А вандалы, Визимар с Арегундой, на поле помогут.
На том и решили.
Жатва в этом году была торопливая. С оглядкой работали, с
беспокойством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей
боится. В этом году еще то в сторону рощи поглядит, то в сторону брода.
К вечеру я домой с брода вернулся, а Гизульф на брод пошел. Гизульфа
на поле не взяли, велели отсыпаться, чтобы ночью глаз не смыкал.
После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру
отправился. А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и
о Велемуде спросил. К ним еще мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а
за дядей Агигульфом и я сунулся послушать.
Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и не
решался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.
РАССКАЗ АРЕГУНДЫ
Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под земли выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
Арегунда в то время в доме у Велемуда была - отец послал сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
На улице вдруг крики раздались, топот конский. Велемуд как услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда, за ним следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков
сразил, кто в его двор ворвался. У Велемуда во дворе большой дуб рос;
Велемуд спиной к дубу прижался, потому что сразу несколько чужаков на него
набросились. И еще троих положил Велемуд, ибо снизошла не него священная
ярость. Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками. И,
подобно медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться Велемуду не
пришлось, потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу
пригвоздил. Так и умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что
все вандалы - любимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь, кровью изо рта истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так, как хотел.
Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась и бой затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От
чужаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Стилихона увидела. Бежал с
криком Стилихон, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогатину
свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схватила его
за руку и прочь потащила, потому что над крышей дома велемудова уже дымок
появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чужаки же еще
на двор не вышли, поджигали дом.
Когда Арегунда со Стилихоном уходила спешно, Велемуд еще жив был.
Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где Ульф их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их немного
было. И Визимар тогда же пришел. Они с Визимаром и еще одним человеком по
другим лесным убежищам ходили, своих искали, но только двоих нашли. В
одном из убежищ еще труп лежал, от ран умер тот человек, Эохар его звали.
С него она пояс взяла, шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и
все прежде других успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно
оно было, вооружиться успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до
убежища добрался.
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает.
И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
Вот что рассказала Арегунда-вандалка.
Тут дядя Агигульф, наконец, в себя пришел и к деве воинственной
подступился. Голову засоленную, что на поясе носил, показал ей, прямо в
лицо сунул, и спросил, не такие ли нападали?
Та насмешливо фыркнула и сказала, что те, что нападали, посвежее
были. Но подтвердила: похоже.
Тарасмунд брата потеснил немного и, не чинясь, спросил эту Арегунду,
почему она как мужчина ходит. Или у вандалов то принято, чтобы бабы о
главном своем деле забывали - детей носить?
Арегунда покраснела, но не рассердилась. Я удивился своему отцу. У
Тарасмунда всегда получается запросто о таких вещах говорить, за которые
иному бы голову раскроили.
Та девица Арегунда сказала, что в семье у отца ее, Гундериха,
рождались одни девки. По хозяйству один надрывался, потому что мать все
время беременной была, а последними родами и вовсе померла. Оттого и жили
беднее прочих. Арегунде же было обидно. Среди сестер она статью
выдавалась; вот и решила за сына отцу своему побыть. Арегунда сказала, что
не хочет жить, как жила ее мать, и умереть, как мать умерла. И жить как
сестры ее, которых по прочим селам кое-как замуж рассовали, будто пшеницу
прошлогоднюю.
Тот брат Велемуда, который к Лиутару в дружину потом ушел, смеха ради
обучил ее кое-чему из ратного искусства. А как тот в бург ушел, к Визимару
повадилась и рубилась с ним на мечах, пока в глазах не темнело. Визимар ей
дальним родичем приходится.
Добавила Арегунда, что кроме Визимара и Велемуда дружбы ни с кем не
водила - а Велемуд ее привечал больше ради своего брата. Арегунда же на
Велемуда часто умилялась, балаболкой его считая. И многие в селе таким его
считали. Но не то, как жил человек, важно, - то важно, как он умер.
Сказала так Арегунда и замолчала.
Тарасмунд все так же спокойно спросил ее, а к ней-то самой как в селе
вандальском относились? Арегунда покраснела и сказала дерзко, что
придурковатой ее считали, особенно же отец Велемуда - Вильзис. Вильзис
постоянно пенял Велемуду: мало того, что с готами связался (подожди, мол,
они еще портки последние с тебя снимут, такой уж они народ!), так еще и
придурковатую эту у себя привечает. При Арегунде пенял, не стесняясь, -
видимо, думал, раз придурковата, так и речи человеческой не разбирает. А
может, и не думал. Вильзис - прямой человек был, говорил, как рубил мечом:
размахнется да ударит, а после глядит - чего получилось.
Как умер Вильзис, Арегунда не знает, но думает, что геройски, ибо от
дома Вильзиса большой шум шел. И нескоро тот дом загорелся - один из
последних занялся.
После помолчала Арегунда и вот что сказала о Вильзисе, старике. Когда
Велемуду сон приснился и он в капище готское поехал за прорицанием и жену
свою готку с собой захватил, старик Вильзис так разъярился, что все то
время, пока Велемуда не было, по дворам ходил и рассказывал, как сына из
дома выгонит. Вот пусть только вернется - и сразу выгонит. Вместе с
женой-готкой и Стилихоном, отродьем готским.
Я на дядю Агигульфа поглядел и увидел, что эта вандалка Арегунда
нашему дяде Агигульфу очень не по душе пришлась. Я не понял, почему.
Слова же Вильзиса о готах (пусть даже он это о противном Стилихоне
говорил) слышать было обидно.
Вандалка же сама поняла, что лишнее сказала, и разговор на том
оборвала.
Наутро, как я на брод пришел, чтобы Гизульфа сменить, Гизульф мне
сказал, что ночью Ульф к нему приходил. Полночи с ним сидел, разговаривал.
Спрашивал, как дела шли. Что с Ахмой приключилось, как дед - много ли с
Арбром и Аларихом-курганным пьет. Про Аргаспа спрашивал. И вообще про всех
сельских - что да как. Сам же отмалчивался, когда Гизульф его спрашивать
пытался.
После же сказал - больше себе, чем Гизульфу, - что случись беда, не
оборонить это село. Три бабки с дрекольем это село шутя возьмут.
Гизульф обидчиво сказал, что в роще дозор Валамир держит - а до жатвы
и Агигульф там был. Но Ульф даже и говорить об этом не стал.
СМЕРТЬ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА
После жатвы вандал Визимар в кузницу ушел. Мы рады, что у нас в селе
новый кузнец есть. Дядя Ульф говорит, что этот новый Визимар с нашим
прежним в умении не сравнится, но все равно он кузнец толковый. А чего не
знает - тому старая кузница научит.
Дядя Агигульф рад был, что Визимар ушел. Он обоих вандалов не
полюбил, но больше Визимара эту Арегунду невзлюбил дядя Агигульф.
Я думаю, дядя Агигульф боялся, что его на этой Арегунде-вандалке
жениться заставят.
Я слышал, как дядя Агигульф говорит Валамиру, что надоело ему дома, в
селе, что в дружину он хочет уйти, в бург. Там и жить.
Дядя Агигульф радовался, что он в бург с дедушкой едет. Нас с
Гизульфом опять к домашним делам приставили, а на броде том днем прежний
хродомеров раб сидел, а ночью Арегунда вызвалась сторожить. Ульф говорил,
что с нее больше толку, чем с иных парней. Сообразительная и быстрая. От
этих слов дядя Агигульф еще больше дулся.
Гизульф говорил (да я и сам видел), что как села Арегунда брод
сторожить, повадилсь туда то Аргасп, то Гизарна, то Валамир. Говорили, что
ради богатырской потехи туда ходили, потому что их всех Арегунда отделала
на славу. Только Аргаспа не отделала, но и тот ничем не похвалялся, кроме
синяка на ноге.
Дядя Ульф как вернулся, так снова с Аргаспом дружбу свел. Будто и не
расставались.
На третий день жатвы к дедушке Рагнарису вечером Хродомер пришел.
Объявил, что поясницу у него ломит. У Хродомера всегда к дождю поясницу
ломит, так он говорит. Дедушкины боги тоже так говорят.
Хродомер беспокоился, что дожди начнутся, и потому своих на поле
совсем загонял, чтобы до дождей успеть. Дедушка Рагнарис тоже беспокоиться
стал и наутро всех наших погонял, что твоих рабов. Дядя Агигульф ворчал,
что дедушка Рагнарис всю кровь из него, дяди Агигульфа, выпил и все
потому, видите ли, что у Хродомера поясницу ломит. А то, что у него
самого, дяди Агигульфа, спину ломит - до этого никому дела нет, а меньше
всего - отцу родному. Ведь воин он, воин, а тут все внаклонку да
внаклонку, эдак и быстроту движений потерять недолго.
В нашем селе урожай собрали на два дня быстрее, чем в другие годы.
Так отец мой говорил. А дождя хродомерова так и не было. Наоборот, еще
жарче и суше стало. Дедушка Рагнарис на это говорил, что мир к упадку
клонится и что прежде поясницу всегда к дождю ломило.
Ульф, как слепень, зудел, что дедушке с Хродомером в бург ехать надо.
Лучше обоим, конечно, но можно и одному кому-то. Дедушка говорил, что в
такое время селу без старейшин лучше не оставаться, так что кто-то один
должен ехать. И всяко выходило так, что ему, Рагнарису, к Теодобаду ехать.
Во-первых, сподвижник он был Алариха, отца Теодобадова, так что к нему,
Рагнарису, сыновнее почтение имеет. А во-вторых, Хродомер и своего-то
отстоять никогда не умел. Разве вразумить ему молокососа Теодобада?
Растеряется Хродомер, и пропало наше село.
И Хродомеру то же самое сказал дедушка, когда Хродомер к нам пришел.
И не стал, против обыкновения, спорить Хродомер. Молвил лишь, что и
вправду в селе от него, от Хродомера, больше толку. И прочь пошел, кряхтя,
сгорбясь и на палку опираясь. А дедушка Рагнарис долго ему вслед смотрел и
лицо у него было странное.
С дедушкой Ульф вызвался в бург ехать, но не дал дед ему договорить -
оборвал. Сказал, что дядя Агигульф с ним поедет. А отец наш, Тарасмунд, с
дедушкой согласился: мол, Ульф здесь нужнее. И не стал спорить Ульф - лишь
плечами пожал и о другом заговорил.
Наутро дедушка всех из дома выгнал и с богами долго разговаривал.
После вышел грозный, палкой грозил и говорил, что ужо он Теодобаду!..
Когда дедушка ушел, я к Ахме пошел. Обычно как дедушка с богами
говорит, он никого рядом с собой не терпит, но Ахму уже нельзя трогать
было, потому что он помирал. Обычно я старался к Ахме не ходить, потому
что смердел Ахма и толку от него уже не было. Да и раньше не было, а
сейчас и подавно. А жалеть я его не очень жалел. Дедушка говорил, что Ахма
и без того лишние пять зим прожил.
Я знал, что Ахма все слышал из того, что говорилось между дедушкой и
богами, потому что рядом лежал. Как дед за порог, так я на порог и к Ахме
подобрался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
На том и решили.
Жатва в этом году была торопливая. С оглядкой работали, с
беспокойством. Дед всякий раз как жатва глаз с неба не сводит, дождей
боится. В этом году еще то в сторону рощи поглядит, то в сторону брода.
К вечеру я домой с брода вернулся, а Гизульф на брод пошел. Гизульфа
на поле не взяли, велели отсыпаться, чтобы ночью глаз не смыкал.
После трапезы дедушка Рагнарис, от усталости охая, к Хродомеру
отправился. А отец мой Тарасмунд вандалку эту, Арегунду, отвел в сторону и
о Велемуде спросил. К ним еще мать моя Гизела подошла и дядя Агигульф, а
за дядей Агигульфом и я сунулся послушать.
Поначалу мне было боязно к этой вандалке подходить, я один и не
решался. Больно лютой она казалась. Даже дядя Агигульф ее робел, я видел.
РАССКАЗ АРЕГУНДЫ
Те чужаки со всех сторон село окружили, будто из-под земли выросли.
Только что, кажется, никого не видать было - и вот уже они повсюду.
Арегунда в то время в доме у Велемуда была - отец послал сказать,
чтобы зашел к нему Велемуд.
На улице вдруг крики раздались, топот конский. Велемуд как услышал
шум, из дома с мечом выскочил. И девица эта, Арегунда, за ним следом,
велемудову охотничью рогатину подхватив. Велемуд первого из чужаков
сразил, кто в его двор ворвался. У Велемуда во дворе большой дуб рос;
Велемуд спиной к дубу прижался, потому что сразу несколько чужаков на него
набросились. И еще троих положил Велемуд, ибо снизошла не него священная
ярость. Страшен был Велемуд, будто медведь, обложенный собаками. И,
подобно медведю, ревел непрестанно. Но долго отбиваться Велемуду не
пришлось, потому что во двор конный ворвался и копьем его к дубу
пригвоздил. Так и умер любимец Вотана. Ибо любил говаривать Велемуд, что
все вандалы - любимцы Вотана, а он, Велемуд, - наивандалейший вандал.
И не сразу умер, долго еще хрипел, ярясь, кровью изо рта истекая,
когда мимо него в дом кинулись. Но крепко держало его то копье.
Тут отец мой Тарасмунд тот бой вспомнил, когда они вдвоем с Велемудом
так же под дубом стояли, и дал ему добрый совет Велемуд. А дядя Агигульф
сказал, что Велемуду позавидовать можно, ибо умер Велемуд так, как хотел.
Арегунда с рогатиной на одного из чужаков бросилась и бой затеяла.
Прочие мимо пробежали, в дом, оставив их на дворе сражаться.
В доме, Арегунда слышала, рубились, яростно, но очень недолго. От
чужаков, видимо, Гото отбивалась, потому что Хильдегунда пластом лежала со
своей писклявой дочкой Аскило.
Арегунда противника своего убила и лицо себе его кровью измазала. Так
обычай их племени велит. Едва выпрямилась, как Стилихона увидела. Бежал с
криком Стилихон, страхом охваченный. Арегунда успела ему под ноги рогатину
свою сунуть; споткнулся и упал - только так и поймала мальца. Схватила его
за руку и прочь потащила, потому что над крышей дома велемудова уже дымок
появляться стал. В доме было уже тихо, видать, всех убили. Чужаки же еще
на двор не вышли, поджигали дом.
Когда Арегунда со Стилихоном уходила спешно, Велемуд еще жив был.
Хоронясь, из села выбрались и в то убежище лесное ушли, где Ульф их
потом нашел. Свой дом тоже, уходя, видела - и его сожгли чужаки.
Потом в лес еще люди пришли, от чужаков спасшиеся, только их немного
было. И Визимар тогда же пришел. Они с Визимаром и еще одним человеком по
другим лесным убежищам ходили, своих искали, но только двоих нашли. В
одном из убежищ еще труп лежал, от ран умер тот человек, Эохар его звали.
С него она пояс взяла, шлем и копье. Этот Эохар тем славился, что всегда и
все прежде других успевал. Даже и перед нападением этим, как ни внезапно
оно было, вооружиться успел. Изрублен был страшно, неведомо, как до
убежища добрался.
Арегунда с Визимаром и другим вандалом поскорее ушли оттуда, потому
что оставаться там было опасно: Эохар мог след кровавый оставить.
Кузница визимарова на отшибе стояла, как водится. К нему немногие из
чужаков сунулись; понадеялись, что кузнец один будет. Кузнец и вправду
один был; да только одного Визимара на троих чужаков с лихвой хватило -
всех положил у порога кузницы своей. Обернулся к селу - а село уже пылает.
И не пошел Визимар в село, к убежищу лесному направился.
Рад был тому, что и столько из его села от смерти спаслось.
Вот что рассказала Арегунда-вандалка.
Тут дядя Агигульф, наконец, в себя пришел и к деве воинственной
подступился. Голову засоленную, что на поясе носил, показал ей, прямо в
лицо сунул, и спросил, не такие ли нападали?
Та насмешливо фыркнула и сказала, что те, что нападали, посвежее
были. Но подтвердила: похоже.
Тарасмунд брата потеснил немного и, не чинясь, спросил эту Арегунду,
почему она как мужчина ходит. Или у вандалов то принято, чтобы бабы о
главном своем деле забывали - детей носить?
Арегунда покраснела, но не рассердилась. Я удивился своему отцу. У
Тарасмунда всегда получается запросто о таких вещах говорить, за которые
иному бы голову раскроили.
Та девица Арегунда сказала, что в семье у отца ее, Гундериха,
рождались одни девки. По хозяйству один надрывался, потому что мать все
время беременной была, а последними родами и вовсе померла. Оттого и жили
беднее прочих. Арегунде же было обидно. Среди сестер она статью
выдавалась; вот и решила за сына отцу своему побыть. Арегунда сказала, что
не хочет жить, как жила ее мать, и умереть, как мать умерла. И жить как
сестры ее, которых по прочим селам кое-как замуж рассовали, будто пшеницу
прошлогоднюю.
Тот брат Велемуда, который к Лиутару в дружину потом ушел, смеха ради
обучил ее кое-чему из ратного искусства. А как тот в бург ушел, к Визимару
повадилась и рубилась с ним на мечах, пока в глазах не темнело. Визимар ей
дальним родичем приходится.
Добавила Арегунда, что кроме Визимара и Велемуда дружбы ни с кем не
водила - а Велемуд ее привечал больше ради своего брата. Арегунда же на
Велемуда часто умилялась, балаболкой его считая. И многие в селе таким его
считали. Но не то, как жил человек, важно, - то важно, как он умер.
Сказала так Арегунда и замолчала.
Тарасмунд все так же спокойно спросил ее, а к ней-то самой как в селе
вандальском относились? Арегунда покраснела и сказала дерзко, что
придурковатой ее считали, особенно же отец Велемуда - Вильзис. Вильзис
постоянно пенял Велемуду: мало того, что с готами связался (подожди, мол,
они еще портки последние с тебя снимут, такой уж они народ!), так еще и
придурковатую эту у себя привечает. При Арегунде пенял, не стесняясь, -
видимо, думал, раз придурковата, так и речи человеческой не разбирает. А
может, и не думал. Вильзис - прямой человек был, говорил, как рубил мечом:
размахнется да ударит, а после глядит - чего получилось.
Как умер Вильзис, Арегунда не знает, но думает, что геройски, ибо от
дома Вильзиса большой шум шел. И нескоро тот дом загорелся - один из
последних занялся.
После помолчала Арегунда и вот что сказала о Вильзисе, старике. Когда
Велемуду сон приснился и он в капище готское поехал за прорицанием и жену
свою готку с собой захватил, старик Вильзис так разъярился, что все то
время, пока Велемуда не было, по дворам ходил и рассказывал, как сына из
дома выгонит. Вот пусть только вернется - и сразу выгонит. Вместе с
женой-готкой и Стилихоном, отродьем готским.
Я на дядю Агигульфа поглядел и увидел, что эта вандалка Арегунда
нашему дяде Агигульфу очень не по душе пришлась. Я не понял, почему.
Слова же Вильзиса о готах (пусть даже он это о противном Стилихоне
говорил) слышать было обидно.
Вандалка же сама поняла, что лишнее сказала, и разговор на том
оборвала.
Наутро, как я на брод пришел, чтобы Гизульфа сменить, Гизульф мне
сказал, что ночью Ульф к нему приходил. Полночи с ним сидел, разговаривал.
Спрашивал, как дела шли. Что с Ахмой приключилось, как дед - много ли с
Арбром и Аларихом-курганным пьет. Про Аргаспа спрашивал. И вообще про всех
сельских - что да как. Сам же отмалчивался, когда Гизульф его спрашивать
пытался.
После же сказал - больше себе, чем Гизульфу, - что случись беда, не
оборонить это село. Три бабки с дрекольем это село шутя возьмут.
Гизульф обидчиво сказал, что в роще дозор Валамир держит - а до жатвы
и Агигульф там был. Но Ульф даже и говорить об этом не стал.
СМЕРТЬ ДЕДУШКИ РАГНАРИСА
После жатвы вандал Визимар в кузницу ушел. Мы рады, что у нас в селе
новый кузнец есть. Дядя Ульф говорит, что этот новый Визимар с нашим
прежним в умении не сравнится, но все равно он кузнец толковый. А чего не
знает - тому старая кузница научит.
Дядя Агигульф рад был, что Визимар ушел. Он обоих вандалов не
полюбил, но больше Визимара эту Арегунду невзлюбил дядя Агигульф.
Я думаю, дядя Агигульф боялся, что его на этой Арегунде-вандалке
жениться заставят.
Я слышал, как дядя Агигульф говорит Валамиру, что надоело ему дома, в
селе, что в дружину он хочет уйти, в бург. Там и жить.
Дядя Агигульф радовался, что он в бург с дедушкой едет. Нас с
Гизульфом опять к домашним делам приставили, а на броде том днем прежний
хродомеров раб сидел, а ночью Арегунда вызвалась сторожить. Ульф говорил,
что с нее больше толку, чем с иных парней. Сообразительная и быстрая. От
этих слов дядя Агигульф еще больше дулся.
Гизульф говорил (да я и сам видел), что как села Арегунда брод
сторожить, повадилсь туда то Аргасп, то Гизарна, то Валамир. Говорили, что
ради богатырской потехи туда ходили, потому что их всех Арегунда отделала
на славу. Только Аргаспа не отделала, но и тот ничем не похвалялся, кроме
синяка на ноге.
Дядя Ульф как вернулся, так снова с Аргаспом дружбу свел. Будто и не
расставались.
На третий день жатвы к дедушке Рагнарису вечером Хродомер пришел.
Объявил, что поясницу у него ломит. У Хродомера всегда к дождю поясницу
ломит, так он говорит. Дедушкины боги тоже так говорят.
Хродомер беспокоился, что дожди начнутся, и потому своих на поле
совсем загонял, чтобы до дождей успеть. Дедушка Рагнарис тоже беспокоиться
стал и наутро всех наших погонял, что твоих рабов. Дядя Агигульф ворчал,
что дедушка Рагнарис всю кровь из него, дяди Агигульфа, выпил и все
потому, видите ли, что у Хродомера поясницу ломит. А то, что у него
самого, дяди Агигульфа, спину ломит - до этого никому дела нет, а меньше
всего - отцу родному. Ведь воин он, воин, а тут все внаклонку да
внаклонку, эдак и быстроту движений потерять недолго.
В нашем селе урожай собрали на два дня быстрее, чем в другие годы.
Так отец мой говорил. А дождя хродомерова так и не было. Наоборот, еще
жарче и суше стало. Дедушка Рагнарис на это говорил, что мир к упадку
клонится и что прежде поясницу всегда к дождю ломило.
Ульф, как слепень, зудел, что дедушке с Хродомером в бург ехать надо.
Лучше обоим, конечно, но можно и одному кому-то. Дедушка говорил, что в
такое время селу без старейшин лучше не оставаться, так что кто-то один
должен ехать. И всяко выходило так, что ему, Рагнарису, к Теодобаду ехать.
Во-первых, сподвижник он был Алариха, отца Теодобадова, так что к нему,
Рагнарису, сыновнее почтение имеет. А во-вторых, Хродомер и своего-то
отстоять никогда не умел. Разве вразумить ему молокососа Теодобада?
Растеряется Хродомер, и пропало наше село.
И Хродомеру то же самое сказал дедушка, когда Хродомер к нам пришел.
И не стал, против обыкновения, спорить Хродомер. Молвил лишь, что и
вправду в селе от него, от Хродомера, больше толку. И прочь пошел, кряхтя,
сгорбясь и на палку опираясь. А дедушка Рагнарис долго ему вслед смотрел и
лицо у него было странное.
С дедушкой Ульф вызвался в бург ехать, но не дал дед ему договорить -
оборвал. Сказал, что дядя Агигульф с ним поедет. А отец наш, Тарасмунд, с
дедушкой согласился: мол, Ульф здесь нужнее. И не стал спорить Ульф - лишь
плечами пожал и о другом заговорил.
Наутро дедушка всех из дома выгнал и с богами долго разговаривал.
После вышел грозный, палкой грозил и говорил, что ужо он Теодобаду!..
Когда дедушка ушел, я к Ахме пошел. Обычно как дедушка с богами
говорит, он никого рядом с собой не терпит, но Ахму уже нельзя трогать
было, потому что он помирал. Обычно я старался к Ахме не ходить, потому
что смердел Ахма и толку от него уже не было. Да и раньше не было, а
сейчас и подавно. А жалеть я его не очень жалел. Дедушка говорил, что Ахма
и без того лишние пять зим прожил.
Я знал, что Ахма все слышал из того, что говорилось между дедушкой и
богами, потому что рядом лежал. Как дед за порог, так я на порог и к Ахме
подобрался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33