Одгар уселся поближе к костру. Незнакомец глянул искоса и фыркнул:
– Не хотите одеться, добрый господин? Ваше синюшное тело вызывает у меня дурные мысли.
Одгар неожиданно расхохотался. Он повалился на землю и начал бить по ней ладонями, он стукался головой о песок, катался по траве и выл... Незнакомец сердито бросил в него камушком:
– Я просил вас вернуться сюда только после того, как вы окончательно придете в себя...
– Простите... – Одгар вытер слезы. – С удовольствием оденусь.
– Так-то лучше. – Незнакомец встал, снял с себя плащ и куртку, подержал эти вещи на руках и наконец вручил Одгару плащ. – Эта штука лучше вас закутает, – пояснил он, – и мне не придется расставаться со штанами. К тому же он уже старый, так что не жалко.
Одгар завернулся в плащ.
– Кто вы? – спросил незнакомец, задумчиво глядя на огонь.
– Мое имя Одгар из Мизены, я владелец ткацкой мануфактуры...
– Наконец-то мне повезло, – так же спокойно, почти равнодушно проговорил незнакомец, – и я оказал услугу богатому человеку... А то сплошь какие-то голодранцы. Да ведь когда вы голые – кто вас разберет!
– Что вы имеете в виду? – удивился Одгар.
Незнакомец поднял голову и встретился с ним глазами.
– С началом непогоды здесь появилось несколько крайне неприятных людей, – пояснил он. – Вы четвертый, кого я вытаскиваю из воды. – Кивком подбородка он указал на берег. – Там я закопал одного, чуть дальше – другого. Третий был жив, но оказался сущей скотиной: едва пришел в себя, как начал рассказывать мне о своей бедности, о десяти золотушных детях, коих он зачем-то произвел на свет и теперь обязан кормить... Словом, я сказал ему, чтобы он убирался к своим золотушным детям. Вряд ли они будут рады видеть его, но тут уж ничего не поделаешь: родителей не выбирают, да и мой папаша тоже был не сахар.
– Он ушел голый?
– Прикрыл задницу водорослями, кажется... Не много мне дела до его задницы! – ответил незнакомец.
Одгар обхватил себя руками, пытаясь сохранить тепло под плащом.
– Я не бедный человек, – наконец сказал он, – и с удовольствием отблагодарю вас, когда окажусь в Мизене.
– Вот и превосходно, – сказал незнакомец и вдруг зевнул. – Давайте спать.
Одгар улегся возле костра, натянул плащ на голову, поджал ноги. Под плащом он чувствовал себя как будто отгороженным от всего остального мира. Где-то очень далеко фыркала лошадь, то вставал, то садился, а после и захрапел незнакомец, потрескивали догорающие поленья, шелестел затихающий дождь и грозно, немолчно бурлила река. Затем все эти звуки исчезли, и Одгар погрузился в сон.
Наутро ни лошади, ни незнакомца он не обнаружил; костер давно погас, и гора пепла отсырела; в луже плавала головешка. Одгар поднялся на ноги и зашагал вдоль берега в сторону Мизены.

* * *
Госпожа Фаста не столько обрадовалась чудесному спасению мужа, сколько сокрушалась по поводу понесенных убытков. От Фейнне происшествие скрыли; ей просто сообщили, что отец возвратился и что он очень устал. Девушка то и дело вбегала в его комнату, чтобы рассказать какую-нибудь новость: столько всего случилось во время его отсутствия!
О незнакомце Одгар сообщил супруге весьма скупо. Ей не хотелось, чтобы Фаста начала рассуждать о всяких «проходимцах». Довольно и ее причитаний по поводу мужниной глупости.
Дней через пять возвратились и помощники Одгара: дожди наконец прекратились, и река вошла в обычное русло. А еще через десять дней в Мизену доставили шайку разбойников, промышлявших грабежами на обоих берегах реки Или, преимущественно возле парома. Их поместили в подвалах городской ратуши и держали там до тех пор, пока из столицы не приехал представитель ее величества – для того, чтобы судить негодяев.
Допросы велись недолго: устанавливалось число жертв. Грабители уверяли, что никого нарочно не губили – напротив, заставляли человека снять с себя всю одежду прежде, чем бросить его за борт. «И мы уверены, что он никаких денег от нас не утаил, и ему удобнее плыть», – пояснял главарь, уверенно улыбаясь в глаза судье.
Судья, чрезвычайно строгий толстенький человечек, совершенно не был расположен к шуткам. По его сведениям, по крайней мере трое из ограбленных погибли в волнах.
– Мы их, кстати, ближе к берегу высаживали, – уверял другой разбойник на допросе.
Награбленного оказалось не так уж много – деньги, кое-какие товары, одежда, иногда драгоценности, по большей части перстни.
Наконец настал день вынесения окончательного приговора. По мизенскому обычаю перед ратушей был сооружен помост (обычно он в разобранном виде хранился в том же подвале). Осужденных вывели и выстроили перед горожанами так, чтобы всякий мог хорошенько рассмотреть их. Для судьи принесли высокое кресло, куда он и уселся – пузатый коротышка, не достающий ногами до пола. Впрочем, королевского судью это обстоятельство ничуть не смущало.
Площадь перегородили: перед самым помостом размещались лучшие люди города; далее тянулось специальное ограждение, за которым толпились зеваки попроще.
Одгар – один из самых уважаемых граждан Мизены – находился в первом ряду. Госпожа Фаста выказала желание прийти вместе с ним, и ее присутствие нервировало Одгара. Как всякий нормальный мужчина, он был отнюдь не в восторге от того, что супруга увидит людей, сумевших его обмануть и ограбить.
Поскольку разбойники были признаны опасными, им связали за спиной руки. Одгара поразило, с каким видом они появлялись на помосте, один за другим, после довольно длительного заключения. Их как будто ничто не могло ни испугать, ни даже просто смутить. Создавалось впечатление, будто эти люди повидали в жизни все и, если придется, расстанутся с нею без особых сожалений.
Началось чтение приговора. Перечислялись имена жертв, в том числе и погибших, назывались приблизительные суммы награбленного. Все это тянулось довольно долго, однако слушалось с напряженным вниманием: среди собравшихся на площади имелось не менее десятка людей, так или иначе пострадавших от этой шайки, а ещё больше – имели родственников среди жертв.
Госпожа Фаста рассматривала преступников с осуждающим интересом, поджимая губы и щуря глаза, и неожиданно поймала себя на том, что мысленно пытается представить: каково это – привлекательной женщине очутиться в сильных руках разбойника, например вон того, с черной бородой. Эта фантазия показалась ей настолько неуместной, что госпожа Фаста вспыхнула и гневно тряхнула головой:
– Жаль, что только одного из них осудят на смерть!
Но Одгар не слушал ее. Он вообще не замечал того, что происходило с его женой. Обычное дело. После рождения Фейнне его занимали только дела мануфактуры и здоровье дочери. Для Фасты у него внимания уже не находилось.
И сейчас он даже не обернулся в ее сторону. Шагнув вперед, Одгар громко произнес:
– Прошу дозволения говорить!
Судья недовольно повернулся в его сторону, качнул в воздухе коротенькими ножками.
– Процедура оглашения приговора еще не окончена! – произнес он слабым, чуть дребезжащим голосом. – Дайте глашатаю дочитать!
– Я и хотел бы сообщить нечто, пока приговор не дочитан, – настаивал Одгар.
Судья повернулся к одному из городских советников, что торопливо поднялся к нему на помост. Они коротко переговорили, после чего судья вновь обратил взор на Одгара.
– Поднимитесь сюда. Вам дозволено высказать свои соображения.
Одгар быстро зашагал к помосту. Фаста чувствовала себя ужасно: сейчас муж выставит себя на посмешище. Мало того что его ограбили и едва не убили, так теперь он намерен поведать подробности всей Мизене. Она по собственному опыту знала, что чужое сочувствие лишь поначалу приносит наслаждение, а потом начинает ранить, и под конец хочется вовсе закрыть глаза и уши, лишь бы не видеть сострадательных взглядов. Потому что вторым слоем в этих взглядах просматривается обычное любопытство, а третьим – плохо скрытое злорадство: слишком хорошо жили, дорогие господа, а все в жизни хорошо не бывает! Дела мануфактуры идут без перебоев – так дочка народилась калекой, вот беда так беда...
А теперь еще и это ограбление.
Одгар тем временем поднялся на помост и остановился перед судьей.
Коротышка поднял голову.
– Говорите, – скрипнул он. – Дополнительные сведения, могущие повлиять на приговор?
– Да, – кивнул Одгар. – Один из этих людей невиновен.
– Невозможно! – Низкорослый судья подскочил в своем кресле, взмахнув короткими ручками. Блеснул перстень на указательном пальце и снова погас, скрытый вялой манжетой из густых, собранных в оборку кружев.
– Ручаюсь моим добрым именем, – упорно повторил Одгар.
– Смелое заявление, – сказал судья. – Если будет доказано обратное, ваше доброе имя сильно пострадает. – Он подался вперед, держась за подлокотники, как будто боялся свалиться с кресла. – Все эти люди хорошо знают друг друга. Они связаны общим прошлым. Все они – из одного отряда наемников, некогда сражавшегося под знаменами герцога Ларренса. В одной из битв отряд был истреблен почти полностью, а оставшиеся в живых рассеялись по стране. Иные скрылись из поля зрения навсегда – полагаю, то были самые благоразумные: вероятно, они осели где-нибудь и ведут пристойный образ жизни. Но не так поступили эти негодяи, которых мы сегодня видим перед собой! – Неожиданно маленький судья сделался выше ростом, его слабый голосок зазвенел, в нем даже появился намек на громовые нотки. – Главарь будет повешен, остальные – проданы; в Королевстве достаточно тяжелой работы!
– Все они – из одного отряда? – переспросил Одгар.
– Именно это вы только что услышали, – подтвердил судья.
– Нет, невозможно, – сказал Одгар. – Один из них невиновен.
– Говорю вам, упрямец, такое невозможно. Не могу понять, что вами движет... Для чего вы вознамерились выгородить одного из этих отщепенцев? Если кто-то из них вам родня, вам будет предоставлено право внести за него выкуп во время торгов.
– Вероятно, проще было бы признать неправду и согласиться на ваше любезное предложение, господин королевский судья, – ответил Одгар, – но я буду стоять на том, что считаю правдой. Один из этих людей спас меня, когда прочие ограбили.
– Возможно, это было предусмотрено их планом, – заметил судья, щурясь. – Как справедливо указывал их главарь во время допросов, смертоубийство не было их главной целью.
– По-вашему, они нарочно усадили одного из своих на берегу, чтобы тот спасал тех, кто не сразу пошел ко дну?
Судья сплел пальцы, уткнул в них подбородок.
– Логично, – буркнул он. – Итак, вы утверждаете, что здесь присутствует человек, который вытащил вас из воды?
Одгар произнес:
– Да.
– Вы готовы указать нам его, взяв за руку?
– Да.
– Прошу.
Судья сделал короткий жест и, задрав голову, с любопытством уставился на Одгара.
Владелец мануфактуры подошел к рослому человеку, стоявшему предпоследним в ряду осужденных, и не колеблясь взял его за руку выше локтя.
– Вот он, – обратился Одгар к судье. – Он вытащил меня из воды, дал свой плащ, развел костер, чтобы я мог согреться.
– И как же его зовут? – настаивал судья. – Если вы знакомы, то должны знать его имя.
Одгар замолчал.
– А вот они отлично знали его имя. – Судья кивнул на прочих.
– Я настаиваю, господин судья. Впрочем, – тут Одгар прищурился, – возможно, вы и меня подозреваете в сговоре с разбойниками? Вероятно, я нарочно дал себя ограбить, раздеть и бросить в реку – чтобы затем у меня появилась завидная возможность оправдать хотя бы одного из этих негодяев.
Судья встал.
– Пусть с этого человека снимут веревки, – распорядился он. – Он свободен.
Стражник оттолкнул Одгара от его спасителя, сердито дернул узел и несколькими быстрыми движениями распутал веревку. Рослый человек потер запястья и впервые за все это время посмотрел на Одгара.
– Меня зовут Элизахар, – сказал он. – Вы должны мне еще денег за ваше спасение.

* * *
Госпожа Фаста не вполне понимала, как ей следует принимать этого Элизахара. Одгар пригласил его на обед. Возражать хозяйка дома не решилась, поэтому ограничилась тем, что приняла предельно кислый вид, что, по ее мнению, должно было означать хорошие манеры.
Элизахар, как всякий солдат, видывал и роскошь, и нищету, он больше не принадлежал ни к одному из сословий и потому с одинаковой легкостью общался и с крестьянами, и с аристократами. Труднее всего было для него найти общий язык с богатым горожанином, самой лакомой добычей для хищника. Но благодаря спокойной искренности Одгара обед прошел на удивление хорошо.
– Где ваша лошадь? – спросил Одгар между прочим, когда уже подали десертное вино и сладкие фрукты.
– Один из ограбленных признал ее своей и забрал. – Элизахар усмехнулся. – Что ж, глупый крестьянин будет иметь теперь дело с последствиями собственной жадности: это боевая лошадь, она не приучена к ярму, зато умеет добивать ударом копыта упавшего человека...
Когда разбойников схватили, вся имевшаяся при них добыча была выставлена в мэрии, и ограбленные могли приходить и высматривать там свои вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71