Ему рассказывали, что некоторые из Видящих видят цветной ореол вокруг человека и что это имеет смысл и значение. Какое именно — он не знал, это было не его дело.
Он поискал изменившимся взглядом девушку, но не увидел ее. Почему-то не увидел. Зато услышал нечто. И отказался понимать то, что услышал, потому что этого просто быть не могло.
«Когда же ты услышишь. Как же ты надоел, — бубнил бесстрастный бесцветный голос. — Надо найти нужное сочетание травок. Тогда попробуем на другом. Скорее бы. А то вдруг догадается».
О чем? О чем догадается?!
«Пусть оттрахает Адаири. От них можно вывести нужное потомство. Хорошо, что не догадывается. Почему Тано так несправедлив? Этому ублюдку Сов — такие способности, а мне — только прикидываться! Как же мне все это надоело…»
Тано? Тано? Нет!!
Он со стоном упал на пол. Ярко-малиновое пятно оказалось рядом с ним.
— Мальчик мой… «Опять пусто. Опять ничего. Нет, пора кончать с ним. Надо попробовать с Дайкьетом. А этот — пусть сделает ребенка Адаири, потом — в Лаан Ниэн».
Хонахт в ужасе замычал — от зелья онемел рот, — пытался отталкивать руки, затем его вырвало, а потом он уже ничего не помнил.
Отлеживался на сей раз он недолго. Хуже всего мучила неясность — что же он такое все-таки слышал? Это было наваждение или… правда? Нет, «или» быть не может. Тано велик и благороден.
Но кто тогда ЭТО говорил? Кто?
Спросить?
И тут Хонахт поймал себя на мысли, что впервые боится довериться тано до конца. Потому что если все окажется правдой, то он этого просто не переживет. Рухнет весь его мир. И он убедил себя, что ничего такого не было. На это ушло довольно много дней, которые он провел в лесу, испросив позволения у тано. Хорошо, что тот не спрашивал ничего и, похоже, ничего и не подозревал. Неужто тано и правда не умеет слышать?
Из леса он вернулся успокоенный, примирившись с собой. Все было наваждением. Просто зелье так подействовало. Все снова стало правильным. Он был светел и радостен, когда сказал тано, что снова готов попытаться. Тано улыбнулся, обнял его и сказал, что завтра попробуют еще раз.
«Последний», — показалось ему. Он обернулся, посмотрел на тано вопросительно, но тот уже отвернулся.
На сей раз он впервые задался вопросом — а почему же тано не хочет сам попытаться поговорить с ним мысленно? Он же говорил тогда, что умеет читать мысли. Или он что-то иное имел в виду? Или… лгал?
Хонахт вовремя поймал себя на этой недостойной мысли и устыдился. Надо будет потом покаяться и просить увещевания.
На сей раз в подземелье с ними оказался мальчишка лет четырнадцати, всего года на три моложе Хонахта. Он уж и думать забыл, что сам еще очень молод, и сейчас осознание этого его даже удивило и позабавило. «Я молод — но уже столько могу!» — с неожиданной гордостью и каким-то снисходительным превосходством подумал он, снова успев поймать себя на недостойном. Нет, просто необходимо отдать свое тело и душу тано, дабы свершил очищение…
Он сейчас искренне хотел сделать все как надо. Он будет стараться. Очень-очень. Он хотел быть хорошим.
Светловолосый мальчишка был в одеянии без отделки, как и полагается новичкам. Хонахт почти ощущал его страх и сознание избранности — ведь сейчас он причастен к тому, что пока недоступно его товарищам. Хонахт улыбнулся, вспоминая себя и свои пустые желания. Сейчас он почти презирал этого парня за идиотские и пустые стремления.
Ладно. Сейчас этот юнец испытает… неведомое. Сам ведь хотел.
На сей раз это были мазь и дым. Его раздели и растерли с ног до головы. Мазь резко холодила кожу, холод пробирался и внутрь, и Хонахт начал дрожать. От резкого запаха слезились глаза, в животе и подреберье все стянулось в какой-то тугой ком. Что делали с мальчишкой, Хонахт не видел и не ощущал, потому что началось что-то странное и страшное…
— Тебе не надоело? — произнес застывший как статуя Хонахт чужим голосом. Очень мелодичным и глубоким, в то же время страшным и насмешливым. Тано дернулся и поперхнулся. Хонахт весь оцепенел — зрачки не отзывались на свет, он вроде даже не дышал, мышцы отвердели.
— Кто ты? — наконец сумел прошептать тано.
Ахтанир застыл с раскрытым ртом.
— А ты еще не понял? — с холодной издевкой произнес некто устами Хонахта. — А ведь вроде поминаешь меня то и дело!
Тано прошиб пот. Ноги стали ватными.
— Та-а-но?.. — протянул он.
Хонахт рассмеялся.
— Ах ты, недогадливый какой! Тано уже не вернется, и ты это знаешь, — резко гавкнул он. — А я его любимый ученик, понимаешь ли. И его место по праву принадлежит мне, а не тебе.
— Ты предатель! — вдруг воскликнул тано. — Ты бросил его, ты не пошел с ним, оставил его одного отвечать за все!
— О, ты смеешь меня судить? — ласково ответил Хонахт. — А разве не должен каждый отвечать за то, что сделал? Разве не он говорил — за все надо платить? Вот он и заплатил. А я, драгоценный ты мой… тано, — с нескрываемой насмешкой в голосе произнес некто устами Хонахта, — не бежал. Я пожертвовал собой, подверг себя позору и проклятию, дабы продолжить его дело. И лишь я знаю, что надо делать, но не ты. И ты, и твои предшественники уже много лет смеете не отзываться на мой призыв и приказ.
Тано вздрогнул. Это было правдой. Когда он принимал власть из рук убитого им по обычаю предшественника — убитого согласно ритуалу, на скале в Лаан Ниэн, ослепленного и распятого, пронзенного копьем, — в момент освобождения души прежнего тано он слышал голос. Слышал зов — и отверг его, поскольку так поступали все до него. Это называюсь зовом Пустоты. Это был высочайший момент выбора потому что зов был очень силен и притягателен. Он тогда еле устоял, но все же прошел испытание.
— Ты лжешь, — хрипло ответил тано. — Ты лжешь!
— Все говорят, что я лгу, — засмеялся голос. — Беда какая, прямо и не знаю, что делать! И эльфы, и эдайн, и ты! И сгину я, отверженный всеми. — Он засмеялся. — Но ты мне не нужен. Ты был бы мне нужен, если бы услышал меня. Но ты предпочел не слышать меня. Ты сделал свой выбор, Тано дал тебе это право, как и всем нам. Увы, ты сделал неверный выбор. — Снова в голосе послышалась насмешка. — И теперь ты мне не нужен. Но этот мальчик меня слышит. И мне он нужен. И не смей мне мешать! — В голосе Хонахта слышалась угроза. Он вдруг ожил и медленно, словно руки и ноги у него не гнулись, зашагал к тано. Неизвестно, что было бы, если бы Ахтанир не поднялся сзади и не ударил его по голове стулом. Хонахт молча рухнул. Тано, тяжело дыша, стоял над ним. Затем поднял взгляд на Ахтанира.
— В Лаан Ниэн, — хриплым шепотом проговорил Ахтанир. — А этого? — он кивнул на светловолосого подростка.
Тано понял — Ахтаниру не нужен ТОТ, другой, говоривший сейчас устами Хонахта. Ему нужен тано. Потому что ТОТ в них не нуждается. Ему нужны другие слуги, куда сильнее их… И тано был благодарен за эту верность.
— Нет. Он ничего не видел. Пригодится еще.
— Этот, — Ахтанир пнул Хонахта ногой, — тоже вряд ли что помнит.
— А ты уверен? — испытующе глянул на него тано. — Я — нет. И даже если он и не помнит сейчас, вспомнит потом, если ЭТОТ уже добрался до него. Ты понимаешь, что будет, если ЭТОТ начнет через него говорить? Будь я на ЕГО месте, я уж постарался бы заполучить прежде всего этого недоноска, — кивнул он на Хонахта. — И представь себе, что случится, если ОН начнет говорить с остальными?
Ахтанир дернул ртом.
— Тано, его вряд ли будут слушать.
— Хонахта — вряд ли. Но ЕГО — будут. — Он поднял взгляд на Ахтанира, и в нем была дряхлая тьма. — Я тоже помню. Моя кровь древняя. Я много что видел в своих снах. Я знаю. И я не хочу, чтобы ОН пришел! — вдруг тонко воскликнул он. — Я строил справедливый мир, — задыхаясь, говорил он, и слезы текли по ритуальным шрамам. — Я имею право, отступник, предатель, только я знаю, как надо! — Он с шумом вобрал в грудь воздух. — Я хотел создать совершенного человека, хотя бы здесь. Я заслужил, я имею право! Ведь так? — почти умоляюще спросил он. — Да?
Ахтанир молча склонился к руке тано.
— Я верен тебе, — сказал он и поднял бесчувственное тело Хонахта.
Хонахт очнулся от холода и боли в затекших суставах. Открыл глаза, потом попытался еще раз их открыть, потому что вокруг стояла кромешная тьма.
«Неужто ослеп?»
Да нет, просто здесь не зажгли света. Он наверняка снова под землей, в одной из знакомых келий. Только почему его тут оставили одного, и почему здесь так холодно, и почему так ноют мышцы?..
Потом взгляд его немного прояснился, мгла оформилась, и он понял, что смотрит вниз, на высокую траву, слабо подсвеченную далекими звездами безлунной ночи. Сам он сидел на земле у каменного столба, противно впивавшегося своими неровностями в спину. Он попытался пошевелиться, и тут понял, что его руки крепко привязаны ремнями к толстому кольцу, вделанному в камень по ту сторону столба.
«За что? Кто?»
Он не мог понять. Хуже того, он совершенно не помнил, что было после того, как он выпил зелье. Помнил тьму, которая всегда наступала перед тем, как он вступал в мир чужих мыслей, а потом он оказался здесь.
Кто-то напал на Аст Ахэ? Или… или он сделал что-то ужасное? Или он здесь ради какого-то обряда? Зачем, за что, почему? Вопросы взламывали череп, сердце скакало в груди, он тяжело дышал, от страха кружилась голова.
Но почему ему не сказали, за что он здесь? Без единого слова, без объяснения? И где он?
Он поднял голову и увидел в тусклом свете звезд, мерцающих сквозь туман, что вокруг — узкая глубокая долина, заросшая высокими травами. Серебристо-голубоватыми даже в такой мгле. И увидел среди высоких трав каменные плиты. И услышал в вышине тоскливый вечный ветер. И понял, где он.
Страх парализовал его.
Лаан Ниэн. Владения вечно голодных духов мертвых.
Все «за что?» и «почему?» мигом вылетели из головы, остался лишь животный ужас. Вот сейчас они придут… В животе образовалась мерзкая слабость, во рту пересохло, зазвенело в голове.
Что-то коснулось уха. Он зажмурился. Теплое, пушистое, тяжелое и с когтями. Сова.
Он дернулся — вдруг это тоже дух? И выклюет сейчас глаза, как выкалывают по ритуалу глаза уходящему тано… А ведь они тут бродят по ночам под луной, и травы шепчут их голосами. Сколько же их тут, ушедших? И они придут к нему, требуя живой крови, безглазые, окровавленные… Он тихо заскулил от ужаса, непонимания и беспомощности.
— Дурак, — сказала Сова, чистя перья. — Дурак. — И клюнула его в лоб. Больно. Но это подействовало отрезвляюще. Ужас уступил место какому-то подобию покоя. Духов пока не было. Травы? Да просто травы. И камни — просто камни. Но зато могут прийти ночные хищники, а ремни вполне настоящие и крепкие.
— Владычица Иллаис, — прошептал он, — спаси меня.
Сова перестала чистить перья.
— А ты знаешь, почему ты здесь?
Хонахт опустил голову.
— Нет.
Сова затопталась на плече. Тяжеленная птица, и когти острые.
— Смотри мне в глаза, — сказала Сова. Он повиновался.
И увидел.
«Не ходи в Черный лес, что за Каменным Зубом, на полночь и закат. Место древнее и недоброе, и не человеку там ходить. Не для людей это место. Сначала будут камни, потом болота, через которые только тайными тропами пройдешь, — а кто теми тропами ходит, никому не ведомо. Летом там трудно дышать от тяжелой гнилостной вони и туч комарья да гнуса. Стоишь на болотах, звенит комарье, а трясина словно дышит — то там хлюпнет, то под ногами с черного дна пузырь поднимется, то словно змеища огромная в водяном оконце скользнет — и снова ряска затянет черную воду. А змея это или кто щупальца свои со дна тянет — кто знает. Никто не расскажет.
А если пройдешь болота, то начнется Черный лес. Древние деревья, они еще тогда были старыми, когда кланы пришли от Заката. Живые это деревья. Они слышат, они говорят, они не пустят к себе чужака. А в глубине леса живут твари, которые старше самого человека, старше луны и солнца, даже старше белых демонов.
А в середине леса живет звериный вождь. Ночами выезжает он на свою охоту, Дикую Охоту. Он с виду совсем человек, только глаза у него горят желтым огнем, и он почти наг. И едет он на огромном лосе, а впереди него летит сова и бежит пес, и стая волков несется за ним в молчании.
Он берет все, что захочет, и если не умилостивить его — жди смерти. Потому оставляем мы еду в назначенных местах, а если находим там вонзенную в землю палку, то, значит, он хочет невесту. И выбирают лучших девушек и приводят туда, и никто больше не видит их. Пять лет уже эта напасть, и двух младенцев уже нашли люди у своих дверей — желтоглазых, как волк или сова.
Многие пытались охотиться на него, но он уходит от погони, а из охотников мало кто возвращается живым. Говорят, вражда у него с Аст Ахэ и князьями Сов. Вражда и война. Да хранят духи нас, злосчастных! Завтра волчья ночь, ночь Дикой Охоты, ночь, когда не выходят за порог и не спят…»
Дайни шла по лесу осторожно, прислушиваясь и оглядываясь на каждом шагу. Весной по лесу идет гон, кровь бушует у всех. Как говорят — весной и заяц укусить может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Он поискал изменившимся взглядом девушку, но не увидел ее. Почему-то не увидел. Зато услышал нечто. И отказался понимать то, что услышал, потому что этого просто быть не могло.
«Когда же ты услышишь. Как же ты надоел, — бубнил бесстрастный бесцветный голос. — Надо найти нужное сочетание травок. Тогда попробуем на другом. Скорее бы. А то вдруг догадается».
О чем? О чем догадается?!
«Пусть оттрахает Адаири. От них можно вывести нужное потомство. Хорошо, что не догадывается. Почему Тано так несправедлив? Этому ублюдку Сов — такие способности, а мне — только прикидываться! Как же мне все это надоело…»
Тано? Тано? Нет!!
Он со стоном упал на пол. Ярко-малиновое пятно оказалось рядом с ним.
— Мальчик мой… «Опять пусто. Опять ничего. Нет, пора кончать с ним. Надо попробовать с Дайкьетом. А этот — пусть сделает ребенка Адаири, потом — в Лаан Ниэн».
Хонахт в ужасе замычал — от зелья онемел рот, — пытался отталкивать руки, затем его вырвало, а потом он уже ничего не помнил.
Отлеживался на сей раз он недолго. Хуже всего мучила неясность — что же он такое все-таки слышал? Это было наваждение или… правда? Нет, «или» быть не может. Тано велик и благороден.
Но кто тогда ЭТО говорил? Кто?
Спросить?
И тут Хонахт поймал себя на мысли, что впервые боится довериться тано до конца. Потому что если все окажется правдой, то он этого просто не переживет. Рухнет весь его мир. И он убедил себя, что ничего такого не было. На это ушло довольно много дней, которые он провел в лесу, испросив позволения у тано. Хорошо, что тот не спрашивал ничего и, похоже, ничего и не подозревал. Неужто тано и правда не умеет слышать?
Из леса он вернулся успокоенный, примирившись с собой. Все было наваждением. Просто зелье так подействовало. Все снова стало правильным. Он был светел и радостен, когда сказал тано, что снова готов попытаться. Тано улыбнулся, обнял его и сказал, что завтра попробуют еще раз.
«Последний», — показалось ему. Он обернулся, посмотрел на тано вопросительно, но тот уже отвернулся.
На сей раз он впервые задался вопросом — а почему же тано не хочет сам попытаться поговорить с ним мысленно? Он же говорил тогда, что умеет читать мысли. Или он что-то иное имел в виду? Или… лгал?
Хонахт вовремя поймал себя на этой недостойной мысли и устыдился. Надо будет потом покаяться и просить увещевания.
На сей раз в подземелье с ними оказался мальчишка лет четырнадцати, всего года на три моложе Хонахта. Он уж и думать забыл, что сам еще очень молод, и сейчас осознание этого его даже удивило и позабавило. «Я молод — но уже столько могу!» — с неожиданной гордостью и каким-то снисходительным превосходством подумал он, снова успев поймать себя на недостойном. Нет, просто необходимо отдать свое тело и душу тано, дабы свершил очищение…
Он сейчас искренне хотел сделать все как надо. Он будет стараться. Очень-очень. Он хотел быть хорошим.
Светловолосый мальчишка был в одеянии без отделки, как и полагается новичкам. Хонахт почти ощущал его страх и сознание избранности — ведь сейчас он причастен к тому, что пока недоступно его товарищам. Хонахт улыбнулся, вспоминая себя и свои пустые желания. Сейчас он почти презирал этого парня за идиотские и пустые стремления.
Ладно. Сейчас этот юнец испытает… неведомое. Сам ведь хотел.
На сей раз это были мазь и дым. Его раздели и растерли с ног до головы. Мазь резко холодила кожу, холод пробирался и внутрь, и Хонахт начал дрожать. От резкого запаха слезились глаза, в животе и подреберье все стянулось в какой-то тугой ком. Что делали с мальчишкой, Хонахт не видел и не ощущал, потому что началось что-то странное и страшное…
— Тебе не надоело? — произнес застывший как статуя Хонахт чужим голосом. Очень мелодичным и глубоким, в то же время страшным и насмешливым. Тано дернулся и поперхнулся. Хонахт весь оцепенел — зрачки не отзывались на свет, он вроде даже не дышал, мышцы отвердели.
— Кто ты? — наконец сумел прошептать тано.
Ахтанир застыл с раскрытым ртом.
— А ты еще не понял? — с холодной издевкой произнес некто устами Хонахта. — А ведь вроде поминаешь меня то и дело!
Тано прошиб пот. Ноги стали ватными.
— Та-а-но?.. — протянул он.
Хонахт рассмеялся.
— Ах ты, недогадливый какой! Тано уже не вернется, и ты это знаешь, — резко гавкнул он. — А я его любимый ученик, понимаешь ли. И его место по праву принадлежит мне, а не тебе.
— Ты предатель! — вдруг воскликнул тано. — Ты бросил его, ты не пошел с ним, оставил его одного отвечать за все!
— О, ты смеешь меня судить? — ласково ответил Хонахт. — А разве не должен каждый отвечать за то, что сделал? Разве не он говорил — за все надо платить? Вот он и заплатил. А я, драгоценный ты мой… тано, — с нескрываемой насмешкой в голосе произнес некто устами Хонахта, — не бежал. Я пожертвовал собой, подверг себя позору и проклятию, дабы продолжить его дело. И лишь я знаю, что надо делать, но не ты. И ты, и твои предшественники уже много лет смеете не отзываться на мой призыв и приказ.
Тано вздрогнул. Это было правдой. Когда он принимал власть из рук убитого им по обычаю предшественника — убитого согласно ритуалу, на скале в Лаан Ниэн, ослепленного и распятого, пронзенного копьем, — в момент освобождения души прежнего тано он слышал голос. Слышал зов — и отверг его, поскольку так поступали все до него. Это называюсь зовом Пустоты. Это был высочайший момент выбора потому что зов был очень силен и притягателен. Он тогда еле устоял, но все же прошел испытание.
— Ты лжешь, — хрипло ответил тано. — Ты лжешь!
— Все говорят, что я лгу, — засмеялся голос. — Беда какая, прямо и не знаю, что делать! И эльфы, и эдайн, и ты! И сгину я, отверженный всеми. — Он засмеялся. — Но ты мне не нужен. Ты был бы мне нужен, если бы услышал меня. Но ты предпочел не слышать меня. Ты сделал свой выбор, Тано дал тебе это право, как и всем нам. Увы, ты сделал неверный выбор. — Снова в голосе послышалась насмешка. — И теперь ты мне не нужен. Но этот мальчик меня слышит. И мне он нужен. И не смей мне мешать! — В голосе Хонахта слышалась угроза. Он вдруг ожил и медленно, словно руки и ноги у него не гнулись, зашагал к тано. Неизвестно, что было бы, если бы Ахтанир не поднялся сзади и не ударил его по голове стулом. Хонахт молча рухнул. Тано, тяжело дыша, стоял над ним. Затем поднял взгляд на Ахтанира.
— В Лаан Ниэн, — хриплым шепотом проговорил Ахтанир. — А этого? — он кивнул на светловолосого подростка.
Тано понял — Ахтаниру не нужен ТОТ, другой, говоривший сейчас устами Хонахта. Ему нужен тано. Потому что ТОТ в них не нуждается. Ему нужны другие слуги, куда сильнее их… И тано был благодарен за эту верность.
— Нет. Он ничего не видел. Пригодится еще.
— Этот, — Ахтанир пнул Хонахта ногой, — тоже вряд ли что помнит.
— А ты уверен? — испытующе глянул на него тано. — Я — нет. И даже если он и не помнит сейчас, вспомнит потом, если ЭТОТ уже добрался до него. Ты понимаешь, что будет, если ЭТОТ начнет через него говорить? Будь я на ЕГО месте, я уж постарался бы заполучить прежде всего этого недоноска, — кивнул он на Хонахта. — И представь себе, что случится, если ОН начнет говорить с остальными?
Ахтанир дернул ртом.
— Тано, его вряд ли будут слушать.
— Хонахта — вряд ли. Но ЕГО — будут. — Он поднял взгляд на Ахтанира, и в нем была дряхлая тьма. — Я тоже помню. Моя кровь древняя. Я много что видел в своих снах. Я знаю. И я не хочу, чтобы ОН пришел! — вдруг тонко воскликнул он. — Я строил справедливый мир, — задыхаясь, говорил он, и слезы текли по ритуальным шрамам. — Я имею право, отступник, предатель, только я знаю, как надо! — Он с шумом вобрал в грудь воздух. — Я хотел создать совершенного человека, хотя бы здесь. Я заслужил, я имею право! Ведь так? — почти умоляюще спросил он. — Да?
Ахтанир молча склонился к руке тано.
— Я верен тебе, — сказал он и поднял бесчувственное тело Хонахта.
Хонахт очнулся от холода и боли в затекших суставах. Открыл глаза, потом попытался еще раз их открыть, потому что вокруг стояла кромешная тьма.
«Неужто ослеп?»
Да нет, просто здесь не зажгли света. Он наверняка снова под землей, в одной из знакомых келий. Только почему его тут оставили одного, и почему здесь так холодно, и почему так ноют мышцы?..
Потом взгляд его немного прояснился, мгла оформилась, и он понял, что смотрит вниз, на высокую траву, слабо подсвеченную далекими звездами безлунной ночи. Сам он сидел на земле у каменного столба, противно впивавшегося своими неровностями в спину. Он попытался пошевелиться, и тут понял, что его руки крепко привязаны ремнями к толстому кольцу, вделанному в камень по ту сторону столба.
«За что? Кто?»
Он не мог понять. Хуже того, он совершенно не помнил, что было после того, как он выпил зелье. Помнил тьму, которая всегда наступала перед тем, как он вступал в мир чужих мыслей, а потом он оказался здесь.
Кто-то напал на Аст Ахэ? Или… или он сделал что-то ужасное? Или он здесь ради какого-то обряда? Зачем, за что, почему? Вопросы взламывали череп, сердце скакало в груди, он тяжело дышал, от страха кружилась голова.
Но почему ему не сказали, за что он здесь? Без единого слова, без объяснения? И где он?
Он поднял голову и увидел в тусклом свете звезд, мерцающих сквозь туман, что вокруг — узкая глубокая долина, заросшая высокими травами. Серебристо-голубоватыми даже в такой мгле. И увидел среди высоких трав каменные плиты. И услышал в вышине тоскливый вечный ветер. И понял, где он.
Страх парализовал его.
Лаан Ниэн. Владения вечно голодных духов мертвых.
Все «за что?» и «почему?» мигом вылетели из головы, остался лишь животный ужас. Вот сейчас они придут… В животе образовалась мерзкая слабость, во рту пересохло, зазвенело в голове.
Что-то коснулось уха. Он зажмурился. Теплое, пушистое, тяжелое и с когтями. Сова.
Он дернулся — вдруг это тоже дух? И выклюет сейчас глаза, как выкалывают по ритуалу глаза уходящему тано… А ведь они тут бродят по ночам под луной, и травы шепчут их голосами. Сколько же их тут, ушедших? И они придут к нему, требуя живой крови, безглазые, окровавленные… Он тихо заскулил от ужаса, непонимания и беспомощности.
— Дурак, — сказала Сова, чистя перья. — Дурак. — И клюнула его в лоб. Больно. Но это подействовало отрезвляюще. Ужас уступил место какому-то подобию покоя. Духов пока не было. Травы? Да просто травы. И камни — просто камни. Но зато могут прийти ночные хищники, а ремни вполне настоящие и крепкие.
— Владычица Иллаис, — прошептал он, — спаси меня.
Сова перестала чистить перья.
— А ты знаешь, почему ты здесь?
Хонахт опустил голову.
— Нет.
Сова затопталась на плече. Тяжеленная птица, и когти острые.
— Смотри мне в глаза, — сказала Сова. Он повиновался.
И увидел.
«Не ходи в Черный лес, что за Каменным Зубом, на полночь и закат. Место древнее и недоброе, и не человеку там ходить. Не для людей это место. Сначала будут камни, потом болота, через которые только тайными тропами пройдешь, — а кто теми тропами ходит, никому не ведомо. Летом там трудно дышать от тяжелой гнилостной вони и туч комарья да гнуса. Стоишь на болотах, звенит комарье, а трясина словно дышит — то там хлюпнет, то под ногами с черного дна пузырь поднимется, то словно змеища огромная в водяном оконце скользнет — и снова ряска затянет черную воду. А змея это или кто щупальца свои со дна тянет — кто знает. Никто не расскажет.
А если пройдешь болота, то начнется Черный лес. Древние деревья, они еще тогда были старыми, когда кланы пришли от Заката. Живые это деревья. Они слышат, они говорят, они не пустят к себе чужака. А в глубине леса живут твари, которые старше самого человека, старше луны и солнца, даже старше белых демонов.
А в середине леса живет звериный вождь. Ночами выезжает он на свою охоту, Дикую Охоту. Он с виду совсем человек, только глаза у него горят желтым огнем, и он почти наг. И едет он на огромном лосе, а впереди него летит сова и бежит пес, и стая волков несется за ним в молчании.
Он берет все, что захочет, и если не умилостивить его — жди смерти. Потому оставляем мы еду в назначенных местах, а если находим там вонзенную в землю палку, то, значит, он хочет невесту. И выбирают лучших девушек и приводят туда, и никто больше не видит их. Пять лет уже эта напасть, и двух младенцев уже нашли люди у своих дверей — желтоглазых, как волк или сова.
Многие пытались охотиться на него, но он уходит от погони, а из охотников мало кто возвращается живым. Говорят, вражда у него с Аст Ахэ и князьями Сов. Вражда и война. Да хранят духи нас, злосчастных! Завтра волчья ночь, ночь Дикой Охоты, ночь, когда не выходят за порог и не спят…»
Дайни шла по лесу осторожно, прислушиваясь и оглядываясь на каждом шагу. Весной по лесу идет гон, кровь бушует у всех. Как говорят — весной и заяц укусить может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102