Предки Антония поклонялись древнегреческим богам — эту веру принесли в здешние края воины Александра Македонского, но потом даже в самые заброшенные высокогорные деревни проникло христианство. Юноша довольно быстро понял, что Балкис исповедует другую разновидность христианства, и о римско-католических догмах слушал сдвинув брови — ему явно многое было непонятно. Но Балкис понимала, что он старается вникнуть в суть учения ради неё, и ей стало тепло, несмотря на вечернюю прохладу.
А с каждой минутой становилось все холоднее. Балкис сама не заметила, как завернулась в плащ.
— Может, нам и не понадобится хлопковая одежда, — вздохнула она.
— Да уж, спать лучше в шерстяной, — кивнул Антоний. — Да и у тебя на родине эта одежда нам может пригодиться? Там ведь, наверное, довольно прохладно и можно путешествовать днём?
Балкис вдруг вспомнила зимнюю Аллюстрию, но осеклась — теперь её домом стала Мараканда. Да, в столице царства пресвитера Иоанна было прохладно.
— Да, там мы сможем идти и днём, — заверила она Антония. — А куда мы направимся этой ночью?
— К оазису, где мы обычно торгуем с караванщиками, — ответил Антоний. — Там мы найдём воду — и копать не придётся.
Эти слова Балкис понравились.
— Пожалуй, я могла бы тронуться в путь в человеческом обличье.
— Но придётся подниматься по камням! Ты можешь порвать свои красивые одежды!
Балкис пожала плечами.
— Мы же собирались купить по дороге обновки? К тому же моя ночная сорочка не так уж дорого стоит.
Антоний вытаращил глаза.
— Такое чудесное платье! И ты надеваешь его, только когда ложишься спать?
Балкис почему-то порадовал этот комплимент. Она улыбнулась и сказала:
— Надену сверху плащ. Не думаю, что он слишком сильно пострадает — если сделать вот так.
Она снова перебросила плащ через плечо и закрепила на поясе шнурком, после чего развернулась и с самым решительным видом направилась к склону. Антоний поспешил за ней.
Подъем оказался не слишком крутым. Лишь пару раз Антонию пришлось подавать Балкис руку. И все же, выбравшись наверх, они запыхались. Балкис отдышалась и спросила:
— Ну, где он, этот твой оазис?
— Нужно просто идти вдоль этого сухого русла, — сказал Антоний.
Балкис кивнула и зашагала вперёд. Ей нравилось идти рядом с Антонием, хотя она и понимала, что в обличье кошки ей было бы и удобнее, и безопаснее.
Они шли всю ночь и все утро. Солнце уже близилось к полудню, когда впереди завиднелись пальмы.
— С гор я их не видела, — удивилась Балкис. — Неужели мы так далеко ушли?
— Да нет же, мы их, наверное, видели, — сказал Антоний, — но они показались нам слишком маленькими, вот мы и не обратили на них внимания.
Казалось бы, это было логично, но Балкис все же обернулась, чтобы посмотреть на горы и убедиться, что теперь маленькими стали они, и ахнула:
— Антоний! Что это за летучий огонь?
— Летучий огонь? — Антоний встревоженно оглянулся и заметил двигающийся к ним силуэт, объятый пламенем. — Не знаю, но он летит за нами! Бежим!
И Балкис побежала.
Глава 10
Балкис намного опередила Антония и вскоре замедлила бег, чтобы подождать его, обернулась и увидела, что огонь остался далеко позади. Она остановилась и сказала:
— Он летит медленно.
Антоний тоже остановился и обернулся. Балкис обратила внимание на то, как он бледен.
— Мы легко уйдём от него, — сказал юноша.
— Но почему он гонится за нами? — спросила Балкис. — И что это такое?
— Я слыхал про такие создания от караванщиков, — ответил Антоний дрогнувшим голосом. — Их называют саламандрами, и они могут жить только в огне. Это гусеницы каких-то гигантских мотыльков.
— Гусеницы? — При мысли о том, в какую бабочку может превратиться такое существо, Балкис поёжилась. И все же, как волшебница, она была зачарована огненным зрелищем. Девушка всмотрелась более пристально. Когда огненный червь совершил поворот, огибая выступ скальной стенки ущелья, он предстал перед взглядом Балкис сбоку, и она увидела, что сам он меньше, чем окутывающее его пламя. В языках огня извивалось тело червя — такое яркое, раскалённое, что от этого свечения слепило глаза.
— Эта гусеница ужасно опасна с тех пор, как вылупляется из яйца, и того мгновения, пока не совьёт кокон, — объяснил Антоний. — Она злобная, хищная и прожорливая, а её огонь сжигает все, к чему она прикасается.
Балкис задумалась о том, какой шёлк мог бы получиться из коконов этой гусеницы.
— А не может быть, чтобы она летела к оазису в поисках воды?
Антоний покачал головой:
— Ведь она целиком состоит из огня. Вода погубила бы её. Нет, она ищет пропитания. И сейчас её пропитание — мы. А мы ищем воду.
Балкис задумчиво поджала губы.
— Если мы сумеем сотворить для неё какую-нибудь пищу, то сможем наполнить наши бурдюки водой ещё до того, как она снова бросится в погоню за нами.
Антоний немного подумал и медленно кивнул:
— Неплохая мысль.
— А чем она любит питаться? — осведомилась Балкис.
— Всем живым и даже падалью, — ответил Антоний. — Но караванщики говорят, будто бы больше всего на свете саламандры любят мак.
— Потому что цветы мака похожи на огонь? — улыбнулась Балкис. — Это имеет смысл — по крайней мере если рассуждать по меркам волшебства.
Она сосредоточилась, устремила взор в пространство и произнесла стихотворение, которому её когда-то научил Мэтью.
Весна идёт, весне дорогу!
Все расцветает понемногу,
Повсюду зеленеют почки
И распускаются цветочки!
Тут Балкис растерялась, не зная, как закончить строфу. Антоний пришёл ей на помощь и выкрикнул:
И маки алые цветут,
И гусеницы к ним ползут!
— Ой… спасибо тебе, Антоний, — проговорила Балкис немного растерянно. Уж точно, изначально стихотворение заканчивалось не так.
Однако совместное творение Балкис и Антония сработало, и притом — отлично. Окутывавшее гусеницу пламя подёрнулось искрами, затем искры превратились в огненно-алые цветы, которые грудой посыпались на землю перед саламандрой. Та, не медля ни секунды, набросилась на кучу цветов и принялась их пожирать.
Балкис решила, что ей стоит уговорить Антония подольше погостить в Мараканде, когда они дотуда доберутся.
— Теперь — скорее! — крикнул юноша и схватил Балкис за руку. — Бежим к оазису!
Они побежали, держась за руки. Если кто-то из них оступался, другой помогал подняться. Бурдюки были почти пусты и потому не мешали бежать. Вскоре песок под ногами сменился мягкой травой, что росла между пальмами. Антоний, тяжело дыша, упал на колени около озерца, поднял над головой бурдюк, развязал бечёвку, вытащил пробку.
— Следи за саламандрой и скажи мне, если она покажется! — крикнул он и погрузил бурдюки в воду.
Балкис оглянулась:
— Она уже сожрала почти все маки!
— Ещё минутку! — Антоний вытащил из воды первый бурдюк, закрыл его пробкой и передал девушке. — Если дойдёт до самого худшего, поливай её водой!
Балкис взяла бурдюк и уложила на плечо. Она почувствовала себя увереннее и решила, что струя воды и в самом деле сможет хоть на время задержать саламандру. И тут она увидела, что языки пламени охватили последнюю охапку маков. Гусеница подняла голову и стала похожей на огненный знак вопроса. Покачав головой из стороны в сторону, она уставилась на людей.
— Она летит! — крикнула Балкис.
— Бежим! — откликнулся Антоний, вскочил на ноги, забросил на плечо наполненный водой бурдюк и взял Балкис за руку. — Давай обогнём озеро и свернём в сторону! Быть может, саламандра, преследуя нас, упадёт в воду.
Они побежали. На бегу Балкис отчаянно пыталась сочинить стишок, с помощью которого можно было бы остановить гусеницу, созданную из пламени.
Уверившись в том, что намного оторвались от саламандры, Ьалкис обернулась, и Антонию пришлось остановиться. И он, и она вытаращила глаза от изумления. Балкис проговорила:
— Нам больше не стоит бояться, что она станет гнаться за нами.
— Что верно, то верно, — кивнул Антоний. — Можно будет спокойно лечь спать.
Саламандра явно решила устроить привал. Она остановилась между двумя деревьями, стоявшими всего в паре футов одно от другого, и теперь пропускала между их стволами шёлковые нити. На глазах у изумлённых спутников гусеница сплела что-то вроде гамака, а потом принялась окутывать себя неким подобием ночной сорочки.
— Похоже, она таки наелась твоими маками досыта, — заметил Антоний.
Как это было похоже на него! Он сказал: «твоими маками», а ведь успех заклинания больше принадлежал ему!
— Но может быть, она вовсе и не за нами гналась, — предположила Балкис, — а просто искала место для ночлега.
— Или маки нагнали на неё сон, — сказал Антоний. — Я слыхал, что эти цветы обладают таким свойством.
Юноша и девушка долго стояли и наблюдали за тем, как гусеница опутывает себя шёлком. Балкис была поражена тем, какой маленькой она оказалась на самом деле. Покуда саламандра летела над пустыней, её размер было не с чем сравнить, но теперь, видя её на фоне пальм, Балкис поняла, что длина гусеницы не более полутора футов. Неужто она вправду так испугалась создания, которое было не длиннее её руки до локтя?
Вправду. И было чего бояться, когда это создание было окутано пламенем.
— Нужно только дождаться, пока она закончит витьё кокона, — сказал Антоний. — А потом можно будет вернуться в оазис и спокойно отдохнуть. Покуда она будет спать в коконе, она не проголодается и не отправится на охоту.
Балкис согласно кивнула и стала зачарованно следить за гусеницей. Ни сеть, сплетённая саламандрой, ни сам кокон не горели, хотя пламя и окружало их. Даже после того, как гусеница, запечатав себя в кокон, заделала дырочку, пламя не погасло, но шёлковые нити, растянутые между пальмами, оберегали их стволы, не давали им воспламениться.
— А я-то все гадал, как же караванщики собирают те коконы, которые потом привозят на ярмарку, — проговорил Антоний. — Теперь понятно: они находят их в оазисах, что встречаются на их пути!
Балкис не отрывала глаз от огненного кокона.
— Неужели с каждым караваном странствует чародей, который чарами обезвреживает гусениц?
Антоний покачал головой.
— Возницы говорили мне, что саламандра становится неопасной, как только совьёт кокон. Чтобы убить её, нужно только погасить пламя. Потом купцы могут спокойно брать кокон и везти его на продажу.
Балкис широко раскрыла глаза.
— Вот теперь я узнаю эту штуковину! Я видела, как слуги из дворца покупали такие шёлковые «яйца» на рынке в Мараканде, когда приходили первые караваны с юга!
— На рынке в Мараканде? — воскликнул Антоний и устремил взгляд вдаль. Его воображение нарисовало ему волшебную картину. Он мотнул головой и спросил: — А зачем тамошним жителям нужны коконы?
— Они прядут шёлк, — объяснила Балкис. — Прядильщики осторожно сматывают нити из кокона на катушки, а потом отдают ткачам, и те изготавливают ткань.
— Ткань? Из коконов саламандры? — изумлённо воскликнул Антоний. — Неужто кому-то одежда из такой ткани нравится больше, чем та, что соткана из настоящего шелка? Торговцы показывали мне обычный шёлк — он очень красив!
— А такой ещё красивее, — заверила его Балкис. — Он прочнее, и его на удивление легко стирать! Когда нужно выстирать одежду, сотканную из такого шелка, слуги просто-напросто кладут её в огонь, и она становится как новенькая! Такая одежда настолько долговечна, что в семьях переходит из поколения в поколение. И не горит, само собой.
— Как же, наверное, чудесно у вас в Мараканде! — воскликнул Антоний с широко раскрытыми глазами. — Если там все носят одежды из такого шелка…
— Да не все, глупенький! — улыбнулась Балкис — Такая одежда стоит недёшево, и её носят только королевские особы и их приближённые.
— Значит, такое платье по карману только тем, кто живёт во Дворце? — разочарованно спросил Антоний, пожал плечами и посмотрел на север. — Все равно я мечтаю повидать Мараканду. Это ведь твоя родина, и там наверняка прекрасно. — Он усмехнулся. — А уж если там твой дом, то мне бы очень хотелось отвести тебя туда.
У Балкис стало тепло на сердце, и она улыбнулась, глядя прямо в глаза Антонию.
— Спасибо тебе, друг мой, — сказала она и сама удивилась, отчего это у неё дрогнул голос.
Антоний заметил это. Он улыбнулся шире, а глаза его так заблестели, что Балкис и обрадовалась, и испугалась одновременно, но чего испугалась больше, сказать не могла — то ли тех чувств, которые сама пробудила в Антонии, то ли тех, которые он пробудил в ней.
Антоний снова устремил взгляд на север.
— Эта страна лежит на севере — но далеко ли до неё?
Балкис пожала плечами:
— Не могу сказать. Знаю только, что зимою там гораздо, гораздо холоднее.
— Значит, идти нам несколько месяцев, не меньше, — грустно покачав головой, заключил Антоний. — И почему я никогда не спрашивал у караванщиков, сколько времени занимает путь до Мараканды? — сокрушённо проговорил он. — Я только интересовался, далеко ли это царство, а они всегда отвечали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
А с каждой минутой становилось все холоднее. Балкис сама не заметила, как завернулась в плащ.
— Может, нам и не понадобится хлопковая одежда, — вздохнула она.
— Да уж, спать лучше в шерстяной, — кивнул Антоний. — Да и у тебя на родине эта одежда нам может пригодиться? Там ведь, наверное, довольно прохладно и можно путешествовать днём?
Балкис вдруг вспомнила зимнюю Аллюстрию, но осеклась — теперь её домом стала Мараканда. Да, в столице царства пресвитера Иоанна было прохладно.
— Да, там мы сможем идти и днём, — заверила она Антония. — А куда мы направимся этой ночью?
— К оазису, где мы обычно торгуем с караванщиками, — ответил Антоний. — Там мы найдём воду — и копать не придётся.
Эти слова Балкис понравились.
— Пожалуй, я могла бы тронуться в путь в человеческом обличье.
— Но придётся подниматься по камням! Ты можешь порвать свои красивые одежды!
Балкис пожала плечами.
— Мы же собирались купить по дороге обновки? К тому же моя ночная сорочка не так уж дорого стоит.
Антоний вытаращил глаза.
— Такое чудесное платье! И ты надеваешь его, только когда ложишься спать?
Балкис почему-то порадовал этот комплимент. Она улыбнулась и сказала:
— Надену сверху плащ. Не думаю, что он слишком сильно пострадает — если сделать вот так.
Она снова перебросила плащ через плечо и закрепила на поясе шнурком, после чего развернулась и с самым решительным видом направилась к склону. Антоний поспешил за ней.
Подъем оказался не слишком крутым. Лишь пару раз Антонию пришлось подавать Балкис руку. И все же, выбравшись наверх, они запыхались. Балкис отдышалась и спросила:
— Ну, где он, этот твой оазис?
— Нужно просто идти вдоль этого сухого русла, — сказал Антоний.
Балкис кивнула и зашагала вперёд. Ей нравилось идти рядом с Антонием, хотя она и понимала, что в обличье кошки ей было бы и удобнее, и безопаснее.
Они шли всю ночь и все утро. Солнце уже близилось к полудню, когда впереди завиднелись пальмы.
— С гор я их не видела, — удивилась Балкис. — Неужели мы так далеко ушли?
— Да нет же, мы их, наверное, видели, — сказал Антоний, — но они показались нам слишком маленькими, вот мы и не обратили на них внимания.
Казалось бы, это было логично, но Балкис все же обернулась, чтобы посмотреть на горы и убедиться, что теперь маленькими стали они, и ахнула:
— Антоний! Что это за летучий огонь?
— Летучий огонь? — Антоний встревоженно оглянулся и заметил двигающийся к ним силуэт, объятый пламенем. — Не знаю, но он летит за нами! Бежим!
И Балкис побежала.
Глава 10
Балкис намного опередила Антония и вскоре замедлила бег, чтобы подождать его, обернулась и увидела, что огонь остался далеко позади. Она остановилась и сказала:
— Он летит медленно.
Антоний тоже остановился и обернулся. Балкис обратила внимание на то, как он бледен.
— Мы легко уйдём от него, — сказал юноша.
— Но почему он гонится за нами? — спросила Балкис. — И что это такое?
— Я слыхал про такие создания от караванщиков, — ответил Антоний дрогнувшим голосом. — Их называют саламандрами, и они могут жить только в огне. Это гусеницы каких-то гигантских мотыльков.
— Гусеницы? — При мысли о том, в какую бабочку может превратиться такое существо, Балкис поёжилась. И все же, как волшебница, она была зачарована огненным зрелищем. Девушка всмотрелась более пристально. Когда огненный червь совершил поворот, огибая выступ скальной стенки ущелья, он предстал перед взглядом Балкис сбоку, и она увидела, что сам он меньше, чем окутывающее его пламя. В языках огня извивалось тело червя — такое яркое, раскалённое, что от этого свечения слепило глаза.
— Эта гусеница ужасно опасна с тех пор, как вылупляется из яйца, и того мгновения, пока не совьёт кокон, — объяснил Антоний. — Она злобная, хищная и прожорливая, а её огонь сжигает все, к чему она прикасается.
Балкис задумалась о том, какой шёлк мог бы получиться из коконов этой гусеницы.
— А не может быть, чтобы она летела к оазису в поисках воды?
Антоний покачал головой:
— Ведь она целиком состоит из огня. Вода погубила бы её. Нет, она ищет пропитания. И сейчас её пропитание — мы. А мы ищем воду.
Балкис задумчиво поджала губы.
— Если мы сумеем сотворить для неё какую-нибудь пищу, то сможем наполнить наши бурдюки водой ещё до того, как она снова бросится в погоню за нами.
Антоний немного подумал и медленно кивнул:
— Неплохая мысль.
— А чем она любит питаться? — осведомилась Балкис.
— Всем живым и даже падалью, — ответил Антоний. — Но караванщики говорят, будто бы больше всего на свете саламандры любят мак.
— Потому что цветы мака похожи на огонь? — улыбнулась Балкис. — Это имеет смысл — по крайней мере если рассуждать по меркам волшебства.
Она сосредоточилась, устремила взор в пространство и произнесла стихотворение, которому её когда-то научил Мэтью.
Весна идёт, весне дорогу!
Все расцветает понемногу,
Повсюду зеленеют почки
И распускаются цветочки!
Тут Балкис растерялась, не зная, как закончить строфу. Антоний пришёл ей на помощь и выкрикнул:
И маки алые цветут,
И гусеницы к ним ползут!
— Ой… спасибо тебе, Антоний, — проговорила Балкис немного растерянно. Уж точно, изначально стихотворение заканчивалось не так.
Однако совместное творение Балкис и Антония сработало, и притом — отлично. Окутывавшее гусеницу пламя подёрнулось искрами, затем искры превратились в огненно-алые цветы, которые грудой посыпались на землю перед саламандрой. Та, не медля ни секунды, набросилась на кучу цветов и принялась их пожирать.
Балкис решила, что ей стоит уговорить Антония подольше погостить в Мараканде, когда они дотуда доберутся.
— Теперь — скорее! — крикнул юноша и схватил Балкис за руку. — Бежим к оазису!
Они побежали, держась за руки. Если кто-то из них оступался, другой помогал подняться. Бурдюки были почти пусты и потому не мешали бежать. Вскоре песок под ногами сменился мягкой травой, что росла между пальмами. Антоний, тяжело дыша, упал на колени около озерца, поднял над головой бурдюк, развязал бечёвку, вытащил пробку.
— Следи за саламандрой и скажи мне, если она покажется! — крикнул он и погрузил бурдюки в воду.
Балкис оглянулась:
— Она уже сожрала почти все маки!
— Ещё минутку! — Антоний вытащил из воды первый бурдюк, закрыл его пробкой и передал девушке. — Если дойдёт до самого худшего, поливай её водой!
Балкис взяла бурдюк и уложила на плечо. Она почувствовала себя увереннее и решила, что струя воды и в самом деле сможет хоть на время задержать саламандру. И тут она увидела, что языки пламени охватили последнюю охапку маков. Гусеница подняла голову и стала похожей на огненный знак вопроса. Покачав головой из стороны в сторону, она уставилась на людей.
— Она летит! — крикнула Балкис.
— Бежим! — откликнулся Антоний, вскочил на ноги, забросил на плечо наполненный водой бурдюк и взял Балкис за руку. — Давай обогнём озеро и свернём в сторону! Быть может, саламандра, преследуя нас, упадёт в воду.
Они побежали. На бегу Балкис отчаянно пыталась сочинить стишок, с помощью которого можно было бы остановить гусеницу, созданную из пламени.
Уверившись в том, что намного оторвались от саламандры, Ьалкис обернулась, и Антонию пришлось остановиться. И он, и она вытаращила глаза от изумления. Балкис проговорила:
— Нам больше не стоит бояться, что она станет гнаться за нами.
— Что верно, то верно, — кивнул Антоний. — Можно будет спокойно лечь спать.
Саламандра явно решила устроить привал. Она остановилась между двумя деревьями, стоявшими всего в паре футов одно от другого, и теперь пропускала между их стволами шёлковые нити. На глазах у изумлённых спутников гусеница сплела что-то вроде гамака, а потом принялась окутывать себя неким подобием ночной сорочки.
— Похоже, она таки наелась твоими маками досыта, — заметил Антоний.
Как это было похоже на него! Он сказал: «твоими маками», а ведь успех заклинания больше принадлежал ему!
— Но может быть, она вовсе и не за нами гналась, — предположила Балкис, — а просто искала место для ночлега.
— Или маки нагнали на неё сон, — сказал Антоний. — Я слыхал, что эти цветы обладают таким свойством.
Юноша и девушка долго стояли и наблюдали за тем, как гусеница опутывает себя шёлком. Балкис была поражена тем, какой маленькой она оказалась на самом деле. Покуда саламандра летела над пустыней, её размер было не с чем сравнить, но теперь, видя её на фоне пальм, Балкис поняла, что длина гусеницы не более полутора футов. Неужто она вправду так испугалась создания, которое было не длиннее её руки до локтя?
Вправду. И было чего бояться, когда это создание было окутано пламенем.
— Нужно только дождаться, пока она закончит витьё кокона, — сказал Антоний. — А потом можно будет вернуться в оазис и спокойно отдохнуть. Покуда она будет спать в коконе, она не проголодается и не отправится на охоту.
Балкис согласно кивнула и стала зачарованно следить за гусеницей. Ни сеть, сплетённая саламандрой, ни сам кокон не горели, хотя пламя и окружало их. Даже после того, как гусеница, запечатав себя в кокон, заделала дырочку, пламя не погасло, но шёлковые нити, растянутые между пальмами, оберегали их стволы, не давали им воспламениться.
— А я-то все гадал, как же караванщики собирают те коконы, которые потом привозят на ярмарку, — проговорил Антоний. — Теперь понятно: они находят их в оазисах, что встречаются на их пути!
Балкис не отрывала глаз от огненного кокона.
— Неужели с каждым караваном странствует чародей, который чарами обезвреживает гусениц?
Антоний покачал головой.
— Возницы говорили мне, что саламандра становится неопасной, как только совьёт кокон. Чтобы убить её, нужно только погасить пламя. Потом купцы могут спокойно брать кокон и везти его на продажу.
Балкис широко раскрыла глаза.
— Вот теперь я узнаю эту штуковину! Я видела, как слуги из дворца покупали такие шёлковые «яйца» на рынке в Мараканде, когда приходили первые караваны с юга!
— На рынке в Мараканде? — воскликнул Антоний и устремил взгляд вдаль. Его воображение нарисовало ему волшебную картину. Он мотнул головой и спросил: — А зачем тамошним жителям нужны коконы?
— Они прядут шёлк, — объяснила Балкис. — Прядильщики осторожно сматывают нити из кокона на катушки, а потом отдают ткачам, и те изготавливают ткань.
— Ткань? Из коконов саламандры? — изумлённо воскликнул Антоний. — Неужто кому-то одежда из такой ткани нравится больше, чем та, что соткана из настоящего шелка? Торговцы показывали мне обычный шёлк — он очень красив!
— А такой ещё красивее, — заверила его Балкис. — Он прочнее, и его на удивление легко стирать! Когда нужно выстирать одежду, сотканную из такого шелка, слуги просто-напросто кладут её в огонь, и она становится как новенькая! Такая одежда настолько долговечна, что в семьях переходит из поколения в поколение. И не горит, само собой.
— Как же, наверное, чудесно у вас в Мараканде! — воскликнул Антоний с широко раскрытыми глазами. — Если там все носят одежды из такого шелка…
— Да не все, глупенький! — улыбнулась Балкис — Такая одежда стоит недёшево, и её носят только королевские особы и их приближённые.
— Значит, такое платье по карману только тем, кто живёт во Дворце? — разочарованно спросил Антоний, пожал плечами и посмотрел на север. — Все равно я мечтаю повидать Мараканду. Это ведь твоя родина, и там наверняка прекрасно. — Он усмехнулся. — А уж если там твой дом, то мне бы очень хотелось отвести тебя туда.
У Балкис стало тепло на сердце, и она улыбнулась, глядя прямо в глаза Антонию.
— Спасибо тебе, друг мой, — сказала она и сама удивилась, отчего это у неё дрогнул голос.
Антоний заметил это. Он улыбнулся шире, а глаза его так заблестели, что Балкис и обрадовалась, и испугалась одновременно, но чего испугалась больше, сказать не могла — то ли тех чувств, которые сама пробудила в Антонии, то ли тех, которые он пробудил в ней.
Антоний снова устремил взгляд на север.
— Эта страна лежит на севере — но далеко ли до неё?
Балкис пожала плечами:
— Не могу сказать. Знаю только, что зимою там гораздо, гораздо холоднее.
— Значит, идти нам несколько месяцев, не меньше, — грустно покачав головой, заключил Антоний. — И почему я никогда не спрашивал у караванщиков, сколько времени занимает путь до Мараканды? — сокрушённо проговорил он. — Я только интересовался, далеко ли это царство, а они всегда отвечали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62