– Эмери, – сказала она, – милый, любезный, хороший господин Эмери, я ненавижу всякие тайны. Потому и держусь подальше от своей родни. Они обожают тайны, все эти мои родственники. Особенно – отец. Ты уже встречал моего отца?
– Вряд ли я забыл бы о подобной встрече, – буркнул Эмери. – Особенно если ты на него похожа.
– Лучше не напоминай! – Уида забавно наморщила нос. – Мой отец похож на женщину.
– Поскольку ты похожа на мужчину, то, думаю, вы квиты, – заметил Эмери.
Уида сверкнула глазами: зеленые искры так и рассыпались, прожигая туман.
– Ненавижу приграничье, – сказала она.
– Тяжело, видать, тебе живется, Уида: столько всего есть на свете, что ты ненавидишь, – вздохнул Эмери.
Его начала утомлять эта женщина. Ею, пожалуй, даже Ренье не прельстился бы: ни один из двоих братьев не любил сложностей. А Уида как будто нарочно все усложняла и запутывала.
Она отошла от него и принялась бродить по тропинке, выписывая вычурные петли: то приподнималась на кончики пальцев и делала несколько танцевальных па, то переступала с пятки на носок, не сдвигаясь с места.
Эмери сказал Кустеру:
– Иди собирай хворост. Бедняжку мы закопаем в землю, но эту нечисть, которая зачем-то зарезала ни в чем не повинное животное, следует сжечь. Мне совершенно не хочется, чтобы он опять выскочил откуда-нибудь и попробовал укокошить меня в третий раз.
Кустер, все еще стоявший на коленях, поднял голову.
– А как это было в первый раз?
– Неважно. – Эмери вздохнул. По приезде в столицу нужно будет хорошенько расспросить об этом Ренье. Неприятная, должно быть, вышла тогда история.
Обремененный сбруей, Кустер встал. Положил свою ношу в экипаж и отправился в лес. Скоро из тумана донесся треск ломаемых сучьев.
Уида проводила его глазами.
– Эдак он до темноты провозится, – заметила она. – По веточке отламывает.
– Предлагаешь помочь ему? – осведомился Эмери.
Уида неопределенно пожала плечами.
– Нет, если тебе охота застрять здесь ночью.
– Во мраке костер горит ярче, – сказал Эмери. – Лично я не намерен портить руки. Я музыкант.
– Ну! – делано изумилась Уида. – То-то гляжу, человек попался деликатный.
– Я тебя не удерживаю, – напомнил Эмери. – Хочешь – уходи.
– Да нет, – отмахнулась Уида. – Не хочу. Мне интересно.
– Вот и ловушка для эльфийки, – пробормотал Эмери, обращаясь к самому себе, – Нужно сделать так, чтобы она сгорала от любопытства.
На тропинку вышел Кустер, обремененный жидкой связкой хвороста. Вид у него был печальный.
– Мы останемся здесь на несколько дней, – вздохнул Эмери. – Полагаю, на полмесяца, не меньше.
– Я не знаю, как они это делают! – жалобным тоном отозвался Кустер.
– Кто?
– Старухи, которые собирают хворост. У них вязанки пухлые, плотные, а у меня...
Он свалил сучья на землю.
– Почему они топорщатся во все стороны? – вопросил возница.
– Вероятно, потому, что ты не дровосек, – утешила его Уида. – Нужно знать особенное лягушачье слово.
Кустер посмотрел на нее мрачно, увидел, что она выглядит совершенно серьезно, и усомнился в своих подозрениях: возможно, Уида и не шутила. Но затем прежнее выражение омрачило чело Кустера.
– Знаю я вашу породу с лягушачьими словами, – проворчал он. – Ты издеваешься. Лучше бы помогла.
Уида искренне удивилась:
– Я?
Кустер подошел к ней поближе и зашептал на ухо:
– Я тебе заплачу. У меня денег припрятано. Мне господин давал... на то, на се... а я покупал дешевле. И разницу припрятал. Все тебе отдам, только помоги: я один в лесу боюсь.
Уида ответила, тоже на ухо:
– А вот я про тебя все расскажу – что тебе будет?
Кустер подумал немного и проговорил вслух, громко:
– А ничего мне не будет...
– Неинтересно... – Уида надула губы. – Я люблю, чтобы какая-нибудь жуть.
– Тебя вправду хотели повесить за конокрадство? – осведомился Кустер.
– Тебя тоже возбуждают разговоры о пытках и казнях? – вопросом на вопрос ответила Уида и рассмеялась. – Иди, работай!
Кустер, невнятно причитая, скрылся в тумане и скоро явился с большим бревном на плече.
– Вот видишь, как на человека действуют самые простые методы, – обратилась Уида к Эмери. – Два-три ласковых слова – и он уже трудится как вол.
Страх застрять в «проклятом приграничье», как называла это место Уида, подгонял Кустера лучше всяких угроз и посулов, и к ночи он натаскал целую гору сучьев и упавших деревец. Втроем они принялись сооружать костер.
– Никогда не думал, что сжечь тело – такая сложная задача, – признался Эмери.
– Жизнь всегда готова припасти для тебя открытие-другое, – отозвалась Уида. – Я тоже делаю это впервые.
Огонь занялся, и первые оранжевые языки, лизнув труп, неожиданно задымили и сделались фиолетовыми. Мгновение Эмери казалось, что пламя вот-вот погаснет, но нет: костер разгорелся с новой силой. Теперь в ночи пылал гигантский темно-лиловый шар, внутри которого корчилось и постепенно исчезало тело: оно все время было отчетливо различимо в самой середине костра – точно зародыш внутри яйца, черный, изломанный, угловатый скелет с поджатыми к животу ногами. Затем раздался оглушительный гром, словно лопнул, ударившись о землю, большой мех с водой, и тело разлетелось на множество крохотных частиц. Тотчас же пламя вновь сделалось оранжевым.
– Здесь кто-то есть, – сказала Уида, отстраняясь от Эмери. Только после этого он понял, что все это время они трое стояли, обнявшись: Уида в середине, положив руки на плечи обоим мужчинам.
Эмери оглянулся. Из мерцающего тумана на тропинку, в круг оранжевого света ступили четверо, и поначалу Эмери воспринимал их только сплошными тенями, сгустками темноты, имеющей человеческие очертания, – но то была успокаивающая, живая темнота, не мертвая, не пустая, но заполненная и теплая.
– Нет! – со стоном выговорила Уида и запустила пальцы себе в волосы. – Отец!..
– Здравствуй, беспутная дочь! – закричал рослый человек в длинном плаще с капюшоном и бросился к ней навстречу. Уида подхватила юбки и помчалась прочь, и они обежали вокруг костра раза два, прежде чем второй человек, тоже в плаще, не подставил Уиде ногу, так что она растянулась во весь рост на земле.
– Ай! – завопила Уида, цепляясь за корни дерева, пересекающие тропинку, точно торопливо ползущие куда-то змеи. – Ай! Помогите! Эмери!
Тот, кого она назвала своим отцом, наклонился над лежащей женщиной и ухватил ее за талию.
– Вставай, Уида, ты попалась! – объявил он с торжеством.
Она несколько раз дернулась, но в конце концов встала. Он откинул капюшон и поцеловал ее в лоб.
Теперь Эмери мог оценить, насколько права была Уида, когда говорила о внешности своих родственников. Отец ее действительно немного напоминал женщину – особенно если искать этого сходства: тонкий в кости, с изящными чертами, длинными волосами. Но повадка у него была опасная, совсем не женственная: он держался как человек, привыкший жить среди постоянной опасности.
«Приграничье, – подумал Эмери. – То, о чем в Королевстве никогда не говорят, потому что это не имеет никакого отношения к жизни людей. Это касается только Эльсион Лакар...»
Уида тряхнула растрепанными волосами.
– Ну, я рада видеть тебя, – нехотя выговорила она. – Теперь ты доволен?
– Что вы тут делаете? – осведомился ее отец. – Жарите бедную лошадь?
– Нет – того, кто убил ее, – сказала Уида рассеянно, оглядывая тех, кто явился вместе с ее отцом на свет огня.
Эльсион Лакар поднял руку, подзывая своих спутников, и Уида увидела их в ярком свете костра: невысокую девушку с круглыми плечами, прозрачного старика с золотистым мерцанием вокруг лба – тенью короны, которая в приграничье делалась почти незаметной, и за плечом девушки – высокого человека, который глядел так, будто до сих пор не оправился от какого-то сильного потрясения.
Меньше всего Эмери ожидал встретить здесь тех, ради кого он, собственно, и предпринял свое путешествие. Он даже не сразу их узнал, до такой степени велика оказалась для него неожиданность.
Они тоже в первое мгновение растерялись. Мужчина, стоявший чуть позади девушки, осторожно обнял ее и привлек к себе, словно пытаясь защитить.
Уида покачала головой:
– Ну и ну! И Чильбарроэс, вечный ворон, тоже здесь! Когда же вам обоим надоест шастать по туманам?
– Никогда, – заявил Чильбарроэс, подходя ближе. – Вот еще! Кто же будет обитать в приграничье, если его покинем мы?
– Пара-другая чудовищ, – ответила Уида. – Вот уж кто бы не помешал, так это несколько добрых монстров. Прожорливых и все такое. Это позволило бы избежать множества бед.
– Если чудищ не истреблять, они начинают бесконтрольно плодиться и могут хлынуть в населенные миры по обе стороны границы, – сообщил Чильбарроэс.
– Чудища не склонны размножаться, – возразила Уида. – Им не свойственно стремление любить.
– Размножение возможно и без всякой любви, – с серьезным видом отозвался ее отец.
– Аньяр! – воскликнул Чильбарроэс возмущенно. – Здесь находятся невинные девушки. Будь сдержанней в речах.
– Я имел в виду – почкование и пускание корешков из сломанного прутика, – сказал Аньяр. – А ты что имел в виду?
– Я вообще не говорил о размножении, – был ответ Чильбарроэса. – Об этом беседовал ты со своей взрослой дочерью. Кстати, спроси у нее – чем она здесь занимается. Мне не нравится, что Уида бродит, где ей вздумается, и чинит непотребства, не спросив разрешения у старших.
Аньяр, Уида и Чильбарроэс говорили нарочито громко – очевидно, желая, чтобы все прочие участники насладились их доброй дружбой и чувством юмора. Однако все усилия блеснуть пропали втуне: Эмери почти не слушал их. Его интересовали только те двое, что молчали, и он направился к девушке и охранявшему ее человеку.
– Элизахар, – окликнул его Эмери. – Здравствуйте...
Элизахар почувствовал, как напряглась Фейнне: она вслушивалась в голос, заговоривший так близко и так для нее внезапно. Неожиданно лицо девушки расцвело улыбкой.
– Эмери! – воскликнула Фейнне. И крепче прижалась к Элизахару. – Я узнала его! – похвасталась она.
Он чуть наклонил голову и провел губами по ее волосам.
Эмери ошеломленно наблюдал за обоими. Элизахар засмеялся, и, слыша его смех, расхохоталась и Фейнне.
– По-моему, вы неприлично счастливы, – сказал Эмери.
– Вероятно, – не стал отпираться Элизахар.
– И что прикажете с этим делать? – осведомился Эмери.
– Тут уж ничего не поделаешь, – весело согласилась Фейнне.
– Что я доложу вашим родителям, любезная госпожа? – очень строгим тоном вопросил Эмери. – Ваш отец обеспокоен. Впрочем, обеспокоен – немного неправильное слово. Он сходит с ума. Ваша мать видит страшные сны. Каждую ночь.
– Знаю, – сказал Элизахар. – Я видел ее сны.
– Какое совпадение – я тоже! – парировал Эмери. – В дневное время суток госпожа Фаста пребывает в уверенности, что некий наемник и грабитель с большой дороги украл ее дочь и теперь пользуется беспомощным положением молодой девушки. Я потратил немало сил на то, чтобы убедить госпожу Фасту в том, что она ошибается...
– Мама волнуется совершенно напрасно, – сказала Фейнне.
– А господин Одгар?
– Он... – Фейнне чуть помрачнела и тут же засияла вновь: – Но я же вернусь!
– Господин Одгар немного лучшего мнения обо мне, нежели госпожа Фаста, – вступил Элизахар.
Эмери безнадежно махнул рукой:
– Делайте что хотите. Только имейте в виду: на поиски госпожи Фейнне меня отправила сама королева.
Фейнне коснулась кончиками пальцев губ Элизахара.
– Что я должна делать?
– Что хотите...
– Я должна вернуться?
– Вы совершенно не обязаны возвращаться, – сказал Элизахар.
– А вы поедете со мной, если я все-таки вернусь?
– Да, – сказал Элизахар.
Фейнне взяла Эмери за руку и вздохнула:
– Я счастлива – и оттого невероятно поглупела.. Впрочем, я и прежде не была особенно умна, но теперь это просто что-то ужасное! Посоветуйте: на что решиться? Я должна утешить маму и отца, а еще... – Она чуть омрачилась: – Я едва не забыла об этом! Я должна узнать, что случилось с нянюшкой!
– Да, – подтвердил Элизахар, – достопочтенная матрона пропала. Во всяком случае, когда мы с Фейнне выбрались из передряги – назовем это так, – няни с нами уже не было. Она потерялась на одном из этапов нашей кампании.
Эту тираду Эмери пропустил мимо ушей: его интересовало только одно, и он быстро спросил Элизахара:
– Так вы возвращаетесь в Мизену?
Элизахар повернул голову к Фейнне и посмотрел на нее, ожидая, что она скажет, но Фейнне молчала. Тогда он проговорил:
– У нас есть причина остаться с Эльсион Лакар.
– Какая? – тотчас спросил Эмери.
– В их мире госпожа Фейнне может видеть...

* * *
Они задержались в приграничье еще на несколько дней. По крайней мере, так им казалось, потому что ни восходов, ни закатов здесь не случалось: то становилось темно, то вдруг светлело, но, как установил Эмери, всегда через неравные промежутки. Как будто свет появлялся и исчезал совершенно произвольно.
На Кустера все происходящее произвело странное впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71