– Чтобы мое королевское величество проявляло недостойное любопытство перед каким-то мальчишкой?
– Этот мальчишка – дворянин из очень хорошей семьи, – Адобекк поклонился с легкой долей высокомерия, – и к тому же в любой миг готов отдать жизнь за ваше величество!
– Да, такое многое оправдывает... – Она взяла его за руку, провела указательным пальцем по мясистой ладони Адобекка. – Адобекк, голубчик, красавец янтарный-яхонтовый, душа моя! Разузнай у него, кто она – хорошо?
Адобекк обещал...
После двух-трех разговоров улеглись и волнения правящей королевы. Талиессин был счастлив.
А потом настал день, когда Эйле впервые заподозрила неладное.
Выросшая в деревне, она не раз видела, как появляются на свет телята, ягнята, щенки у дворовой суки, но о том, как проистекает сам процесс, имела весьма смутное понятие. Не решаясь тревожить Талиессина, она отправилась разыскивать своего друга – «господина Эмери».
Эйле уже знала, что он – племянник Адобекка, королевского конюшего, ее бывшего хозяина. Теперь это обстоятельство больше не смущало ее. Во-первых, Адобекк понятия не имел о том, кто такая на самом деле эта простушка – возлюбленная принца. О том, что некогда Эйле принадлежала ему, он даже не подозревал.
Во-вторых, девушка знала, что в любом случае найдет у дядюшки «господина Эмери» самую горячую поддержку. В представлении Адобекка нет ничего зазорного в том, что некая юная особа согревает постель владетельного господина. Напротив – это весьма почетно и освящено давней традицией. И женщина, способная подарить мужчине плотскую радость, достойна, по мнению Адобекка, всяческого уважения.
Появление любовницы наследника не наделало ни малейшего переполоха в доме господина старшего королевского конюшего. Визит протекал весьма сдержанно и спокойно. Девушку, закутанную в длинный плащ с капюшоном, встретил Фоллон – доверенный слуга господина Адобекка. Справился об имени гостьи. Ничем не выказал ни удивления, ни любопытства. Молча поднялся наверх – доложить, и скоро в переднюю выскочил Ренье. К одежде молодого человека прилипли разноцветные ниточки – прежде чем явилась Эйле, он занимался рукоделием.
– Что? – выпалил Ренье. – Что случилось? На тебе лица нет, Эйле!
– Я больна, – с трудом проговорила девушка.
– Больна? – Ренье обеспокоенно схватил ее за руку и потащил к себе в комнату, наверх. – Фоллон! – крикнул он по дороге, нимало не заботясь о том, что слуги нет в поле видимости. В небольшом доме Адобекка любые крики разносились сразу по всем помещениям, кроме самых верхних. – Фоллон! Горячего питья в мою комнату!
Эйле была водворена в единственное кресло, стоявшее прямо возле окна. Незавершенная работа лежала на столе. Девушка мельком глянула: Ренье вышивал не хуже дворцовых белошвеек, и ей было любопытно, над чем он сейчас работает.
– Вы очень терпеливы, господин Эмери, – заметила она.
– А как же? – живо отозвался он. – Без терпения женщину не соблазнишь.
– Я не о женщинах. Я о работе.
– Ну, это я тренируюсь. Прежде чем начну соблазнять женщин.
Явился Фоллон: лицо непроницаемое, «тщательно скрываемое» неудовольствие написано на нем огромными буквами. Доверенный слуга господина Адобекка очень не любил, когда легкомысленный юнец своими воплями и требованиями превращал его в обыкновенного лакея. В руках Фоллона кувшин; над широким горлышком клубится парок, напиток источает запах сладкой малины.
– Что-нибудь еще? – вопросил Фоллон таким тоном, что, будь кувшин более чувствительным, он покрылся бы коркой льда.
Ренье, еще менее чуткий, нежели безмозглая фаянсовая посудина, беспечно бросил:
– Нет, все в порядке. Ступай. И не беспокой нас.
Фоллон устремил на него быстрый взгляд, в котором более внимательный юноша прочитал бы явственное: «Ни за какие деньги не желаю вас – не то что беспокоить, но и просто видеть, покуда эта отъявленная особа у вас сидит». В отличие от своего господина Фоллон крайне неодобрительно относился к любовницам как таковым. И особенно – к чужим. Будь девица хотя бы возлюбленной господина Ренье – тогда ее посещение имело бы какой-то смысл. Но ДРУЖИТЬ с постельной подружкой принца? Не рано ли господин Ренье начинает? Опасные, неприятные игры! Игры, могущие иметь дурные последствия.
Фоллон, нарочно шаркая, удалился, и Эйле осталась наедине с Ренье.
– Выпей. – Он протянул ей кружку. – Это мед с малиной, наша кухарка готовит – объедение. У вас такое дома варят?
Эйле взяла кружку в ладони, сунула в нее нос, зажмурилась.
– Нет, моя мать такого не делала... Ах, добрый господин Эмери, считается, будто деревенские – непременно и стряпухи хорошие, и лекарки, и все знают про жизнь. Я хочу сказать – про телесную жизнь. А ведь это не так. Моя мать, к примеру. Она невкусно готовила. Я только здесь поняла – до чего же невкусно!
– Здесь все-таки побогаче, – заметил Ренье.
– Нет, не в том дело, что побогаче, – горячо возразила девушка, – а в душе дело. Она совсем без души готовила. Побросает в котелок все, что ни найдет, а там – пусть печка сама варит. Здесь, в городе, иначе. Здесь если человек идет в повара, значит, у него к такому есть наклонность. Вот разница.
– Что ты хотела мне сказать на самом деле, Эйле?
– Я больна, – вымолвила она и тяжело вздохнула. – И поделиться не с кем. Я ему об этом говорить боюсь. Да была бы здесь моя мать – и ей бы не сказала!
– Ну так скажи мне, я ведь лучше всякой матери, – посоветовал Ренье. – Мы же с тобой условились. Я – твой друг. Что бы ни случилось.
– Я больна...
– Назовите симптомы, больная, – важно потребовал Ренье.
Она смешно хлопнула ресницами.
– Я не понимаю... Что я должна назвать?
– Где у тебя болит?
Она начала перечислять. Ренье слушал некоторое время, а затем осторожно положил ладонь ей на живот.
– Ты не беременна?
– Как такое может быть? – удивилась девушка.
– Я тебе расскажу. – Подражая кому-то из профессоров, Ренье заговорил поучающим тоном. – Начинается все с поиска брачного партнера. Обычно самцы приобретают более яркую окраску и начинают вести себя вызывающе. Они намерены продемонстрировать себя самке с наилучшей стороны. Так, некоторые виды попугайчиков делаются ядовито-зелеными, в то время как в другое время года их естественный окрас – серый. Что касается самок...
Эйле залилась слезами.
– Вы смеетесь надо мной! – воскликнула она.
– Конечно, – охотно признал Ренье. – Потому что нахожу твои страхи глупыми. Ты, несомненно, беременна. Это естественный процесс. Иногда сопровождается не слишком приятными явлениями, но в общем и целом в девяноста семи случаях из ста завершается благополучно.
– Я думала, – еле слышно выговорила Эйле, – что это случается... ну, не всегда.
– Не всегда, – подхватил Ренье. – Только при соблюдении ряда условий. Вы конспектируете лекцию, сударыня? Учтите, на зачете я буду лютовать. Особенно это касается невнимательных студенток, которые полагают, будто могут сдать предмет исключительно путем демонстрации своих прелестей. Так вот, я – абсолютно равнодушен к любым прелестям!
Она с трудом сдерживала слезы. Ренье между тем ораторствовал:
– После того как самка отвечает на ухаживания самца благосклонно, наступает самый акт соития. Результатом этого акта обычно и становится беременность, которая длится от двух месяцев у морской свинки до года – у слонихи. Вы, сударыня, находитесь на расстоянии трех пятых от морской свинки и одной пятой – от слонихи. Ну, приблизительно. Чуть позже можно будет рассчитать точнее. Словом, у тебя, Эйле, будет ребенок от Талиессина.
Она разрыдалась. Для Ренье это оказалось полной неожиданностью. Он схватил ее в охапку, усадил к себе на колени, как маленькую девочку, и начал вытирать ей лицо рукавом.
– Не реви, – попросил он нервно. – У меня от женских слез делаются мурашки.
– Я думала... – прошептала девушка и замолчала.
Ренье чуть встряхнул ее.
– Говори. Не бойся – я не стану смеяться. И никому не скажу.
– Я думала, такое бывает, только когда хочешь ребенка. А если еще не решила, хочется тебе детей или нет, то ничего и не случится, – прошептала она.
– Несомненно, тебе хотелось этого ребенка, – со всей серьезностью отозвался Ренье. – Ведь это будет дитя самого Талиессина!
– Я не знаю... – Она протяжно вздохнула. – Не знаю. Я люблю его.
– Это первый шаг к желанию родить ребенка.
– Вы уверены, мой господин, что ребенок родится... нормальный?
– Я не видел ни одного ребенка, моя госпожа, о котором можно было бы сказать, что он совершенно нормальный.
– Вы смеетесь! – Эйле всхлипнула. – Вы все смеетесь надо мной.
– Прости. Я больше не буду. Просто мне не вполне понятен смысл твоего вопроса, Эйле. Что тебя тревожит? Ты – здоровая молодая женщина. Вряд ли рождение ребенка причинит тебе много хлопот. К тому же Талиессин найдет для тебя хорошую няньку, кормилицу, служанку – кого захочешь.
– Я не глухая, и глаза у меня тоже есть, – сказала Эйле горько. – Всего наслушалась. О Талиессине говорят, будто он не человек вовсе. И не эльф. Так, чудище.
– Эйле, Эйле. Ты ведь видела его без одежды, ты ложилась с ним в постель – как ты можешь верить досужей болтовне? Вот лично я его голым не видел – но я не верю.
Эйле вдруг улыбнулась.
– Как я вам благодарна!
Ренье легонько поцеловал ее в макушку и спустил с колен.
– Иди, расскажи ему обо всем. Попроси, чтобы он снял тебе дом в городе. С прислугой, мужской и женской. Уединенный, с хорошей тяжелой дверью. И учти: ты теперь – важная персона, мать бастарда.
– Я – мать ублюдка, – горько сказала Эйле.
– Ублюдки нарождаются только у плохих людей, Эйле. А хорошие производят на свет бастардов.
– И какая же разница?
– Разница – та, что у бастардов обычно имеются права. В отличие от ублюдков, – сказал Ренье. – Уж поверь мне, Эйле, в этом вопросе я знаток. Если у принца не будет законных детей – или если с законными детьми что-нибудь случится, у него всегда останется бастард. Постарайся воспитать ребенка в преданности отцу и другим братьям. Пусть не держит на отца зла, когда Талиессин возьмет себе жену.
– Этого я тоже боюсь, – сказала Эйле.
– Он не может жениться на тебе. Только не он, – сказал Ренье. – Еще два поколения назад эльфийский король имел право заключить брачный союз с любой приглянувшейся ему женщиной. Талиессин – последний. Не слишком счастливая судьба, но тут уж ничего не поделаешь. Если он не найдет для себя эльфийку, династия прервется.
– Он говорил об этом... Я и сама не хочу. Какая из меня королева?
– Всему можно научиться. Даже тому, чтобы быть королевой. Но ты останешься королевской любовницей.
– Я боюсь, что, узнав о ребенке, он решится пренебречь законом, – прошептала Эйле.
– Талиессин влюблен, но достаточно разумен и знает, что такое ответственность. Откройся ему. Он – такой же хороший друг, как и я, Эйле.
Эйле застенчиво посмотрела на Ренье и вдруг попросила:
– Можно, я здесь поплачу? Мне очень хочется, а во дворце – никак.
– Ладно, реви, – милостиво позволил Ренье. – Позовешь меня, когда закончишь. Я научу тебя замазывать следы дурного настроения. У меня и пудра есть – с карнавала осталась.

* * *
Ребенок, мальчик, родился в доме за четвертой стеной, который специально был нанят для Эйле. Там имелось все желаемое: и тяжелая дверь, и крепкий замок, и немногословные слуги, муж и жена: он охранял дом, она ухаживала за матерью и младенцем.
Талиессин пришел на второй день после знаменательного события: прежде его не было в столице. Эйле встретила его очень важная. Глядя на нее, Талиессин расхохотался:
– Что с тобой?
– Я теперь важная особа, – пояснила она. – Мать бастарда.
Он сморщился.
– Ну что ты говоришь, какого бастарда...
– Такого. – Она улыбнулась. – Ужасно хорошенького. Он такой толстый!
– Толстый? – Талиессин озадаченно поднял брови. В его представлении «толстый» и «хорошенький» совершенно не вязались между собой. – Я могу на это посмотреть?
– Конечно! Горэм сейчас его принесет.
– Ты наняла кормилицу?
– Нет, я хочу кормить его сама. Это очень смешно!
– Что – смешно? – не понял Талиессин.
– Как он разевает рот и начинает чавкать, – пояснила молодая женщина.
– Есть вещи, которых я никогда не пойму, – сказал Талиессин.
– Лично мне жаль мужчин, – заявила Эйле, – они лишены слишком многого.
Явилась Горэм с огромным свертком на руках. В море кружев и лент угадывалась толстощекая физиономия с широко распахнутыми мутными глазами.
Талиессин смотрел на это маленькое существо, застыв и плотно сжав губы. Его лицо делалось все более испуганным, так что в конце концов на нем появилось выражение настоящего ужаса.
Эйле тихонько взяла его под руку.
– Что с вами, мой господин?
– Это – мой ребенок? – прошептал он.
– Да.
– Ты родила от меня такого ребенка?
– Ну конечно! Вы же не предполагаете, будто у меня могло быть дитя от кого-то другого?
Но он не слушал, и попытка Эйле обидеться пропала втуне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71