Мэт развернулся вполоборота, чтобы продемонстрировать незнакомцам свой меч, и выразительно положил руку на его рукоять.
— Я иду с севера и ищу кое-кого, кто ушёл раньше меня. Скажите, не встречались ли вам в этих краях какие-нибудь путники?
— На этой дороге мы ни души не встретили, — ответил темноволосый парень. — Мы и сами тоже кое-кого разыскиваем. Не видал ли ты нашего младшего братца?
— Самого младшего, — уточнил второй. — Моти дома остался.
— Заткнись, Филипп, — буркнул темноволосый. — Тот, кого мы ищем, ростом почти с меня будет, волосы у него — как солома, и вид такой… придурковатый. Не встречал такого?
Выслушав описание примет разыскиваемого из уст его родного брата, Мэт догадался, почему тот ушёл из дома.
— Нет такой мне не встречался, — покачав головой, ответил Мэт. — Видел я караванщиков, видел и несколько путников, странствовавших в одиночку, но молодые бродяги не попадались.
— Ушёл, мерзавец, из хорошей, дружной семьи! — проворчал средний брат. — Весна на дворе, пахать надо, а у нас теперь рук не хватает! А все из-за чего? Из-за какой-то дурацкой кошки! Ну, две недели подождали мы — думали, сам домой явится с повинной, а вот не явился!
— Из-за кошки, говорите? — Сердце у Мэта забилось чаще, но он старательно скрыл волнение и нахмурился, изобразив удивление. — Неужто он мог на вас обидеться из-за какой-то кошки?
— Ну да, из-за самой простой маленькой рыжей кошки! Где-то подобрал её и тайком подкармливал, скотина, объедками с нашего стола, да ещё и коровьим молоком поил! Мы-то просто поиграть с ней хотели — побаловаться, стало быть, а он прямо-таки взбесился и как накинется на нас — ну чистый зверь!
— Прежде за ним такого не водилось, — буркнул Филипп.
У Мэта не осталось никаких сомнений. Он прекрасно понял, в какие игры намеревались поиграть с кошкой эти неотёсанные дуболомы.
— А давно ли вы в дороге? — осведомился Мэт.
— Да уж больше двух месяцев будет, как ноги сбиваем, — проворчал темноволосый. — Мы аж до той долины дошли, где весь народ в крепостях ютится, потому как за стенами бродят огроменные муравьи и только и глядят, как бы человека слопать. Как пить дать, наш дурень Антоний туда вляпался и попался на зубок этим муравьищам.
— Ну, хоть быстро помер, — кивнул Кемаль.
Похоже, ни один из троих не был так уж сильно огорчён. То ли настолько огрубели их сердца, что они могли так жестоко шутить, то ли на самом деле не верили в гибель брата.
— Так что теперь мы, пожалуй, домой вернёмся, в горы. Там у нас чисто, прохладно, — сказал Филипп. — Так и скажем папаше, что помер наш Антоний, наверное. Ну, поплачет маленько, а все ж переживёт, так я думаю.
Мэт задумался о том, насколько же не любили в семье юношу, который сопровождал Балкис в её странствиях. Ему хотелось верить, что на самом деле отец будет сильнее горевать по утраченному сыну, чем думали парни, но скорее всего сами они не имели бы ничего против того, чтобы Антоний не вернулся домой.
— Что ж, удачи вам в поисках, — сказал Мэт. — Ну а я разыскиваю юную девушку, ростом мне по плечо, прехорошенькую, с темно-каштановыми волосами, большими тёмными глазами и золотистой кожей. Не встречали такую?
Мэт ещё не успел перечислить всех примет Балкис, а у всех троих братьев похотливо заблестели глаза. Темноволосый отозвался:
— Нет, не встречали. Да только ты не бойся, странник. Ежели встретим — уж мы о ней позаботимся как надо.
На этот счёт у Мэта возникли сильные сомнения. Когда он вернулся к Стегоману, тот сказал:
— Похоже, ты наконец обзавёлся кое-какими вестями о пропавшей девочке.
— Видимо, да, — кивнул Мэт. — Вот только эти трое крестьян ни разу не видели её в человеческом обличье.
— Хочешь сказать, что перед ними она предстала, обратившись в кошку? Но как же, интересно, они могли отличить её от обычной кошки, которая ловит в амбаре мышей?
— Нет, конечно, они ни о чем не догадались, но нашей Балкис, судя по всему, удалось уговорить всеми обижаемого младшего брата уйти из дома и сопровождать её в пути.
— Что, не слишком приятные ребята оказались, да?
— Не то слово, — кивнул Мэт, забрался на спину Стегомана, посмотрел на юг, прищурился и проговорил: — Мы ведь видели на юге горы, верно?
— Видели, — подтвердил дракон, считавший орлов близорукими.
— Значит, так, — рассудительно изрёк Мэт. — Эти парни возвращаются домой, в горы. Назад они повернули недалеко от долины гигантских муравьёв. Мы же предполагаем, что их младший братец и наша маленькая рыжая кошечка прошли здесь раньше и продолжили свой путь… — Мэт провёл взглядом воображаемую линию от юга к северу. — Если так, теперь они уже не так далеко от Мараканды.
— Стало быть, мы каким-то образом упустили их.
— Не так уж трудно было упустить их, если они странствовали только по ночам, — заметил Мэт. — Тем более — если Балкис поступает мудро и путешествует в кошачьем обличье. — Он нахмурился. — Однако все это следует предполагать только в том случае, если нашей парочке удалось благополучно миновать долину гигантских муравьёв.
— Если я тебя правильно понимаю, теперь нам следует вновь отправиться на север и поискать их в той стороне?
— Ну да, — вздохнул Мэт. — Если сразу не нашёл, всегда приходится поискать снова.
— Это что же — закон жизни, Мэтью?
Мэт пожал плечами:
— Что сказать? Со мной этот закон срабатывал. Полетели, дружище!
Балкис осторожно подошла к единорогу. Тот все ещё пытался высвободиться — упирался ногами, дёргался. Девушка ухватилась за рог обеими руками и потянула изо всех сил. Она ещё не перестала удивляться тому, что прикасается к живому, настоящему единорогу, когда злосчастный рог вдруг вылетел из ствола. Зверь отлетел и присел на задние ноги, а Балкис кувыркнулась через голову. Проворно поднявшись, она обернулась, боясь, как бы на неё не напал тот, кому она только что помогла обрести свободу, но единорог гордо и грациозно встал, подошёл и потёрся носом о её руку.
Балкис улыбнулась. Прикосновение нежного, бархатистого носа чудесного зверя вызвало у неё благоговейный трепет.
— Ты благодаришь меня, да? — проговорила она. — О, я рада, что сумела помочь тебе. Ты так красив, что я не могла позволить, чтобы ты пропал — и уж тем более в утробе льва.
Единорог подошёл ближе и лизнул Балкис в щеку.
Балкис невольно отступила, рассмеялась, заслонилась руками, но тут же принялась гладить единорога по гладкой тёплой шерсти.
— Так ты готов меня отблагодарить?
Единорог кивнул. После встречи с говорящей птицей Балкис не слишком сильно изумилась тому, что единорог понимал человеческую речь.
— Что ж, если так, то услуга за услугу. Мой товарищ был ранен, защищая тебя. Не мог ли бы ты отвезти его к кому-нибудь, кто окажет ему помощь?
Единорог немного опасливо, неуверенно кивнул.
Балкис встревожила его неуверенность. Она повела единорога к Антонию, по пути рассыпаясь в комплиментах:
— Никогда ещё я не видела такого прекрасного зверя, как ты! Ты так изящен, так благороден, так великолепен в своём могуществе!
Единорог запрокинул голову. Казалось, он готов довольно заржать. Подходя к Антонию, он пританцовывал.
— Ты — такое восхитительное существо, — продолжала ворковать Балкис, — такое отважное, такое…
— Такое слащавое и тошнотворное, — фыркнула птица сидикус. — Будь у тебя хоть толика скромности, лошадиная башка, у тебя бы уже шкура порозовела от стыда!
Единорог искоса глянул на сидикуса и нацелился рогом на красную полоску вокруг шеи птицы.
— Вот мой Антоний, — поспешно встряла Балкис. — Сможешь повезти его?
Единорог опустил голову, быстро взглянул на Антония и, кивнув, улёгся на землю рядом с юношей. Балкис догадалась, что зверь предлагает ей уложить Антония ему на спину. Она бережно потянула юношу за руку, перевернула и уложила лицом вниз вдоль спины единорога, дивясь тому, как тяжёл её раненый друг.
— Вставай осторожнее, — умоляюще проговорила она, обращаясь к своему четвероногому знакомцу. — А я придержу его.
Единорог плавно, медленно поднялся, и Балкис даже не пришлось особо поддерживать Антония. Она поудобнее уложила его голову на пышной гриве зверя, взяла возлюбленного за руку. Единорог тронулся с места.
— Ну, что я тебе говорила? Не было ничего проще! — проскрежетала птица сидикус. — Я точно знала, что эта зверюга отвезёт твоего любовничка куда нужно!
От слова «любовничек» щеки у Балкис стали горячими, и она возразила:
— И зря ты так думала, между прочим. Единороги подходят только к девушкам!
— Да не к девушкам, дурья твоя башка! К девственницам и девственникам. А юноши могут быть девственны точно так же, как и девушки! На самом деле на свет они именно такими рождаются. — Она склонила головку набок и пристально посмотрела на Балкис глазками-бусинками. — И давно ты путешествуешь с этим малым?
— Давно ли я с ним путешествую? О, уже несколько недель!
— Несколько недель, говоришь? Интересненько! Ты зовёшь его любимым, возлюбленным, а он все ещё девственник? Неужто ты настолько уродлива? Или, может, просто стеснительна без меры? А может, ты просто боишься собственных страстей?
Балкис зарделась как маков цвет.
— Придержи язык, бесстыдная птица! Он не признавался мне в любви, и я ему — тоже!
— Ах, так ты боишься не только своих страстей, но и своих чувств! Неужто ты не слышишь собственного сердца?
— Нет, — буркнула Балкис. — Но если ты будешь продолжать в этом духе, я узнаю, каково твоё сердце — на вкус!
— Ну надо же! — гневно и испуганно пискнула птица сидикус. — Вот так мы обращаемся с той, что нам оказала неоценимую помощь!
С этими словами она развернулась, оскорблённо помахала хвостом и улетела прочь.
Балкис проводила её взглядом, не зная, радоваться или огорчаться — в конце концов, птица оказалась довольно забавной.
Она пошла вперёд рядом с единорогом, приговаривая на ходу:
— Вот ты — настоящий друг. Не ругаешься, не подшучиваешь надо мной.
Девушка говорила и говорила, перечисляя самые разные доказательства дружбы, но вскоре ею начало овладевать волнение. Где же они найдут помощь?
Неожиданно птица вернулась — прилетела стрелой и уселась на ветку около тропинки.
— Не возьму в толк — то ли ты слепая, то ли глупая? Помощь — вон в той стороне! Вперёд!
Она сорвалась с ветки и, пролетев футов сто, снова уселась на сук. Когда Балкис и единорог поравнялись с ней, птица вскричала:
— Ну вы и плетётесь! Вам бы пару крыльев вместо ног!
И она вновь умчалась вперёд, не дав Балкис огрызнуться. Пролетела ещё сотню футов — и снова уселась на дерево. Девушка шла за птицей, и её тревога с каждым шагом отступала. Спору нет, эта пташка оказалась не самым приятным другом — и все же она была другом, в этом Балкис уже не сомневалась.
Стегоман старательно облетел Муравьиную Долину прежде, чем опустился на землю перед ночлегом, хотя ему довольно долго пришлось лететь в темноте. Посреди пустоши дракон разыскал пещеру в склоне холма, и Мэт объявил, что она ему для ночёвки вполне годится. Случалось ему останавливаться и в гостиницах классом похуже. Он развёл костёр и принялся готовить походную похлёбку, а Стегоман отправился на поиски свежатинки. С ужином они покончили практически одновременно: в то самое мгновение, как Мэт очищал миску куском сухаря, дракон, описав в ночном небе несколько кругов, приземлился на верхушку холма. Мэт набрал поблизости от пещеры сухой травы, чтобы устроить в пещере лежанку. Костёр он предусмотрительно развёл у входа. Да и вообще он не слишком тревожился, зная о том, что Стегоман обязательно заметит опасность со своего сторожевого поста. Взошла луна в третьей четверти, но её свет не слишком далеко проникал в глубь пещеры и помешать спать н должен был.
Но не успел Мэт забраться в пещеру, как над ним пронеслась какая-то тень. Он посмотрел вверх и увидел, как складывает крылья и идёт на посадку ещё один дракон — поменьше и постройнее Стегомана. «Однако эта тётка упряма, — подумал Мэт. — Может, Стегоман прятаться не стал?»
Его друг как минимум проявил тактичность.
— Добрый вечер, барышня, — проговорил он басом. — Наверное, притомилась? Путь ты проделала немалый.
— Да ладно… Куда мне время девать? — проворчала Димет-ролас. — Яйца не насиживаю, детёнышей не кормлю, и поиграть-порезвиться со мной некому.
— На мой взгляд, это несколько странно, — заметил Стегоман.
Мэт уловил в голосе друга искреннее сострадание и решил, что подслушивать разговор драконов вообще-то неприлично. Признав этот факт, он навострил уши.
— Странно? — переспросила Диметролас. — Почему тебе это кажется таким странным? Все другие драконихи потешаются надо мной, потому что самцам я кажусь уродливой. Как и тебе.
— Вовсе нет, — спокойно отозвался Стегоман. — Я нахожу тебя красавицей.
— Так почему же ты меня то и дело отвергаешь?
— Потому что одной красоты даже для тёплой дружбы маловато, барышня. Приязнь и желание — разные вещи, но я знаю, что если приязнь достаточно глубока, то начинаешь видеть и красоту, и тогда приходит желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62