Я не побегу никому в ножки кланяться. Мне сопли утирать не надо, пусть все знают — я могу дать сдачи.
— Это была не сдача, а убийство.
— Какая разница?
— Да такая, что вы можете кончить в петле.
Снова пожал плечами.
— Значит, это дурной закон. Закон слабых.
Роквен недоуменно поднял брови.
— Нуменор — и закон слабых?
— Ну да. Зачем сильному пресмыкаться перед законом, когда он сам может все сделать? Это слабому надо другим зад лизать, чтобы его защитили.
Дарион покачал головой.
— Долг сильного — защищать слабого. Сила сильного в том, чтобы отказаться от силы и встать на одну доску со слабым. Добровольно сравняться со слабым. Сила в том, чтобы не идти у своей силы на поводу…
«Проповедник хренов… Меня повесят, а он меня жить учит… дурак…»
Роквен не заметил, как опасно сузились глаза неподвижного — странно, настороженно неподвижного — собеседника.
— Вот в чем сила, Борлас. Сильный великодушен, а не жесток.
— И потому сильный Нуменор великодушно меня повесит, — хмыкнул Борлас. — Меня, слабого.
Роквен разинул рот.
— Вы только что говорили о своей силе.
— Да, я лорд в своей земле! И мне в ней вершить закон, потому что я — сильный. Разве у вас не так? Зачем ты вообще сюда пришел? Увещевать меня, чтобы я спокойно дал себя повесить? Не грусти, бедняжечка, все по закону, успокойся, так и надо? У тебя рабский закон. Трусливый. Вы убиваете сильного, чтобы никто не стал сильнее вас, чтобы остались одни слабые. Ими командовать легче. Вот и все. А я вам как бельмо на глазу, потому что сильный. Я сам решился судить. Я у вас кусок изо рта вырвал, вот и все.
Дарион с болезненным изумлением смотрел на Борласа.
— Все не так. Не так. Закон судит одинаково и слабого, и сильного. Но с сильного спрос больше, потому что он сильный…
— Ну, — зло рассмеялся Борлас, — я и говорю! Сопливого урода, который только ныть и может, вы по головке погладите, а того, кто сильнее, убьете. — Он поджал губы — Зачем ты сюда вообще пришел?
Роквен молчал. А и правда, зачем? Он сосредоточился, как бывало всегда, когда надо было разобраться в своих смятенных чувствах. И понял, что на самом деле просто хочет убедить самого себя в справедливости закона и заставить этого человека признать его справедливость. Суд будет снисходительнее к запутавшемуся и раскаявшемуся, но если Борлас будет так упорствовать, то, скорее всего, его ждет петля.
Борлас с трудом сдерживался. Надо, чтобы этот блаженный ничего не заподозрил. Это хорошо, что он сюда пришел. Часовые держатся настороже, все местные, они его знают. А этот благодушный дурень совсем уши развесил. Вот, застыл, опустил глаза в пол. Думает о чем-то. Сейчас.
Сейчас или никогда. Не думать, действовать, а уж потом — как-нибудь.
Сильный толчок бросил Дариона наземь. Встать он не успел, потому что ему на грудь бросился волк и вцепился в горло. Он хотел закричать, но изо рта вырвался какой-то свистящий хрип, а волк тихо и быстро шептал прямо в ухо:
— А вот кричать не надо. Не надо кричать. Вот и хорошо, умница. Подыхай поскорее.
Роквен задрожал, судорожно вздохнул и послушно умер. Борлас поднялся, вытер об одежду убитого его же собственный кинжал. Хорошо, когда беспечные головотяпы совсем забывают о том, что оружие и отнять можно. Он тихо подкрался к двери, постучал…
Центурион Хамдир медленно свернул трубочкой недописанное письмо. Осмотрелся по сторонам. Вещей у покойного роквена было немного. Большую часть составляли книги и сшитые толстой нитью тетради каких-то записей. Судейский писец скрупулезно составлял опись вещей убитого.
А письмо, которое передал ему наместник, так и не успело..
Они все не успели. Когда они приехали, Борлас уже два дня как сбежал, и Хамдир прекрасно понимал, что сейчас след уже простыл. Волк ушел. Так что можно не спешить.
Скорее всего, он покинет эти края. Так что погоня будет долгой и упорной. Надо хорошенько подготовиться.
«Теперь вы его командир. Постарайтесь, чтобы он не наделал глупостей».
Он не выполнил своего долга командира. Теперь он должен выполнить свой долг стража. Бешеный волк не должен уйти.
— Он был здесь?
— Зачем ты спрашиваешь? Ты сам знаешь, иначе бы тебя здесь не было.
Волосы вдовы Элинде потускнели и вместо золотых стали серыми. Всего за какие-то два месяца.
— Что вы мне скажете? — Хамдир уселся без приглашения на скамью и, сцепив руки, подался вперед.
Женщина медленно покачала головой.
— Я не стану помогать тебе, но и мешать не стану. И ему помогать я тоже не стала. — Она тяжело вздохнула. — Оставьте меня. Или мало мне горя и позора? Или я не могу умереть спокойно?
— Матери убитого не легче, — жестко продолжал Хамдир. — Он восхищался вашим сыном. Он пытался найти ему оправдание, чтобы смягчить приговор. И получил нож в горло.
— Я сказала. Решений я не меняю.
— Что он говорил? — не слушал ее центурион. Женщина не то вздохнула, не то застонала.
— Он пришел и рассказал, что сделал. Похвалялся местью. Сказал, что уйдет из этих мест. Сказал, что он силен и удачлив и правда на его стороне. Я сказала, что это орочьи дела и орочьи слова. Он разгневался, но ударить меня не посмел. Я велела людям не давать ему помощи. Всем на моей земле так сказала. — Она помолчала. — Он волк. Он проклял меня и ушел. — Она снова замолчала. Долго молчала. — Расскажи мне о том, кого он убил, — тихо попросила она наконец. — Я только раз видела его, и он показался мне по речам маленьким ребенком, хотя с виду был почти муж.
Хамдир поднял на женщину тяжелый взгляд.
— Расскажу, — ответил он, и в голосе его не было жалости.
Наместник окончил читать письмо и бережно положил его на стол. Разгладил.
— Моего письма он так и не получил, — с печальной задумчивостью проговорил он. Поднял взгляд, сморщив лоб. — Я получил ваше прошение об отставке. Почему? Вы считаете себя виноватым в этом убийстве?
— Нет — решительно покачал головой Хамдир.
— Тогда почему?
— Я должен выследить и убить волка.
— Его уже нет здесь.
— Я найду его, — повторил Хамдир.
Наместник сложил руки перед собой на столе.
— Зачем вам это? Что для вас в этом деле есть особенного?
Хамдир немного помолчал.
— Не знаю. Это просто ощущение. Не могу объяснить. Просто должен. И еще — я дал вам слово позаботиться о вашем родиче — и не сдержал его. Тогда я дал слово себе, что найду этого волка.
Наместник вздохнул, поджав губы.
— Ощущение. Ощущения не поддаются логике. Будь на моем месте кто другой, вам бы отказали. Но я верю ощущениям. И слово надо держать… — Он посмотрел на Хамдира чуть исподлобья. — Он будет убегать. Он может оказаться где угодно. С кем угодно. А вы один. Да еще хотите уйти со службы. Вот что Я не отпущу вас. Я дам вам поручение — поймать беглого преступника. Так вы будете не никто и звать никак, а офицером, посланным с особым поручением. И еще я вам дам письмо… одно ничего не значащее письмо. Сейчас назову имена и места, и вы их запомните наизусть. К этим людям вы будете обращаться за помощью.
Хамдир кивнул. Что-то было не так. Он ожидал более длительного разговора, ожидал даже отказа — но… что-то было не так. Ощущение какого-то потаенного присутствия становилось все сильнее. Он резко обернулся — но никого не увидел.
— Он уже ушел, — ответил, продолжая писать наместник. — Ваше чутье — ценный дар. Потому вам и позволили идти по следу. Вам помогут. Но я беру с вас слово — когда все кончится, удачей или неудачей, вы придете ко мне. Далее приказывать буду я.
Хамдир приложил руку к груди и кивнул.
— Золото везде золото, — жарко дышал в ухо Карагу Щербатый. — Точно говорю — золотища там кучи несметные. Как дерьма в солдатском сортире!
— Да хоть до неба — все равно не взять, — лениво сощурился, вытянувшись на траве, Тавдин-Лис, коротышка с черными курчавыми волосами, уроженец здешних мест. — К дракону никто не полезет.
— Да подох давно твой дракон, его уж лет десять никто не видел!
— А его вообще кто-нибудь когда-нибудь видел? — насмешливо осведомился Рагнир. Самый опасный после вожака человек в шайке деловито чистил ножичком ногти. Худой, с забранными в хвост темными волосами, он казался чуть ли не хрупким, а потому безобидным. Но впечатление это было обманчиво, и его сотоварищи об этом прекрасно знали. — Или ты просто врешь? Только зачем?
— Да незачем ему врать, — отозвался Лис. — Золото — оно такое, его всегда хочется, и не только одному. И драконы тут бывали. Дед мой покойный рассказывал, что, когда во времена его деда пришлось уходить из лесов к горам, драконов там видели.
— Ну, это когда было-то…
— Для нас недавно, — все так же спокойно отозвался Рагнир. — Для вас давно.
Повисло неприятное молчание. Караг, вечный миротворец, почуял, что дело пахнет очередной дракой, и быстро увел разговор в другую сторону.
— Так или не так, дело-то о золоте.
Разговор снова вернулся к теме вожделенного сокровища.
— Мне горы не надо, мне бы горочку, хотя бы и горсточку, — подхихикивая, говорил Лис. — Большим человеком бы стал, хорошую женщину бы взял, дом бы построил… А то и рабов купил.
— И где бы ты дом построил, любопытно узнать? — ехидно осведомился Рагнир. — Ты в бегах у своих, наши тебя тоже ловят, где дом-то строить? Ты же не просто так в глушь-то удрал? И кто тебе тут даст рабов заводить?
— Сам хорош, — ругался в ответ Лис.
— Про себя я сам все знаю. Знаю еще и то, что золото хорошо, когда есть на что его тратить. А в здешних местах оно что есть, что нет.
Снова воцарилось молчание.
— Надо куда-то идти, — робко вставил Караг. — Тут нам зиму не пережить. Да еще и орки к зиме повылазят за добычей.
Щербатый промолчал. Он-то был уверен, что с орками вполне сумеет договориться, но вожак за такие слова в прошлый раз крепко избил его. «Орков резал и буду резать, — рычал он. — Я адан, я их буду резать, где увижу. И тебя к ним отправлю, если что». Щербатый теперь предпочитал помалкивать.
— А чтобы куда-то идти, надо добыть золота, — упрямо повторил он. — С золотом можно от кого угодно откупиться.
Разговор вернулся к началу. Все как один посмотрели на вожака, который все это время сидел поодаль на корточках у лесного заболоченного озерца и кидал туда засохшие комочки земли. Потому что не было смысла даже думать о том, чтобы куда-то идти, если вожак на уме держит что-то другое. Спорить с ним никто не осмеливался — все помнили, как он появился полтора года назад и как прежний атаман и треть шайки остались лежать в болоте много миль севернее от здешних мест. Вожак не терпел, чтобы кто-то ему противоречил. Он был жесток и быстр, а дрался с отчаянием загнанного волка. Но с ним пришла удача. До последнего времени они успешно уходили и от нуменорских патрулей, и от местных жителей, которые нуменорцев крепко недолюбливали, но и изгоев тоже не жаловали и брали на вилы, когда удавалось.
— Золото и правда хорошо, — проговорил вожак.
— Да, — мгновенно подхватил Щербатый. — Только надо уходить на юг. Там можно затеряться. А на юге такие бабы! Или земли можно прикупить…
— Земли, — хмыкнул вожак. — Бабы. У тебя только одно в башке. Земли прикупишь, бабу заведешь. Небось и пахать примешься? А вот как придет такой молодец, вроде тебя нынешнего, и что ты делать будешь? Думаешь, я тебя защищать буду? На кой ты мне сдался?
Рагнир хмыкнул. Он помнил, как местные дикари попытались было упросить бешеного бойца стать у них вождем, чтобы защищать их от других таких же бандитов, а то и от нуменориев. Вожак даже не рассмеялся. Даже не стал отвечать. Потом сказал Рагниру:
— Что я, за этих недоносков жизнь класть должен? За слабаков пусть сами нуменорцы гробятся, у них закон такой. Пусть нуменорцам в ножки поклонятся, те только рады будут. А мне они не нужны.
Вот и сейчас вожак поморщился, мотнул своей золотой головой и досадливо протянул:
— Ладно. Вы мне тоже уже вот где. Пойдем за золотом. А потом уж каждый решит, куда ему податься.
Местные дикари были вполне уверены в том, что дракон тут живет. Говорили, что сами раз в месяц отводят на некое место несколько овец, тогда он просто их жрет и не вылазит из гор. А если не подкармливать, то начнет рыскать, и тогда дело худо. Говорили, что дракон ползучий, что огромен невероятно, но тут уж никто из искателей сокровищ не поверил — у страха глаза велики.
А еще говорили, что временами тут появляется какой-то человек и дракон с ним говорит. Или он с драконом говорит.
Ну, уж этому вообще никто не верил.
Невзирая на уговоры перепуганных местных, все пятеро направились туда, где дракону оставляли кормежку. Судя по следам, тварь была не слишком крупной, наверное, еще не доросла. Был он тут один и всегда жил здесь, сколько местные помнили. Наверняка успел поднакопить сокровищ. Ведь драконы — известные грабители древних могил, а живут они долго, и даже дракон-недоросток живет не одну человеческую жизнь. Даже нуменорскую.
Тавдин-Лис нашел логово на третий день. Впрочем, нашли бы все равно — дракон оставлял тяжелый след, как от гигантского тележного колеса, вокруг логова все было вытоптано, загажено и воняло серой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Это была не сдача, а убийство.
— Какая разница?
— Да такая, что вы можете кончить в петле.
Снова пожал плечами.
— Значит, это дурной закон. Закон слабых.
Роквен недоуменно поднял брови.
— Нуменор — и закон слабых?
— Ну да. Зачем сильному пресмыкаться перед законом, когда он сам может все сделать? Это слабому надо другим зад лизать, чтобы его защитили.
Дарион покачал головой.
— Долг сильного — защищать слабого. Сила сильного в том, чтобы отказаться от силы и встать на одну доску со слабым. Добровольно сравняться со слабым. Сила в том, чтобы не идти у своей силы на поводу…
«Проповедник хренов… Меня повесят, а он меня жить учит… дурак…»
Роквен не заметил, как опасно сузились глаза неподвижного — странно, настороженно неподвижного — собеседника.
— Вот в чем сила, Борлас. Сильный великодушен, а не жесток.
— И потому сильный Нуменор великодушно меня повесит, — хмыкнул Борлас. — Меня, слабого.
Роквен разинул рот.
— Вы только что говорили о своей силе.
— Да, я лорд в своей земле! И мне в ней вершить закон, потому что я — сильный. Разве у вас не так? Зачем ты вообще сюда пришел? Увещевать меня, чтобы я спокойно дал себя повесить? Не грусти, бедняжечка, все по закону, успокойся, так и надо? У тебя рабский закон. Трусливый. Вы убиваете сильного, чтобы никто не стал сильнее вас, чтобы остались одни слабые. Ими командовать легче. Вот и все. А я вам как бельмо на глазу, потому что сильный. Я сам решился судить. Я у вас кусок изо рта вырвал, вот и все.
Дарион с болезненным изумлением смотрел на Борласа.
— Все не так. Не так. Закон судит одинаково и слабого, и сильного. Но с сильного спрос больше, потому что он сильный…
— Ну, — зло рассмеялся Борлас, — я и говорю! Сопливого урода, который только ныть и может, вы по головке погладите, а того, кто сильнее, убьете. — Он поджал губы — Зачем ты сюда вообще пришел?
Роквен молчал. А и правда, зачем? Он сосредоточился, как бывало всегда, когда надо было разобраться в своих смятенных чувствах. И понял, что на самом деле просто хочет убедить самого себя в справедливости закона и заставить этого человека признать его справедливость. Суд будет снисходительнее к запутавшемуся и раскаявшемуся, но если Борлас будет так упорствовать, то, скорее всего, его ждет петля.
Борлас с трудом сдерживался. Надо, чтобы этот блаженный ничего не заподозрил. Это хорошо, что он сюда пришел. Часовые держатся настороже, все местные, они его знают. А этот благодушный дурень совсем уши развесил. Вот, застыл, опустил глаза в пол. Думает о чем-то. Сейчас.
Сейчас или никогда. Не думать, действовать, а уж потом — как-нибудь.
Сильный толчок бросил Дариона наземь. Встать он не успел, потому что ему на грудь бросился волк и вцепился в горло. Он хотел закричать, но изо рта вырвался какой-то свистящий хрип, а волк тихо и быстро шептал прямо в ухо:
— А вот кричать не надо. Не надо кричать. Вот и хорошо, умница. Подыхай поскорее.
Роквен задрожал, судорожно вздохнул и послушно умер. Борлас поднялся, вытер об одежду убитого его же собственный кинжал. Хорошо, когда беспечные головотяпы совсем забывают о том, что оружие и отнять можно. Он тихо подкрался к двери, постучал…
Центурион Хамдир медленно свернул трубочкой недописанное письмо. Осмотрелся по сторонам. Вещей у покойного роквена было немного. Большую часть составляли книги и сшитые толстой нитью тетради каких-то записей. Судейский писец скрупулезно составлял опись вещей убитого.
А письмо, которое передал ему наместник, так и не успело..
Они все не успели. Когда они приехали, Борлас уже два дня как сбежал, и Хамдир прекрасно понимал, что сейчас след уже простыл. Волк ушел. Так что можно не спешить.
Скорее всего, он покинет эти края. Так что погоня будет долгой и упорной. Надо хорошенько подготовиться.
«Теперь вы его командир. Постарайтесь, чтобы он не наделал глупостей».
Он не выполнил своего долга командира. Теперь он должен выполнить свой долг стража. Бешеный волк не должен уйти.
— Он был здесь?
— Зачем ты спрашиваешь? Ты сам знаешь, иначе бы тебя здесь не было.
Волосы вдовы Элинде потускнели и вместо золотых стали серыми. Всего за какие-то два месяца.
— Что вы мне скажете? — Хамдир уселся без приглашения на скамью и, сцепив руки, подался вперед.
Женщина медленно покачала головой.
— Я не стану помогать тебе, но и мешать не стану. И ему помогать я тоже не стала. — Она тяжело вздохнула. — Оставьте меня. Или мало мне горя и позора? Или я не могу умереть спокойно?
— Матери убитого не легче, — жестко продолжал Хамдир. — Он восхищался вашим сыном. Он пытался найти ему оправдание, чтобы смягчить приговор. И получил нож в горло.
— Я сказала. Решений я не меняю.
— Что он говорил? — не слушал ее центурион. Женщина не то вздохнула, не то застонала.
— Он пришел и рассказал, что сделал. Похвалялся местью. Сказал, что уйдет из этих мест. Сказал, что он силен и удачлив и правда на его стороне. Я сказала, что это орочьи дела и орочьи слова. Он разгневался, но ударить меня не посмел. Я велела людям не давать ему помощи. Всем на моей земле так сказала. — Она помолчала. — Он волк. Он проклял меня и ушел. — Она снова замолчала. Долго молчала. — Расскажи мне о том, кого он убил, — тихо попросила она наконец. — Я только раз видела его, и он показался мне по речам маленьким ребенком, хотя с виду был почти муж.
Хамдир поднял на женщину тяжелый взгляд.
— Расскажу, — ответил он, и в голосе его не было жалости.
Наместник окончил читать письмо и бережно положил его на стол. Разгладил.
— Моего письма он так и не получил, — с печальной задумчивостью проговорил он. Поднял взгляд, сморщив лоб. — Я получил ваше прошение об отставке. Почему? Вы считаете себя виноватым в этом убийстве?
— Нет — решительно покачал головой Хамдир.
— Тогда почему?
— Я должен выследить и убить волка.
— Его уже нет здесь.
— Я найду его, — повторил Хамдир.
Наместник сложил руки перед собой на столе.
— Зачем вам это? Что для вас в этом деле есть особенного?
Хамдир немного помолчал.
— Не знаю. Это просто ощущение. Не могу объяснить. Просто должен. И еще — я дал вам слово позаботиться о вашем родиче — и не сдержал его. Тогда я дал слово себе, что найду этого волка.
Наместник вздохнул, поджав губы.
— Ощущение. Ощущения не поддаются логике. Будь на моем месте кто другой, вам бы отказали. Но я верю ощущениям. И слово надо держать… — Он посмотрел на Хамдира чуть исподлобья. — Он будет убегать. Он может оказаться где угодно. С кем угодно. А вы один. Да еще хотите уйти со службы. Вот что Я не отпущу вас. Я дам вам поручение — поймать беглого преступника. Так вы будете не никто и звать никак, а офицером, посланным с особым поручением. И еще я вам дам письмо… одно ничего не значащее письмо. Сейчас назову имена и места, и вы их запомните наизусть. К этим людям вы будете обращаться за помощью.
Хамдир кивнул. Что-то было не так. Он ожидал более длительного разговора, ожидал даже отказа — но… что-то было не так. Ощущение какого-то потаенного присутствия становилось все сильнее. Он резко обернулся — но никого не увидел.
— Он уже ушел, — ответил, продолжая писать наместник. — Ваше чутье — ценный дар. Потому вам и позволили идти по следу. Вам помогут. Но я беру с вас слово — когда все кончится, удачей или неудачей, вы придете ко мне. Далее приказывать буду я.
Хамдир приложил руку к груди и кивнул.
— Золото везде золото, — жарко дышал в ухо Карагу Щербатый. — Точно говорю — золотища там кучи несметные. Как дерьма в солдатском сортире!
— Да хоть до неба — все равно не взять, — лениво сощурился, вытянувшись на траве, Тавдин-Лис, коротышка с черными курчавыми волосами, уроженец здешних мест. — К дракону никто не полезет.
— Да подох давно твой дракон, его уж лет десять никто не видел!
— А его вообще кто-нибудь когда-нибудь видел? — насмешливо осведомился Рагнир. Самый опасный после вожака человек в шайке деловито чистил ножичком ногти. Худой, с забранными в хвост темными волосами, он казался чуть ли не хрупким, а потому безобидным. Но впечатление это было обманчиво, и его сотоварищи об этом прекрасно знали. — Или ты просто врешь? Только зачем?
— Да незачем ему врать, — отозвался Лис. — Золото — оно такое, его всегда хочется, и не только одному. И драконы тут бывали. Дед мой покойный рассказывал, что, когда во времена его деда пришлось уходить из лесов к горам, драконов там видели.
— Ну, это когда было-то…
— Для нас недавно, — все так же спокойно отозвался Рагнир. — Для вас давно.
Повисло неприятное молчание. Караг, вечный миротворец, почуял, что дело пахнет очередной дракой, и быстро увел разговор в другую сторону.
— Так или не так, дело-то о золоте.
Разговор снова вернулся к теме вожделенного сокровища.
— Мне горы не надо, мне бы горочку, хотя бы и горсточку, — подхихикивая, говорил Лис. — Большим человеком бы стал, хорошую женщину бы взял, дом бы построил… А то и рабов купил.
— И где бы ты дом построил, любопытно узнать? — ехидно осведомился Рагнир. — Ты в бегах у своих, наши тебя тоже ловят, где дом-то строить? Ты же не просто так в глушь-то удрал? И кто тебе тут даст рабов заводить?
— Сам хорош, — ругался в ответ Лис.
— Про себя я сам все знаю. Знаю еще и то, что золото хорошо, когда есть на что его тратить. А в здешних местах оно что есть, что нет.
Снова воцарилось молчание.
— Надо куда-то идти, — робко вставил Караг. — Тут нам зиму не пережить. Да еще и орки к зиме повылазят за добычей.
Щербатый промолчал. Он-то был уверен, что с орками вполне сумеет договориться, но вожак за такие слова в прошлый раз крепко избил его. «Орков резал и буду резать, — рычал он. — Я адан, я их буду резать, где увижу. И тебя к ним отправлю, если что». Щербатый теперь предпочитал помалкивать.
— А чтобы куда-то идти, надо добыть золота, — упрямо повторил он. — С золотом можно от кого угодно откупиться.
Разговор вернулся к началу. Все как один посмотрели на вожака, который все это время сидел поодаль на корточках у лесного заболоченного озерца и кидал туда засохшие комочки земли. Потому что не было смысла даже думать о том, чтобы куда-то идти, если вожак на уме держит что-то другое. Спорить с ним никто не осмеливался — все помнили, как он появился полтора года назад и как прежний атаман и треть шайки остались лежать в болоте много миль севернее от здешних мест. Вожак не терпел, чтобы кто-то ему противоречил. Он был жесток и быстр, а дрался с отчаянием загнанного волка. Но с ним пришла удача. До последнего времени они успешно уходили и от нуменорских патрулей, и от местных жителей, которые нуменорцев крепко недолюбливали, но и изгоев тоже не жаловали и брали на вилы, когда удавалось.
— Золото и правда хорошо, — проговорил вожак.
— Да, — мгновенно подхватил Щербатый. — Только надо уходить на юг. Там можно затеряться. А на юге такие бабы! Или земли можно прикупить…
— Земли, — хмыкнул вожак. — Бабы. У тебя только одно в башке. Земли прикупишь, бабу заведешь. Небось и пахать примешься? А вот как придет такой молодец, вроде тебя нынешнего, и что ты делать будешь? Думаешь, я тебя защищать буду? На кой ты мне сдался?
Рагнир хмыкнул. Он помнил, как местные дикари попытались было упросить бешеного бойца стать у них вождем, чтобы защищать их от других таких же бандитов, а то и от нуменориев. Вожак даже не рассмеялся. Даже не стал отвечать. Потом сказал Рагниру:
— Что я, за этих недоносков жизнь класть должен? За слабаков пусть сами нуменорцы гробятся, у них закон такой. Пусть нуменорцам в ножки поклонятся, те только рады будут. А мне они не нужны.
Вот и сейчас вожак поморщился, мотнул своей золотой головой и досадливо протянул:
— Ладно. Вы мне тоже уже вот где. Пойдем за золотом. А потом уж каждый решит, куда ему податься.
Местные дикари были вполне уверены в том, что дракон тут живет. Говорили, что сами раз в месяц отводят на некое место несколько овец, тогда он просто их жрет и не вылазит из гор. А если не подкармливать, то начнет рыскать, и тогда дело худо. Говорили, что дракон ползучий, что огромен невероятно, но тут уж никто из искателей сокровищ не поверил — у страха глаза велики.
А еще говорили, что временами тут появляется какой-то человек и дракон с ним говорит. Или он с драконом говорит.
Ну, уж этому вообще никто не верил.
Невзирая на уговоры перепуганных местных, все пятеро направились туда, где дракону оставляли кормежку. Судя по следам, тварь была не слишком крупной, наверное, еще не доросла. Был он тут один и всегда жил здесь, сколько местные помнили. Наверняка успел поднакопить сокровищ. Ведь драконы — известные грабители древних могил, а живут они долго, и даже дракон-недоросток живет не одну человеческую жизнь. Даже нуменорскую.
Тавдин-Лис нашел логово на третий день. Впрочем, нашли бы все равно — дракон оставлял тяжелый след, как от гигантского тележного колеса, вокруг логова все было вытоптано, загажено и воняло серой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102