Ибо пока то племя живо, не будет в этих краях покоя.
Повадку того племени уже изучил Ульф. Наскочат, село сожгут, жителей
перебьют и убьют. Будто новь под пашню корчуют. Видно было, что выживают.
В стычках заметно было, что вандальская дружина сильнее пришлых - те
отощавшими были.
Когда время жатвы подступило, чтобы Ульфу назад, к Велемуду, ехать,
как на грех появился большой отряд тех чужаков. Возле самого бурга
появился и все силы на себя собрал. Не поспел Ульф к жатве.
Отряд тот в конце концов в ловушку заманили и истребили до последнего
человека; потерял Лиутар пятерых дружинников. Ульф к Велемуду рвется, а
Лиутар его отпускать не хочет - каждый воин на счету, а таких, как Ульф, и
вовсе мало. Под началом Ульфа уже две дюжины воинов ходило.
И еще думу имел Лиутар, о чем Ульфу говорил: хотел послать весть
Теодобаду, готскому военному вождю. Хотел Ульфа при себе иметь. Может
быть, с готами объединяться придется, чтобы чужаков тех одолеть. С
Оганом-гепидом, что на солеварнях сидел, Лиутар на союз идти остерегался.
Сожрет Оган и не подавится.
Аланы же откочевали куда-то.
А Ульф на своем стоит: хочу в село съездить, своих повидать. Так
объяснил, что сердце у него не на месте и сны дурные снятся.
А сны и вправду дурные снились. Снилось Ульфу, будто он, как прежде,
ребенок, лет десяти или двенадцати - как Атаульф нынче (то есть, как я).
Будто потерял дедушка Рагнарис нож с красивой костяной рукояткой и на
Ульфа подумал - что Ульф этот нож взял. Ульф ножа не брал и отрекался от
обвинения, а дедушка Рагнарис и слушать не стал, отругал и высек. Ульф
обиделся на дедушку, ушел далеко из села, в дубовую рощу ушел и там всю
ночь просидел. Страшно в роще было, ветер в дубах разговаривал, вепри под
землей копошились, кто-то звал Ульфа на разные голоса. Наутро возвратился
Ульф домой. Дедушка к тому времени пропажу нашел, но Ульфу ни слова не
сказал. Седмицу целую потом с Ульфом не разговаривал.
Когда Ульф про это рассказывал, дедушка Рагнарис нахмурился и сказал,
что не помнит такого случая.
От этого сна тревога вошла в сердце Ульфа. И ушел он от Лиутара, в
село вандальское, к Велемуду, поехал.
Да только села не нашел. Не было больше села. Где прежде жили, там
одно пепелище.
Ульф много повидал, потому сразу всех хоронить не стал - знал, что
кто-нибудь да спасся. Закрыл сердце на засов и искать поехал.
У здешних вандалов обычай был - возле сел потайные места устраивать.
Велемуд ему кое-какие из этих мест показывал (какие сам знал). Говорил ему
Велемуд: ежели что случится, там хоронись с женой и ребятишками. Местность
же возле вандальского села более лесистая, чем здесь, есть, где
спрятаться.
В одном из убежищ и обнаружил Ульф несколько человек. Ни Гото, ни
Вульфилы, ни Хильдегунды с младенцем, ни Велемуда, ни Вильзиса среди тех
не было. Стилихон только был. Тот как Ульфа завидел, так с криком "Дядя
Ульф!" к нему побежал. Кузнец был - Визимар, девушка эта Арегунда. И еще
несколько, мужчины и женщины, одна с ребенком. Всего же набиралось не
более десяти.
Визимар у них за предводителя был. Визимар Ульфа хорошо знал. Знал
он, что Ульф у Лиутара дружинник и потому ему начальствовать ему передал.
Визимар Ульфу сказал, что родни его никого не осталось - всех
перебили, кроме этого мальчика, Стилихона.
Ульф спросил, искали ли в других убежищах. Потому что знал, что не
одно здесь убежище было. Но ему сказали, что искали везде и никого в живых
нет.
Но и тогда Ульф не захотел верить. И спросил, видел ли кто, как погиб
его род.
Та девушка Арегунда сказала, что сама все видела, потому что по
соседству жила.
Ульф сказал, что завтра она сама про то расскажет, если нашим слушать
охота; а его, Ульфа, при том не было и брехать про то, чего не видел, не
будет.
Когда Арегунда Ульфу все рассказала, он больше о родне своей говорить
не стал, а вместо того с Визимаром обсуждать начал, как лучше до бурга
лиутарова добраться. Решено было село сожженное обойти и, далеко на запад
забрав, через край земель гепидов Огана пройти.
На том и порешили. Как решили, так и пошли, а когда уже недалеко от
бурга были, в полудне перехода, увидели, что чужаки стали повсюду. Там
спор вышел: часть оставшихся хотела к бургу дальше идти; другие, в том
числе и Ульф с Визимаром, удерживали их. Коли к северу от бурга чужаки
кишат, то что под самым бургом делается. Однако не хотели слушать Визимара
с Ульфом. Ему, Ульфу, еще и пеняли - мол, не тебе, готу, нам указывать,
как на нашей земле себя вести. В общем разделились. Большая часть к бургу
пошла. И женщины с детьми, какие были, тоже к бургу пошли, только Арегунда
осталась. (На Арегунду в их селе как на блаженную смотрели - виданое ли
дело, чтобы девка с мужиками равнялась!)
А Визимар с Ульфом и Арегунда к бургу не пошли. Ульф недаром всю зиму
с этими вельхами воевал. Он-то и предложил на готские земли идти, к
Теодобаду. Прочие вандалы к готам идти не хотели, хотя Ульф всех звал к
Теодобаду. А спутникам своим, какие остались, Ульфа послушались, сказал,
что слово заветное у него один есть для готских старейшин.
Дедушка Рагнарис тут спросил недоверчиво, какую еще хитрость Ульф
измыслил и что за слово такое заветное. На то Ульф сказал:
- Что кузнеца в село привел и что Визимаром кузнеца того зовут.
Визимар Ульфу не поверил. Все говорил, что к гепидам надо идти. Но
Ульф сказал, что у гепидов все будут как скамары безродные, а в готском
селе он, Ульф, за прочих поручиться может.
И пошли втроем; мальца же Стилихона с собой взяли, ибо иной родни у
Стилихона не осталось.
Трудно шли; несколько раз в стычке побывали. В последней Ульфу не
повезло, стрелой его достали.
Тут дедушка хмыкнул. Когда такое было, чтобы везло Ульфу! И то диво,
что вообще дошли.
Хорошо еще, что стрела по ребрам скользнула.
Ульф первым делом в бург, к Теодобаду явился. Через обиду свою
переступил и Теодобаду не дал старое поминать. Сразу о том заговорил, как
село вандальское спалили. Про Лиутара рассказал, про то, как зиму провели.
Не утаил и того, о чем думал: наверняка пал уже бург лиутаров, так что с
юга никто сейчас Теодобада от чужаков не прикрывает.
Про чужаков рассказал все, что знал. Каковы в бою, какие хитрости в
обыкновении имеют.
Выслушал его Теодобад, дружину созвал. Дружинники как Ульфа увидели,
да еще с такими спутниками - с кузнецом-вандалом, с девкой бесноватой и с
мальцом, который от Ульфа ни на шаг не отходил, - смеяться стали, пальцами
показывать. Теодобад рявкнул на них, замолчать велел и слушать, что Ульф
скажет. И попросил Ульфа еще раз все то повторить, что только что ему
говорил.
Ульф повторил.
Дружинники задумались. Вопросы Ульфу задавать стали. Отвечали
попеременно то Ульф, то кузнец.
Говорили о том, что старейшин из разных сел в бурге собрать нужно на
большой тинг. Дозоры выслать на юг надо. Чужаков понять пытались, думали,
как они себя поведут. И так, и так прикидывали - всяко плохо получается.
Неладно еще, что чужаки иного языка, поди догадайся, как у них мысли
текут.
Земли вандальские они к осени захватили; от урожая зиму прокормиться
могут. Может быть, эту зиму в бурге лиутаровом проведут, а на готские
земли пока не сунутся. Зима на носу.
Другие дружинники возражали. А может быть, и дальше пойдут, на зиму
глядя. Тыл у них сильный.
Найти бы ядро племени, отыскать бы, где у них бабы с ребятишками
остались, туда бы удар нанести и чужаков под корень извести.
Сквозняком на Теодобада с юга потянуло. Прежде-то на юге вандалы
сидели; хоть и не было большой любви между готами и вандалами, а все же
спокойнее было, имея их на юге. Теперь же с юга неведомо кто подобрался.
Никак с этой мыслью не свыкнуться Теодобаду.
И о том рассуждали, что эти вельхи хоть и большое племя, сильное, а
герулы все же отбили их.
Тревога глодала и вождя, и дружину его. То племя, вельшское, на
северо-востоке сидело - от вандалов это Ульф узнал. Там горы тянутся. Вот
в предгорьях-то оно где-то и сидело. По всему видать, большое племя было,
если даже сейчас столько их осталось.
Какую же силищу надо было иметь тем, кто это племя с земли согнал!
Стало быть, не только на юге зараза завелась; далеко на севере еще более
сильный враг закопошился. Неведомый враг. Коли тех вельхов согнал, так и
сюда прийти может.
Ульф сказал, что все не шел у него из головы тот случай, когда пошли
в поход и река им путь перегородила, а по реке той трупы плыли от
неведомой битвы, бывшей где-то далеко выше по течению.
У Лиутара в бурге еще был наслышан Ульф, что племя то по предгорьям
шло. Стало быть, не могло оно лангобардов миновать. Однако оно у
лангобардов не осталось; стало быть, отбили его и лангобарды.
Всяко выходило, что тинг большой собирать нужно, обиды и распри
позабыв. С тем Ульф в родное село свое и отбыл и завтра с Хродомером
говорить намерен. А Теодобаду он обещал, что после снова в бург явится.
Все это Ульф рассказал дедушке Рагнарису и отцу моему Тарасмунду,
будто из мешка вывалил - думайте. И сказал, что спать пойдет, потому что
устал очень, две седмицы почитай с коня не сходил.
Тут на двор дядя Агигульф явился. Нехотя шел, нога за ногу. На жатву
как на муку шел. А как ко двору подошел, увидел чужих коней. Встрепенулся
дядя Агигульф. Румян был дядя Агигульф, пивом от него пахло. Дедушка
Рагнарис проворчал: "Приперлось, чадо". А Ульф на брата меньшого с
неприязнью поглядел, будто на чужого. Ульф никогда красотой не отличался,
а рядом с дядей Агигульфом совсем заморенным выглядел. Поздоровались
братья. Ульф на брата глядел, не вставая, снизу вверх, и молчал. Я первый
раз видел, чтобы дядя Агигульф так смущался.
В бороде поскреб, проворчал что-то. На замарашку всю вину свалить
попытался за то, что так долго на зов родительский шел. Нерадивая девка,
медленно шла. Уж он-то, Агигульф, как заслышал, что тятенька зовет, так
сразу со всех ног припустил, быстрее стрелы летел.
А тут еще такая радость - Ульф вернулся.
Спросил, неужто из похода удачного Ульф возвратился, что трех коней
привел. Дедушка Рагнарис велел дяде Агигульфу заткнуться. Добавил, что
прекрасную вандалку привел к нам в дом Ульф - как раз такую, о какой дядя
Агигульф грезил. Дядя Агигульф спросил, где та прекрасная вандалка.
Дедушка Рагнарис ответил, что спит она на сеновале. Добавил, ядовито
хмыкнув, что с кузнецом спит и с дитем. И не позволив дяде Агигульфу
ничего более добавить, заревел страшно, что на рассвете сам его,
Агигульфа, на поле погонит и всю жатву с него, Агигульфа, не слезет.
И о замарашке забыть пора. Породнилась с нами замарашка-то. Через
Гизульфа породнилась, кажется.
Дядя Агигульф пробормотал, что Марда - валамирова рабыня, будто этого
кто-то еще не знал, а после, головой ошеломленно крутя, на сеновал сунулся
- посмотреть. Вылез в полном недоумении. И спросил: а кузнец - он что,
тоже с нами породнился?
Дедушка сказал, что Агигульф сейчас с палкой его породнится, если рот
не закроет.
Тут Ульф тяжко поднялся и сказал, что спать он пойдет.
Дедушка разом перестал с Агигульфом ругаться и совсем другим голосом
Ульфу сказал, что сам завтра с Хродомером поговорит. А он, Ульф, пусть
спит, сколько душе угодно. Когда еще выспится.
Ульф сказал: "Вот и хорошо" и ушел на сеновал.

Вечером, как Ульф ушел, дядя Агигульф нас с Гизульфом поймал и стал
выспрашивать: что с Ульфом-то на этот раз случилось? Мы с братом долго
дядю Агигульфа мучили. За все разом отомстили: и за царь-лягушку, и за
меч-призрак. А после все как есть рассказали.
Дядя Агигульф смеяться перестал и нахмурился. Сказал, что завтра
вставать спозаранку, и ушел спать.
После возвращения Ульфа я больше не видел, чтобы дядя Агигульф
смеялся. И дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом больше не ругался и палкой
ему грозить перестал.

На другой день поднялись чуть свет. Ульф едва глаз свой единственный
продрал, сразу спросил, как село охраняется. Объяснили ему, что в роще
дозор; брод же и земли к югу сторожил до сей поры раб хродомеров, а теперь
ребятишки. Атаульф (то есть я) у брода сидеть посажен. Ульф спросил: а
ночью кто брод сторожит.
Раб-то в тех же кустах спал. А я домой ночевать пошел, не остался у
брода. Я испугался, думал, что прибьет меня Ульф. Ульф же просто сказал,
что ночевать я тоже у брода должен, коли за взрослое дело взялся.
Ульф сказал еще, что Гизульф со мной пусть сторожит, сменяя меня по
временам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33