.. Жалость - вот что их вызывало.

* * *

- Ой и хорош в этом году мед! Ох и душист! А, Федоровна?
- Да и в том был неплох.
- Ну ты не равняй! В прошлом-то году мед был хороший, да и все. А в этом -
особенный. Да что у тебя, нюхалку заложило?
- Да уж не молоденькая, и чутье не то.
- Вот и дари тебе после этого. Ну на вкус повспоминай!
- Не-ет, не вспомню. Это ты у нас, Силыч, не хуже ведмедя в меду-то
разбираешься. Еще кружечку?
- А-бизательна! Хорош медок! Я тебе больше скажу: со времен Петра Ивановча
Прокоповича, имѓператора пчелиного, земля ему пухом, с липовых урожаев от его
Сиама - ох и сильная была семья - не пробовал я такого меду. Может, подогреть?
- Да только что кипел. И заварка горяча. Пей, Петр Силыч, пей на доброе
здоровье.
Наконец, после десятой, наверное, кружки, поллитра вместимостью, Петр Силыч
обтер платком свекольно-красное лицо, протяжно, на всю избу рыгнул, ухватил
большими пальцами подтяжки, оттянул повыше и, довольный, щелкнул ими по гладкому
пузу.
- Вот это я понимаю, чай! А то в городе видишь - 'Чайная' - написано. Зайдешь,
а там не чай, а моча сиротки Хаси. Да-а! Как моча - желтенький такой, из
пакетика.
- Тьфу на тебя, Силыч, за столом-то бы постеснялся!
- А они - стесняются? И дорого-то как! Ну чем такой чай - так водки-то и
выпьешь... Да с расстройства еще и еще... А шел, слышь, Федоровна, чайку попить.
Вот так оно и бывает с нашим братом.
- Так ведь город здесь ни при чем, это такой норов у вашего брата, пьяницы. И
в деревне зальет шары эдакий брат и колобродит... До Октяпьской революции надо
было в чайные-то ходить, за чаем-то.
- Ай, там все едино: что тогда, что сейчас... Кстати, как у них в городе, у
Лены с Лешкой, что пишут?
- Лешка - шалопай, редко когда открытку пришлет, а Лена раз в месяц -
обязательно, как часы. Ну что - денег им хватает, Лешка в поѓследний класс
пошел, уже кол успел схватить по литературе...
- А кол за что? Он ведь хуже двойки, кол-то?
- Лена пишет, за хулиганство: сочинение в рифму все исписал. Денег им хватает,
я уже сказала... Дорого все стало, как Кириенка издал указ, так все и
подорожало. Что там, то и у нас. А так - живут нормально, все тихо у них. Дак
ведь Чет, небось, докладывает тебе?
- Докладывает... Жди больше. На городских нынче где сядешь, там и слезешь...
Знаю только, что да, вроде тихо всюду... - Петр Силыч заворочался.
- Ладно, до вечера еще далеко, пойти снасти перебрать... Да надо еще винца
взять сладенького да конфекток...
- Ох, Силыч, старый ты кобель, прости за выражение, опять, значит, к Аньке
Елымовой на ночь глядя красться будешь? Ну не позорил бы молодуху, ведь вся
деревня смеется над ней, а больше над тобой.
- А что смеются? А кто вдовицу утешит? Пушкин, который тоже все в рифму? Ох,
попадутся мне те смехуны под пьяный коготь... Я... О ох... Ы-ы!..
- Ты чего, подавился никак, Пе...
Петр Силыч махнул рукой досадливо, вскочил вдруг, как ошпаренный, ухватил
обеими руками огромное брюхо, понес его из-за стола на открытое пространство, с
размаху шлепнулся широким задом на половицы, подогнул под себя ноги хитрым
кренделем и раскинул руки - в стороны и вниз. Ирина Федоровна замерла, где
стояла: колдун 'чует', внимает магическим потокам, иной раз чуть слышным, но
видать очень важным - ничем и никак мешать нельзя. Кот Васька забился под
кровать - и ни мявка, пока дядя Петя в доме. Самовар выключен, радио тоже -
ничто не должно сбивать мысль колдуна... Ведьма очень аккуратно набросила на дом
оборонное заклинание, в таком состоянии Петр Силыч почти беззащитен, а мало ли
что... На время его 'постига' быть ей сторожем, ведьма стоит у стенки, глаза
прикрыты, чтобы лучше ощущать...
- Ох, старость не в радость... Очнись, Федоровна... Все уже...
- Что это ты сияешь белым сахаром? Или узнал что хорошее? Давай, подняться
помогу...
- Не треба, сам встану. Ставь-ка сызнова самовар... Отменяется на сегодня Анка
и сети - устал больно, хоть выжми... Сколько - час уже прошел с четвертью, ого!
То-то, думаю, тяжко как...
- Петр, а Петр?.. Да не тяни ты, идол, чего узнал-то? Сейчас закипит, я
свежего заварю...
- Нащупал я гаденыша. Стереглись, стереглись, ан... Он, точно он...
- Этот? Да ты что? Он ведь нашему Лешке ровесник, рано бы ему...
- Вот не знаю, может быть досрочно учили какому лиходейству... А только и его,
и тех, кто рядом был, я желе-езно учуял... Мы-то думали, что его в Москве
сберегают или еще где...
- Ну... И что?.. А он?..
- А он - недалече. Разумею - в Питере!
- Вот так номер - лег и помер! А как же?..
- А так же! Как раз здесь, возле нашего, его найти труднее всего. Они грамотно
сообразили... Да вишь, сротозейничали...
- Петр Силыч, Лешка-то... Раз они в Питере хозяйничают, так не ровен час -
Лешку с Леной разыщут. Из Лены - какой боец?.. Опасно... Петр...
- Это - вряд ли, успокойся. Там никто не хозяйничает, ни они, ни наши. Как раз
- если внимание проявить, суетиться вокруг - легче отыщут. Чет со своими не
должны бы ушами хлопать, а и близко крутиться - нельзя.
- Как же не должны, когда этого прохлопали?
- Сказано тебе - место темное, невидное! Да погоди ты!.. Подумать надо.
- Думай. Я ли мешаю? А только думка твоя - из-за горы видать. Ты, никак,
судьбу обогнуть задумал? Скажи, Петр Силыч, угадала я? А?
- Да-к... Ну ты ведьма изрядная... Да. - Дядя Петя попытался рассмеяться, но у
него не вышло ничего, только прыгнул вверх-вниз кадык по жирной шее да
колыхнулся живот впустую...
- Не знаю, кто так сказал, а меня задело, запомнилось: 'Все живое хочет жить'.
И я хочу. Вот, казалось бы, все изведал, опробовал, все испытал... И смерти,
слышь, Федоровна, смерти не боюсь... а боюсь жизнь утратить. Так привольно
сердцу: дышать, любить... Чаи вот с тобою распивать...

'Судьбу обогнуть'... Сие невозможно, так уж определено, что никому невозможно.
А все же я попробую. Всего делов - разыскать выродка, пока не вырос, и
уничтожить. Его жизнь - наша смерть. И наоборот. И тогда и нам, и людишкам легче
заживется... И Лешку убережем...
- Так ведь и Лешка, когда в силу войдет, постоит за себя. Или нет?
- Откуда я знаю? Должен бы... Ладно, сегодня уж давай не будем никого
искать... И не завтра жизнь наша кончается. Поглядим еще на белый свет. Давай,
наливай по последней, да пойду домой, да выцежу смородиновой стакан да спать
лягу. На сутки, не меньше. А все же час с четвертью! Есть еще силенки! Ну-ка из
молодых кто попробуй!
- Да могуч, могуч ты у нас! Весь плетень давеча разломал, дискотеку в клубе
разогнал, дорога, небось, в глазах двоилась!..
- Был грех, что теперь тыкать... А вот Мурман у меня - что отчебучил, если уж
о Лешке вспоминать...
- Ну-ну-ну, да успеешь встать... И что?.. - Ирина Федоровна часами готова была
разговаривать о неродном ей внуке-прануке, любимом Лешеньке. - Ты сиди,
смородиновой и я тебе поднесу, не хуже вашей... Теперь такой запас - в год не
истребишь.

Она махнула рукой, и на скатерти явился запотелый графинчик, два граненых
стакашка-сотки, блюдечко с солеными рыжиками, две вилки.
- Давно бы так! Посуда мелковата...
- В самый раз посуда. Ну так что Мурман?
- Разыскал он где-то в сарае старый Лешкин кед либо красовок, как он у них
называется? Вот, значит, притаранил его в дом, на подстилку к себе положил, туда
же яблоко упер, перед кедом поставил, вроде угощает, а сам рядом с подстилкой
лежит, охраняет. Я увидел, подхожу: что, мол, дурью маешься, а сам руку к этой
Лешкиной детской обувке протягиваю... Как зарычит Мурман, как оскалится! -
Старики дружно залились радостным смехом.
- Ну а ты что?
- Ну, вздрогнули!
- На доброе здоровье... рыжичков...
- А что я? Попинал его... фу-ух, хороша-а... но слабенько, сугубо для
воспитания, чтобы чувствовал хозяина... скоро, говорю, на каникулы приедет,
будете на санках кататься. Так веришь, нет: побежал в сени, шлею приносит, какой
его за Лешкины санки цепляли... И поскуливает. Небось думает, что если его
запречь, то сразу и Лешка объявится. На ноябрьские приедут, ничего не писали?
- Ничего. Я звала, может и приедут...

* * *

Лешка сошел на полустанке Мосино, в пяти километрах от деревни Черная, походил
минут двадцать в ожидании попутки, маршрутного автобуса, частника, черта в
табакерке... и не до-ждавшись двинулся пешком. Десять вечера, но еще светло,
хотя в Псковской губернии белых ночей не бывает... С каждым шагом настроение у
Лешки падало: все эти похороны, поминки, свечи, причитания... Вот бы баба Ира
подольше пожила, бодрейшая ведь старуха!.. Дядя Петя, который теперь оказался -
папа, тоже был куда как бодр, особенно под банкой, но его не так и жалко... А
вот прабабка... Держись, родненькая, живи...
Жив еще или помер уже?.. Интересно, почует его бабушка Ира? Специально для нее
Лешка расстарался: нашел пирожные 'Ленинградский набор', которые она по старой
памяти очень любила. Он уже представлял, как постучит, как войдет, как
запричитает баба Ира, якобы застигнутая врасплох, а у самой так и баня
затоплена... К дому Ирины Федоровны Леха подошел уже в двенадцатом часу. Еще с
улицы были слышны пьяные выкрики и... музыка.
- Екарный бабай! Поминки, что ли, у них под музыку проходят? - Лешка, донельзя
изумленный, зашел во двор. Загремела цепью, молча бросилась наперерез лохматая
громадина... - Ряшка, это я, своих не узнаешь? Забыли тебя с цепи снять? На вот
тебе кусочек сахару, хоть тебе и нельзя...
Собака и сама увидела, что свой гость, почти хозяин, взятку она мгновенно
слизнула, воровато косясь на двери, стала махать хвостом, разевать пасть... В
другой случай Лешка непременно остановился бы и приголубил бедное цепное
животное, но сейчас его разбирало крайнее любопытство...
- А-а, вот и наш Лешенька приехал, мальчик дорогой! Тихо, прикрутите музыку,
дайте внучка приветить!..
Баба Ира заторопилась навстречу, обнимать, целовать, румяная и добрая, уже под
хмельком... Вдоль окон был накрыт длинный стол, за которым уместилась компания
душ в пятнадцать. Были там супруги Ложкины с дочерью, и Филатовы с дочерью, и
три бабки-подружки бабы Иры - Зоя, Уля... третью тоже как-то звали, несколько
незнакомых Леше людей... В конце стола в углу сидели... мама и дядя Саша Чет. А
уж во главе стола живой и здоровой глыбой восседал тот, кого Леха приехал
хоронить: па... нет, все равно, привычнее: дядя Петя, красномордый и веселый.
Засуетились Ложкины, вслед за ними и Филатовы начали подталкивать и охорашивать
сразу же застеснявшихся дочерей. Лешка выдержал потные объятия дяди Пети, за
руку поздоровался с каждым гостем, а каждой гостье, особенно потенциальным
невестам, подарил очаровательнейшую из своих улыбок и стал пробираться в угол,
поближе к матери.

Праздник тем временем вступил в такую фазу, когда даже приезд городского внука
и завидного жениха не в силах был сбить с рельсов громокипящее веселье.
- Ма, что тут за сатурналии такие идут? А как же...
- Потом объясню, Лешенька. Я несколько ошиблась в сроках.
- В сроках... или фактах...
- Будем надеяться, что и в фактах. Ты правильно приехал. Нам с Четом пришлось
тебя обогнать, кое-что обсудить... Но это все завтра. Поешь, голодный ведь. Сам
себе накладывай
- Может, выпьешь, Леша? - Дядя Саша Чет смотрел на него с обычной
полуусмешкой, но вместо веселья в глазах его стояла грусть.
- Могу за компанию. - Налили по рюмке дымчато-сиреневой жидкости с запахом
черной смородины.
- Ваше здоровье, дядь Саша!
- Аналогично.
Водка обожгла горло, Леха сразу же запил ее пепси и навалился на мясо. Больше
в тот вечер он решил не выпивать...
- Так, мам, в честь чего этот курултай?
- Праздник Ивана Купала, любимый день твоего... дяди Пети. Ну и в честь твоего
приезда... Ешь как следует. - Лена захотела обнять сына, пригладить ему волосы,
поцеловать в нос, но Лешка застеснялся, стал уклоняться, выворачиваться... - И
поаккуратнее с этим делом...
- Да я вообще больше кирять не буду...
- Вот и правильно.
В это время часы стали бить полночь. Дядя Петя встал на дыбы, рыкнул. Все
притихли. Он вывел из-за спины правую руку с веткой папоротника в ней, подошел,
перегнулся через стол, сколько пузо позволяло, и вручил Лене, Лешкиной маме. Она
приняла ветку, и в ту же секунду лопнул бугорок на ветке и распустился цветок на
семи лепестках... Все бешено зааплодировали, засмеялись, и только у дяди Саши
Чета хлопки вышли вялые, вежливые...
- Пойдемте клад искать! - выкрикнул кто-то, но народные массы его не
поддержали, им все еще хотелось есть, а того больше - пить.
- Ой, мороз, мороз, - затянули бабки, но стол уже рассыпался на группы по
интересам, и они допели песню, как и начали - втроем.
Лешка постепенно насыщался, стараясь не попасться взглядом на сверстниц, Юлю и
Сашеньку. Деревенский флирт на глазах у предков по определению ничего хорошего
не обещал, кроме скорой семейной жизни и крупных неприятностей в ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49