— Начинай, — тихо велел ему Сетвир.
Безумный Пророк глубоко затянулся, наполняя легкие дымом. Голова у него закружилась, потом он испытал внутренний толчок; все его ощущения понеслись кувырком, затем вернулись в прежнее состояние и начали обостряться. Уши улавливали малейший шорох, зрение обострилось так, что он видел мельчайшую пылинку на полу. Нити судьбы, отражающие равновесие сил в живом мире, утратили отвлеченный характер и слились в целостную, доступную пониманию картину. Пересекающиеся под разными углами линии теперь могли рассказать о чем угодно: от судьбы королевств до участи полевых мышей.
Однако картина эта была далеко не гармоничной. То здесь, то там Дакар видел узлы, словно вышедшие из-под иглы неумелой или небрежной вышивальщицы. Один узел свидетельствовал о предрассудках, алчности и завистливости наместника, другой — о молодом деревце, чахнущем под туманным гнетом Деш-Тира. Там, где когда-то сияли нити паравианцев и присутствие древних рас усиливало центральную ось первичной вибрации, было пусто. Нет, не просто пусто; это напоминало безупречную по красоте мелодию, звуки которой вдруг жестоко оборвали. Дакар боролся с подступавшими к горлу слезами. После новой затяжки тинелла превратила его печаль в острый кинжал, вонзившийся ему прямо в сердце. Ощущение времени размылось. На светящихся линиях, отражающих настоящее Этеры, Дакар увидел произошедшие с веками перемены. Что-то стало сильнее, что-то надломилось, ослабло или вовсе исчезло. Груз знаний о прошлом и предвидение тысяч путей развития будущего всей тяжестью навалились на Безумного Пророка, и лишь пронизывающий взгляд Асандира, который он почувствовал на себе, помог Дакару освободиться от гнетущего ощущения. Тинелла помогала разуму воспарить до невероятных высот просветления, но подобный полет доставался дорогой ценой. Дакар ни в коем случае не имел права забывать, кто он и что должен делать. С одной стороны, тинелла давала простор мыслям, но с другой — угрожала телу. Дакар знал: если не следить за своими телесными ощущениями, это чревато губительными последствиями.
Маги увеличили силу, и у Дакара по спине пополз ледяной холод. Нити судьбы вспыхнули нестерпимо ярко. Содружество обратилось к будущему и пробудило события, обусловленные совместными действиями пришельцев из Дасен Элюра.
Засверкали новые линии — свидетельство победы над Деш-Тиром. Леса, поля и вся природа ликовала, радуясь возвращенному солнцу. Торговые гильдии, наоборот, лихорадило, но затем через города с их правителями, не видящими дальше собственного носа, пролегла вдруг новая ось: Лизаэр. Дакар чуть не присвистнул от изумления. Выходило, что потомок Илессидов, победив вместе с братом Деш-Тир, займется затем объединением городов и затеет войну, чтобы передать все земли в управление наместникам. Его целью станет подавление и полное уничтожение кланов. Обратившись к Аритону, Дакар увидел его не в Ратане, а странствующим по разным местам и целиком посвятившим себя музыке. От изящной фигуры Аритона веяло замкнутостью. Но где-то на заднем фоне ощущалась опасность; Аритона постоянно преследовали.
Явное раздражение магов прервало поток видений. Дакар воспользовался краткой передышкой, затем вновь поспешил сосредоточиться. Нити судьбы показывали теперь иной поворот событий. Противостоять грядущей беде можно было единственным способом: позволить Деш-Тиру и дальше господствовать над небом Этеры, собственными руками сдерживая пришельцев из Дасен Элюра и их удивительные способности. Такова была плата за сохранение мира.
Перемены всколыхнули весь узор нитей судьбы, и пришлось ждать, когда его очертания приобретут определенность. Линии, связанные с паравианцами, теперь были едва заметны. Потом они совсем погасли.
Новая картина событий заставила магов содрогнуться. Дакару казалось, что их гнев мешает ему дышать.
Исчезновение древних рас и так было незаживающей раной. Тем, кто еще помнил их, одна только мысль, что паравианцы ушли навсегда, казалась трагической и невосполнимой утратой, чудовищным разрывом в цепи творения Эта. Хотя Дакар был тогда совсем мальчишкой, детские воспоминания о единственной встрече с паравианцами оставили в нем след на всю жизнь. Слезы текли по его щекам, но Безумный Пророк их даже не замечал.
«Такая лучезарная красота не должна зависеть от памяти кого-либо из живущих; она должна навеки войти в легенды». Кроме своих воспоминаний Дакар ловил красочные воспоминания магов, самым ярким среди которых были пляски в ночь солнцестояния, происходившие при свете звезд в долине Кайд-эль-Кайен. То, что нити, символизирующие паравианцев, погасли, являлось предупреждением о возможности непоправимой ошибки.
«Позволить всему так и продолжаться — просто безумие», — поймал Дакар мысль Трайта.
Маги пытались восстановить надежды, разрушенные жестокой правдой нитей судьбы. Необходимость принять какое-то решение давалась им нелегко. Верные своей миссии, они попытались еще раз увидеть, что ожидает Этеру после победы над Деш-Тиром, и понять, можно ли хоть как-то сдвинуть события в более благоприятную сторону. Нити судьбы опять вспыхнули, изменили очертания, и среди линий и углов возникло зрелище коронации в Итарре. Линия Аритона, которому Содружество предполагало вручить корону Ратана, превратилась в клубок душевных мучений, которые все нарастали, но пока еще не угрожали оборвать нить. Между тем ось власти Лизаэра все так же побуждала горожан к войне. Этеру вновь сотрясали распри и междоусобицы. Зато линия паравианцев пусть слабо, но опять замерцала.
В наблюдения вклинилась мысль Сетвира: «Деш-Тир. Корень всего — в нем!» Магу не понадобилось разъяснять остальным, насколько он раздосадован невозможностью исследовать Деш-Тир с помощью нитей судьбы. Сущность, прорвавшаяся на Этеру через Южные Врата, была Безымянной, поскольку имела чуждое происхождение. Образно говоря, она была лишена опознавательной силы, которую можно было бы вплести в общий узор. А каждая нить судьбы могла показывать свойства и изменения лишь той сущности, которая была закреплена за нею Именем.
И снова маги изменили узор нитей, разметав всякий порядок. Возникли тысячи картин будущего, показывающих битвы и кровопролитие. Дакар вглядывался в них до рези в глазах. Харадмон позабыл о поддержании своего облика и стал наполовину прозрачным. Нити вспыхивали, переплетались в безостановочном движении, но Содружеству требовались доли секунды, чтобы глазами Дакара просмотреть каждый из возможных путей развития. И любой путь неизменно предвещал войну. В комнате стоял удушающий запах дыма тинеллы. Ночь за окнами успела смениться тусклым рассветом, а маги упорно продолжали ворошить нити судьбы, недовольные результатами увиденного. Увы, никакого приемлемого решения не находилось. По-прежнему нити судьбы возвещали о битвах и гибели людей. Измученные поисками мирного исхода, маги Содружества попытались найти ответ в отдаленном будущем. Но даже усиленное и расширенное тинеллой восприятие не позволило Дакару угнаться за ними.
Уже где-то после полудня нити в последний раз образовали мерцающий узор, который медленно угас. Сетвир оторвал взгляд покрасневших глаз от стола. Зримые облики Харадмона и Люэйна потускнели и утратили кое-какие черты. Лица всех магов выражали замешательство. Дакар выбил пепел из трубки в крышку от коробки с тинеллой. Звук этот вывел Сетвира из оцепенения.
— Не припомню, чтобы когда-нибудь нити судьбы давали столь схожие картины будущего, — сказал хранитель Альтейнской башни. — Нам придется принимать нелегкие решения.
Нити с редким упорством предсказывали противостояние Лизаэра и Аритона со всеми вытекающими горестными последствиями. Сохранение нынешнего мирного существования Этеры означало продолжение господства Деш-Тира. Это вело к неизбежным переменам в природе, и все они были не к лучшему. Хуже всего, что исчезала всякая надежда на возвращение паравианцев, и любой маг, решившийся на подобное, не мог не чувствовать себя палачом. Да, люди развязывали войны и гибли в них, однако даже самая фанатичная ненависть когда-либо затихала. Но сохранить мир и навсегда лишиться возможности вновь увидеть паравианцев...
— Если бы мы только знали, куда они делись, мы могли бы уберечь их, — с глубокой болью в голосе произнес Трайт.
— Ты же знаешь: причиной их исчезновения стал Деш-Тир, — напомнил Люэйн. — Если древние расы и позволят себя отыскать, вначале мы все равно должны будем справиться с туманом.
Последней темой споров между магами стало вступление Аритона на престол. Разум Дакара уже не улавливал всех тонкостей. Отупевший пророк привалился к спинке стула, чувствуя, как гудит в голове, а живот сводит болезненными спазмами, — то были первые признаки освобождения из-под власти тинеллы. Краем уха Дакар все же расслышал, что Содружество склонялось к мысли освободить Аритона от тягот наследования. Если раскол между братьями неминуем, лучше не усугублять его борьбой за высшую власть в Ратане. Маги говорили что-то еще, но Дакару вновь стало не до разговоров. Боль в животе поглотила все его мысли. По спине катился едкий пот, вобравший в себя всю отраву этого зелья, к горлу подступала тошнота. Дакар знал: нужно вставать и отправляться на поиски воды. Сознание качалось, как корабль на штормовых волнах, которые вдобавок казались Безумному Пророку мутными и маслянистыми. Перед глазами то и дело мелькали обрывки видений. Неожиданно среди всего этого хаоса всплыло имя того, кто собственными руками подтолкнул Этеру к бунту. Имя это влетело в мысли Дакара подобно булыжнику, брошенному в окно.
Давин.
Дакар застыл. Новое пророчество уже пробивалось к нему, завладевая мозгом и добираясь до языка. Превозмогая бурление в кишках, Дакар сказал, четко выговаривая каждое слово:
— До тех пор, пока долины Даон Рамона сплошь не покроются черными розами, Давин-отступник не одумается и не склонит голову перед Законом Всеобщего Равновесия, а Содружество не восстановится до своего изначального числа.
— Черные розы! — встрепенулся Сетвир, ставший похожим на коршуна. — Но таких нет в природе.
— Они появятся, — выдохнул Дакар, ошеломленный и придавленный еще одним пророчеством, молнией пронзившим его разум. — Первый побег расцветет в тот день, когда Аритон Фаленский станет королем Ратана.
Сидящие за столом переглянулись. Маги помнили, как нити с редким упорством твердили им: если Аритону позволят самому решать свою судьбу, он изберет жизнь менестреля и останется таковым до конца дней. Только под давлением обстоятельств он согласится на принятие короны Ратана, но в душе не перестанет противиться этому.
— Мы должны пожертвовать свободой Аритона, — сказал Трайт. — К этому нас вынуждают далеко идущие последствия.
Маги Содружества напряженно молчали; каждого обуревали мрачные предчувствия. Дакару стало совсем худо. Ему казалось, что его вот-вот вырвет. Он скрючился от судорог и почти сполз со стула. К тому моменту, когда его немного отпустило, он уже не помнил о своем пророчестве. Заплетающимся языком Дакар кое-как сумел попросить магов о помощи.
Как ни странно, первым откликнулся Харадмон, остановивший тошнотворные спазмы. Асандир повел своего ученика вниз, чтобы уложить в постель, а оставшиеся маги с остервенением вцепились в новое пророчество, словно голодные псы, которым бросили мозговую кость. Осуждение Давина и его добровольное изгнание были самыми трагическими событиями в истории Содружества. В равной мере и исчезновение Киладиса, отправившегося на поиски паравианцев, было их самой тяжелой утратой. Новое пророчество Дакара, которое сразу же окрестили Пророчеством о Черной Розе, впервые давало ощутимую надежду. Может, в один прекрасный день действительно удастся восстановить то, что было нарушено еще в Третью эпоху?
Трайт, менее, чем кто-либо, одобрявший ущемление человеческой свободы, был прав. Отсутствие Давина и Киладиса, о судьбе которых Содружество ничего не знало, и так являлось для магов ощутимой потерей, но навсегда утратить возможность увидеть паравианцев... К тому времени, когда Асандир вернулся в круглую комнату, обсуждать было уже нечего. Существовало несколько одинаково тяжелых и неприятных решений, однако каждый из магов понимал, что принимать их придется.
Итак, дабы не закрыть паравианцам путь к возвращению на Этеру, Содружество решило, что принцы, используя свой врожденный дар, все-таки вступят в битву с Деш-Тиром, сокрушат его и вернут континенту солнечный свет. Аритон станет верховным королем Ратана и будет править в Итарре, какими бы войнами это ни грозило. Только так могло исполниться Пророчество о Черной Розе.
Оставалось лишь смягчить удар там, где это было возможно. Если Лизаэр продолжит заявлять о своих правах на Тайсан, Содружество не станет ему в этом помогать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119