мидьо с той рабыней объяснилась, даже слов не
понадобилось. И что это такое в женщинах, от чего они друг друга без слов
понимают, то великая тайна и нам, мужчинам, она непостижима.
Так дедушка Рагнарис говорит, так отец наш Тарасмунд говорит, так
дядя Агигульф говорит и так брат мой Гизульф следом за ними повторяет.
Так или иначе, обучила бабушка наша Мидьо гизарнову рабыню пиво
варить. И зажил Гизарна припеваючи. Половину времени он по походам
таскался. Когда с добычей приходил, а когда и голодранцем, спасибо, что
жив остался. Уходя же в походы, Гизарна делянку свою соседям отдавал за
малую толику урожая. Так и жил: Рыбораб рыбу ему ловил, а злющая баба пива
варила немеряно.
И вот с такими-то подручными задумал Гизарна Вальхаллу у себя в дому
наладить.
Пива наварить велел, а меза Рыбораба на озеро погнал с острогой. Вот
уже и пиво поспело, вот уж и гости собрались и изрядно пива того отведали,
а Рыбораба с уловом нет как нет. До ночи ждали. Еле ночь пересидели,
дивному напитку дань отдавая и друг другу на раба премерзкого жалуясь,
казни ему придумывая. Разъярился на раба Гизарна - как это ему, Гизарне,
перечить вздумали, Вальхаллу ему порушить осмелились! И собрал воинство
свое - Валамира и дядю нашего Агигульфа. Отправились чуть свет на озеро
беглого раба ловить.
Священный напиток вотанов, по крови богатырей наших разлившись,
удвоил силы их и сдобрил их усилия священной яростью. Так и бродили по
камышам, но меза не нашли. Решили сперва, что сбежал мез - хотя зачем ему
от Гизарны бегать? Плохо ему, мезу, что ли у Гизарны жилось? Следы беглеца
искали, но не нашли. Сетовали, что собак с собой не взяли. Гизарна же на
меза обижался и казнить его хотел. Валамир с Агигульфом Гизарну утешали,
как могли, и обещались помочь с казнью.
Совсем уже было отступились от поисков, но тут увидал Валамир портки.
Гизарну кликнули. И опознал Гизарна портки - точно, те самые. Мез в них из
дома уходил. Гизарна сам эти портки носил до меза, после рабу отдал, чтобы
донашивал.
Поняли тут, что беда какая-то с мезом приключилась. Ибо как бы ни был
дерзок человек, а не сбежал бы, портки бросив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33