— Никогда бы не поверил.
Накор засмеялся.
— Сколько бы я ни увидел, я никогда не считаю, что видел все. Вселенная то и дело подбрасывает нам сюрпризы.
— Как это вам удалось прибыть всем вместе? — спросил Кэлис.
— Долгая история, — сказал Накор и, достав цуранский шар для перемещения, добавил:
— Их осталось немного. Надо бы где-то раздобыть еще.
Кэлис улыбнулся.
— К сожалению, проход в Келеван находится в Стардоке, а Стардок теперь крепко держат кешийцы.
— Не так уж и крепко, — заметил Накор с усмешкой.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Кэлис.
Накор пожал плечами.
— Пуг попросил меня что-нибудь придумать, вот я и придумал.
— Что? — спросил Томас.
— Расскажу, если мы выживем, и судьба Стардока будет иметь какое-то значение.
— Кэлис, — сказал Томас, — что ты подразумевал, говоря, что видишь в этом камне «кое-что»?
Кэлис с удивлением посмотрел на отца:
— А ты разве ничего не видишь?
Томас посмотрел на Камень Жизни; этот предмет был знаком ему больше, чем кому бы то ни было на Мидкемии. Отринув все посторонние мысли, он стал вглядываться в прохладную изумрудную поверхность и через мгновение уловил слабое мерцание внутри. Но это было все, что он почувствовал.
— Я не вижу никаких образов, — наконец сказал он.
— Они очень нечетки, — сказал Кэлис. — Но я видел их с самого начала.
— Что именно? — спросил Накор.
— Это трудно описать словами, — ответил Кэлис, — но, по-моему, я видел истинную историю этого мира.
Накор сел на пол.
— Ух ты, как интересно! Пожалуйста, расскажи мне, что ты увидел.
Кэлис сел и задумался, словно пытаясь собраться с мыслями, и тут откуда ни возьмись появились Миранда и Пуг.
Томас приветствовал старого друга и Миранду, а потом предложил им сесть.
— Что тут у вас? — поинтересовался Пуг.
— Кэлис собирается рассказать нам о том, что он видит в Камне Жизни, — ответил Томас.
Кэлис поглядел на Миранду и Пуга и, выдержав его пристальный взгляд, улыбнулся.
— Рад снова видеть вас обоих.
Миранда улыбнулась в ответ.
— Мы тебя тоже.
— Я должен рассказать вам о Камне Жизни.
Накор повернулся к Шо Пи:
— Если все еще хочешь носить мантию ученика, запоминай каждое слово.
— Да, учитель.
— Камень Жизни, — начал Кэлис, — это Мидкемия как она есть, отражение всей жизни, которая была до этого, есть сейчас или еще будет, с начала и до конца времени. — Все затихли, а Кэлис продолжал:
— Сначала не было ничего. Потом возникла вселенная. Пуг с моим отцом видели, как это происходило, я слышал эту историю. — Он улыбнулся отцу. — И не один раз. Когда вселенная возникла, она была разумна, но совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово, и мы не в состоянии представить себе эту разумность.
Накор усмехнулся:
— Это все равно что муравьи тащат добычу в муравейник, а над ними на вершине горы сидит дракон. Муравьи не в состоянии представить себе существование дракона.
— Да, но это не полная аналогия, — заметил Кэлис. — Этот разум больше, чем кто-то из нас или все мы вместе можем постичь. Он настолько обширен и так бесконечен… — Он помолчал. — Просто не знаю, что тут еще можно сказать. Мидкемия создавалась как средоточие основных сил природы, неразумных сил созидания и разрушения.
— Ратар и Митар, — кивнул Томас. — Два слепых бога Создания.
— Название не хуже, чем любое другое, — согласился Накор.
— Потом порядок вещей изменился, — продолжал Кэлис. — Возникло самосознание, и существа, которые прежде не осознавали собственных действий, получили цель. Именно мы называем богов, руководствуясь тем, что имеет смысл для нас, но на самом деле они — гораздо больше, чем наши определения. Устройство подобно драгоценному камню с многими гранями, и мы видим только одну, ту, которая отражает существование нашего мира.
— Но он же связан с другими мирами? — спросил Пуг.
— Безусловно, — мягко сказал Кэлис. — Со всеми мирами. Это одна из основных причин, почему все, что мы делаем здесь, сказывается на остальных мирах. Это извечная борьба между тем, что мы называем добром, и тем, что мы называем злом. Она существует в каждом уголке мироздания. — Он обвел взглядом всех, кто был в этой огромной пещере, и сказал:
— Я мог бы говорить на эту тему часами, так что позвольте мне перейти к сути того, что, как мне представляется, я обнаружил.
Кэлис собрался с мыслями и продолжал:
— Валхеру были не просто первой расой, заселившей Мидкемию. Они были мостиком между бессмертным и смертным. Если хотите, это был первый эксперимент богов.
— Эксперимент? — переспросил Пуг. — Какой еще эксперимент?
— Не знаю, — сказал Кэлис. — Я вообще не уверен в том, что мои слова соответствуют истине; я просто чувствую, что это так.
— Это так, — подтвердил Накор.
Все взгляды обратились на маленького изаланца. Накор усмехнулся.
— В этом есть смысл.
— В чем именно? — уточнил Пуг.
— Кто-нибудь, кроме меня, задавался вопросом, почему мы думаем? — спросил Накор.
Все удивленно переглянулись, не понимая, какое это имеет отношение к делу. Пуг рассмеялся:
— В последнее время нет.
— Мы думаем, потому что боги дали нам способность мыслить, — сказал Доминик.
Накор погрозил ему пальцем:
— Ты знаешь, что это — догма, и знаешь, что боги — в такой же степени творение человечества, в какой человечество — творение богов.
— Тогда к чему ты клонишь?
— Да ни к чему, я просто удивляюсь вслух, — сказал Накор. — Вы с Томасом рассказывали мне о том, как искали Маркоса и видели создание вселенной. Это навело меня на размышления.
— И?.. — спросил Томас.
— Ну, — начал Накор, — мне просто кажется, что вы должны начать все сначала.
Пуг посмотрел на него и разразился смехом. Не прошло и минуты, как хохотали все.
— Вот, — сказал Накор, — юмор — это атрибут разума.
— Ладно, Накор, — сказала Миранда. — Так что вы хотели сказать?
— С чего-то же все это началось.
— Да. — кивнул Доминик. — Был первоначальный толчок, создатель, что-то еще.
— Предположим, — сказал Накор, — что это было самосоздание.
— В один прекрасный день вселенная решила взять и проснуться? — ехидно спросила Миранда.
Накор на мгновение задумался:
— Кое-что мы должны всегда иметь в виду: все, о чем мы говорим, ограничено нашими собственным восприятием, нашей собственной способностью понять, короче говоря, нашей природой.
— Это верно, — согласился Пуг.
— Поэтому можно сказать, что вселенная в один прекрасный день проснулась, но в то же время это будет самое примитивное и самое неполное объяснение, — сказал Накор.
Доминик сказал:
— Диспуты такого рода постоянно возникают в церкви. Упражнения в логике и теологии, как правило, заканчиваются сварой.
— Но у нас есть кое-что, чего не хватает вашим братьям, аббат, — сказал Накор. — Свидетели создания.
— Если они видели именно это, — возразил Доминик.
— Ах, — сказал Накор, едва сдерживая ликование. — Ни в чем нельзя быть до конца уверенным, не так ли?
— «Что есть действительность?» — обычный вопрос в тех спорах, о которых я говорил, — сказал аббат.
— Действительность — это то, на что вы наталкиваетесь в темноте, — сухо сказала Миранда.
Накор посмеялся, а потом сказал:
— Вы говорили о большом шаре, который взорвался, образовав вселенную, правильно? Пуг кивнул.
— Значит, можно предположить, что все было внутри этого шара?
— Мы предполагаем, что так, — сказал Пуг.
— Хорошо, а что было вне шара?
— Мы были, — сказал Пуг быстро, — и Сад, и Вечный Город.
— Но вы появились из этого большого шара, — сказал Накор. Он встал и начал расхаживать, убыстряя шаги по мере того как добирался до сути. — Я хочу сказать, что вы родились в далеком будущем от момента создания, но сотворены из материи, которая была внутри шара, если вы меня понимаете.
— А как же Вечный Город? — спросила Миранда.
— Возможно, он будет создан в далеком будущем; а вы как думаете?
— Кем? — спросил Пуг.
Накор пожал плечами.
— Не знаю, и в данный момент меня это не волнует. Быть может, ты сам, когда тебе стукнет тысяча лет, создашь его и отправишь назад, к началу времен, чтобы вам с Маркосом было откуда наблюдать рождение вселенной.
— Новорожденная вселенная и тысячелетние маги, — проворчал Доминик, начиная терять терпение.
Накор тронул его за руку.
— А почему бы и нет? Мы знаем, что путешествие сквозь время возможно. Кто знает, что такое время?
Все поглядели друг на друга, и каждый начал предлагать свой ответ, но скоро все замолчали.
— Время есть время, — сказал Доминик. — Оно отмечает ход событий.
— Нет, — сказал Накор. — Это люди отмечают ход событий. Времени на это плевать; оно просто есть. Но что оно есть? — Он радостно улыбнулся и сам же ответил:
— Время — это то, что не дает всему произойти одновременно.
Брови Пуга поползли вверх.
— Так в шаре все случалось одновременно?
— А потом вселенная изменилась! — с восторгом завопил Накор.
— Почему? — спросила Миранда.
Накор пожал плечами.
— Кто знает? Просто так было. Пуг, ты мне говорил, что, когда вы в последний раз нашли Маркоса, он начал сливаться с Саригом. Был ли он еще Маркосом или уже Саригом?
— На какое-то время и тем, и другим, но все еще главным образом Маркосом.
— Жаль, что я не могу спросить его: «Когда вы сливались, было у тебя ощущение, что ты перестаешь быть Маркосом?» — На мгновение Накор загрустил, но потом к нему вернулась улыбка. — Я думаю, можно смело утверждать, что чем больше ты становишься одним целым с богом, тем меньше остаешься собой.
— Кажется, я понимаю, — сказал Доминик.
— Что? — спросила Миранда.
— К чему этот чокнутый клонит. — Старый аббат постучал себя пальцем по голове. — Разум. Квинтэссенция божества, «все», которое он называет «материей». Если перед рождением вселенной происходило все одновременно, тогда все было всем. Никакого разделения.
— Да! — крикнул Накор, восхищенный догадливостью аббата.
— И вот, по причинам, которых мы никогда не узнаем, началось разделение целого. Это «рождение» вселенной стало для нее средством… — Глаза аббата расширились. — Это была вселенная, пытающаяся осознать себя!
Глаза Томаса сузились.
— Не улавливаю. Люди могут осознавать себя, как и другие разумные существа или боги, но вселенная… Она просто есть, и все.
— Нет, — сказал Накор. — Почему люди? Почему другие разумные существа?
— Я не знаю, — сказал Пуг.
Накор стал серьезен.
— Потому что обрести смертность для вселенной, для той материи, о которой я говорю, это средство постичь себя, осознать себя. Жизнь в любом проявлении
— эксперимент, проведенный вселенной, и каждый из нас возвращает ей знание о ней самой, когда умирает. Маркос сделал попытку стать одним целым с богом и узнал, что, утрачивая смертности, утрачиваешь и способность сознавать себя. Низшие боги меньше себя понимают, чем смертные, а высшие, готов держать пари, вообще не знают себя.
Доминик кивнул.
— Слеза Богов позволяет нашему ордену говорить с высшими богами. Это очень непросто. Мы редко пробуем это делать, а когда пробуем, чаще всего общение заканчивается ничем. — Старый аббат вздохнул. — Слеза — ценный дар, поскольку позволяет нам творить чудеса, которые убеждают верующих в том, что Ишап еще существует, и мы должны служить ему и готовить его возвращение, но даже природа того бога, которому мы поклоняемся, находится далеко за пределами нашего понимания.
Накор рассмеялся.
— Ну что ж, теперь, если эта вселенная была рождена в тот день, когда Маркос, Пуг и Томас все это видели, что это о ней говорит?
— Я не знаю, — признался Пуг.
— Она — ребенок, — сказал Накор.
Пуг засмеялся и долго не мог успокоиться.
— Вселенной несколько миллиардов лет, по моим подсчетам.
Накор пожал плечами.
— Для нее это может быть то же, что для нас пара лет, и что тогда?
— К чему вообще весь этот разговор? — сказала Миранда.
— Да, — сказал Томас. — Все это замечательно, но у нас еще уйма проблем, которые надо решить.
— Это верно, — кивнул Накор, — но чем больше мы узнаем о том, с чем мы столкнулись, тем больше у нас шансов их решить.
— Согласен, но с чего начать?
— Я спрашивал уже — почему мы думаем? Возможно, у меня есть кое-какая идея. — Накор сделал паузу и продолжал:
— Предположим на мгновение, что все во вселенной, все, что в ней было, есть и когда-либо будет, связано между собой.
— То есть мы сообща пользуемся чем-то одним? — спросил Доминик.
— Нет, не только; мы все одно целое. — Накор посмотрел на Миранду и Пуга.
— Вы называете это магией. Я — фокусами. — Он повернулся к Доминику. — Ты называешь это молитвой. Но все это — одно и то же, а именно…
— Ну? — поторопил Пуг.
— Вот тут я испытываю затруднение. Я не знаю, что это. Я называю это материей. — Накор вздохнул. — Это некая единая сущность, из которой состоит все.
— Можно назвать это духом, — предложил Доминик.
— Можно назвать это прачечной, — сухо сказала Миранда.
Накор засмеялся.
— Как бы там ни было, мы — часть этого, и это — часть нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83