— И опять кому-то придется решать судьбы мира, хочет он того или нет.
Гирион не понял, кого имеет в виду Халлатан — себя или великих сего мира.
— Мы-то муравьи, — пробормотал он, — точим долго и незаметно, но в конце концов дерево падает.
Халлатан молча кивнул. Он не принадлежал к Когорте Эльдариона, но ничем не уступал ее ветеранам. Когорта когда-нибудь исчезнет — люди смертны, и останется только Стража. Похоже, труд ее растянется не на одно поколение. Все придется рассматривать по-новому. Придется все переделывать. Строить иной, новый Нуменор…
— Сначала придется воевать с Ханаттой.
— Тху все-таки стравил нас, — страдальчески сморщившись, простонал Гирион. — Как жаль. Мне нравился их покойный король. В нем было что-то… этакое. Величественное.
— Почти нуменорское, — усмехнулся Халантур. — Воистину — нет ни адана, ни харадрима… м-да…
Продолжение записок Секретаря
«Скоро нам обещают победоносный поход на Гондор. Толпы орков, этого мяса войны, гонят на север. Потом, когда они полягут, пойдем мы, люди. Нет ни ханаттаннаи, ни адана, есть солдаты Вечного и Несокрушимого, воинство Тысячелетнего Мордора. Мой господин презирает орков, но говорит, что и они в дело сгодятся, послужат нашей великой цели.
Мне страшно. Жить очень хочется. Не победить мы не можем, но мне все равно как-то не по себе. Я ведь не солдат, я всего лишь секретарь канцелярии господина Главнокомандующего. Первого Бессмертного. Аргора, ангмарского короля, будущего короля всенуменорского.
Сейчас мой господин жаждет встречи с последним из рода Эльроса. Любопытно, чем кончится на этот раз? Мы тут даже ставки втихаря делаем. Я ставлю, конечно, на своего господина — иначе придушит, если донесут.
Хотелось бы узнать, очень хотелось бы. Все же я по натуре летописец. Если, конечно, ничего не случится и я доживу до развязки».
История вторая
О ком-то из Бессмертных я знаю больше, о ком-то меньше. Увы, люди живут недолго, и свидетелей их появления в Мордоре, естественно, не осталось. Всего я не узнаю никогда, даже если переверну все доступные мне архивы.
Мне особенно любопытно, как они стали Бессмертными. Нет, я понимаю, что Повелитель выбирал лучших, самых лучших, но почему этими самыми лучшими стали именно они? Как они пришли к нему или как он нашел их?
Что я знаю о Бессмертном Ульбаре?
Он невысок ростом, хрупок сложением. Лицо у него очень необычное, странно привлекательное, очень трудно на него не смотреть. Говорят, был большим любителем женского пола, который отвечал ему полной взаимностью. Говорят, что и до мальчиков был охоч. Но все это уже наша, местная легенда.
Чрезвычайно любил наряды и украшения.
Все это осталось в прошлом. Сейчас Бессмертные давно уже отрешились от большинства человеческих страстей.
Очень умен и проницателен. Лгать ему невозможно, потому он очень часто присутствует при допросах важных пленников или государственных преступников.
Утонченный варвар. И жестокость его тоже варварски утонченная. Лучше не становиться у него на пути и лишний раз не попадаться на глаза.
Я его боюсь даже больше, чем собственного начальника, больше, чем господина Восьмого Бессмертного, и благодарю судьбу и Повелителя, что я служу господину Аргору. Этот хотя бы понятно за что пристукнет.
Что же касается истории его жизни до Посвящения, то, с одной стороны, может показаться, что с тем, кого мы за глаза называем Хамул, тварь восточная, дело обстоит куда как просто — в их народе похвальба не просто присуща мужчине, там считают, что мужчина обязан похваляться своими подвигами. Так и этого порой заносит, и начинает он вещать о своей жизни. Только вот я уже раз восемь сию повесть слушал, и каждый раз он рассказывает ее по-новому. Потому опять же приходится признать — ничего толком о его прежней жизни я не знаю.
Порой я ловлю какие-то обрывки сведений из слов самих Бессмертных друг о друге. Порой нахожу какие-то заметки в архивах, даже упоминания в преданиях и местных анекдотах не отбрасываю. Вот из таких обрывков я и составил подобие его жизнеописания. А что на самом деле было — только Сам знает…
То, чего не было в записках Секретаря

Игра вторая. ИГРА ШАМАНА
Из похвальбы Ульбара
«Как луна среди звезд, как солнце в небесах, так и народ Уль-фангир среди народов. Давно уж понял я — судьба одних править низшими, судьба других — служить высоким. Но высоких не может быть много, ибо над каждым высоким есть высший, так и возвышаются они, как гора над горой.
Самой высокой горой были Уль-фангир во времена древние, изначальные. Так многочисленны и могучи были они, что бежали пред ними и белые демоны, и прислужники их. Сам Владыка Севера считал за великое благо союз с ними и давал Уль-фангир земли, и рабов, и золото, и в великой чести держал их, и пировал с ними за одним столом, и дочерей своих давал в жены их вождям».
Из откровений Ульбара — неведомо кому
«…Ха, да знаю я, что не было у него дочерей. Но так мать рассказывала, когда я был мал. И я так буду рассказывать, потому что так принято в моем народе. И плевать, что остался от всего народа один я. Да, я теперь знаю свои корни, и, правду говоря, живи я тогда же, когда и старый Ульфанг, я бы его сам зарубил.
А потом сделался бы вождем и повел дело по-умному.
А кто скажет, что я не умен?»
«Когда же пал Высокий Владыка Севера, то много горя выпало Уль-фангир. Многочисленными были враги, и не честным оружием воевали они, а колдовством. Так и взяли они верх, и те, что были высокими горами, сровнялись с землей. Ушли Уль-фангир на восход. Но не истаяла их кровь, ибо теперь сильны были они и оружием, и знанием, от Владыки Севера полученным. И народы дикие в страхе падали ниц. Так шли Уль-фангир, пока не нашли место, называемое Грудь Земли, и остановились там. Ибо густы и зелены были в тех краях травы, и полноводны реки, и богата охота.
К тому времени забыли Уль-фангир дома ради шатров под великим небом, в коем горело солнце, великое над всеми, как Уль-фангир над меньшими народами.
И склонились перед ними люди, и стали Уль-фангир властвовать над черной костью, и шатры их были цвета неба. Не пасли Уль-фангир скота, не делали рабской работы, их делом была власть, война да охота. Вождями вождей стали они, и называли их люди низшие, люди черной кости — повелителями колесниц, коневластными, златодарителями. Вождями и предводителями родов были они, и лишь малое число людей черной кости породнилось сними через дочерей своих, которых в наложницы брали Уль-фангир, и потомкам их было дозволено сидеть близ вождей Уль-фангир и даже подавать им советы… Вот так и вползла змея в дом отца моего, вождя Ульбара…'
Кровь Уль-фангир драгоценна, как золотой песок среди бросового камня. Но вымывает золотой песок вода, и остается лишь пустая порода. Так и с кровью Уль-фангир. Мужи Уль-фангир брали много женщин, чтобы род их продолжался, но лишь от чистокровных женщин Уль-фангир дети считались законными и могли наследовать, и быть вождями, и править. Но кто не знает — если часто вязать сук и кобелей из одного помета и детей их, то много появится уродцев негодных. Так и с людьми.
И рождались среди Уль-фангир уродцы, или женщины рожали мертвых детей, или безумными были потомки Уль-фангир. Загнила золотая кровь наша…»
…Эти дикари, сородичи мои, все приписывали злым козням, порче, а то и неправде вождя — да чему угодно. Только истинной причины в упор не видели. Правда, до решения таки додумались — уродцев убивали, да и их матерям несладко приходилось.
Моя мать родила отцу девятерых сыновей, и я был девятым и единственным, кто не умер во младенчестве. Мать моя была чистой высокой крови Уль-фангир, потому только ее сын мог стать законным наследником вождя. Но когда умер восьмой ее сын, отец ожесточился против матери моей и отослал ее, хотя и была она тяжела мной, и воздал почести своей наложнице, имени которой не стану называть. Скажу лишь, что отец ее был черной кости. Ильдехай звали его, и в жилах его было немного золотой крови, и потому был он приближен к отцу.
Это он отравил слух моего отца, он посеял рознь между ним и матерью моей! И уехала моя мать к Грудям Земли, где некогда остановились после долгих скитаний Уль-фангир и откуда пошла их власть в здешних степях. Еще это место называют Старым Стойбищем, ибо там стоят курганы наших предков. Плоскогорье, на котором стоят они, обрывается к морю, а к степи выходит широкая долина, по обе стороны которой возвышаются Груди Земли.
Вот так к мертвым предкам изгнал мою мать шакал Ильдехай и на границе страны мертвых родился я…
Горько плача, уехала мать и забрала с собой свое приданое хотя хотел Ильдехай лишить ее и этого, но отец мой Ульбар не позволил. Сказал — пусть забирает все свое и дары мои. И пусть уходит и уносит с собой порчу свою.
Прощаясь, мать сказала отцу — ты отрекся от закона предков, и не будет тебе удачи. И уехала со всеми родичами своими, с табунами и стадами своими. Среди курганов наших предков родила она меня в грозовую ночь. И сказала она тогда — восемь братьев твоих не прожили свои жизни, и тебе отдала я силу их жизней непрожитых.
А дочь старого шакала Ильдехая в ту же самую ночь тоже родила сына. Великое устроил празднество мой отец в честь сына наложницы, о моем же существовании он знать не хотел. Он не вспоминал обо мне до той поры, пока я сам не напомнил. Говорил он обо мне — не мой это сын, а ублюдок. Но на плече у меня краснело такое же родимое пятно, как и у него, — вроде птицы, распахнувшей крылья. Хотя и не был я сыном от любимой женщины, не был любимым ребенком, но законного наследия никто не мог меня лишить. Даже отец.
Отца Ильдехай совсем прибрал к рукам — дочка у него была красавица в самом соку, а моя мать… не по любви был брак моих родителей, а по обычаю. Но моя мать была законной женой, и многим не нравилось, что так обошелся отец с нею, и говорили — ждите беды, ибо забыл вождь Правду земли.
После родов убоялась моя мать, что захотят враги убить меня, и воззвала к мертвым предкам. Так сказала она — если отвергли нас родичи живые, пусть защитят нас родичи мертвые. И решила она подняться в Старое Стойбище и жить отныне в земле мертвых, куда не заходят живые. Только шаман, который с духами говорит, жил в этой земле.
Никто не осмелился бы нас тут преследовать. А Ильдехай и прихвостни его говорили отцу моему — сошла с ума эта женщина, незачем преследовать безумную, духи сами ее покарают. Мало кто осмелился вместе с матерью войти в землю Древних. Даже когда хоронят вождя, лишь на время приходят сюда, на семь священных дней. Тогда приносят духам предков богатые жертвы, и плачут, и терзают щеки, и просят у духов милости к живым и доброй встречи ушедшему. А тризну справляют, уже выйдя из долины, там, где лежит граница между землей живых и землей мертвых, и предки незримо пируют с нами…
Итак, с матерью моей решились переступить незримую границу лишь семь преданных ей женщин и трижды семь верных мужчин из родичей и слуг — остальные отреклись от нее и вернулись. Ночью сбежали, как предатели, забрав с собой большую часть скота и коней. И мать призвала на них проклятие предков. Те же, кто остался, пусть были и черной кости, но за верность моей матери да пребудет с ними благость духов и да воссядут они на пиру предков среди Уль-фангир!
И встретил нас на краю долины шаман и сказал:
— Куда идешь ты, женщина? Или не знаешь ты, что нельзя живым нарушать пределы земли мертвых?
И ответила мать моя:
— Если среди живых грозит моему сыну смерть, то не среди мертвых ли искать ему жизни?
И посмотрел шаман на меня. Долго смотрел. И сказал потом:
— Видать, сын твой, женщина, великую судьбу за гриву схватит. Знаки судьбы сошлись на нем. И не случайно пришли вы сюда. Так хотят духи. Войдите же в их землю и живите.
Так и вырос я в Стойбище. В земле предков обильна была охота, ибо зверь тут водился непуганый, и высоки были травы для скота, а сладкое море было щедро рыбой, много было в нем съедобных водорослей и красивых раковин.
В три года сел я на коня, в пять взял в руки лук, в семь — меч, а в пятнадцать был я уже искусным охотником, и объезжал коней, и ловко бросал аркан, и владел копьем и мечом, и хорошо плавал в пресных волнах нашего моря. Сладкая Вода зовем мы его. Предания говорили, что где-то на закате море горькое, как слезы. А здесь, в самой середине земли — сладкое, как молоко молодой кобылицы.
Много рассказывал мне шаман о предках наших и говорил о судьбе моей. Не знаю я, где жил шаман, — я объездил все Старое Стойбище, но ни разу не видел его жилища. Но всегда, каждый вечер приходил он к нашим кострам говорить со мной.
У матери мало было людей, и старели они. И горько было матери моей, потому что смерть ждала меня в землях живых, и здесь тоже не будет мне жизни. Кровь Уль-фангир истлеет здесь, в Старом Стойбище. А я жил и не думал о смерти. Мне сравнялось шестнадцать зим, и не знал я женщины, когда ко мне пришел шаман и сказал, что духи хотят говорить со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102