Оказавшись на лестнице, он схватился за стенку, чтобы не покатиться кубарем по ступеням. Ноги сразу же подкосились, глаза заволакивало тьмой. «Нет, — подумал Дакар, — попойки все же не так вредны, как магия». Мысль эту требовалось обязательно запомнить, чтобы потом обсудить с Асандиром и узнать его мнение.
Нити судьбы
К вечеру Асандир, Сетвир и Трайт вновь собрались в круглой верхней комнате Альтейнской башни. В ожидании бестелесных Харадмона и Люэйна, которым ничего не стоило преодолеть громадное расстояние от острова Мет до Альтейна, они вели разговор о разных пустяках, правда, некоторых тем предпочитали не касаться. Трое магов, сохранивших телесную оболочку, никогда не упоминали о бедах, вызванных вторжением Деш-Тира и бунтом Давина. Точно так же никто из них не брался подсчитывать, сколько мест за столом сегодня пустует. А ведь в лучшие времена бывало, что здесь собиралось Содружество Семи в полном составе, пятеро верховных королей и по одному посланцу от каждой из трех паравианских рас. Тогда не было нужды рисковать жизнью учеников, возлагая на их плечи тяготы ответственности. И никто тогда не думал, что однажды туман плотным пологом накроет цветущую землю Этеры.
Сетвир занимался привычным делом, разыскивая по всем углам чистые чашки для чая. Ворон Трайта вдруг беспокойно захлопал крыльями, почуяв ветер, ударивший сквозь восточное окно. В воздухе явственно запахло тронутыми морозом травами.
Держа в руках груду чашек, Сетвир, обращаясь вроде бы к пустому пространству, спросил:
— Это ты, Харадмон? Надеюсь, ты не слишком утомлен, чтобы принять какой-нибудь видимый облик? Наш друг пророк, полагаю, будет тебе признателен.
Ветер утих, зато под сводами комнаты зазвенел громкий смех.
— А где Дакар? — на звучном паравианском языке спросил голос, исходивший, казалось, прямо из ставни.
Появившаяся в воздухе тень немедленно превратилась в худощавую фигуру мага, облаченного в одежду черного и зеленого цветов. На плечах у него был плащ с оранжевой шелковой подкладкой; ангельской красоты лицо под капюшоном было сродни эльфийскому. Красоту тонких черт подчеркивали аккуратная бородка, нос с горбинкой и озорная улыбка. Призрак откинул капюшон и тонкими, заостренными пальцами пригладил свои черные с проседью волосы. Видимый облик мага Харадмона окинул собравшихся взглядом бледно-зеленых глаз и уже с другой интонацией повторил вопрос:
— Так где же Дакар?
— На пути сюда, — по-мальчишечьи улыбаясь, ответил Асандир. — Хотя, боюсь предрекать худшее, он может отправиться и за выпивкой. У Сетвира в его закромах водится сидр, и наш пророк для восстановления сил и душевного равновесия не успокоится, пока не вылакает все до дна.
На лице Харадмона, которого в действительности не существовало, мелькнула хитрая усмешка.
Двумя этажами ниже Дакар наконец решил, что пора вставать. Дрема, в которой он пребывал, не имела ничего общего со сном. Подъем ознаменовался ушибом коленки о шахматный столик Сетвира. Черные и кремово-белые фигуры полетели на пол с шумом, заглушившим стон Дакара.
— Ох, Даркарон вас всех побери!
Дакар вывалился из кресла, в котором безуспешно пытался заснуть, вновь ударился о столик, поскользнулся на катящихся по полу фигурах и замахал руками, чтобы не упасть. Головокружительное путешествие окончилось возле очага, где Безумный Пророк своим необъятным животом рухнул на скамеечку для ног и свалил щипцы и кочергу.
— Эт милосердный! — запыхтел Дакар, потирая ушибленную грудь. — Понаставили тут разного барахла. Иду, уже иду!
Вскоре собравшиеся наверху маги услышали, как что-то тяжелое ударилось о засов двери. Щеколда громыхнула, но не поддалась. Наконец, после сосредоточенного сопения и изысканного набора бранных слов, Дакар рванул дверь и ввалился внутрь. Лицо его было пунцовым и наполовину закрытым сосульками сальных волос.
— Я и так торопился как мог.
Безумный Пророк подул на ссадины на пальцах, подтянул сползающие штаны и набросился на Асандира:
— С меня хватило кошмаров, которые я по твоей милости получил вместо спокойного сна. Зачем же еще запирать дверь заклинаниями?
Сетвир, руки которого по-прежнему были заняты чашками, с нескрываемым любопытством посмотрел на Дакара. Асандир продолжал сидеть спиной к ученику, и улыбка на его лице пропала. Маг вскинул седую бровь.
— До чего ж ты скор на обвинения. Сначала выпаливаешь, а потом думаешь. Если, конечно, думаешь.
Дакар вытянул свободный стул и плюхнулся на него.
— Только Харадмон мог додуматься...
Он не закончил и стал подозрительно озираться вокруг.
— Приветствую тебя, Безумный Пророк, — произнес бестелесный маг.
Дакар вертел головой, стараясь понять, откуда звучит голос. Поиски оказались напрасными, и пророк, заметив улыбки на лицах остальных магов, рассердился.
— Я не против шуток, но шутки должны быть честными! — крикнул он.
Харадмон громко рассмеялся и наконец-то позволил Дакару лицезреть себя.
— Все равно есть вещи, которые тебе не по зубам, мой дорогой пророк.
Харадмон выдвинул стул, небрежно уселся на него и свернул зеленый плащ. Дакар был излюбленной мишенью для насмешек, и Харадмон был бы не прочь поразвлечься еще, но тут вмешался Сетвир и поинтересовался, скоро ли прибудет Люэйн.
Харадмон прикрыл глаза.
— Торопится сюда. Скоро появится. — Изысканным тоном, словно отпуская комплимент, он добавил: — Я всегда превосхожу его в быстроте перемещения, спорах и карточных играх.
Факелы по обеим сторонам двери вдруг ярко вспыхнули, и их пламя заметалось, словно под напором ветра. И хотя никакого ветра в комнате не ощущалось, один из факелов погас.
— Я возражаю, — послышался басовитый голос.
За столом появился второй бестелесный маг. Приняв зримый облик, он оказался лысым стариком внушительного телосложения, с длинной бородой и был облачен в серо-голубые одежды. Однако во взгляде его пронзительных глаз читалось то же выражение, что и у энергичного ученого, каким предстал в зримом облике Харадмон.
— Твое заявление неуместно, нечестно и потому совершенно непростительно. Мы с тобой еще сразимся, — пообещал Люэйн более раздраженным, чем обычно, тоном.
— Люэйн! — перебил его Сетвир. — Нельзя ли прекратить вашу всегдашнюю перепалку, чтобы мы могли начинать?
— Ты просил выяснить возможные последствия, ожидающие Этеру после победы над Деш-Тиром. Могу я узнать, чем это вызвано? — раздраженно спросил Люэйн.
Сетвир запоздало, вспомнил, что руки у него до сих пор заняты чашками. Отыскав на полке свободное место, он поспешно нагромоздил все чашки туда. Асандир подался вперед и, тщательно подбирая слова (в основном ради Дакара, ибо речь шла об исполнении его пророчества), обрисовал особенности воспитания и характера обоих принцев из Дасен Элюра. Его слушали с серьезными лицами; даже Люэйн угомонился.
— Силы, подвластные братьям, весьма могущественны и имеют разную природу. Думаю, это ясно и так. Риск, на который мы идем, вполне очевиден. Лизаэр и Аритон противоположны друг другу и по характеру, и по обстоятельствам жизни. Оба унаследовали качества, присущие двум королевским династиям, а такое наследие никогда не бывает легким. Если их былая вражда разгорится вновь, ее последствия окажутся просто разрушительными. У Дакара уже были тревожные видения на этот счет, а посему, думаю, нам стоит раскинуть нити судьбы и заглянуть в будущее.
Призрак Люэйна исчез, потом опять появился напротив Харадмона. Люэйн постукивал пальцами по поверхности стола. Он мгновенно и громогласно выразил свое одобрение, поскольку нити судьбы давали почти безграничную возможность заглядывать в будущее. Все понимали: вражда между Лизаэром и Аритоном могла привести к потрясениям, каких Этера не знала со времен мятежа против верховных королевств, поднятого Давином-отступником.
Трайт неслышно, словно тень, встал из-за стола.
— Под летописями Ланшира, в шкафчике. Лежит на третьей полке, — рассеянно пробормотал Сетвир.
Он притушил искру третьей ветви, что мерцала в жаровне. Асандир сдвинул бронзовый треножник жаровни в сторону, а Харадмон тем временем погасил второй факел. Полная темнота не помешала Трайту добраться до указанного места и достать квадратный кусок черного бархата, который он принес и разложил на столе.
Ткань беспрепятственно прошла сквозь бесплотный локоть Люэйна. Маг наморщил лоб.
— Дакар уже поборол последствия тинеллы?
Безумный Пророк закатил глаза и застонал.
— Белена — и та лучше.
Обращаясь к Асандиру, он жалостливым тоном добавил:
— Неужели это зелье уж так необходимо? Мне хватило кошмаров прошлой ночи, чтобы еще и сегодня гробить свое здоровье.
Тинеллой, от которой всеми силами открещивался Дакар, именовалась редкая высокогорная трава. Зелье из нее, ценимое за способность раздвигать пределы разума, было весьма ядовитым и вызывало судороги и головную боль. Что еще опаснее, тинелла высасывала из тела воду, а это грозило смертью. Маги специально учились обезвреживать яд тинеллы, ибо нередко только с ее помощью можно было распутать какие-то загадки, которые не удавалось разгадать иными способами.
Асандир без всякой жалости посмотрел на ученика.
— Если бы в хижине дровосека ты не испугался своих предвидений и не прервал их, уронив меч, сегодня мы обошлись бы без тебя.
Дакар в отчаянии ударил кулаками по столу. Черный бархат заглушил удар, и звук был более похож на шлепок.
— Эт милосердный, ты ведь ничего не забываешь. Хоть сто лет пройдет, будешь помнить каждую мелочь.
— В сундуке, под северным окном, — вмешался Сетвир, услужливо подсказывая Дакару, куда ему нужно отправиться за ненавистной тинеллой.
Безумный Пророк понимал, что ему не отвертеться. Если Асандир с беспощадной четкостью помнил любое его прегрешение, память Сетвира хранила местонахождение любой зловредной вещи. Трайт не подумал привезти с собой кого-то из своих учеников. Значит, оставался только он, несчастный Дакар. Наверняка еще и Харадмон подстроит ему какую-нибудь пакость, он это любит. Дакар с грохотом отодвинул стул и поднялся. Слишком ленивый, а может, чересчур упрямый, чтобы заставить себя овладеть магическим зрением, он двинулся впотьмах, ударяясь коленками и обдирая руки. Завершив поиски, Дакар побрел обратно, с каменной трубкой и резной деревянной коробкой в руках. Мученически вздыхая, он плюхнулся на свой стул, стараясь забыть о присутствии магов, равно как и о том, что маги прибегали к этому ритуалу лишь в крайних случаях.
Собрав в руках достаточное количество магической силы, Асандир зажег над черным бархатом первую полосу. Ее бело-голубое сияние было приглушенным, будто свет проходил через завесу. К первой полосе Асандир добавил вторую, затем третью, символически обозначив тройное таинство, лежащее в основе Первичной Силы и пронизывающее все живое на Этере. Потом он создал два десятка более тонких полос, а Сетвир, согласно паравианскому ритуалу, стал называть их Имена, обращаясь к сущности правителя, места или силы, соответствующим каждому из Имен. Эти светящиеся полосы и были нитями судьбы. Они становились тождественными назначенному им свойству и в зависимости от природы этого свойства меняли внешний вид. Так совет при правителе Итарры вспыхнул раздражающе ярким светом, превратившись в скопище мерцающих зигзагов. Три линии, символизирующие древние паравианские расы, сплелись в редкой красоты кружево, а потом почти совсем угасли. Нить, соответствующая кланам, изогнулась в высокую дугу. К нитям, которые представляли города, человеческое сознание и природные силы, добавились нити, относящиеся к отдельным людям. После них настал черед растений, животных и природных стихий. Через какое-то время над бархатом мерцала некая решетчатая геометрическая фигура, четкие линии и выверенные пропорции которой символически представляли весь сложный и взаимозависимый мир Этеры.
По сравнению с другими способами предвидения, дающими лишь общую размытую картину, нити судьбы обеспечивали поразительную точность деталей. Каждая действовала так, как определялось ее природой, показывая даже мельчайшие нарушения равновесия. События будущего, обусловленные изменением тех или иных причин, мгновенно представали во всех подробностях. Чтобы прочитать и истолковать всю совокупность грядущих событий, в обычных условиях понадобилось бы несколько дней кропотливого труда. Тинелла значительно упрощала и ускоряла дело, переводя символы в картины.
Дакар набил трубку остроконечными серебристо-серыми листьями ядовитого зелья. Комнату наполнил терпкий, горький аромат.
К этому времени узор нитей судьбы уже сиял над столом в своем полном великолепии, озаряя лица магов мягким светом, похожим на давно забытый свет луны. Улыбнувшись, Харадмон выставил палец. Оттуда вырвалась искра, и Дакар зажег свою трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Нити судьбы
К вечеру Асандир, Сетвир и Трайт вновь собрались в круглой верхней комнате Альтейнской башни. В ожидании бестелесных Харадмона и Люэйна, которым ничего не стоило преодолеть громадное расстояние от острова Мет до Альтейна, они вели разговор о разных пустяках, правда, некоторых тем предпочитали не касаться. Трое магов, сохранивших телесную оболочку, никогда не упоминали о бедах, вызванных вторжением Деш-Тира и бунтом Давина. Точно так же никто из них не брался подсчитывать, сколько мест за столом сегодня пустует. А ведь в лучшие времена бывало, что здесь собиралось Содружество Семи в полном составе, пятеро верховных королей и по одному посланцу от каждой из трех паравианских рас. Тогда не было нужды рисковать жизнью учеников, возлагая на их плечи тяготы ответственности. И никто тогда не думал, что однажды туман плотным пологом накроет цветущую землю Этеры.
Сетвир занимался привычным делом, разыскивая по всем углам чистые чашки для чая. Ворон Трайта вдруг беспокойно захлопал крыльями, почуяв ветер, ударивший сквозь восточное окно. В воздухе явственно запахло тронутыми морозом травами.
Держа в руках груду чашек, Сетвир, обращаясь вроде бы к пустому пространству, спросил:
— Это ты, Харадмон? Надеюсь, ты не слишком утомлен, чтобы принять какой-нибудь видимый облик? Наш друг пророк, полагаю, будет тебе признателен.
Ветер утих, зато под сводами комнаты зазвенел громкий смех.
— А где Дакар? — на звучном паравианском языке спросил голос, исходивший, казалось, прямо из ставни.
Появившаяся в воздухе тень немедленно превратилась в худощавую фигуру мага, облаченного в одежду черного и зеленого цветов. На плечах у него был плащ с оранжевой шелковой подкладкой; ангельской красоты лицо под капюшоном было сродни эльфийскому. Красоту тонких черт подчеркивали аккуратная бородка, нос с горбинкой и озорная улыбка. Призрак откинул капюшон и тонкими, заостренными пальцами пригладил свои черные с проседью волосы. Видимый облик мага Харадмона окинул собравшихся взглядом бледно-зеленых глаз и уже с другой интонацией повторил вопрос:
— Так где же Дакар?
— На пути сюда, — по-мальчишечьи улыбаясь, ответил Асандир. — Хотя, боюсь предрекать худшее, он может отправиться и за выпивкой. У Сетвира в его закромах водится сидр, и наш пророк для восстановления сил и душевного равновесия не успокоится, пока не вылакает все до дна.
На лице Харадмона, которого в действительности не существовало, мелькнула хитрая усмешка.
Двумя этажами ниже Дакар наконец решил, что пора вставать. Дрема, в которой он пребывал, не имела ничего общего со сном. Подъем ознаменовался ушибом коленки о шахматный столик Сетвира. Черные и кремово-белые фигуры полетели на пол с шумом, заглушившим стон Дакара.
— Ох, Даркарон вас всех побери!
Дакар вывалился из кресла, в котором безуспешно пытался заснуть, вновь ударился о столик, поскользнулся на катящихся по полу фигурах и замахал руками, чтобы не упасть. Головокружительное путешествие окончилось возле очага, где Безумный Пророк своим необъятным животом рухнул на скамеечку для ног и свалил щипцы и кочергу.
— Эт милосердный! — запыхтел Дакар, потирая ушибленную грудь. — Понаставили тут разного барахла. Иду, уже иду!
Вскоре собравшиеся наверху маги услышали, как что-то тяжелое ударилось о засов двери. Щеколда громыхнула, но не поддалась. Наконец, после сосредоточенного сопения и изысканного набора бранных слов, Дакар рванул дверь и ввалился внутрь. Лицо его было пунцовым и наполовину закрытым сосульками сальных волос.
— Я и так торопился как мог.
Безумный Пророк подул на ссадины на пальцах, подтянул сползающие штаны и набросился на Асандира:
— С меня хватило кошмаров, которые я по твоей милости получил вместо спокойного сна. Зачем же еще запирать дверь заклинаниями?
Сетвир, руки которого по-прежнему были заняты чашками, с нескрываемым любопытством посмотрел на Дакара. Асандир продолжал сидеть спиной к ученику, и улыбка на его лице пропала. Маг вскинул седую бровь.
— До чего ж ты скор на обвинения. Сначала выпаливаешь, а потом думаешь. Если, конечно, думаешь.
Дакар вытянул свободный стул и плюхнулся на него.
— Только Харадмон мог додуматься...
Он не закончил и стал подозрительно озираться вокруг.
— Приветствую тебя, Безумный Пророк, — произнес бестелесный маг.
Дакар вертел головой, стараясь понять, откуда звучит голос. Поиски оказались напрасными, и пророк, заметив улыбки на лицах остальных магов, рассердился.
— Я не против шуток, но шутки должны быть честными! — крикнул он.
Харадмон громко рассмеялся и наконец-то позволил Дакару лицезреть себя.
— Все равно есть вещи, которые тебе не по зубам, мой дорогой пророк.
Харадмон выдвинул стул, небрежно уселся на него и свернул зеленый плащ. Дакар был излюбленной мишенью для насмешек, и Харадмон был бы не прочь поразвлечься еще, но тут вмешался Сетвир и поинтересовался, скоро ли прибудет Люэйн.
Харадмон прикрыл глаза.
— Торопится сюда. Скоро появится. — Изысканным тоном, словно отпуская комплимент, он добавил: — Я всегда превосхожу его в быстроте перемещения, спорах и карточных играх.
Факелы по обеим сторонам двери вдруг ярко вспыхнули, и их пламя заметалось, словно под напором ветра. И хотя никакого ветра в комнате не ощущалось, один из факелов погас.
— Я возражаю, — послышался басовитый голос.
За столом появился второй бестелесный маг. Приняв зримый облик, он оказался лысым стариком внушительного телосложения, с длинной бородой и был облачен в серо-голубые одежды. Однако во взгляде его пронзительных глаз читалось то же выражение, что и у энергичного ученого, каким предстал в зримом облике Харадмон.
— Твое заявление неуместно, нечестно и потому совершенно непростительно. Мы с тобой еще сразимся, — пообещал Люэйн более раздраженным, чем обычно, тоном.
— Люэйн! — перебил его Сетвир. — Нельзя ли прекратить вашу всегдашнюю перепалку, чтобы мы могли начинать?
— Ты просил выяснить возможные последствия, ожидающие Этеру после победы над Деш-Тиром. Могу я узнать, чем это вызвано? — раздраженно спросил Люэйн.
Сетвир запоздало, вспомнил, что руки у него до сих пор заняты чашками. Отыскав на полке свободное место, он поспешно нагромоздил все чашки туда. Асандир подался вперед и, тщательно подбирая слова (в основном ради Дакара, ибо речь шла об исполнении его пророчества), обрисовал особенности воспитания и характера обоих принцев из Дасен Элюра. Его слушали с серьезными лицами; даже Люэйн угомонился.
— Силы, подвластные братьям, весьма могущественны и имеют разную природу. Думаю, это ясно и так. Риск, на который мы идем, вполне очевиден. Лизаэр и Аритон противоположны друг другу и по характеру, и по обстоятельствам жизни. Оба унаследовали качества, присущие двум королевским династиям, а такое наследие никогда не бывает легким. Если их былая вражда разгорится вновь, ее последствия окажутся просто разрушительными. У Дакара уже были тревожные видения на этот счет, а посему, думаю, нам стоит раскинуть нити судьбы и заглянуть в будущее.
Призрак Люэйна исчез, потом опять появился напротив Харадмона. Люэйн постукивал пальцами по поверхности стола. Он мгновенно и громогласно выразил свое одобрение, поскольку нити судьбы давали почти безграничную возможность заглядывать в будущее. Все понимали: вражда между Лизаэром и Аритоном могла привести к потрясениям, каких Этера не знала со времен мятежа против верховных королевств, поднятого Давином-отступником.
Трайт неслышно, словно тень, встал из-за стола.
— Под летописями Ланшира, в шкафчике. Лежит на третьей полке, — рассеянно пробормотал Сетвир.
Он притушил искру третьей ветви, что мерцала в жаровне. Асандир сдвинул бронзовый треножник жаровни в сторону, а Харадмон тем временем погасил второй факел. Полная темнота не помешала Трайту добраться до указанного места и достать квадратный кусок черного бархата, который он принес и разложил на столе.
Ткань беспрепятственно прошла сквозь бесплотный локоть Люэйна. Маг наморщил лоб.
— Дакар уже поборол последствия тинеллы?
Безумный Пророк закатил глаза и застонал.
— Белена — и та лучше.
Обращаясь к Асандиру, он жалостливым тоном добавил:
— Неужели это зелье уж так необходимо? Мне хватило кошмаров прошлой ночи, чтобы еще и сегодня гробить свое здоровье.
Тинеллой, от которой всеми силами открещивался Дакар, именовалась редкая высокогорная трава. Зелье из нее, ценимое за способность раздвигать пределы разума, было весьма ядовитым и вызывало судороги и головную боль. Что еще опаснее, тинелла высасывала из тела воду, а это грозило смертью. Маги специально учились обезвреживать яд тинеллы, ибо нередко только с ее помощью можно было распутать какие-то загадки, которые не удавалось разгадать иными способами.
Асандир без всякой жалости посмотрел на ученика.
— Если бы в хижине дровосека ты не испугался своих предвидений и не прервал их, уронив меч, сегодня мы обошлись бы без тебя.
Дакар в отчаянии ударил кулаками по столу. Черный бархат заглушил удар, и звук был более похож на шлепок.
— Эт милосердный, ты ведь ничего не забываешь. Хоть сто лет пройдет, будешь помнить каждую мелочь.
— В сундуке, под северным окном, — вмешался Сетвир, услужливо подсказывая Дакару, куда ему нужно отправиться за ненавистной тинеллой.
Безумный Пророк понимал, что ему не отвертеться. Если Асандир с беспощадной четкостью помнил любое его прегрешение, память Сетвира хранила местонахождение любой зловредной вещи. Трайт не подумал привезти с собой кого-то из своих учеников. Значит, оставался только он, несчастный Дакар. Наверняка еще и Харадмон подстроит ему какую-нибудь пакость, он это любит. Дакар с грохотом отодвинул стул и поднялся. Слишком ленивый, а может, чересчур упрямый, чтобы заставить себя овладеть магическим зрением, он двинулся впотьмах, ударяясь коленками и обдирая руки. Завершив поиски, Дакар побрел обратно, с каменной трубкой и резной деревянной коробкой в руках. Мученически вздыхая, он плюхнулся на свой стул, стараясь забыть о присутствии магов, равно как и о том, что маги прибегали к этому ритуалу лишь в крайних случаях.
Собрав в руках достаточное количество магической силы, Асандир зажег над черным бархатом первую полосу. Ее бело-голубое сияние было приглушенным, будто свет проходил через завесу. К первой полосе Асандир добавил вторую, затем третью, символически обозначив тройное таинство, лежащее в основе Первичной Силы и пронизывающее все живое на Этере. Потом он создал два десятка более тонких полос, а Сетвир, согласно паравианскому ритуалу, стал называть их Имена, обращаясь к сущности правителя, места или силы, соответствующим каждому из Имен. Эти светящиеся полосы и были нитями судьбы. Они становились тождественными назначенному им свойству и в зависимости от природы этого свойства меняли внешний вид. Так совет при правителе Итарры вспыхнул раздражающе ярким светом, превратившись в скопище мерцающих зигзагов. Три линии, символизирующие древние паравианские расы, сплелись в редкой красоты кружево, а потом почти совсем угасли. Нить, соответствующая кланам, изогнулась в высокую дугу. К нитям, которые представляли города, человеческое сознание и природные силы, добавились нити, относящиеся к отдельным людям. После них настал черед растений, животных и природных стихий. Через какое-то время над бархатом мерцала некая решетчатая геометрическая фигура, четкие линии и выверенные пропорции которой символически представляли весь сложный и взаимозависимый мир Этеры.
По сравнению с другими способами предвидения, дающими лишь общую размытую картину, нити судьбы обеспечивали поразительную точность деталей. Каждая действовала так, как определялось ее природой, показывая даже мельчайшие нарушения равновесия. События будущего, обусловленные изменением тех или иных причин, мгновенно представали во всех подробностях. Чтобы прочитать и истолковать всю совокупность грядущих событий, в обычных условиях понадобилось бы несколько дней кропотливого труда. Тинелла значительно упрощала и ускоряла дело, переводя символы в картины.
Дакар набил трубку остроконечными серебристо-серыми листьями ядовитого зелья. Комнату наполнил терпкий, горький аромат.
К этому времени узор нитей судьбы уже сиял над столом в своем полном великолепии, озаряя лица магов мягким светом, похожим на давно забытый свет луны. Улыбнувшись, Харадмон выставил палец. Оттуда вырвалась искра, и Дакар зажег свою трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119