— Моя «замочная скважина» — это настоящее время. Трагедия Трайта должна подтвердить мои догадки.
Сетвир сложил перепачканные чернилами пальцы в виде чаши. В воздухе возникла картина, хорошо известная и далеко не новая. Кто знает, сколько раз маги Содружества воспроизводили ее то в нитях судьбы, то в огне, оживляя события пятивековой давности, когда Трайту пришлось в одиночку отражать вторжение Деш-Тира и запечатывать Южные Врата...
От чудовищного скопления силы кромки колонн Южных Врат побелели. Равновесие природных стихий нарушилось, и на свинцово-синих небесах засверкали молнии. Почти сразу же загрохотал гром и хлынул дождь. В неестественном свечении колонн он был похож на сотни тысяч серебристых иголочек. Даже спустя пятьсот лет невозможно было без содрогания смотреть, как из ворот между мирами на Этеру ворвался Деш-Тир. Ветер понес клубы тумана, похожие на пар, поднимающийся из ведьминого котла. Сквозь эти клубы упрямо пробиралась одинокая человеческая фигура: Трайт. Взбесившийся ветер трепал на нем одежду, пытаясь остановить мага...
Изображение застыло; лицо Трайта заслонял раздувшийся на ветру обшлаг рукава. Одна рука мага была вытянута вперед, как будто он заслонялся от ветра, а может, от тумана, протянувшего свои щупальца. Это мгновение, выхваченное из прошлого и остановленное, даже сейчас было слишком впечатляющим, чтобы на него можно было спокойно смотреть.
— До сих пор мы считали этот вихрь следствием бури, — негромко сказал Сетвир. — Теперь я так не думаю.
— Атака Деш-Тира? — спросил Харадмон. Возникла многозначительная пауза.
— Сколько раз мы видели этот вихрь, окутавший Трайта, — продолжал бестелесный маг. — Но там ничего нет, кроме тумана. Никаких признаков разума.
— Внешне — никаких.
Сетвир перестал удерживать картину, и события стали разворачиваться дальше. Хотя оба мага знали, чем все должно окончиться, сцены далекого прошлого и сейчас больно ранили их...
Трайт поднял руки. Обычно спокойное лицо мага было искажено невыразимой мукой. Он что-то кричал, но крики тонули в раскатах грома. Клубы густеющего тумана кольцом сжимались вокруг Трайта, образуя маленькие смерчи, которые в конце концов вынудили его опуститься на колени. Маг призывал на помощь все силы, какие только были ему доступны. Его пальцы и запястья обвила ослепительно белая рукотворная молния. Она беспрепятственно пробилась сквозь клубы тумана. Казалось, что у Трайта в руках — новорожденная звезда, таким нестерпимо ярким было ее сияние. Маг нанес удар, и Деш-Тир, вспыхнув матовым светом, отступил. Его клубы поплыли назад и разделились, окутав перламутровое пространство арки Южных Врат. Этого времени хватило, чтобы Трайт, весь обгоревший, в прожженной одежде, поднялся на ноги. Он вскинул руки, красные от ожогов, и начертал в воздухе заграждающий знак. Потом, корчась от нестерпимой боли, хрипло произнес требуемые для заклинания Имена. Подобно камням, вылетевшим из пращи, магические заклинания разорвали незримые нити пространства, времени и силы. Величественные Южные Врата рассыпались в прах.
Доступ силам Деш-Тира был надежно перекрыт. Хлынул ливень. Ручейки и лужицы сливались в бурлящие потоки, несущиеся через развалины ворот. В них стрелами вспыхивали отсветы небесных молний. Трайта вполне можно было принять за груду брошенного тряпья, если бы не трясущиеся от рыданий плечи. Так плачет испуганный ребенок.
И вновь изображение застыло, а Сетвир принялся излагать свои мысли.
— А что, если ответный удар, покалечивший Трайта, был вызван вовсе не его просчетами в обращении с магическими силами? Допустим, наш друг сознательно притянул вражеские силы к себе. Такой поступок вполне понятен, если Трайт от отчаяния решил сжечь себя вместе с врагом.
— Ты думаешь, какие-то сущности Деш-Тира могли проникнуть Трайту в разум? — спросил Харадмон, успевший переместиться в дальний угол комнаты.
— Да. Чтобы найти Имя Деш-Тира и одержать верх над врагом, Трайт открылся его сущности. Скажу тебе больше: Трайт вообще не пострадал бы, если бы ему удалось передвинуть сущности, которые он пытался исследовать, из настоящего на полшага в будущее.
Харадмон уцепился за логическую нить.
— Понимаю. Трайт начал возводить магическую защиту, но постоянно на какую-то долю секунды опаздывал, не поспевая за нападением Деш-Тира. И это опоздание оказалось для него роковым.
— И я так думаю, — сказал Сетвир.
Его взгляд был устремлен в ту часть пространства, где сейчас пребывал бестелесный Харадмон. Они оба знали правду и молчали о ней. Правда была тяжелой и мучительной: тот, кто узнавал истинное Имя во всех его индивидуальных проявлениях, обретал власть над носителем Имени и возможность его уничтожить. Но как ни парадоксально (иногда это воспринималось с жесточайшей иронией), маги, потратившие сотни лет на то, чтобы постичь глубины мудрости, не имели права применять заклинания Снятия Имени. Их от этого удерживало, во-первых, понимание законов вселенной, а во-вторых — опасность лишиться своей магической силы.
Сетвир снова поглядел на возрожденную им картину событий далекого прошлого и продолжил разговор:
— Мне думается, что Трайт сам лишил себя половины магического восприятия и повредил свое магическое зрение. Он беспощадно выжег и то и другое, поскольку не захотел быть порабощенным Деш-Тиром. Он поступил так, как поступает солдат на поле боя, отсекая раненую руку или ногу, чтобы избежать общего заражения крови. В сражении с Деш-Тиром Трайт потерял память, а с ней — и все следы Имени существа, которое едва не уничтожило его.
Сетвира охватила печаль, и он погасил видение.
— Мы слишком поздно получили предупреждение. Вчерашним вечером в Итамоне проявления Деш-Тира не стали атаковать защиту Асандира, но и не отступили. Они просто куда-то исчезли. Очевидно, в другой временной пласт. Я думаю, это означает, что цель была достигнута. Сейчас наш тейр-Илессид и не может выказать признаки каких-либо тревожных перемен. Последствия вчерашнего нападения проявятся лишь в будущем, в точно выбранное время.
— И таким временем станет коронация Аритона в Итарре, — мрачно подытожил Харадмон. — Это произойдет там. Помнишь, нити судьбы не раз показывали нам, где ожидать «подарка» от Деш-Тира.
Сетвир и Харадмон погрузились в молчание, удрученные итогом своих рассуждений. Если какие-то проявления Деш-Тира обладают способностью выскальзывать за рамки времени, тогда у Содружества почти не остается шансов на победу. Недолговечные преграды, препятствующие возвращению, и не более того.
— Когда воры угнали весь скот, уже бессмысленно поплотнее запирать хлев, — констатировал Харадмон, и снежинки, словно комья пыли, яростно закружились по ковру.
— Будь нас семеро, мы бы с этим справились, — вздохнул Сетвир.
Он стал хватать замерзшие чернильницы и придавливать ими начавшие разлетаться листы пергамента.
— Ты либо успокойся, либо закрой окно, чтобы ветер не наметал снег, — упрекнул он Харадмона. — Моим рукописям не вынести вас обоих.
Помолчав, хранитель Альтейна добавил уже мягче:
— Мы — точно муравьи, которые снуют взад-вперед, безуспешно пытаясь остановить горный обвал. Даже если мы и справимся с Деш-Тиром, мы все равно не сможем изменить разрушительных последствий коронации в Итарре.
— А я не перестаю удивляться, зачем Эту-творцу понадобилось создавать крыс и пророчества Дакара.
Окно с шумом захлопнулось, и латунные задвижки вновь вошли в пазы. Ветер больше не проникал в комнату, и в звенящей тишине прозвучали прощальные слова Харадмона:
— Как ворон, предвещающий войну, я отправляюсь предупредить Трайта о грядущем кровопускании.

Звезды и тернии
Не позавидуешь тому, кого снегопад застигнет где-нибудь в топях юго-восточного Тайсана. Дни и так коротки; не успеешь оглянуться, как уже темнеет. Раньше это время года называли солнцестоянием. Только где оно, солнце?
Элайра брела по вязкой жиже сквозь заросли ивняка и болотных кленов, одной рукой придерживая кобылу, а второй — счищая ледяную корку с волос, выбившихся из-под капюшона. На землю шлепались тяжелые белые снежинки; одни тут же смешивались со слякотным месивом, другие неслись по замерзшим лужам и налипали на торчащие стебли рогоза. Морриэль затребовала ее к себе, и Элайре пришлось покинуть портовый город Хеншир, где у Кориатанского ордена имелось общинное здание. На зиму Круг Старших обычно перебирался в разрушенную крепость близ Мейнмира. Эта крепость на морском берегу была заброшена со времен падения верховных королей Хэвиша. Южный проход через Торнирские горы считался наиболее безопасным, так как из-за обилия топких мест население здесь было малочисленным, а потому не прельщало наемников, рыскавших по Кориасу и Тэрлину. Главным местом их охоты был Каитский лес, где обитали кланы.
За безопасность, однако, приходилось расплачиваться отсутствием каких-либо удобств для путников. Одна из подков кобылы осталась в чавкающей глине, и Элайра понимала: если она не хочет, чтобы ее верная подруга сбила ногу, когда они выберутся на предгорные луга, ей нужно хоть из-под земли добыть кузнеца.
— Ну кому может взбрести в голову ставить кузницу на болоте? — вслух сетовала Элайра.
Осока, цеплявшаяся за лодыжки, ничего не отвечала. Гнедая ткнулась мордой Элайре под капюшон и сочувственно вознаградила теплым дыханием, таким приятным среди окрестной сырости.
— Почему тебя угораздило потерять подкову именно здесь, а не там, где живут лошадники? — накинулась на нее младшая послушница.
Лошадь молчала, покорно взбираясь вслед за хозяйкой на низенький холмик.
— Уж они-то лучше всех в Этере знают, как управляться с лошадьми. А здесь? Может, повезет и мы набредем на капканщика, смыслящего в таких делах.
Кобыла топнула ногой, пробив корочку льда. Из лужи во все стороны полетели брызги грязи, усеяв стволы низкорослых дубов.
— Ладно, идем дальше.
Элайра направилась к следующему холмику, даже не подумав вновь усесться верхом. Разумеется, она слышала, насколько опасно передвигаться пешком по болотам, особенно когда падающий снег и обычный туман перемешиваются с клубами Деш-Тира и все превращается в однородную белую стену. Один неверный шаг — и ты уже сбился с тропы, рискуя вконец заблудиться и умереть от голода. А то можно попасть в припорошенный снегом омут или в трясину. Иногда на поверхности омутов всплывали человеческие кости, дочиста обглоданные прожорливыми рыбами.
Элайра брела по низине. Она давным-давно промочила ноги; замерзшие лужи не выдерживали ее веса, и она черпала сапогами затхлую коричнево-бурую воду. Холод обжигал. В попытке отвлечься от превратностей пути Элайра стала называть травы, мимо которых проходила. Вот ей попался полусгнивший кустик алтея. С ним по соседству рос остроконечный, словно лезвие меча, рогоз. Разум Элайры отмечал свойства каждого из встречаемых ею растений: от ренварина, чьи ягоды очень ядовиты, до келкалии и ивовой коры, помогающих при лихорадке. Она видела, где растет водяной кресс. В ложбинах, свободных от снега, из-под земли наверняка пробивались теплые источники, и там можно было встретить зеленую фелискринию. Умение распознавать и использовать целебные травы являлось весьма важной частью обучения кориатанок. Не менее важным было умение готовить из них различные снадобья. Продолжая отвлекать себя от унылой действительности, младшая послушница начала вспоминать длинные рецепты всевозможных отваров.
Ах, если бы эти рецепты, составленные усилиями многих поколений пытливых травников и чем-то похожие на старинные сказки, помогли вытравить воспоминания об одной неожиданной встрече на сеновале таверны!
Элайра настолько глубоко ушла в себя, что почти перестала обращать внимание на окружающий мир. Даже хриплые крики болотных фазанов, всегда как-то неожиданно вспархивающих у нее из-под ног с громким хлопаньем крыльев, не тревожили ее. Вот и эту ватагу детей Элайра заметила только тогда, когда они оказались совсем рядом.
Их было семеро. Разношерстная компания неслась на коньках по руслам замерзших ручьев. Вопя во все горло просто так, для пущего удовольствия, дети пробивались сквозь заросли ивняка и иных, забрызганных глинистой жижей кустарников. Кончилось тем, что от их криков кобыла Элайры попятилась назад и чуть не встала на дыбы.
Лошадиное ржание, раздавшееся вдруг среди болот, разом оборвало веселье. Детские головы, едва видимые за серебристыми кленами, настороженно повернулись. Где-то рядом тревожно защебетала синица-гаичка. Ребятня со всех ног бросилась под прикрытие густых кустарников, пытаясь на бегу успокоить самых младших, которые с перепугу начали плакать.
— Не бойтесь! — крикнула им Элайра.
Болото не ответило ей эхом. Сейчас оно казалось совершенно безжизненным. В лужах застыла оловянного цвета вода, окаймленная черной торфяной кромкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119