А вот уже время разлада — изваяний много, сделаны на скорую руку из дерева. Тогда священные государи долго не жили. И ни золота, ни камней, даже лица почти одинаковые, только по надписям на старом языке и поймешь, кто есть кто. А вот — как вспышка в свете факела — Эрхеллен. Надменное, некрасивое, но завораживающе волевое лицо. Эрхеллен сам приказал сделать эту статую. Работа знаменитого мастера Инхуанны. Ему потом отрубили руки, чтобы он не мог изваять ничего более прекрасного, и мастер дожил до конца своих дней в почете и славе среди заботливых слуг в подаренном государем поместье. Правда, этот конец настал скоро — через полгода. Мастер спился или слишком много вкушал черного дыма.
Эрхеллен сидит, скрестив ноги, как было в обычае древних государей, еще помнивших долгие кочевья, и держит на коленях обнаженный изогнутый меч. Голова надменно поднята, глаза полуприкрыты, на губах зарождается всезнающая улыбка. Искусный мастер отлил его статую из бронзы, полировка и чеканка играют в свете факела, создавая иллюзию живого смуглого тела. Он изображен как Небесный Страж — охранитель Солнца, хотя и не наг, как они, а облачен в доспехи. Глаза его сделаны из белой эмали и обсидиана и кажутся живыми, а на шее и руках — настоящие драгоценные ожерелья и браслеты, которые приносят ему в жертву, как божеству.
Еще несколько изваяний — несколько поколений. Они все представляют правителей в виде Небесных Стражей, в той же позе, что и Эрхеллен. Но это лишь слабые подражания, и опять они похожи, как близнецы.
А вот и дед…
Серый шероховатый камень. Материал простой и грубый — но мастер был велик. Работа одного из морских варваров. Их мастер дорого стоят, почти как кони солнечной священной масти. Государь изображен таким, каким он был при жизни, — со священным узлом волос, в длинном одеянии. Лицо печального мудреца. А в руках его — светильник. Кто-то подливает сюда масло, и государь стоит в темноте со слабым огоньком в руках…
И вот — последнее изваяние. Небесный Страж Керниен керна-ару. Явно сделан в подражание изваянию Эрхеллена, но рука мастера видна безошибочно. Это не рабская копия это — свое. Денна всматривается в тревожное и волевое лицо дяди — и в священном ужасе видит собственные черты. Игра света? Да, наверное.
Сердце дико колотится.
Дядя, почему ты отказался от Силы? Почему?
Уже никто не скажет. Ни отец Мааран, ни государь, никто. Старый пес Ингхара умер, телохранитель божественного воина Дайро погиб на юго-востоке, в схватке со степняками, а сам Аргор керна-хэтан ушел в Землю Огня, землю богов, куда смертные заходить по доброй воле опасаются…
«Так почему, дядя?
Почему я должен принять Силу?
Кто я такой?
Ты ушел — и ушел божественный воин, связанный с тобой, как уходит с королем его власть над землей. И что осталось? Остались мы, как малые сироты. Ты не оставил нам сильных и преданных. Остались только сильные и властолюбивые. А мой отец слаб, и нет при нем помощников. А ты все брал на себя и не оставил земле своей блюстителей, что помогали бы отцу не из корысти.
Значит, я должен стать при отце своем тем, кем был при тебе божественный воин.
Но кто я?
Пятый сын. Тот, на кого надеются в последнюю очередь.
И вот пришла эта очередь.
Придется испытать себя. Впервые — хоть в чем-то.
А смогу ли?»
Вверху низко и тоскливо пропел тяжелый гонг.
Пора.
Он с трудом оторвал взгляд от бронзового лица Небесного Стража Керниена, поклонился, сложив руки. Взял из скобы на стене факел и побрел к свету, наверх.
Королевский Храм, несмотря на те почести и щедрости государя Керниена оставался скромным. Отец Мааран подновил убранство. Древность храма больше не казалась жалкой — скорее благородной. Века поклонения Божеству, века его незримого присутствия здесь мягкой тяжестью опускались на плечи пришельца, наполняя душу трепетом и благочестием. Тут никто не говорил громко. Тишина, шепот и тени. И густой, тяжелый аромат курений.
Денна старался не думать, как все это произойдет. Настанет срок, он и так все увидит. Незачем страх в себе растить. Он старался загнать его как можно глубже, чтобы не вырвался…
Служка почтительно семенил рядом, открывая двери и указывая дорогу. В отличие от служителей новых храмов, здешние монахи носили одеяния не из тонкого шелка, а из грубого сырца, крашенные не пурпуром, а травяной краской. Одежды их были вышиты не золотом, а простой желтой нитью. Но вид у них был куда более внушительный, чем у других священнослужителей.
Денна тоже был одет просто, хотя и достойно принца. Как-то неуместен был здесь и сейчас блеск всех регалий его крови. Он — лишь один из взыскующих Силы. И всего лишь на миг он выступил из рядов обычных людей. И если Сила не дастся ему, он снова канет в сером людском море. Денна даже не мог сказать, чего ему сейчас хочется больше — удачи или неудачи.
— Сюда, — полушепотом проговорил монах, отворив резную дверь с бронзовыми солнечными ликами, начищенными до блеска. Денна вошел. Монах остался снаружи, тихо затворив двери. Тан хэтан-ару огляделся. Он бывал здесь прежде, и не раз. Но всегда он стоял у самых дверей, как младший. Теперь он был здесь один. Тот самый покой, где некогда заключили свой завет Керниен и Саурианна. Здесь все так буднично, никакого священного трепета, обидно даже…
— Вижу, трепета не испытываете, тан хэтан-ару? — повышался откуда-то чуть сзади, из теней, звонкий, удивительно мелодичный голос.
Денна неторопливо обернулся — никогда принц Солнечной крови не должен терять достоинства.
— Не испытываю, — ответил он. — Кто ты?
Только человек Солнечной крови может любого называть на «ты».
— Я тот, с кем заключен был Завет, который ты ныне пришел исполнить. — Посланник Солнца имел право даже и к Его потомку обращаться на «ты». — Ты пришел по доброй воле?
Вопрос повис в воздухе. Денна выдержал паузу и медленно кивнул. Говоривший вышел из тени.
Он был высок и изумительно красив. Странное лицо, которое никак нельзя было запомнить — хотя и спутать ни с каким другим было невозможно. Правда, может, великий мастер вроде Инхуанны смог бы ухватить главное — но еще ни одному мастеру не доводилось узреть Саурианну. Это была привилегия Солнечной крови и избранных. Посвященных.
Денна с трудом подавил желание молитвенно склониться перед посланцем богов.
— По долгу, — ответил он.
— О, — склонил черноволосую голову Саурианна. — Это высокое побуждение. Долг крепче простого согласия. — Он обошел выложенный на полу бронзовый круг и остановился напротив Денны. — Но ты должен понять вот что. — Саурианна впился бездонным темным взглядом в глаза Денны. — Мало дать согласие, чтобы получить. Надо не побояться взять. Ты должен сейчас полностью отдаться Силе. Полностью раскрыться. Можно сказать, сдаться на ее милость, полностью забыть о себе. — Он усмехнулся. — Многие хотели взять Силу. Многие охотно давали согласие. Но оказались слишком трусливы и себялюбивы. Побоялись потерять себя… Но ведь ты бесстрашен? Ты любишь других больше себя так?
Денна молчал. Ответить «да» — значило солгать, а лгать перед лицом Посланника Солнца не осмелится никто. Солнце все видит, и уж лгать ему в лицо…
Саурианна немного подождал, затем его прекрасное лицо озарила удивительно чистая, светлая улыбка.
— Ты прошел первое испытание, Денна. Испытание правдой. Что же, теперь испытай себя Силой. Протяни руки, — почти приказал он, и Денна, исподлобья уставившись в глаза Саурианны, повиновался. Руки самого Посланца казались одновременно ледяными и обжигающими. Саурианна немного сжал ладони, и хватка его была чудовищно сильна. Понемногу вокруг словно бы начала сгущаться тьма, а глаза Посланника горели в ней белым, словно молния, огнем. Денна послушно смотрел в эти глаза — наверное, так нужно? Поначалу Денна не ощущал ничего, кроме странного холодка, легкой дрожи, что пробежала по спине до головы, подняв волосы на затылке дыбом. Саурианна медленно разжал ладони, но Денна почему-то не мог ни на волосок отнять рук. Они словно прикипели к ладоням Посланца, а от них медленно полз по жилам холод, обжигавший как лава, наполняя грудь и медленно стекая к животу. Глаза отвести было невозможно, дышать становилось больно, и от нараставшего мутного страха слабели колени, и тьма заволакивала взгляд. Он еще цеплялся за остатки перепуганного, вопившего от ужаса сознания, а тьма холодно дышала и шептала:
— Не сопротивляйся… откройся… отдайся… так будет легче…
Сдаться — так говорил Саурианна. Сдаться и смириться. Да, именно так, когда меч входит в воду, раны не остается, вода податлива… Стать водой… Он закрыл глаза, заставив себя полностью расслабиться…
Когда Сила рванулась сквозь него, стремительно, властно и унизительно, как насильник входит в женщину, он закричал от боли и гнева. Это было слишком. Это было ниже того предела, до которого может опуститься человек, еще помнящий о своем достоинстве. Боги не могут так унижать! Нет!
И он воспротивился. Это потребовало чудовищного напряжения сил, но одуряющая боль начала отступать, выходя, как гной из нарыва. И сквозь мутную мглу боли он увидел прекрасное лицо Посланника, с каким-то странным выражением смотревшего на него. Денна снова начал ощущать собственное тело, и ему нестерпимо захотелось как можно скорее вымыться. Собственное тело казалось грязным и опозоренным. Он рванул руки — но ладони Саурианны, теперь просто сухие и горячие, легко отпустили его. Он улыбнулся.
— Ты выдержат и второе испытание, Денна.
Принц непонимающе уставился на него. Он стоял, держа руки на весу, брезгуя прикоснуться к себе.
— Ты не дал Силе покорить себя.
— Но ты говорил — не сопротивляйся…
— Это было испытание, — перебил его Саурианна.
Принц медленно покачал головой.
— Но это значит, что я не испил Силы…
— Ты ее вкусил, — улыбался Посланник. — Более чем кто-либо другой. Но только знай, Денна, — лицо его и голос наполнились какой-то струящейся печалью, — что Сила конечна. Со временем она истечет из тебя, как истекает из клепсидры вода…
— Я не понимаю…
— Человек — как пустой сосуд, — сказал Саурианна. — Так устроено, что сам наполнять себя Силой человек не может. Это может сделать для него лишь божество. Для этого человек открывает себя ему. Сейчас ты наполнен. Ты — огромный сосуд, и в тебе Силы хватит на десяток обычных жизней. Даже если ты будешь тратить ее раз в десять щедрее, чем отец Мааран. Ты сможешь прожить пять человеческих жизней, как живут короли морских варваров. Но однажды твоя Сила источится. И ты будешь слаб, жалок и бессилен…
— И что же делать несчастному сосуду? — засмеялся Денна. Волнение и усталость начали сказываться. Его трясло. — Как мне не опустошиться, прежде чем я выполню свое предназначение? — Он не мог удержаться от противного хихиканья.
— Просто, — пожал плечами Саурианна. — Полностью отдать себя Силе. Просто сказать — отдаю себя Силе, и все.
— Так просто?
— Нет, не все, — улыбнулся Саурианна. — Взять Силу — только начало. Ею надо уметь управлять. И наполнять свой сосуд заново, если понадобится. А для этого нужно взять дар… так скажем, кран от бездонной бочки Силы, которая будет изливаться в тебя, когда надо будет, — неожиданно грубо закончил Саурианна.
Повисло молчание. Тяжелое, в котором готовым к прыжку зверем притаилось будущее. Скажи слово — и все изменится… И зверь прыгнет. Денна поднял руку, закрываясь от несуществующего, но страшного зверя, и замотал головой.
— Я… не могу… Пусть будет как будет. Я испил Силы столько, сколько смог. Лишь глупец пытается сожрать больше, чем вмещает живот. — Он хмыкнул. — Пыталась лягушка все болото выхлебать, да лопнула.
— Вот и третье испытание ты выдержал, Денна, — отечески ласково кивнул Саурианна. — Но помни — это не последнее испытание. Дар я предложил не только ради испытания. Ты заслуживаешь этого дара. И он ждет тебя — тебе лишь стоит сказать «да» — и ты получишь ключ к бесконечному источнику Силы. Знай это.
Саурианна повернулся и исчез в мгновение ока. Дення заморгал, нахмурился, не веря себе.
«А я ведь и не спросил, что теперь я могу делать и как», — рассеянно подумал он и тут же забыл эту мысль — прежде всего надо отмыться…
И казалось ему, что кто-то внутри него прошептал:
«Ты выпил Силы. Выпил яда, к которому привыкаешь как к черному дыму. И к ней ты привыкнешь, и уже не сумеешь жить без нее. Да-да, ты, как твой дядя, чересчур честен и чист. Вот такие как раз и попадаются легче всего. Ты уже захватил наживку, остается только подождать…»
Но эти слова мигом выветрились у него из головы, и он запомнил только, что слышал какие-то слова, но вот какие именно…
В теплой воде было хорошо и томно, мысли текли медленно, и тяжесть уходила с души, а тело, напротив, приятно тяжелело. Вот и веки начали закрываться. Не хотелось думать ни о чем. Желание вымыться было настолько сильным, что после его исполнения настало такое облегчение и слабость, будто совершил главное в мире дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Эрхеллен сидит, скрестив ноги, как было в обычае древних государей, еще помнивших долгие кочевья, и держит на коленях обнаженный изогнутый меч. Голова надменно поднята, глаза полуприкрыты, на губах зарождается всезнающая улыбка. Искусный мастер отлил его статую из бронзы, полировка и чеканка играют в свете факела, создавая иллюзию живого смуглого тела. Он изображен как Небесный Страж — охранитель Солнца, хотя и не наг, как они, а облачен в доспехи. Глаза его сделаны из белой эмали и обсидиана и кажутся живыми, а на шее и руках — настоящие драгоценные ожерелья и браслеты, которые приносят ему в жертву, как божеству.
Еще несколько изваяний — несколько поколений. Они все представляют правителей в виде Небесных Стражей, в той же позе, что и Эрхеллен. Но это лишь слабые подражания, и опять они похожи, как близнецы.
А вот и дед…
Серый шероховатый камень. Материал простой и грубый — но мастер был велик. Работа одного из морских варваров. Их мастер дорого стоят, почти как кони солнечной священной масти. Государь изображен таким, каким он был при жизни, — со священным узлом волос, в длинном одеянии. Лицо печального мудреца. А в руках его — светильник. Кто-то подливает сюда масло, и государь стоит в темноте со слабым огоньком в руках…
И вот — последнее изваяние. Небесный Страж Керниен керна-ару. Явно сделан в подражание изваянию Эрхеллена, но рука мастера видна безошибочно. Это не рабская копия это — свое. Денна всматривается в тревожное и волевое лицо дяди — и в священном ужасе видит собственные черты. Игра света? Да, наверное.
Сердце дико колотится.
Дядя, почему ты отказался от Силы? Почему?
Уже никто не скажет. Ни отец Мааран, ни государь, никто. Старый пес Ингхара умер, телохранитель божественного воина Дайро погиб на юго-востоке, в схватке со степняками, а сам Аргор керна-хэтан ушел в Землю Огня, землю богов, куда смертные заходить по доброй воле опасаются…
«Так почему, дядя?
Почему я должен принять Силу?
Кто я такой?
Ты ушел — и ушел божественный воин, связанный с тобой, как уходит с королем его власть над землей. И что осталось? Остались мы, как малые сироты. Ты не оставил нам сильных и преданных. Остались только сильные и властолюбивые. А мой отец слаб, и нет при нем помощников. А ты все брал на себя и не оставил земле своей блюстителей, что помогали бы отцу не из корысти.
Значит, я должен стать при отце своем тем, кем был при тебе божественный воин.
Но кто я?
Пятый сын. Тот, на кого надеются в последнюю очередь.
И вот пришла эта очередь.
Придется испытать себя. Впервые — хоть в чем-то.
А смогу ли?»
Вверху низко и тоскливо пропел тяжелый гонг.
Пора.
Он с трудом оторвал взгляд от бронзового лица Небесного Стража Керниена, поклонился, сложив руки. Взял из скобы на стене факел и побрел к свету, наверх.
Королевский Храм, несмотря на те почести и щедрости государя Керниена оставался скромным. Отец Мааран подновил убранство. Древность храма больше не казалась жалкой — скорее благородной. Века поклонения Божеству, века его незримого присутствия здесь мягкой тяжестью опускались на плечи пришельца, наполняя душу трепетом и благочестием. Тут никто не говорил громко. Тишина, шепот и тени. И густой, тяжелый аромат курений.
Денна старался не думать, как все это произойдет. Настанет срок, он и так все увидит. Незачем страх в себе растить. Он старался загнать его как можно глубже, чтобы не вырвался…
Служка почтительно семенил рядом, открывая двери и указывая дорогу. В отличие от служителей новых храмов, здешние монахи носили одеяния не из тонкого шелка, а из грубого сырца, крашенные не пурпуром, а травяной краской. Одежды их были вышиты не золотом, а простой желтой нитью. Но вид у них был куда более внушительный, чем у других священнослужителей.
Денна тоже был одет просто, хотя и достойно принца. Как-то неуместен был здесь и сейчас блеск всех регалий его крови. Он — лишь один из взыскующих Силы. И всего лишь на миг он выступил из рядов обычных людей. И если Сила не дастся ему, он снова канет в сером людском море. Денна даже не мог сказать, чего ему сейчас хочется больше — удачи или неудачи.
— Сюда, — полушепотом проговорил монах, отворив резную дверь с бронзовыми солнечными ликами, начищенными до блеска. Денна вошел. Монах остался снаружи, тихо затворив двери. Тан хэтан-ару огляделся. Он бывал здесь прежде, и не раз. Но всегда он стоял у самых дверей, как младший. Теперь он был здесь один. Тот самый покой, где некогда заключили свой завет Керниен и Саурианна. Здесь все так буднично, никакого священного трепета, обидно даже…
— Вижу, трепета не испытываете, тан хэтан-ару? — повышался откуда-то чуть сзади, из теней, звонкий, удивительно мелодичный голос.
Денна неторопливо обернулся — никогда принц Солнечной крови не должен терять достоинства.
— Не испытываю, — ответил он. — Кто ты?
Только человек Солнечной крови может любого называть на «ты».
— Я тот, с кем заключен был Завет, который ты ныне пришел исполнить. — Посланник Солнца имел право даже и к Его потомку обращаться на «ты». — Ты пришел по доброй воле?
Вопрос повис в воздухе. Денна выдержал паузу и медленно кивнул. Говоривший вышел из тени.
Он был высок и изумительно красив. Странное лицо, которое никак нельзя было запомнить — хотя и спутать ни с каким другим было невозможно. Правда, может, великий мастер вроде Инхуанны смог бы ухватить главное — но еще ни одному мастеру не доводилось узреть Саурианну. Это была привилегия Солнечной крови и избранных. Посвященных.
Денна с трудом подавил желание молитвенно склониться перед посланцем богов.
— По долгу, — ответил он.
— О, — склонил черноволосую голову Саурианна. — Это высокое побуждение. Долг крепче простого согласия. — Он обошел выложенный на полу бронзовый круг и остановился напротив Денны. — Но ты должен понять вот что. — Саурианна впился бездонным темным взглядом в глаза Денны. — Мало дать согласие, чтобы получить. Надо не побояться взять. Ты должен сейчас полностью отдаться Силе. Полностью раскрыться. Можно сказать, сдаться на ее милость, полностью забыть о себе. — Он усмехнулся. — Многие хотели взять Силу. Многие охотно давали согласие. Но оказались слишком трусливы и себялюбивы. Побоялись потерять себя… Но ведь ты бесстрашен? Ты любишь других больше себя так?
Денна молчал. Ответить «да» — значило солгать, а лгать перед лицом Посланника Солнца не осмелится никто. Солнце все видит, и уж лгать ему в лицо…
Саурианна немного подождал, затем его прекрасное лицо озарила удивительно чистая, светлая улыбка.
— Ты прошел первое испытание, Денна. Испытание правдой. Что же, теперь испытай себя Силой. Протяни руки, — почти приказал он, и Денна, исподлобья уставившись в глаза Саурианны, повиновался. Руки самого Посланца казались одновременно ледяными и обжигающими. Саурианна немного сжал ладони, и хватка его была чудовищно сильна. Понемногу вокруг словно бы начала сгущаться тьма, а глаза Посланника горели в ней белым, словно молния, огнем. Денна послушно смотрел в эти глаза — наверное, так нужно? Поначалу Денна не ощущал ничего, кроме странного холодка, легкой дрожи, что пробежала по спине до головы, подняв волосы на затылке дыбом. Саурианна медленно разжал ладони, но Денна почему-то не мог ни на волосок отнять рук. Они словно прикипели к ладоням Посланца, а от них медленно полз по жилам холод, обжигавший как лава, наполняя грудь и медленно стекая к животу. Глаза отвести было невозможно, дышать становилось больно, и от нараставшего мутного страха слабели колени, и тьма заволакивала взгляд. Он еще цеплялся за остатки перепуганного, вопившего от ужаса сознания, а тьма холодно дышала и шептала:
— Не сопротивляйся… откройся… отдайся… так будет легче…
Сдаться — так говорил Саурианна. Сдаться и смириться. Да, именно так, когда меч входит в воду, раны не остается, вода податлива… Стать водой… Он закрыл глаза, заставив себя полностью расслабиться…
Когда Сила рванулась сквозь него, стремительно, властно и унизительно, как насильник входит в женщину, он закричал от боли и гнева. Это было слишком. Это было ниже того предела, до которого может опуститься человек, еще помнящий о своем достоинстве. Боги не могут так унижать! Нет!
И он воспротивился. Это потребовало чудовищного напряжения сил, но одуряющая боль начала отступать, выходя, как гной из нарыва. И сквозь мутную мглу боли он увидел прекрасное лицо Посланника, с каким-то странным выражением смотревшего на него. Денна снова начал ощущать собственное тело, и ему нестерпимо захотелось как можно скорее вымыться. Собственное тело казалось грязным и опозоренным. Он рванул руки — но ладони Саурианны, теперь просто сухие и горячие, легко отпустили его. Он улыбнулся.
— Ты выдержат и второе испытание, Денна.
Принц непонимающе уставился на него. Он стоял, держа руки на весу, брезгуя прикоснуться к себе.
— Ты не дал Силе покорить себя.
— Но ты говорил — не сопротивляйся…
— Это было испытание, — перебил его Саурианна.
Принц медленно покачал головой.
— Но это значит, что я не испил Силы…
— Ты ее вкусил, — улыбался Посланник. — Более чем кто-либо другой. Но только знай, Денна, — лицо его и голос наполнились какой-то струящейся печалью, — что Сила конечна. Со временем она истечет из тебя, как истекает из клепсидры вода…
— Я не понимаю…
— Человек — как пустой сосуд, — сказал Саурианна. — Так устроено, что сам наполнять себя Силой человек не может. Это может сделать для него лишь божество. Для этого человек открывает себя ему. Сейчас ты наполнен. Ты — огромный сосуд, и в тебе Силы хватит на десяток обычных жизней. Даже если ты будешь тратить ее раз в десять щедрее, чем отец Мааран. Ты сможешь прожить пять человеческих жизней, как живут короли морских варваров. Но однажды твоя Сила источится. И ты будешь слаб, жалок и бессилен…
— И что же делать несчастному сосуду? — засмеялся Денна. Волнение и усталость начали сказываться. Его трясло. — Как мне не опустошиться, прежде чем я выполню свое предназначение? — Он не мог удержаться от противного хихиканья.
— Просто, — пожал плечами Саурианна. — Полностью отдать себя Силе. Просто сказать — отдаю себя Силе, и все.
— Так просто?
— Нет, не все, — улыбнулся Саурианна. — Взять Силу — только начало. Ею надо уметь управлять. И наполнять свой сосуд заново, если понадобится. А для этого нужно взять дар… так скажем, кран от бездонной бочки Силы, которая будет изливаться в тебя, когда надо будет, — неожиданно грубо закончил Саурианна.
Повисло молчание. Тяжелое, в котором готовым к прыжку зверем притаилось будущее. Скажи слово — и все изменится… И зверь прыгнет. Денна поднял руку, закрываясь от несуществующего, но страшного зверя, и замотал головой.
— Я… не могу… Пусть будет как будет. Я испил Силы столько, сколько смог. Лишь глупец пытается сожрать больше, чем вмещает живот. — Он хмыкнул. — Пыталась лягушка все болото выхлебать, да лопнула.
— Вот и третье испытание ты выдержал, Денна, — отечески ласково кивнул Саурианна. — Но помни — это не последнее испытание. Дар я предложил не только ради испытания. Ты заслуживаешь этого дара. И он ждет тебя — тебе лишь стоит сказать «да» — и ты получишь ключ к бесконечному источнику Силы. Знай это.
Саурианна повернулся и исчез в мгновение ока. Дення заморгал, нахмурился, не веря себе.
«А я ведь и не спросил, что теперь я могу делать и как», — рассеянно подумал он и тут же забыл эту мысль — прежде всего надо отмыться…
И казалось ему, что кто-то внутри него прошептал:
«Ты выпил Силы. Выпил яда, к которому привыкаешь как к черному дыму. И к ней ты привыкнешь, и уже не сумеешь жить без нее. Да-да, ты, как твой дядя, чересчур честен и чист. Вот такие как раз и попадаются легче всего. Ты уже захватил наживку, остается только подождать…»
Но эти слова мигом выветрились у него из головы, и он запомнил только, что слышал какие-то слова, но вот какие именно…
В теплой воде было хорошо и томно, мысли текли медленно, и тяжесть уходила с души, а тело, напротив, приятно тяжелело. Вот и веки начали закрываться. Не хотелось думать ни о чем. Желание вымыться было настолько сильным, что после его исполнения настало такое облегчение и слабость, будто совершил главное в мире дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102