Но больше всего она боялась того, что на жизнь ее сына может быть совершено покушение. И если все прочие страхи королева так или иначе высказывала наследнику, пытаясь взывать к его благоразумию, то об этом последнем говорила лишь с самыми доверенными людьми. Считалось, что здесь, в самом сердце Королевства, жизнь наследника в полной безопасности. Будь иначе – чего бы стоила, в таком случае, королевская власть!
Кое в чем Талиессин не ошибался: мать действительно время от времени вызывала к себе этого придворного и расспрашивала его о принце – неизменно в присутствии своего главного конюшего Адобекка, человека преданного и опытного. Адобекк приходился Эмери дядей и хорошо понимал молодого человека. Ее величество не хотела бы сделать ошибку в столь важном разговоре, и Адобекк охотно согласился участвовать в этих беседах.
– Всех моих родственников отличает весьма необычный способ связывать понятия, – задумчиво молвил он. – И Ренье в этом смысле – не исключение, хотя он, пожалуй, самый простой из всех нас...
Ренье. Не Эмери. Эмери, старший из двух братьев, ушел из столицы полгода назад – ушел тайно, в полном соответствии с дядиным планом; а Ренье остался с принцем и теперь живет у всех на виду, при малом дворе, куролесит и чудит наравне с остальными, попадает в истории и дерется на дуэлях. И его называют «Эмери» – чтобы никому и.: тайных врагов королевы и в голову не пришло разыскивать настоящего Эмери. Так что старший брат может спокойно заниматься поручением ее величества, покуда младший изображает его – и заодно охраняет особу принца.
Круглолицый, кареглазый, Ренье обладал веселым нравом и умел нравиться, ничего особенного для этого не делая. За свою не слишком долгую жизнь он разбаловался – привык к тому, что все начинают его любить, едва лишь сведя с ним знакомство. Тем сильнее ранило его недоверие Талиессина и тем больнее были злые уколы, которыми принц разбрасывался походя.
От Талиессина доставалось всем его приближенным. Когда Ренье впервые встретился с принцем, тот затеял фехтовальный поединок во славу своей дамы, объявив таковой большую куклу с фарфоровым лицом и тряпичным телом. В тот раз Агилон и Мегинхар поддались царственному противнику и проиграли ему бой: попробовали бы они поступить иначе – и принц дулся бы несколько дней, угощая окружающих ядовитыми замечаниями и заставляя их участвовать в своих дерзких, неприятных выходках.
Одержав свою весьма сомнительную победу – и хорошо догадываясь о ее причинах, – Талиессин заставил молодых людей поцеловать руку своей «дамы»; после чего наследник отправился на урок, а его придворные сорвали досаду на кукле.
Ренье, поддавшись странному порыву, вступился за нее, и принц стал тому свидетелем. Но искренней дружбы так и не возникло. Разумеется, Талиессин охотно согласился оставить при себе юного аристократа, только что представленного ко двору. Разумеется, «Эмери» стал его спутником – как и остальные. И разумеется, все чаще принц бросал на него злые, подозрительные взгляды.
Талиессин не боялся покушений на свою жизнь. Он вообще не был уверен в том, что дорожит своей жизнью. И чем дольше он жил, тем меньше нравилось ему то, что с ним происходило.
После нескольких неудачных попыток Ренье оставил всякую надежду сделаться принцу другом. Теперь он просто оберегал Талиессина. Настойчиво, терпеливо, необидчиво. «Скоро я сделаюсь похож на Элизахара, – жаловался Ренье дяде. – На того солдата, телохранителя слепой девушки...»
Дядя Адобекк в ответ только пожимал плечами. «Не обольщайся. Из таких аристократов, как ты, получаются отвратительные солдаты... В крайнем случае ты можешь стать полководцем. В самом крайнем случае! Надеюсь, до такого не дойдет».
Постоялый двор «Стражник и бочка» был не лучше и не хуже любого другого места, где принц пускался в приключения. По крайней мере, здесь сравнительно чисто и в большом камине горит огонь.
Длинные столы были установлены вдоль трех стен, разрываясь на середине, возле камина, и поперек зала. Окраина диктует приверженность – не столько даже к традиционному, сколько к устаревшему; и здесь соблюдалось старое правило – никаких отдельных столиков, никакого уединения. Все должны быть на виду. Честному человеку скрывать ведь нечего, не так ли?
Талиессин уверенно пересек зал и плюхнулся на скамью: он вознамерился занять средний стол ближе к камину. Общий разговор на мгновение затих. Несколько торопливых взглядов на вновь прибывшего – и суждение о нем было вынесено, не слишком лестное для новичка. Двое или трое откровенно поморщились и отвернулись, один ухмыльнулся, а ближайший к Талиессину сосед отодвинулся на скамье подальше.
Ренье появился минутой спустя. На него уже не обратили внимания: просто еще один такой же. Тоже чумазый и растрепанный, тоже не бережет добротной одежды. Разве что на лицо более приятный.
Принц все время вертелся, глядел по сторонам, рассматривал висящие на стенах украшения – аляповатые деревянные полускульптуры, раскрашенные синим и зеленым и изображающие птиц с непомерно большими крыльями и несуществующие плоды. То и дело Талиессин принимался ерзать на скамье, жевал пряди своих волос, если те случайно попадали ему в рот, а после, очнувшись от задумчивости, резко выплевывал их. Наконец он вытащил нож и начал чистить ногти.
Ренье сидел напротив и молча смотрел на этого юнца. Ему казалось странным, что тот когда-нибудь сделается королем целой страны. Будет принимать важные решения, подписывать оправдательные или смертные приговоры, раздавать земельные наделы. Вот этими самыми смуглыми руками в цыпках от вечной возни с лошадьми и собаками.
Иногда Ренье пытался представить себе, какая кровь течет в жилах наследника. Крохотная капля эльфийского наследия растворена в обычном красном месиве, унаследованном от человечьих предков. Насколько сильна эта капля? Какой окажется она, когда впервые будет явлена на алтаре, во время ежегодного возобновления брачного союза королевского правящего дома с землей Королевства?
Ренье стеснялся этих мыслей. Он догадывался, что нечто подобное посещает и другие умы Королевства. Более изощренные, нежели ум обычного молодого дворянина, – и уж конечно более испорченные. Королева почти совершенно утратила волшебные свойства своих предков – и все же оставалась истинно эльфийской дамой, стройной, с темными розами, вспыхивающими на щеках в минуты волнения.
Но сколько ни вглядывался Ренье в Талиессина, он никогда не видел, чтобы у того на коже проступали эти потаенные огненные розы. Ничего. Обычный юноша. Разве что менее привлекательный, чем обычно бывают молодые люди этого возраста.
– Ну, где же Мегинхар? – выговорил наконец Талиессин и убрал нож. – Я уже всю грязь выковырял, а он до сих пор договаривается...
Действительно, никто из прочих спутников принца до сих пор не появлялся.
– Нужно еще лошадей устроить, – напомнил Ренье. – Сейчас все придут.
Но Талиессин не желал больше ждать. Он резко обернулся и закричал на весь зал:
– Эй, ты! Ты, толстая! Иди сюда!
Служанка обратила к кричащему сдобное лицо и пожала плечами.
Талиессин вскочил:
– Толстуха! Я тебя зову!
Служанка снова пожала плечами и боком двинулась к столу. Талиессин наблюдал за ней, улыбаясь все более удивленно.
Ренье опередил принца – он поднялся и проговорил отчетливо, резко:
– Ужин для пятерых.
– Я вижу только двоих, – протянула служанка, окидывая мутным взором потолок.
– Я заплачу за пятерых, – сказал Ренье.
– Ну тогда ладно, – сказала служанка и так же боком двинулась в сторону кухни. По дороге она несколько раз оглядывалась на Ренье и его спутника с самым подозрительным видом, точно всякое мгновение ожидала от них подвоха.
Талиессин снова уселся, развалился на скамье, сощурился. Теперь лицо принца, как казалось, состояло из нескольких резких черт, углубленных и выделенных тенями: две полоски на лбу – брови, под ними две узкие щели – сомкнутые глаза с прямыми, опущенными на щеку ресницами, дальше – зигзаги тонко вырезанных ноздрей, извилистая верхняя губа и прямая нижняя – и под нею глубокая ямка на подбородке. Маска гротескная, на опасной грани безобразия и неотразимой притягательности.
Ренье знал, что в очередной раз вызвал у принца раздражение. В таких ситуациях Ренье частенько припоминал, как студенты в Академии задирали Элизахара. Тот неизменно ухитрялся поставить нахалов на место. Железный человек. У Ренье никогда так не получится. С другой стороны, Элизахар никогда не имел дела с принцем.
Служанка преступно медлила с заказом, и Ренье не на шутку досадовал: обильный ужин мог бы отвлечь принца и предотвратить очевидно приближающиеся неприятности.
Разговоры, притихшие было с появлением чужаков, возобновились. Обычные вечерние пересуды лавочников. Они почти не достигали слуха двоих молодых людей. Было скучно. Талиессин уронил голову на стол, улегшись щекой на ладонь, и не мигая уставился на ближайшего соседа. Еще одна его неприятная игра: ждать, пока человек почувствует на себе тяжелый взгляд раскосых зеленоватых глаз и начнет ежиться.
Однако лавочник оказался крепким орешком – даже не дрогнул. Отказался даже от искушения повернуться и посмотреть на того, кто столь нахально на него таращится.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Ренье понял: дело вовсе не в предполагаемой силе духа их соседа – того слишком захватила тема разговора, который незаметно отошел от последних местных сплетен и перетек в совершенно иное русло: теперь обсуждались слухи, добравшиеся до окраины из предместий.
– Думаете, нам расскажут? – говорил, пригибаясь к столу, какой-то человек с неприятно звучным голосом. – Думаете, она позволит говорить об этом всенародно? Ничего подобного! Хоть сколько прошений на ее имя присылай – бесполезно.
– Она ведь может и не знать, – перебил другой, с острым носом, верткий. – У нее полно советников.
Третий устремил на него презрительный взгляд:
– Да? И сколько же?
– Достаточно, чтобы держать ее в неведении! – горячо заявил остроносый.
Обладатель звучного голоса демонстративно расхохотался.
– Говорю вам, ничего никогда – и никто – не узнает. Их попросту удавят в подземелье. Не они первые, кстати. Уже случалось такое, чтобы люди исчезали. А что? Пропадают без следа, и некого спросить...
– Но ведь эти все-таки виновны... – проговорил, медленно жуя, четвертый собеседник, моложе прочих, но такой же основательный и солидный. – Они ведь забили женщину камнями.
– Позвольте! – возразил зычный. – Эта женщина – отвратительная убийца, а они застали ее на месте преступления.
– Какого? – вступил в беседу еще один, с пышными усами, должно быть – возчик. Он отставил пивную кружку, рыгнул в кулак и обезоруживающе улыбнулся. – Я прослушал начало...
Остальные дружно уставились на него. Обладатель могучего голоса снисходительным тоном объяснил:
– Она заживо закопала своего новорожденного ребенка...
– Да, ужасно, – согласился возчик и снова взялся за пиво.
Тощий, с острым носом, упрямо качал головой.
– Я совершенно не согласен. Она поступила так, как любой нормальный человек на ее месте, если бы увидел, что выродил на белый свет противоестественного урода...
– А подробнее? – опять заинтересовался возчик.
– Две головы! – шепотом сказал пятый собеседник. Это был очень громкий шепот. – Представляете? Ребенок с двумя головами! Настоящий кошмар. Мать перепугалась – и...
– В любом случае, она не должна была принимать решение единолично, – упрямо гнул свое зычный голос. – Напротив, ей следовало бы сохранить этого ребенка. Нам нужны доказательства того, что земля наша производит ядовитые злаки. Что эльфийская кровь отравляет почву и проникает даже в семя наших мужчин, коль скоро женщины производят на свет таких чудищ.
– Я вот чего не понимаю, – произнес молодой, – как именно происходит это отравление. Положим, в былые времена, когда кровь эльфов была густой, – тогда все ясно. В ней была сила. Но теперь-то! Вот, положим, мой дядя – он виноторговец – всегда спрашивает: «После какой кружки воды вино перестает быть марочным и превращается в обыкновенное пойло? Когда ты начнешь это потрохами чувствовать – тогда, считай, превратился в специалиста». А кровь Эльсион Лакар? То же самое. Умные люди давно подсчитали соотношение – в смысле разбавленности. Она – практически такой же человек, как и мы, только порода попорчена. Вот таково мое мнение.
Он откинулся к стене и неспешно обвел окружающих глазами, избегая, впрочем, задевать взглядом новеньких, не принимавших участия в общей беседе.
Ренье похолодел. Говорили о королеве-матери. При наследнике. Как долго будет Талиессин слушать, не вмешиваясь? И в каком расположении духа он вернется во дворец? Ренье хотел было предложить принцу уйти, не дожидаясь ужина и бросив на произвол судьбы остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71