Анао с хрустом разгрыз рубиновую бусину на кончике заплетенного уса. Закрыл глаза. Весь вид его выражал полнейшее равнодушие.
— Я покорно прошу, — с нажимом повторил Ономори, но договорить ему не дали.
— Я сказал, — отрезал Золотой Государь. — Твое дело — смотреть.
«Чтоб ты сдох, — с внезапной злостью подумал Ономори. — Ты сам-то без меня что-нибудь можешь? Сам, не зная конца? Как Хунду? Пожалуй, он получше тебя был, ему хоть хватало смелости играть с неожиданностью. Хоть бы все вы делись куда-нибудь», — устало вздохнул он. Ему хотелось одиночества и видений.
— Я повинуюсь, — сказал он. — Когда мне следует смотреть и что высматривать? — холодно сказал он, надеясь, что его ответ прозвучит достаточно резко.
— Сейчас, — ответил Золотой Государь.
— Повинуюсь, — усмехнулся Ономори. Может, удастся обыграть предопределенность? — Господин Анао, не будете ли вы столь мужественны, чтобы своим боевым мечом отворить кровь бесполезному трусу, а?
— Перестань, — поморщился Данахай — Не задирай дурака. Я сделаю.
Как ни странно, Анао не обиделся на Данахая. Ономори не сводил взгляда с лица варвара, улыбаясь, когда кровь потекла по руке в бронзовую чашу. Трус? Я кровью плачу за каждое предсказание твоему ненаглядному деду. Ты так можешь. Я его славы лишил? Я за это кровью плачу! Это моей кровью оплачены его победы!
Кровь ползла теплой струйкой, талисман приятно жег грудь. Постепенно голова начала кружиться, зрение мутнеть, значит, сейчас возникнут картины видений. Мелькнуло в тумане внимательное, нетерпеливое лицо государя.
«Чтоб ты сдох», — неприязненно подумал Ономори. И увидел — смерть Красного Дракона. Человек на красном драконе. Он вздрогнул, помотал головой.
«Я не этого хотел. Я хотел увидеть победу над Этигеном и путь к ней».
Человек на красном драконе. И смерть Красного Дракона.
Он был везде. Повсюду. Любая цепочка событий, которую он пытался строить, оканчивалась человеком на красном драконе.
— Нет! Я хочу увидеть победу! — закричал, почти завизжал он, но перед ним улыбался человек на красном драконе.
— Что ты видишь? — тряс его переполошившийся Данахай.
— Что ты видишь? — дергал его за плечо государь. Ономори медленно повернул к нему голову, окинул его затуманенным взглядом.
— Твоя смерть. Везде только твоя смерть. Победы не будет. Будет красный дракон и твоя смерть.
— Ты врешь, — спокойно сказал государь. — Такого не может быть. Должен быть хотя бы один путь, который может окончиться победой. Ты обязан увидеть его.
— Его нет, — истерически смеялся Ономори. — Его нет!
— Врешь, — снова ответил государь, уже зловеще. — Что тебе пообещал Этиген? Ну?
— Оставь его, отец матери моей! — вмешался Анао. — Ты сам победишь! Тебе не нужны предсказатели! Сам играй в игру воинов! Не играй в игру труса! Не верь предсказаниям, верь удаче!
Государь ударом кулака отшвырнул Анао.
— Заткнись, дурак, — прорычал он. — Я тут не в героя играю. Мне нужна победа, и плевать на то, что обо мне скажут. Говори, последний раз спрашиваю!
Ономори, теряя сознание, покачал головой и повторил:
— Победы нет. Есть твоя смерть от красного дракона. И иного я не скажу.
По пыльному тракту шли пыльные войска. Навстречу им, наверное, шли другие войска. По сторонам дороги в полях, усердно стараясь ничего не замечать, трудились крестьяне. По сторонам дороги оставались павшие лошади, повешенные мародеры, дерьмо человечье и конское. Особенно много дерьма было на стоянках. Дерьмо крестьяне потом утаскивали на поля, потому как земля была скудная, так что же добру зазря пропадать?
За военачальником — Золотым Государем — Красным Драконом — тянулся личный его обоз. Посередине ехала колесница с деревянной клеткой. В клетке сидел предсказатель государя. За клеткой следовали варвары князя Анао. И сам князь Анао, который хмурился на солнце, жмуря желтые прозрачные глаза, и грыз рубиновую бусину на длинном усе. Наверное, скоро и она хрустнет на его крепких зубах.
Князь посматривал на неподвижно застывшего в клетке предсказателя. Тот сидел, не то отрешившись от мира, не то просто уснул. Не то умер. Анао знал, что это только видимость. Люди Утренней страны умели отрешаться от мира, и тогда ничто не могло потревожить их спокойствия. Ни унижение, ни страдания. Но не все владели этим искусством. Прорицатель — владел. Князь видел, шкурой своей варварской, нутром своим пылким чувствовал, что это не безразличие, не покорность. В отрешенности таилась напряженность, настороженность и гнев. Прорицатель умел владеть собой, ой как умел! Он опасен, как ленивый и вялый с виду сытый тигр. И этот тигр вырвется из клетки. И отомстит.
Анао не понимал государя. Варвару все было непонятно, все ему казалось неправильным. И унижение прорицателя, несправедливое и, главное, бесполезное. И эта слепая, трусливая вера в предсказания! Настоящий мужчина, настоящий вождь не верит в предопределенность, он верит в удачу. Настоящий мужчина не станет полагаться на слова. Анао болезненно помотал головой. Древний князь Хутугу пошел наперекор предсказанию. И победил. Пусть он и погиб, но поступил как истинный вождь! А отец его матери, государь, поступает не как истинный вождь. И все же он побеждает — значит, правда на его стороне? И как это может быть? В варварской голове все это никак не укладывалось вместе. Анао кривился, тряс головой. Воины хорошо знали его и старались не приближаться к князю.
Ночь была тяжелой, как камень. Шатер государя стоял у мелкой, хотя и широкой речки с вязкими глинистыми берегами. Дул сухой ветер, ночные птицы затихли, и даже мелкие степные лисички не тявкали вдали, и цикады не стрекотали. Словно перед грозой, хотя в эту пору не бывает гроз. Анао не спал. Ворочался на земле, завернувшись в верный плащ, в котором в степи так хорошо спалось. Да и везде в нем хорошо спалось — но не сегодня. У костра кто-то тихонько напевал заунывную и тягучую, как степь, песню. Злую песню, недобрую песню — о погибели, о том, как будут ждать жены тех, кому уже не суждено вернуться…
Злое время ночь. Нечисть ходит по земле, и людям не стоит оставаться вне стен домов и даже из окна выглядывать. Те, кто не в доме, не должны уходить далеко от костра, окружая себя волшебным кругом, который чертят на земле посолонь, произнося древние слова охранных заклинаний.
Охранительные костры горели тускло, сухо и глухо трещали колотушки шаманов, отгонявших злых духов от лагеря.
Словно сухие кости пляшут, словно скелет висельника стучит костями на ветру… Этот царапающий звук не отставал, он пропитывал слух, как пропитывает одежду, кожу и волосы запах костра…
А в ушах Анао все звучал последний разговор государя и прорицателя:
… — Хорошо, я не спрашиваю о победе. Где мне найти Этигена?
— Ты везде его найдешь, — пожал плечами Ономори, наслаждаясь властью над этим государем, который был готов разрыдаться, лишь бы человек в клетке утешил его. Но врать Ономори не собирался, хотя едва сдерживал свой гнев. Пусть перебродит, пусть остынет. Месть должна быть хорошо приготовлена.
Государь долго молчал, собираясь с силами и пытаясь удержать хоть видимость величия и достоинства.
— И на какой дороге ждет меня победа?
Ономори холодно улыбался.
— Ты путаешь причину и следствие. Я не творю побед.
Анао не выдержал. Варвар упал на колени перед государем, ударил лбом в землю.
— Государь, — сбивчиво, глотая слова, заговорил он. — Государь, не слушай прорицателей, положись на себя! Иди сам, решай сам, бейся! Я пойду за тобой куда угодно, только поступи как вождь!…
Анао стиснул зубы и зажмурился, чтобы не заорать от злости. Убить, что ли, прорицателя? Но Ономори вел себя как мужчина. Он умел сражаться, и Анао это видел. Он не лгал — и Анао ценил это. Так кто же должен умереть и что же вообще ему, Анао, делать?
Он встал. Закрыл глаза, подставив лицо ветру, и зашагал в темноту, к клетке. Не должен человек без причины и вины сидеть в клетке. Не должен.
Он не успел уйти далеко. Потому что из темноты прямо перед ним возник человек. Государь. Анао натолкнулся, как на скалу, на его широкую могучую грудь. Государь схватил его за плечи. Даже не видя его в этой кромешной мгле за пределами костра, Анао знал, что у государя лихорадочно горят глаза и что на лице его написана мольба ответа.
— Я решил. Я сам все сделаю. Завтра мы пойдем не по дороге. Ты со своими конниками двинешь прямо на юго-запад, без дорог, так пойдем, мы перехватим Этигена неожиданно. Он же тоже привык по дорогам, как в книгах написано. Гнилая мудрость… А? Не ожидает, наверное, так?
Анао не мог говорить от переполнившей его радости. Государь вырвался из плена предсказаний. Теперь он сам будет вершить судьбу, он взнуздает ее, как истинный вождь!
— Мы его перехватим у солончака, — уже почти спокойно говорил Красный Дракон. — Мы там будем раньше его. Он ведь, — Дракон хохотнул уже почти уверенно, — он ведь верит мудрым книжкам, как я верил предсказаниям. Теперь потягаемся смекалкой и удачей.
Анао опустился на колено.
— Иду за тобой, отец матери моей! — воскликнул он. Встал и, не веря своей наглости, спросил: — А что теперь с предсказателем делать?
Государь пожал плечами.
— Пусть увидит нашу победу. А потом я разорву его конями за ложь.
Анао кивнул, хотя все в душе протестовало — провидец не лжет, он даже варварским своим воображением представить не мог себе, чтобы провидец лгал. Убить его так, конями, было бы против чести.
Может, убить его самому? Или дать бежать?
Анао украдкой глянул на государя — но тот явно не умел читать мыслей, да и думал о другом.
На лице прорицателя была странная полуусмешка. В ней таилось какое-то непонятное, злорадное торжество. Он сидел, привалившись спиной к деревянным прутьям. От него воняло мочой и немытым телом. Наверное, это было еще одним унижением, которое должно было сломать всегда утонченного, опрятного Ономори. Но провидец держался, явно понимая, чего ждет государь. Это было его ответным ударом. Его маленькой местью.
— Ты не боишься ночи, провидец?
— Нет.
— Все люди боятся.
— Но не мой род. А ты боишься, князь Анао?
Анао вспыхнул и хотел было сказать, что ничего не боится, но Ономори продолжал — спокойно и негромко:
— Или ты боишься моих предсказаний?
Анао замолчал. Провидец не смотрел на него. Дул ветер, а Ономори был в одной рубахе и бос, но он умел отстраняться от мира, и холод его не мучил. А мучили, — и радовали его — странные сны о прекрасном человеке на красном драконе. Каждый раз он казался ему все ближе и ближе, и Ономори узнавал его — он и прежде являлся ему в снах. Теперь Ономори ждал его почти с вожделением. Пусть даже ему суждена смерть от этого человека, но Тахэй-ан-Лин тоже умрет. Лучше бы, чтобы Дракон умер раньше. Ономори хотел это увидеть. Хотел увидеть, как в глазах Красного Дракона перед смертью вспыхнет ужас и раскаяние, и он поймет правду Ономори.
— Ты слышал, что с тобой сделают?
Ономори только усмехнулся.
— Мне суждено умереть от человека на красном драконе, но не от Красного Дракона.
— Ты так веришь своим видениям? — Анао положил руку на рукоять драгоценной стальной сабли. — А если я тебя сейчас убью? Что тогда скажешь?
— Тогда уж ничего, — засмеялся Ономори. — Но ты не убьешь меня, варвар.
— И почему же? — Анао потянул саблю из ножен.
Ономори встал в клетке, вцепился в прутья, приблизил лицо к лицу Анао.
— А потому, варвар. Мне даже не надо смотреть свою судьбу, чтобы сказать — ты меня не убьешь. Потому что ты сейчас хочешь убить меня из страха — вдруг я прав? Но если ты убьешь меня, разве что-нибудь изменится? Ты прямо как Красный Дракон! Путаешь причину со следствием, варвар. А еще, варвар, ты ведь хочешь убить меня из жалости. Из справедливости. Что, я не прав? А?
Анао стиснул зубы от злости — слишком в цель.
— Вот видишь, я все знаю. И потому, когда я говорю — ты меня не убьешь, то значит, ты меня не убьешь. Да не кривись ты. Вот что. Ты зря жалеешь меня, мне это не нужно. Мне недолго осталось ждать. Если ты так любишь справедливость, варвар, то оставь меня. Я хочу увидеть, как Дракон поймет, что я не лгал. Пусть увидит. Это справедливо.
Анао стоял, не в силах сделать шага. Ему было стыдно, потому что Ономори так легко разгадал его, а варвар привык считать себя мудрым.
— Иди, варвар. А то я и тебе судьбу предскажу, — хохотнул Ономори. — А ведь ты этого хочешь, Анао. Боишься — но хочешь.
— Я…
— Все хотят. И ты тоже. К этому привыкают, как к черному дыму. Стыдишься? Зря. Я никому не скажу, а ты уж точно промолчишь. Ну, уходи или слушай. Выбирай.
Анао опустил глаза и процедил:
— Говори.
Ономори тихо рассмеялся.
— А вдруг тебе не понравится то, что ты узнаешь? И так ли хорошо знать свою судьбу до конца? И где тогда будет вся твоя отвага? А? Легко быть отважным, зная, что победишь… Ну, выбирай.
— Говори, — почти прошипел Анао, трясясь от стыда и злости — даже не на провидца, на самого себя.
— Все люди одинаковы, — тихо и холодно рассмеялся Ономори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102