Почти тут же в дверь влетел Ангрим, страшновато скалясь и широко раздувая ноздри.
— Князь Тув-Харанна приперся к воротам. Мы подняли мост, — тяжело дыша, говорил он, резко поворачивая голову из стороны в сторону, как хищная птица. Ангрим слыл бешеным — понятно, почему, подумал Дулгухау.
— Тув-Харанна? — стиснув зубы, медленно поднялся из-за стола Манхура. — Осмелился, сын шакала, дерьмо гиенье? Ну, посмотрим… Кто у тебя там есть на команде? — резко повернулся он к Дулгухау.
— Хадин, — чуть опешил морадан от такой резкой перемены — только что был вислый и скучный дядька, теперь сущий бойцовый пес, брыластый и клыкастый.
— Мои молодцы ворота удержат, твои помогут. Надо пробиваться туда, худо будет, если эти бешеные нас отрежут. Их много. Надо уходить к казармам. Там можно долго обороняться. Пошли, — резко показал головой на дверь Манхура.
— А все равно уже деваться некуда. — Дулгухау выглянул наружу, отпихнув хозяина — свет свечи блеснул на лысине Манхуры, как на боку начищенного медного котла.
Манхура оказался на редкость проворным, как-то сумел поднырнуть под рукой у высокого морадана и выскочил наружу. Толпа текла от храма с воем и воплями.
Дулгухау бросился вперед, туда, где уже распоряжался Ангрим.
Манхура, оскалившись, тряхнул перепуганного солдата что-то быстро треща ему по-харадски. Тот мотнул головой и рванулся к казармам.
— Накурились травы, — почти взвыл от злости Манхура, махнул рукой. Схватил Дулгухау за руку. — Постараемся задержать их и прорваться к казармам, к моим ребятам. Сдается мне, — мрачно добавил Манхура, — что не полезли бы они вот так, если бы поддержки не ждали. Чтобы кишки полопались у этого Тув-Харанны… Сам на шкворень намотаю!
— Ангрим!!! — заорал Дулгухау. Тот кивнул, знаком показывая на крыши, где уже стояли лучники.
Торопливо затянув под подбородком завязки шлема, Дулгухау подхватил брошенный ему лук и мрачно улыбнулся. Хороший мораданский лук стоит дорогого. Посмотрим. Надо факелов побольше, а то будет месилово в темноте. Только при таком диком ветре попробуй зажги.
Крики слышались уже совсем близко.
Манхура с двумя морэдайн и десятком своих солдат побежал к казармам, остальные морэдайн и человек двадцать городской стражи стояли на завалах, перегораживающих боковые и обходные улицы, и готовились встретить толпу.
— Что тут? — Дулгухау, брезгливо нахмурившись, всматривался в темноту. Он стоял на крыше постоялого двора, оглядываясь по сторонам. Двор окружала стена в человеческий рост высотой. Задняя ее сторона выходила на соседнюю улочку с такими же глухими стенами, слева примыкал дом с плоской, по местному обычаю, крышей. На постоялом дворе кроме морэдайн было пятеро гостей, с виду совершенно небоеспособных и перепуганных насмерть. Слуги спешно вооружались кто чем, а хозяин торопливо загонял в погреб дочек и жену от греха подальше. А по улице от храма приближалась вопящая толпа.
— С факелами! — с каким-то веселым удивлением протянул Ангрим. — Умудрились запалить, умницы! Ну, все нам на пользу. Бить легче будет.
Небо распорола белая молния. Гроза шла над городом.
— Вот тебе еще свет, — буркнул Дулгухау, взглядом пересчитывая своих людей. — Скажи, любезный, — обернулся он хозяину, — а куда нам драпать, если что?
Хозяин вооруженный крепкой дубинкой, окованной медью, покачал головой. Дулгухау одобрительно посмотрел на него — мужик сумел взять себя в руки, молодец.
— Да некуда. Разве что в казармы, но по дороге самая драка-то и будет, — усердно делая бравый вид, ответил хозяин.
Вопли были уже совсем рядом, и Дулгухау бросил расспросы. Толпа выла и приплясывала перед завалом, раскачиваясь в такт глухим ударам барабанов. Чей-то гнусоватый голос визгливо возвысился над гулом. Дулгухау с трудом понимал слова — говор сильно отличался от северного, да и наречие тоже было непривычным. Однако главное было вполне понятно…
— Ай! Айииий! Люд голодный, люд обиженный! Ай! Кто виновен в бедах ваших?
— Аааа-яй! — отозвалась толпа. — Кат-ху-рай!
«Колдуны», — перевел про себя Дулгухау.
— Сероглазые демоны! Ай!
— У-би-вай!
— Убить, да! — продолжал голос. — Очистить от скверны нашу землю! Убить чужаков! Убить неправедных, всех неправедных!
— Айяй! — взвыла толпа.
— Всех, кто ест, когда мы голодны! Всех, кто пьет, когда мы жаждем!
— Ну, понятно, — снова хмыкнул Ангрим. — Бей чужаков. Видали уже…
— Айииий! — снова возопил гугнявый.
— Оружия вроде не вижу, — проговорил Ангрим. — Камни полетят. Так, парни, бить только в цель! Стрел зря не тратить.
— Открывайте, — взревел кто-то с той стороны. — Все равно убьем!
— А этого не хочешь? — глумливо показал неприличный жест Ангрим. — Сам давай, небось не знатный господин!
Толпа снова взвыла, полетели камни, люди рванулись к завалу. Свист стрел, первый ряд выкосило словно косой, но толпа шла, как прилив, и вскоре драка закипела на завале. На боковых улицах тоже послышались крики и звон оружия, ругань и вопли. Кто-то лез на стены, на плоские крыши, кто-то визжал, что-то смачно шлепалось на камни, и все перекрывал монотонный вой и грохот барабанов. И слышался из темноты громкий визгливый голос, зовущий убивать.
— Их не остановишь, — простонал хозяин. — Они амха!
— Что? — переспросил Дулгухау, выпуская очередную стрелу.
— Амха, одержимые, — перевел обычно улыбчивый Ломизир, сейчас на редкость серьезный.
— А мы их сейчас малость успокоим, — ответил Ангрим. Дулгухау натянул мощный лук. Сейчас надо убить этого говорливого. Обезглавить толпу. И не паниковать. И не думать о том, как нас мало, а бежать некуда…
Он прищурился. Время, как всегда бывает в эти мгновения, словно застыло. Снова сверкнула молния, и в ее свете морадан увидел высокого тощего жреца. В алых одеяниях, в золотой повязке, и окружал его пусть небольшой, но хорошо вооруженный отряд. Балрог задери! Это не «нищие монахи». Это мятеж. Городскую сволочь и голодных паломников просто гонят впереди, как тупое стадо…
Дулгухау стиснул зубы и спустил стрелу.
У ворот было спокойнее. Князь, видимо, условился, что ему кто-то отворит ворота, но не ожидал напороться на морэдайн, которые с интересом посматривали на него со стен. Князь ругался и сыпал проклятьями, но к штурму он готов не был, потому Хадин отправил часть людей на помощь к Дулгухау. Ханаттаннайн из гарнизона весело прыгали на стенах, оживленно переругиваясь со стоявшими на диком ветру княжьими воинами. В небе грохотала сухая гроза. Смысл разговоров в основном сводился к тому, кто, как и сколько раз чью мать оттрахал. Это было скучно. Садору охотно и с удовольствием переводили витиеватые ханаттайские словеса. Убавляясь его смущением.
— Ничего, скоро сам так костерить начнешь, — стуча зубами от ветра и возбуждения, осклабился в бороду кривой ветеран. — Ничего. Продержимся. Доживем…
Вспышка. Молния? Нет, что-то другое. Свет не ослепительно белый, а багряно-красный.
Толпа замерла, потом заорала в ужасе и начала протискиваться во все стороны, убегая от чего-то. Жрец, булькая горлом, медленно валился вниз, в вонючую уличную грязищу. Кто-то, обезумев лез прямо под стрелы, на стену, какой то кровавый шматок шлепнулся о колено Дулгухау — морадан даже не испугался, совершенно спокойно отмстив, что это чья-то оторванная рука.
Казалось, что та сила, что прежде гнала толпу вперед, исчезла, и теперь толпа стала похожа на вырвавшихся из горящего загона боевых быков. Обезумев от страха, толпа ринулась хоть куда-нибудь, под завал потекла кровь…
— Стрелять, скидывать их отсюда! — почти визжал Ангрим.
Сзади, со стороны ворот, послышался топот ног и дружное мораданское «бей!».
— Аййй! — радостно взвыл хозяин постоялого двора, хлопая себя по коленям. — Пришли!
Дулгухау непонимающе посмотрел на него. Откуда-то вынырнул Садор и сбивчиво, изумленно затараторил, что перед воротами идет схватка, что князь попался меж двух огней, что пришли Золотые Щиты и что Хадин отправил его с тремя десятками на помощь…
Дулгухау коротко кивнул, спрыгивая с крыши.
— За мной! — заорал он. — Перережем эту сволочь!
И тут из темноты послышался голос, заставивший всех замереть — и толпу, и приготовившихся стоять насмерть воинов, что окружали убитого жреца. Голос этот был слышен всем, хотя Дулгухау руку мог поставить — человек говорил не громче, чем при обычном разговоре. Тем не менее даже гроза и вой ветра не мешали слышать его слова. И еще невероятнее — толпа замирала, как мышь при взгляде на змею. Дулгухау понимал, почему — он не понимал слов, но ощутил, что и его паутиной оплетает странное вялое спокойствие. Он зажмурился и замотал головой, стряхнув наваждение. Когда он снова открыл глаза, наткнулся на темный, тяжелый и мрачный взгляд молодого человека на коне, стоявшего на дальней от схватки стороне площади. Он не вмешивался в бой, просто смотрел, чуть заметно улыбаясь. А схватка угасала, словно уголь под дождем, от его слов. Толпа замерла в священном ужасе. Он снова сказал что-то, и люди рыдая, попадали на колени.
— Ступайте же, — проговорил юноша. — Да простит вас Солнце.
И толпа молча, быстро, как мелкий песок в воронку, куда-то исчезла, и город опять словно вымер…
Юноша постоял немного, прислушиваясь к себе, затем дернул ртом, что-то пробормотал себе под нос и вздохнул. Он коротко усмехнулся и кивнул морадану, затем что-то сказал своим и двинулся к нему. Дулгухау опустил лук, в наступившей тишине не слыша ни ветра, ни грома, глядя только на въезжавшего на площадь юношу.
— Кто ты? — спросил он Дулгухау. Он говорил на мягком, струящемся столичном диалекте.
— Я, — не сразу сумел заговорить Дулгухау, сердце которого все еще трепыхалось где-то в глотке, — я Дулгухау, сын Алантора. Я привел своих людей по просьбе короля и приказу отца. А ты? — не успел сдержаться он и внутренне даже застонал от неуместности своего вопроса.
— Я, — улыбнулся в ответ юноша, — Денна. Пес Ханатты. Ты смелый человек. Благодарю тебя, ты пришел вовремя. Иначе, боюсь, город мне пришлось бы брать штурмом. Да и спасать в нем было бы уже некого. Но будь спокоен, опасность миновала. Хозяин, — ласково поманил он рукой рыдавшего от благоговения хозяина постоялого двора. — Хотя сейчас и поздно, приготовь нам чего-нибудь, — он покрутил кистью, прищелкнув пальцами. Хозяин, не сводя глаз с гостя, попятился, споткнулся и, пригнувшись, ринулся внутрь. Вскоре оттуда послышался его бодрый ор. Пес усмехнулся. Он что-то сказал воину в золоченом шлеме, что стоял рядом с ним. Тот прижал руку к груди, кивнул и поехал к солдатам. Послышались команды — солдаты начали наводить порядок.
— Приглашаю тебя, Дулгухау, сын Алантора.
Дулгухау молча поклонился. Он знал, кто такой Пес. Судьба испытывает его, и все решится именно сейчас.
Хозяин, вне себя от радости, что остался жив, старался вовсю. Орал на слуг, пинками подгонял домашних, не забывая при этом учтиво кланяться и улыбаться сидевшим за столом важным господам. Денна взирал на все это с легкой вежливой улыбкой, морадан — настороженно, а невероятной красоты девушка, сидевшая рядом с Псом и прижимавшаяся к нему, — с опаской, которую безуспешно пыталась скрыть под бесстрастной надменностью. Денна, словно почувствовав, с привычной ласковой небрежностью обнял ее за плечи, не сводя пристального взгляда с морадана.
Люди Солнечной крови выделяются среди своих соотечественников высоким ростом и крепким сложением, но варвар был еще выше и крепче. Денне стало тревожно от взгляда ему в лицо — острое, жесткое и беспокойное. Как их море. Загорелый дочерна, темноволосый, как сын Ханатты, но с чужими серо-зелеными морскими глазами. Говорят, у керна-хэтана Аргора был такой же пронзительно чужой, пугающий взгляд. Неужто у всех северных варваров есть некая тайная сила, которая светится в их глазах? Говорят, все они в чем-то колдуны.
А этот злой. Напряженный, как перетянутая струна. Тронешь — звук будет фальшивым и неприятным. Денне захотелось настроить неверную струну, чтобы этот человек звучал не так неестественно.
Старшие обоих отрядов занимались размещением своих солдат и расставляли часовых, на дворе под навесами горели костры, над которыми уже булькали котлы. Как всегда — чечевица, лук и вяленое мясо. Слуги волокли наружу корзины с сушеными лепешками и оплетенные бутыли вина. Видать, хозяин знал, где взять еду даже в это голодное время. «Вот кого следовало бы повесить», — думал Дулгухау.
— Они заслужили, — проследив взгляд Дулгухау, сказал Денна. — Твои люди проявили великую храбрость, мои — повиновение и четкость.
— А если напьются и нас в ночи порежут? — осмелился осведомиться Дулгухау. Поведение Пса его невольно вгоняло в робость — и этот тяжелый взгляд, и ленивая гибкость сытого хищника, и то, как ему повиновались… да и странные события этой еще не закончившейся ночи…
Снова громыхнуло, но уже тише. Гроза уходила, ветер успокаивался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Князь Тув-Харанна приперся к воротам. Мы подняли мост, — тяжело дыша, говорил он, резко поворачивая голову из стороны в сторону, как хищная птица. Ангрим слыл бешеным — понятно, почему, подумал Дулгухау.
— Тув-Харанна? — стиснув зубы, медленно поднялся из-за стола Манхура. — Осмелился, сын шакала, дерьмо гиенье? Ну, посмотрим… Кто у тебя там есть на команде? — резко повернулся он к Дулгухау.
— Хадин, — чуть опешил морадан от такой резкой перемены — только что был вислый и скучный дядька, теперь сущий бойцовый пес, брыластый и клыкастый.
— Мои молодцы ворота удержат, твои помогут. Надо пробиваться туда, худо будет, если эти бешеные нас отрежут. Их много. Надо уходить к казармам. Там можно долго обороняться. Пошли, — резко показал головой на дверь Манхура.
— А все равно уже деваться некуда. — Дулгухау выглянул наружу, отпихнув хозяина — свет свечи блеснул на лысине Манхуры, как на боку начищенного медного котла.
Манхура оказался на редкость проворным, как-то сумел поднырнуть под рукой у высокого морадана и выскочил наружу. Толпа текла от храма с воем и воплями.
Дулгухау бросился вперед, туда, где уже распоряжался Ангрим.
Манхура, оскалившись, тряхнул перепуганного солдата что-то быстро треща ему по-харадски. Тот мотнул головой и рванулся к казармам.
— Накурились травы, — почти взвыл от злости Манхура, махнул рукой. Схватил Дулгухау за руку. — Постараемся задержать их и прорваться к казармам, к моим ребятам. Сдается мне, — мрачно добавил Манхура, — что не полезли бы они вот так, если бы поддержки не ждали. Чтобы кишки полопались у этого Тув-Харанны… Сам на шкворень намотаю!
— Ангрим!!! — заорал Дулгухау. Тот кивнул, знаком показывая на крыши, где уже стояли лучники.
Торопливо затянув под подбородком завязки шлема, Дулгухау подхватил брошенный ему лук и мрачно улыбнулся. Хороший мораданский лук стоит дорогого. Посмотрим. Надо факелов побольше, а то будет месилово в темноте. Только при таком диком ветре попробуй зажги.
Крики слышались уже совсем близко.
Манхура с двумя морэдайн и десятком своих солдат побежал к казармам, остальные морэдайн и человек двадцать городской стражи стояли на завалах, перегораживающих боковые и обходные улицы, и готовились встретить толпу.
— Что тут? — Дулгухау, брезгливо нахмурившись, всматривался в темноту. Он стоял на крыше постоялого двора, оглядываясь по сторонам. Двор окружала стена в человеческий рост высотой. Задняя ее сторона выходила на соседнюю улочку с такими же глухими стенами, слева примыкал дом с плоской, по местному обычаю, крышей. На постоялом дворе кроме морэдайн было пятеро гостей, с виду совершенно небоеспособных и перепуганных насмерть. Слуги спешно вооружались кто чем, а хозяин торопливо загонял в погреб дочек и жену от греха подальше. А по улице от храма приближалась вопящая толпа.
— С факелами! — с каким-то веселым удивлением протянул Ангрим. — Умудрились запалить, умницы! Ну, все нам на пользу. Бить легче будет.
Небо распорола белая молния. Гроза шла над городом.
— Вот тебе еще свет, — буркнул Дулгухау, взглядом пересчитывая своих людей. — Скажи, любезный, — обернулся он хозяину, — а куда нам драпать, если что?
Хозяин вооруженный крепкой дубинкой, окованной медью, покачал головой. Дулгухау одобрительно посмотрел на него — мужик сумел взять себя в руки, молодец.
— Да некуда. Разве что в казармы, но по дороге самая драка-то и будет, — усердно делая бравый вид, ответил хозяин.
Вопли были уже совсем рядом, и Дулгухау бросил расспросы. Толпа выла и приплясывала перед завалом, раскачиваясь в такт глухим ударам барабанов. Чей-то гнусоватый голос визгливо возвысился над гулом. Дулгухау с трудом понимал слова — говор сильно отличался от северного, да и наречие тоже было непривычным. Однако главное было вполне понятно…
— Ай! Айииий! Люд голодный, люд обиженный! Ай! Кто виновен в бедах ваших?
— Аааа-яй! — отозвалась толпа. — Кат-ху-рай!
«Колдуны», — перевел про себя Дулгухау.
— Сероглазые демоны! Ай!
— У-би-вай!
— Убить, да! — продолжал голос. — Очистить от скверны нашу землю! Убить чужаков! Убить неправедных, всех неправедных!
— Айяй! — взвыла толпа.
— Всех, кто ест, когда мы голодны! Всех, кто пьет, когда мы жаждем!
— Ну, понятно, — снова хмыкнул Ангрим. — Бей чужаков. Видали уже…
— Айииий! — снова возопил гугнявый.
— Оружия вроде не вижу, — проговорил Ангрим. — Камни полетят. Так, парни, бить только в цель! Стрел зря не тратить.
— Открывайте, — взревел кто-то с той стороны. — Все равно убьем!
— А этого не хочешь? — глумливо показал неприличный жест Ангрим. — Сам давай, небось не знатный господин!
Толпа снова взвыла, полетели камни, люди рванулись к завалу. Свист стрел, первый ряд выкосило словно косой, но толпа шла, как прилив, и вскоре драка закипела на завале. На боковых улицах тоже послышались крики и звон оружия, ругань и вопли. Кто-то лез на стены, на плоские крыши, кто-то визжал, что-то смачно шлепалось на камни, и все перекрывал монотонный вой и грохот барабанов. И слышался из темноты громкий визгливый голос, зовущий убивать.
— Их не остановишь, — простонал хозяин. — Они амха!
— Что? — переспросил Дулгухау, выпуская очередную стрелу.
— Амха, одержимые, — перевел обычно улыбчивый Ломизир, сейчас на редкость серьезный.
— А мы их сейчас малость успокоим, — ответил Ангрим. Дулгухау натянул мощный лук. Сейчас надо убить этого говорливого. Обезглавить толпу. И не паниковать. И не думать о том, как нас мало, а бежать некуда…
Он прищурился. Время, как всегда бывает в эти мгновения, словно застыло. Снова сверкнула молния, и в ее свете морадан увидел высокого тощего жреца. В алых одеяниях, в золотой повязке, и окружал его пусть небольшой, но хорошо вооруженный отряд. Балрог задери! Это не «нищие монахи». Это мятеж. Городскую сволочь и голодных паломников просто гонят впереди, как тупое стадо…
Дулгухау стиснул зубы и спустил стрелу.
У ворот было спокойнее. Князь, видимо, условился, что ему кто-то отворит ворота, но не ожидал напороться на морэдайн, которые с интересом посматривали на него со стен. Князь ругался и сыпал проклятьями, но к штурму он готов не был, потому Хадин отправил часть людей на помощь к Дулгухау. Ханаттаннайн из гарнизона весело прыгали на стенах, оживленно переругиваясь со стоявшими на диком ветру княжьими воинами. В небе грохотала сухая гроза. Смысл разговоров в основном сводился к тому, кто, как и сколько раз чью мать оттрахал. Это было скучно. Садору охотно и с удовольствием переводили витиеватые ханаттайские словеса. Убавляясь его смущением.
— Ничего, скоро сам так костерить начнешь, — стуча зубами от ветра и возбуждения, осклабился в бороду кривой ветеран. — Ничего. Продержимся. Доживем…
Вспышка. Молния? Нет, что-то другое. Свет не ослепительно белый, а багряно-красный.
Толпа замерла, потом заорала в ужасе и начала протискиваться во все стороны, убегая от чего-то. Жрец, булькая горлом, медленно валился вниз, в вонючую уличную грязищу. Кто-то, обезумев лез прямо под стрелы, на стену, какой то кровавый шматок шлепнулся о колено Дулгухау — морадан даже не испугался, совершенно спокойно отмстив, что это чья-то оторванная рука.
Казалось, что та сила, что прежде гнала толпу вперед, исчезла, и теперь толпа стала похожа на вырвавшихся из горящего загона боевых быков. Обезумев от страха, толпа ринулась хоть куда-нибудь, под завал потекла кровь…
— Стрелять, скидывать их отсюда! — почти визжал Ангрим.
Сзади, со стороны ворот, послышался топот ног и дружное мораданское «бей!».
— Аййй! — радостно взвыл хозяин постоялого двора, хлопая себя по коленям. — Пришли!
Дулгухау непонимающе посмотрел на него. Откуда-то вынырнул Садор и сбивчиво, изумленно затараторил, что перед воротами идет схватка, что князь попался меж двух огней, что пришли Золотые Щиты и что Хадин отправил его с тремя десятками на помощь…
Дулгухау коротко кивнул, спрыгивая с крыши.
— За мной! — заорал он. — Перережем эту сволочь!
И тут из темноты послышался голос, заставивший всех замереть — и толпу, и приготовившихся стоять насмерть воинов, что окружали убитого жреца. Голос этот был слышен всем, хотя Дулгухау руку мог поставить — человек говорил не громче, чем при обычном разговоре. Тем не менее даже гроза и вой ветра не мешали слышать его слова. И еще невероятнее — толпа замирала, как мышь при взгляде на змею. Дулгухау понимал, почему — он не понимал слов, но ощутил, что и его паутиной оплетает странное вялое спокойствие. Он зажмурился и замотал головой, стряхнув наваждение. Когда он снова открыл глаза, наткнулся на темный, тяжелый и мрачный взгляд молодого человека на коне, стоявшего на дальней от схватки стороне площади. Он не вмешивался в бой, просто смотрел, чуть заметно улыбаясь. А схватка угасала, словно уголь под дождем, от его слов. Толпа замерла в священном ужасе. Он снова сказал что-то, и люди рыдая, попадали на колени.
— Ступайте же, — проговорил юноша. — Да простит вас Солнце.
И толпа молча, быстро, как мелкий песок в воронку, куда-то исчезла, и город опять словно вымер…
Юноша постоял немного, прислушиваясь к себе, затем дернул ртом, что-то пробормотал себе под нос и вздохнул. Он коротко усмехнулся и кивнул морадану, затем что-то сказал своим и двинулся к нему. Дулгухау опустил лук, в наступившей тишине не слыша ни ветра, ни грома, глядя только на въезжавшего на площадь юношу.
— Кто ты? — спросил он Дулгухау. Он говорил на мягком, струящемся столичном диалекте.
— Я, — не сразу сумел заговорить Дулгухау, сердце которого все еще трепыхалось где-то в глотке, — я Дулгухау, сын Алантора. Я привел своих людей по просьбе короля и приказу отца. А ты? — не успел сдержаться он и внутренне даже застонал от неуместности своего вопроса.
— Я, — улыбнулся в ответ юноша, — Денна. Пес Ханатты. Ты смелый человек. Благодарю тебя, ты пришел вовремя. Иначе, боюсь, город мне пришлось бы брать штурмом. Да и спасать в нем было бы уже некого. Но будь спокоен, опасность миновала. Хозяин, — ласково поманил он рукой рыдавшего от благоговения хозяина постоялого двора. — Хотя сейчас и поздно, приготовь нам чего-нибудь, — он покрутил кистью, прищелкнув пальцами. Хозяин, не сводя глаз с гостя, попятился, споткнулся и, пригнувшись, ринулся внутрь. Вскоре оттуда послышался его бодрый ор. Пес усмехнулся. Он что-то сказал воину в золоченом шлеме, что стоял рядом с ним. Тот прижал руку к груди, кивнул и поехал к солдатам. Послышались команды — солдаты начали наводить порядок.
— Приглашаю тебя, Дулгухау, сын Алантора.
Дулгухау молча поклонился. Он знал, кто такой Пес. Судьба испытывает его, и все решится именно сейчас.
Хозяин, вне себя от радости, что остался жив, старался вовсю. Орал на слуг, пинками подгонял домашних, не забывая при этом учтиво кланяться и улыбаться сидевшим за столом важным господам. Денна взирал на все это с легкой вежливой улыбкой, морадан — настороженно, а невероятной красоты девушка, сидевшая рядом с Псом и прижимавшаяся к нему, — с опаской, которую безуспешно пыталась скрыть под бесстрастной надменностью. Денна, словно почувствовав, с привычной ласковой небрежностью обнял ее за плечи, не сводя пристального взгляда с морадана.
Люди Солнечной крови выделяются среди своих соотечественников высоким ростом и крепким сложением, но варвар был еще выше и крепче. Денне стало тревожно от взгляда ему в лицо — острое, жесткое и беспокойное. Как их море. Загорелый дочерна, темноволосый, как сын Ханатты, но с чужими серо-зелеными морскими глазами. Говорят, у керна-хэтана Аргора был такой же пронзительно чужой, пугающий взгляд. Неужто у всех северных варваров есть некая тайная сила, которая светится в их глазах? Говорят, все они в чем-то колдуны.
А этот злой. Напряженный, как перетянутая струна. Тронешь — звук будет фальшивым и неприятным. Денне захотелось настроить неверную струну, чтобы этот человек звучал не так неестественно.
Старшие обоих отрядов занимались размещением своих солдат и расставляли часовых, на дворе под навесами горели костры, над которыми уже булькали котлы. Как всегда — чечевица, лук и вяленое мясо. Слуги волокли наружу корзины с сушеными лепешками и оплетенные бутыли вина. Видать, хозяин знал, где взять еду даже в это голодное время. «Вот кого следовало бы повесить», — думал Дулгухау.
— Они заслужили, — проследив взгляд Дулгухау, сказал Денна. — Твои люди проявили великую храбрость, мои — повиновение и четкость.
— А если напьются и нас в ночи порежут? — осмелился осведомиться Дулгухау. Поведение Пса его невольно вгоняло в робость — и этот тяжелый взгляд, и ленивая гибкость сытого хищника, и то, как ему повиновались… да и странные события этой еще не закончившейся ночи…
Снова громыхнуло, но уже тише. Гроза уходила, ветер успокаивался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102