– До чего у них унылый вид! – сказал Талиессин, выхватывая кувшин из рук Эйле и опрокидывая его над своим раскрытым ртом.
Широкая струя вина хлынула и испачкала лицо принца, его волосы и одежду. Эйле отобрала у него кувшин и проделала то же самое. В рот попало совсем немного, но этого оказалось довольно, чтобы оба опьянели окончательно. Отшвырнув кувшин в кусты, они скатились по ступенькам и ринулись в сторону ограды «малого двора».
Талиессин забрался на дерево и помог Эйле вскарабкаться – теперь они сидели рядом на ветке и болтали ногами.
– Ну так что же случилось? – весело спросил Талиессин. – Почему ты так вырядилась? Что хотел от тебя Эмери?
– Он написал записку своему дяде, – сказала Эйле. Она помрачнела, вспомнив о том, кем является этот самый дядя.
Талиессин даже не заметил мимолетного облачка, мелькнувшего в глазах его возлюбленной. Он схватил ее за ворот и дернул:
– Ну, давай сюда эту записку! Давай!
– Нельзя. – Эйле сделала слабую попытку отбиться.
Талиессин дернул сильнее и оторвал ворот, а затем и застежку на груди. Он сунул руку за пазуху девушки и сразу же нашел маленький сосок.
– Ой, – сказала Эйле.
– Мне нравится, как ты говоришь «ой», – объявил Талиессин. – Я всю ночь об этом размышлял и пришел к выводу, что это пикантно. Ни одна из знатных дам, я уверен, так не умеет. Давай еще раз.
– Ой, – повторила Эйле.
– Теперь без души, – огорчился Талиессин и ущипнул ее за другую грудь.
– Ой! – вскрикнула Эйле и чуть не упала с ветки.
– Держу, – сообщил Талиессин.
Затем он вытащил руку и обнаружил, что между пальцами у него зажато письмо.
– Давай вскроем? – предложил он девушке.
– А вдруг это что-то важное? – запротестовала она, но в последний раз.
– Тем более! Я должен быть в курсе всех сплетен, интриг и злодеяний.
Он быстро развернул листок, пробежал его глазами и помрачнел.
– Странно, – пробормотал он.
Эйле тихонько сидела рядом. Талиессин чувствовал прикосновение кругленького плеча, и от этого ему делалось уютно и на удивление покойно. И даже зловещий смысл записки почему-то не вызывал должного волнения.
– Слушай, что он пишет, – начал Талиессин. И чуть подтолкнул ее: – Мальчики вроде тебя должны быть любопытны, порочны и бесстыдны.
– Я ведь не мальчик, – сказала Эйле и покосилась на Талиессина.
Он остался невозмутим.
– Я в этом не уверен... Итак, слушай: «Дорогой дядя, эта девочка, переодетая мальчиком, – моя хорошая подруга. Ее нужно накормить, она голодная...» Ты и вправду голодна?
Девушка кивнула.
– Ну ладно, потерпишь еще немного, – решил Талиессин. – Если после долгой голодовки сразу что-нибудь съесть, то можно умереть от болезни внутренностей – это мне рассказывал мой учитель фехтования... «Возьмите паланкин и НЕМЕДЛЕННО отправляйтесь во дворец! В саду, напротив беседки Роз – это возле ограды, за которой начинается „малый двор“, – лежит труп. Он в кустах, накрыт моим плащом. НЕ ВЫТАСКИВАЙТЕ ИЗ ТЕЛА МОЮ ШПАГУ! Заберите тело и тайно увезите. Подробности лично. Навеки преданный Р.».
Эйле тихонько ахнула.
– Что? – сказал Талиессин. – Тебе об этом что-нибудь известно?
– Он все-таки убил его!
– Кто – кого?
– Господин Эмери – господина Тандернака.
Талиессин подумал немного.
– А ты доверяешь господину Эмери?
Эйле кивнула.
– Ну да, – протянул Талиессин. – Я, пожалуй, тоже... отношусь к нему лучше, чем к прочим. Ради меня он побил одного дурака в трактире – добрая душа. Будем исходить из того, что Эмери – хороший человек.
– Ладно, – прошептала Эйле.
– Хороший человек может совершать нехорошие поступки.
– Только не в этом случае, – сказала Эйле. – Тандернак... был очень опасен. Я рада, что господин Эмери убил его.
– В таком случае, не вижу беды, – объявил принц. – Я не вполне понимаю, почему нельзя вытаскивать из трупа шпагу и для чего надлежит этот самый труп сжигать, когда его можно попросту закопать под кустом... ну да ладно. Возможно, Адобекк ответит на эти вопросы. Пойдем?
– Куда?
– Искать труп!
Талиессин начал спускаться с дерева, но замер на первой же ветке.
– А что означает подпись – «Навеки преданный Р. »? Как ты думаешь?
– Возможно, какое-нибудь детское прозвище, – предположила Эйле.
– Или попросту «ваш дорогой племянник» – сокращенно «р». От слова «дорогой», – сказал Талиессин. Он соскочил на землю и протянул к Эйле руки: – Прыгай! Не бойся – я тебя поймаю.
Эйле зажмурилась и отпустила ветку...

* * *
Ренье услышал, как возле двери тяжело бухают чьи-то шаги. Сел на соломе, отряхнулся, вытащил мусор из волос. Он не мог в точности сказать, сколько времени провел здесь, но болезненно ощущал грязь и дурной запах, которыми пропитался. Когда он прикасался к своей одежде, его передергивало от отвращения. Разумеется, Ренье, как всякому нормальному мальчику, доводилось перемазаться с головы до пят во время игры или какого-нибудь увлекательного приключения. Но это была, рассуждал он с собой, грязь по собственному выбору. Как много, оказывается, означает для человека свобода! В том числе – и свобода лично избирать для себя способ быть чумазым.
Здесь же ничто не делалось по его доброй воле. Ночевать в стогу под открытым небом – хорошо; ночевать на той же соломе в тюрьме – отвратительно. К тому же Ренье все время казалось, что где-то в камере осталась блевотина – ее дух так и не выветрился.
Поесть ему не приносили, и Ренье был даже рад этому: еще один запах в добавление к прочим кошмарам его бы попросту добил.
Однако называть свое имя и вообще рассказывать всю историю он упорно не желал. Он затеял все это ради того, чтобы не возникло скандала, – следовательно, доведет задуманное до конца. Даже если ради этого ему придется провести какое-то время в заключении. Ренье не сомневался: рано или поздно дядя Адобекк отыщет племянника. Освобождение – вопрос нескольких дней. Невелика цена за сохранение тайны.
Лишь бы мальчишка-вор не подвел. Но как раз в нем Ренье сомневался меньше всего.
Тяжелые сапоги остановились возле двери и начали топтаться. Загремели ключи. Низкий голос что-то ворчал – тюремщик был недоволен.
Затем дверь распахнулась, в камеру хлынул удушливый воздух тюремного коридора: там пахло старыми сальными свечами и смазкой для сапог. Кто-то в полумраке чихнул – явно не тюремщик.
– Выходи, проворчал тот. – За тебя поручились. И даже дали взятку.
– Дядя! – обрадованно вскрикнул Ренье и выскочил наружу.
Но там ждал его не Адобекк. В первое мгновение Ренье даже не узнал этого человека – настолько мало ожидал юноша увидеть его здесь.
И тем не менее он был здесь и смотрел на него с любопытством: словно обнаружил потайную пружину в рукояти давно знакомого кинжала.
– Рад, что ты узнал меня, племянничек, – произнес Талиессин. – Идем-ка. Расскажешь по дороге, что ты такого натворил, а то любящему дядюшке пришлось заплатить за тебя пятнадцать золотых...
Кивком головы он указал на выход, и Ренье зашагал следом за принцем. Голова у него кружилась – от свежего воздуха, от яркого солнечного света. Что здесь делает Талиессин? Ренье плохо соображал. Каким образом принц узнал, где его искать? Что происходит?
Талиессин наслаждался ситуацией. Его глаза превратились в узенькие щелочки, края ноздрей покраснели и непрестанно шевелились: казалось, принц смакует мгновения, не желая упускать ни малейшего нюанса из происходящего.
Только оказавшись за пределами караульного помещения, Ренье разглядел одежду Талиессина: принц натянул на себя обрезанный по подолу камзол с короткими рукавами и те самые подвязанные бантами штаны, что были на Эйле.
Ренье беспомощно сказал:
– Сдаюсь...

* * *
«Как мало я все-таки знаю о жизни!» – думал Ренье, пока принц и Эйле рассказывали ему кое-какие подробности.
Ренье не раз доводилось дурачить друзей, уводить у них возлюбленных и выставлять приятелей в смешном и глупом свете. Но с ним самим подобную штуку проделывали впервые. И кто? Люди, от которых он ожидал этого меньше всего!
Он смотрел на Талиессина, по-новому бесшабашного, уверенного в себе, стремительно повзрослевшего. Одни юноши преодолевают мгновенным прыжком расстояние от детства до зрелости благодаря какому-нибудь испытанию, войне, лишениям, потерям близких, боли – их взросление горько, и в таких людях до конца жизни дребезжит непрожитое детство. Талиессин счастливо избежал подобной судьбы – он вырос за несколько дней из-за неожиданной любви к женщине: ему не пришлось искусственно отвергать собственное детство – оно послушно, без сопротивления вошло вместе с ним в новое состояние.
Иной сделалась и Эйле – Ренье никогда не предполагал, что эта девушка умеет так хохотать, так дурачиться и подыгрывать партнеру.
Ренье мнил себя ее покровителем, спасителем, добрым другом. Талиессин с самого начала сделался ее равноправным приятелем. Ренье смотрел на обоих и пытался угадать – каковы они в постели. Должно быть, так же резвятся и хихикают.
– Налюбовались? – осведомился наконец Ренье. – Не надоела моя изумленная физиономия?
– Я бы еще немного насладился, – сказал Талиессин, тиская Эйле. – А ты, дорогая? Не притворяйся благонравной девочкой, я-то помню, что ты – скверный, испорченный мальчишка!
– Пойдемте лучше отыщем этот труп, – сказал Ренье. – Коль скоро моими поручениями пренебрегают и мои письма вручают не по адресу...
– Стоп, – возразил принц, – она отдала письмо особе из королевского дома. По-вашему, она посмела бы не подчиниться?
– Существует множество хитростей, – ответил Ренье, – если только есть охота, любой приказ можно обойти. Вам же хуже! Теперь это мертвое тело – ваша забота. А ведь была отличная возможность переложить ее на Адобекка!
Все трое вернулись в сад, к беседке Роз. Ни одному из мужчин не пришло в голову отослать Эйле, дабы избавить девушку от зрелища смерти. Напротив, и Талиессин, и Ренье были уверены в том, что вид мертвого Тандернака возвратит в душу Эйле мир и спокойствие.
– Ну, где это? – нетерпеливо спросил принц.
– Мы сражались здесь, у кустов, на дорожке, – показал Ренье.
– Угу... – Принц наклонился, пытаясь рассмотреть следы, но, естественно, ничего не увидел – за день по этой дорожке прошло достаточно народу.
– А если его уже нашли и унесли отсюда? – спросила Эйле.
– Вряд ли, – сказал Ренье. – У него в груди осталась моя шпага. Если бы тело Тандернака обнаружили, то у меня уже возникли бы неприятности.
– Вы находились в тюрьме из-за других неприятностей, – напомнил принц.
Ренье пожал плечами.
– В таком случае, будем надеяться...
Они обшарили все кусты поблизости. Ренье ничего не понимал. Он точно помнил все случившееся. Вряд ли он так уж ошибся, указывая на место происшествия. На всякий случай они обошли весь сад, прилегающий к беседке Роз. Затем Эйле вскрикнула:
– А это что?
Талиессин и Ренье подбежали к ней с двух сторон, оба одинаково встревоженные:
– Что?
– Смотрите...
Ренье наклонился и поднял узкий блестящий предмет, на который указывала девушка. В траве лежала шпага – та самая, которой Ренье заколол Тандернака. Само тело пропало бесследно.
Глава двадцать четвертая
ИСТИННО ВЛЮБЛЕННЫЕ
Эмери сидел в экипаже и не смотрел наружу. Закутанный в одеяло, с подушечкой, подложенной под голову, он дремал и в полусне мучительно пытался размышлять, но мысли перепутывались между собой и никак не желали оформляться в некую единую стройную систему.
Его отправили разыскивать Фейнне. Пропавшую девушку из Мизены. Во всяком случае, об этом очень много говорил дядя Адобекк. Отец Фейнне просил о помощи саму королеву, а ее величество передала поручение своему верному конюшему; тот же нашел возможным отрядить на поиски старшего из племянников.
Фейнне.
При одном лишь воспоминании об этой девушке мысли Эмери уходили в сторону от столбовой дороги его размышлений. Фейнне нравилась младшему брату – Ренье, но при том было совершенно очевидно, что ни Ренье, ни Эмери, ни кому-либо еще из студентов не удастся завоевать Фейнне целиком и полностью. Будь она за мком – а красивую девушку вполне уместно сравнивать с твердыней, – то можно было бы сказать: дальше первой линии обороны не прошел никто. Внутрь донжона пустят совершенно другого человека. Если тот осмелится и постучит у ворот.
И этот человек, кстати говоря, тоже исчез...
Эмери принял похвальное решение не лицемерить с самим собой и потому признал: рано или поздно Фейнне достанется Элизахару. Возможно, бывший солдат – или даже сержант, если уж на то пошло! – не самый достойный из тех, кому глянулась красивая наследница ткацкой мануфактуры. Возможно, он не самый молодой, не самый красивый – и уж точно не самый богатый (о знатности даже речи нет). В том невесомом, бестелесном мире чувств, где по большей части обитает Фейнне, ничто в подобном роде не имеет ни малейшего значения. Как только Фейнне осознает свою любовь, преграды рухнут – все, до последней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71