А если я,
то... может, тебе и Сатана краше покажется. Решай сама, пока день на дворе.
- Что я должна решать?
- Ну, гм... Федоровна, объясни.
- Тебе нужен мужик, а от него ребенок. Мужик - сегодня днем, иначе ночью им
станет этот... тот... Ребенок - в свое время, как по природе положено. Вот и
решай.
- Что я должна решить?
- Непонятливая! Лен, если ты перестанешь быть девой и понесешь от человека, а
не от... - то тогда ты интереса для них не представляешь теперь... Понятно?
- Понятно. Я лучше сейчас Андрюху Ложкина разыщу, пусть уж лучше он...
- Поплачь, поплачь, оно и полегчает. Как только Андрюха или кто другой узнает,
в чем дела суть - так зайцами поскачут кто куда. Этот храбрец навсегда под адов
удар станет, а когда помрет - может статься, в полную их власть. Легко ли?
- А вы, значит, не боитесь гнева Его?
- Не боюсь.
- Значит, вы Господь Бог, дядя Петя.
- Зови как хочешь, только я не бог. Да и не черт.
- А Чета не позвать никак?
- Позвать - можно попробовать, но и он не подойдет в женихи, потому что живой
он - условно, в тени твоей жизни существует. Не подойдет твой Сашка, хоть и
городской.
- Мне нужно подумать, - в отчаянии сморозила Ленка.
- Думай, час-другой у тебя есть, только что толку? Иди ко мне жить, не обижу.
А хочешь - законно сочетаемся?
- Не хочу. Никак не хочу.
- Хозяин-барин... Смотри, как к тебе Мурман прицепился, глаз не сводит.
Видишь: тоже уговаривает остаться. Гы-ы... Тоже порченый - у порченых собак -
всегда глаз синий, беспородный...
- Вы сказали - час? Вот через час я дам ответ, а пока оставьте меня в покое.
Отстань, Мурман, ну пожалуйста, отойди... - Ленка вскочила со стула и побежала в
другую комнату, носом в подушку, плакать и - куда денешься - думать, думать...
Вот так все и случилось, Лешенька...
- Мам, так дядя Петя - мой отец? Ну... Недаром я так его не любил всю жизнь.
Гнида у меня папенька.
- Леша, никогда не суди поспешно. - Мама вытерла слезы, высморкалась шумно,
без стеснения, как все взрослые. - Я тоже твоего папу не обожаю, но не он бы - и
тебя бы не было.
- Ну и что? Оно бы и к лучшему. Убил бы, если бы знал всю историю.
- Да? Бы-бы-бы да кабы, да... За что? За то, что меня спас? Он за мою жизнь и
за твою - свою и Сашкину отдал, если хочешь знать.
- Как это?
- Он старый был колдун, чуть ли не с ассирийѓских времен, и была ему судьба -
заиметь сына и умереть, когда сыну срок придет - взрослым стать. Он думал было и
Сатану 'напарить', как ты выражаешься, меня отняв, и судьбу обмануть, чтобы я
вечно была на первом месяце, да только Сатана в другой стороне другую кандидатку
нашел и Антихриста все равно породил. Вот он и 'разморозил' меня через пять лет,
чтобы противовес был Антихристу.
- Это я противовес???
- Так он считает. А условие этому - смерть родителей, то есть его и моя, а
заодно и Саши Чета, поскольку его жизнь от моей зависит. Весной, как мне уже
рожать предстояло, пошла я возле речки погулять. Петр куда-то в горы уезжал в те
дни. А так хорошо: солнце, ни ветерка, тихо-тихо... На речке лед, а на склонах,
на солнышке уже старая трава из-под снега показалась, да и новая кое-где
пробивается, грязи нет... Вдруг Мурман как зашипит, как заскрежещет зубами, меня
не пускает вперед идти - сам не свой... Я глаза подняла - Чет стоит, старый, как
сегоѓдня, весь в таком длинном пальто, в ботинках с квадратными носами, какие
теперь носят, а не двадцать лет назад, а рядом с ним змея, которая меня чуть по
ритуалу не съела в подвале на Сенной площади...
Он мне и рассказал про Антихриста, про дядю Петю - тот ведь не удосужился,
велел рожать - и все... Так вот Чет - из городской нечисти, меня спас, укусил и
выпил часть моей судьбы, змею в качестве трофея захватил, она всегда при нем,
Аленкой звать, но спас по условию - жить ему - относительно старым и столько,
пока истинный возраст внешнему соответствовать не начнет. И причем столько,
сколько и я, не дольше. Так что мы с Сашей всегда знали, сколько нам примерно
осталось плюс-минус пару лет. Были бы поумнее, так могли бы и о моде на одежду
догадаться, а теперь уж поздно.
- А что за змея?.. Я к ней и подвожу. Волшебная. Время от времени появляются
они в городах, говорят, их Эринии роняют, но точно никто не ведает, может просто
легенды... И некоторые - но чрезвычайно редко, раз в сто лет, выживают и
вырастают. Питаются чем придется, но обязательно еще и муками людскими и злобой.
Если живут при обыкновенном человеке, то постепенно его подчиняют, а потом,
когда вырастут и в колдовскую силу войдут - определяются кто куда. Эта, Аленка,
сначала к адским попала, а потом Чет ее своей сделал. Глупа, по сравнению с ней
наш Мурман - Архимед, но исполнительна, преданна и очень сильна. Кроме того, она
теплокровна, живет долго и хорошо мысли слышит. Ее даже Мурман чуть-чуть
побаивается... Ну ладно, слушай дальше. Вот Чет подошел ко мне, велел Аленке
меня, с тобой внутри, обследовать и запомнить навсегда, для наследства... Ох!
Мурмана мы вдвоем едва спеленали заклятиями, так он выл и рвался меня спасать...
Как только ты родился, то я решила сама себе хозяйкой жить и осенью вернулась в
город. А поскольку я уже не просто так, а ТВОЯ мама была, мне не стали
препятствовать. С пропиской и 'академкой' городские все мне уладили.
Теперь - тебе пора пришла, съездишь в Черную, вернешься - Аленка твоя будет.
Не беспокойся, она может быть любого размера, в диапазоне от пяти сантиметров до
двадцати метров... вроде бы перестала расти, так что легко спрячется на тебе и
не объест в голодный год...
- А ты?
- Умрем. Я, Чет, дядя Петя. Останется Ирина Федоровна, она на самом деле тебе
хоть и не родная прабабка, чтоб ты знал, а любит тебя очень. Останется тебе
Мурман и Аленка, в память о нас. Останутся у тебя способности колдовские,
поскольку генотип у тебя чрезвычайно благоприятный для этих дел, развить их -
воѓпрос времени.
- Мама, вы же все такие крутые, как тебя послушаешь, неужели нельзя иначе,
чтобы вам никому не умирать?
- Не знаю, не пробовали, но опыт мне подсказывает, что на этот раз лучше с
судьбой не спорить.
Замолчали надолго. Леха кусал непослушные губы, старался быть спокойным и
сильным.
- Мам... Вдумайся, плиз, в простенький такой вопрос: кому - лучше???
- Тебе, любимый и единственный сын мой. Спорить не надо ни с судьбой, ни со
мной. Я сейчас буду плакать, горько, долго, нудно... Избавь себя от этого
зрелища и езжай. Один раз мы с тобой еще увидимся. Я буду ждать.
- Клянешься?
- Клянусь, Лешенька...
Леха сидел в пустом купе, впереди полдня пути, чемодан под рукой, сидел и
ошарашенно осмысливал не только непонятные перспективы будущего, но и не менее
невероятные аспекты прошлого, до которого как-то мысли раньше просто не
доходили...
Ему за все детство и юность в голову не пришло удивиться тому, что в
деревенском быту 'баб Иры' заговоры и заклятия - обычная вещь, что тысячу раз
виденная им шкура волколака на полу в бабкиной спальне заметно отличалась от
волчьей шкуры, что Васька понимает человеческие слова лучше, чем это положено
фауне. А дядя Петя с его чудачествами и заходами? Все в деревне недолюбливали
дядю Петю, но все и побаивались: на руку он был тяжел, а во хмелю буен. Одного
только Леху он ни разу и пальцем не тронул и был очень к нему терпим и
внимателен. Нет, Леху это не удивляло, он приписывал это обычной и естественной
потребности человечества любить его, Леху Гришина... А его нянька и первая
игрушка - Мурман, который уже лет двадцать пять, а может и дольше оставался
молодым и деятельным, в то время как его братья-близнецы состарились и умерли
(Турман погиб в восемьдесят втором). Дядя Петя обмолвился раз, что, мол, Мурман
- домашний, как Васька у Федоровны, а потому пусть тоже долго живет, для Лехи,
когда тот вырастет, но и эти речи Леха воспринимал буднично, как прогноз
погоды... И вся деревня, если вспомнить, зналась с нечистой силой, а вернее -
так не сама ли ею была?.. Вспомнил, как Ирка Гаврилова, ровесница с Болотной
улицы, ладонью поджигала хворост, а Игорек Супрунов командовал муравьями, целые
представления разыгрывал... Вспомнил... вспомнил... Как много невероятного,
оказывается, можно было вспомнить...
- Ой елки-метелки, насколько может быть дурным хомосапый девятнадцатилетний
мужчина в расцвете сил и до этого!.. Или это они его заколдовали во главе с
мамочкой, чтобы он ничему не удивлялся?.. Нет, Леха понимал, чувствовал, что
дело тут не в околдованности, а в его собственной лопоухости... Ну
лопух-нелопух, а никогда и никому он о деревенских чудесах не рассказывал, ни
разу не проговорился, хотя возможности были... Пустяк, но Леха чуточку
приободрился.
А теперь, стало быть, он выращен альтернативой Антихристу (!?) и едет
принимать наследство дя... папы Пети (здравствуй, папочка-а! Повезло с фазером,
монструм вульгариз, плиз... любимая, позволь представить: вон тот, в одних
трусах и с перегаром на устах - мой папа, теперь он и твой папа...), а заодно и
колдовскую вендетту. А может, он теперь сразу станет могущественным?.. Леха
побормотал всякую абракадабру, пощелкал пальцами - нет, даже пиво не
появилось... Он надел наушники, включил сидюк и попытался утешиться Джимми
Попом. Вроде помогло...
Поезд трясло, покачивало и обстукивало, как трясет и качает их во всем не
очень цивилизованном мире, и Леха Гришин задремал, на время сна позабыв о
миссии, которая вроде как ждет его, о близкой, предстоящей потере мамы и
новоприобретенного отца, о том что жизнь его теперь поменяется кардинально и что
жить он будет ярко, и если повезет - тысячелетия, как папа, или поменьше, как
мама или Турман, если не повезет...
Стояло лето двухтысячного года от рождества Иисуса Христа, среднего сына
Божия.
ЧАСТЬ 2
Июнь двухтысячного года высыпал на город целую охапку безоблачных ночей, одна
другой белее, и однажды, возвращаясь утром домой, Денис, впервые за восемнадцать
прожитых лет, понял, что счастье - реальность, как эти мосты и набережные, как
эти озабоченные менты на Петропавловке... Счастье реально, и он вот-вот его
повстречает и возьмет себе, не в эту ночь, так в следующую... О, Питер, о,
радость...
'В Ленинграде - слепое пятно, там будем жить'. Эти странные слова отец
произнес вполголоса, когда они сидели перед телевизором, все втроем. Денису было
в ту пору лет девять, он залег к матери на колени, да так и заснул. Потом вдруг
проснулся, сам не зная отчего, заерзал горячим затылком, устраиваясь
поудобнее...
- Мама, опять ты куришь табак! Перестань, это вредно для легких и для
организма.
- Да-да, сынок, я сейчас... - Мать тяжело потянулась к пепельнице на
журнальном столике, загасила окурок.
- Папа, а что значит - слепое пятно?
- Ну эта, это... - Отец собрал в гармошку кожу на нешироком лбу, грозно
закашлялся... Мать поспешила вмешаться:
- У тебя редкая форма аллергии, Денис, поэтому мы решили переехать туда, где
аллергия не будет тебе досаждать.
- В Ленинград, да?
- Да, В Ленинград. Теперь уже Санкт-Петербург, у него опять старое название,
как до революции. Там влажный климат, меньше ультрафиоѓлета, тебе пойдет на
пользу. Как твоя голова, не болит?
Головные боли прекратились у Дениса давно, еще в первом классе, от них
остались только воспоминания, с каждым месяцем все более смутные, бледные... Но
родители волновались по этому поводу без устали.
- Ура! Мы будем жить в Питере! В городе трех революций! До пупа
затоваренный!.. А белые ночи там каждый год?
- Каждый год. - Мать слабо улыбнулась, распрямила средний и указательный
пальцы, клейменные сигаретной желтизной, потянулась за новой сигаретой.
- Я кому сказал - курить вредно! Папа, скажи маме, чтобы не курила!
- Оль, правда, не курила бы ты. Опять заболит голова у Диньки, а мы отвечай.
- Она у него не оттого болит, - криво усмехнулась мама Дениса. Тонкие пальцы
жадно и бесплодно потрепыхались и неслышно упали Дениске на правое плечо.
- Денис, идем в кроватку, тебе пора спать. Вставай сам, ты уже взрослый
самостоятельный мужчина.
- Нет, я хочу, чтобы ты отнесла меня на руках.
- Но ты уже большой, мне тяжело тебя носить...
- Пусть тогда папа несет!
- Хорошо, хорошо. Гарик, отнеси его в ванную, присмотри, чтобы он все сделал,
умылся, зубы почистил, а потом в кроватку.
- Но ты посидишь возле меня. А то мне страшно.
Денис знал, что последний аргумент подействует безотказно: мать будет сидеть
возле него час, два, хоть до утра - сколько понадобится, пока он не уснет. А
отец будет слоняться в соседней комнате, как медведь в зоопарке, гоняя из угла в
угол квадратную тень, иногда останавливаться возле двери, вслушиваясь, что там в
спальне, не уснул ли Дениска? И даже Мор, говорящий домашний ворон, не полезет
на ночь в клетку на насест, но так и будет молча сидеть на шкафу, поглядывая то
на окно, то на Дениску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
то... может, тебе и Сатана краше покажется. Решай сама, пока день на дворе.
- Что я должна решать?
- Ну, гм... Федоровна, объясни.
- Тебе нужен мужик, а от него ребенок. Мужик - сегодня днем, иначе ночью им
станет этот... тот... Ребенок - в свое время, как по природе положено. Вот и
решай.
- Что я должна решить?
- Непонятливая! Лен, если ты перестанешь быть девой и понесешь от человека, а
не от... - то тогда ты интереса для них не представляешь теперь... Понятно?
- Понятно. Я лучше сейчас Андрюху Ложкина разыщу, пусть уж лучше он...
- Поплачь, поплачь, оно и полегчает. Как только Андрюха или кто другой узнает,
в чем дела суть - так зайцами поскачут кто куда. Этот храбрец навсегда под адов
удар станет, а когда помрет - может статься, в полную их власть. Легко ли?
- А вы, значит, не боитесь гнева Его?
- Не боюсь.
- Значит, вы Господь Бог, дядя Петя.
- Зови как хочешь, только я не бог. Да и не черт.
- А Чета не позвать никак?
- Позвать - можно попробовать, но и он не подойдет в женихи, потому что живой
он - условно, в тени твоей жизни существует. Не подойдет твой Сашка, хоть и
городской.
- Мне нужно подумать, - в отчаянии сморозила Ленка.
- Думай, час-другой у тебя есть, только что толку? Иди ко мне жить, не обижу.
А хочешь - законно сочетаемся?
- Не хочу. Никак не хочу.
- Хозяин-барин... Смотри, как к тебе Мурман прицепился, глаз не сводит.
Видишь: тоже уговаривает остаться. Гы-ы... Тоже порченый - у порченых собак -
всегда глаз синий, беспородный...
- Вы сказали - час? Вот через час я дам ответ, а пока оставьте меня в покое.
Отстань, Мурман, ну пожалуйста, отойди... - Ленка вскочила со стула и побежала в
другую комнату, носом в подушку, плакать и - куда денешься - думать, думать...
Вот так все и случилось, Лешенька...
- Мам, так дядя Петя - мой отец? Ну... Недаром я так его не любил всю жизнь.
Гнида у меня папенька.
- Леша, никогда не суди поспешно. - Мама вытерла слезы, высморкалась шумно,
без стеснения, как все взрослые. - Я тоже твоего папу не обожаю, но не он бы - и
тебя бы не было.
- Ну и что? Оно бы и к лучшему. Убил бы, если бы знал всю историю.
- Да? Бы-бы-бы да кабы, да... За что? За то, что меня спас? Он за мою жизнь и
за твою - свою и Сашкину отдал, если хочешь знать.
- Как это?
- Он старый был колдун, чуть ли не с ассирийѓских времен, и была ему судьба -
заиметь сына и умереть, когда сыну срок придет - взрослым стать. Он думал было и
Сатану 'напарить', как ты выражаешься, меня отняв, и судьбу обмануть, чтобы я
вечно была на первом месяце, да только Сатана в другой стороне другую кандидатку
нашел и Антихриста все равно породил. Вот он и 'разморозил' меня через пять лет,
чтобы противовес был Антихристу.
- Это я противовес???
- Так он считает. А условие этому - смерть родителей, то есть его и моя, а
заодно и Саши Чета, поскольку его жизнь от моей зависит. Весной, как мне уже
рожать предстояло, пошла я возле речки погулять. Петр куда-то в горы уезжал в те
дни. А так хорошо: солнце, ни ветерка, тихо-тихо... На речке лед, а на склонах,
на солнышке уже старая трава из-под снега показалась, да и новая кое-где
пробивается, грязи нет... Вдруг Мурман как зашипит, как заскрежещет зубами, меня
не пускает вперед идти - сам не свой... Я глаза подняла - Чет стоит, старый, как
сегоѓдня, весь в таком длинном пальто, в ботинках с квадратными носами, какие
теперь носят, а не двадцать лет назад, а рядом с ним змея, которая меня чуть по
ритуалу не съела в подвале на Сенной площади...
Он мне и рассказал про Антихриста, про дядю Петю - тот ведь не удосужился,
велел рожать - и все... Так вот Чет - из городской нечисти, меня спас, укусил и
выпил часть моей судьбы, змею в качестве трофея захватил, она всегда при нем,
Аленкой звать, но спас по условию - жить ему - относительно старым и столько,
пока истинный возраст внешнему соответствовать не начнет. И причем столько,
сколько и я, не дольше. Так что мы с Сашей всегда знали, сколько нам примерно
осталось плюс-минус пару лет. Были бы поумнее, так могли бы и о моде на одежду
догадаться, а теперь уж поздно.
- А что за змея?.. Я к ней и подвожу. Волшебная. Время от времени появляются
они в городах, говорят, их Эринии роняют, но точно никто не ведает, может просто
легенды... И некоторые - но чрезвычайно редко, раз в сто лет, выживают и
вырастают. Питаются чем придется, но обязательно еще и муками людскими и злобой.
Если живут при обыкновенном человеке, то постепенно его подчиняют, а потом,
когда вырастут и в колдовскую силу войдут - определяются кто куда. Эта, Аленка,
сначала к адским попала, а потом Чет ее своей сделал. Глупа, по сравнению с ней
наш Мурман - Архимед, но исполнительна, преданна и очень сильна. Кроме того, она
теплокровна, живет долго и хорошо мысли слышит. Ее даже Мурман чуть-чуть
побаивается... Ну ладно, слушай дальше. Вот Чет подошел ко мне, велел Аленке
меня, с тобой внутри, обследовать и запомнить навсегда, для наследства... Ох!
Мурмана мы вдвоем едва спеленали заклятиями, так он выл и рвался меня спасать...
Как только ты родился, то я решила сама себе хозяйкой жить и осенью вернулась в
город. А поскольку я уже не просто так, а ТВОЯ мама была, мне не стали
препятствовать. С пропиской и 'академкой' городские все мне уладили.
Теперь - тебе пора пришла, съездишь в Черную, вернешься - Аленка твоя будет.
Не беспокойся, она может быть любого размера, в диапазоне от пяти сантиметров до
двадцати метров... вроде бы перестала расти, так что легко спрячется на тебе и
не объест в голодный год...
- А ты?
- Умрем. Я, Чет, дядя Петя. Останется Ирина Федоровна, она на самом деле тебе
хоть и не родная прабабка, чтоб ты знал, а любит тебя очень. Останется тебе
Мурман и Аленка, в память о нас. Останутся у тебя способности колдовские,
поскольку генотип у тебя чрезвычайно благоприятный для этих дел, развить их -
воѓпрос времени.
- Мама, вы же все такие крутые, как тебя послушаешь, неужели нельзя иначе,
чтобы вам никому не умирать?
- Не знаю, не пробовали, но опыт мне подсказывает, что на этот раз лучше с
судьбой не спорить.
Замолчали надолго. Леха кусал непослушные губы, старался быть спокойным и
сильным.
- Мам... Вдумайся, плиз, в простенький такой вопрос: кому - лучше???
- Тебе, любимый и единственный сын мой. Спорить не надо ни с судьбой, ни со
мной. Я сейчас буду плакать, горько, долго, нудно... Избавь себя от этого
зрелища и езжай. Один раз мы с тобой еще увидимся. Я буду ждать.
- Клянешься?
- Клянусь, Лешенька...
Леха сидел в пустом купе, впереди полдня пути, чемодан под рукой, сидел и
ошарашенно осмысливал не только непонятные перспективы будущего, но и не менее
невероятные аспекты прошлого, до которого как-то мысли раньше просто не
доходили...
Ему за все детство и юность в голову не пришло удивиться тому, что в
деревенском быту 'баб Иры' заговоры и заклятия - обычная вещь, что тысячу раз
виденная им шкура волколака на полу в бабкиной спальне заметно отличалась от
волчьей шкуры, что Васька понимает человеческие слова лучше, чем это положено
фауне. А дядя Петя с его чудачествами и заходами? Все в деревне недолюбливали
дядю Петю, но все и побаивались: на руку он был тяжел, а во хмелю буен. Одного
только Леху он ни разу и пальцем не тронул и был очень к нему терпим и
внимателен. Нет, Леху это не удивляло, он приписывал это обычной и естественной
потребности человечества любить его, Леху Гришина... А его нянька и первая
игрушка - Мурман, который уже лет двадцать пять, а может и дольше оставался
молодым и деятельным, в то время как его братья-близнецы состарились и умерли
(Турман погиб в восемьдесят втором). Дядя Петя обмолвился раз, что, мол, Мурман
- домашний, как Васька у Федоровны, а потому пусть тоже долго живет, для Лехи,
когда тот вырастет, но и эти речи Леха воспринимал буднично, как прогноз
погоды... И вся деревня, если вспомнить, зналась с нечистой силой, а вернее -
так не сама ли ею была?.. Вспомнил, как Ирка Гаврилова, ровесница с Болотной
улицы, ладонью поджигала хворост, а Игорек Супрунов командовал муравьями, целые
представления разыгрывал... Вспомнил... вспомнил... Как много невероятного,
оказывается, можно было вспомнить...
- Ой елки-метелки, насколько может быть дурным хомосапый девятнадцатилетний
мужчина в расцвете сил и до этого!.. Или это они его заколдовали во главе с
мамочкой, чтобы он ничему не удивлялся?.. Нет, Леха понимал, чувствовал, что
дело тут не в околдованности, а в его собственной лопоухости... Ну
лопух-нелопух, а никогда и никому он о деревенских чудесах не рассказывал, ни
разу не проговорился, хотя возможности были... Пустяк, но Леха чуточку
приободрился.
А теперь, стало быть, он выращен альтернативой Антихристу (!?) и едет
принимать наследство дя... папы Пети (здравствуй, папочка-а! Повезло с фазером,
монструм вульгариз, плиз... любимая, позволь представить: вон тот, в одних
трусах и с перегаром на устах - мой папа, теперь он и твой папа...), а заодно и
колдовскую вендетту. А может, он теперь сразу станет могущественным?.. Леха
побормотал всякую абракадабру, пощелкал пальцами - нет, даже пиво не
появилось... Он надел наушники, включил сидюк и попытался утешиться Джимми
Попом. Вроде помогло...
Поезд трясло, покачивало и обстукивало, как трясет и качает их во всем не
очень цивилизованном мире, и Леха Гришин задремал, на время сна позабыв о
миссии, которая вроде как ждет его, о близкой, предстоящей потере мамы и
новоприобретенного отца, о том что жизнь его теперь поменяется кардинально и что
жить он будет ярко, и если повезет - тысячелетия, как папа, или поменьше, как
мама или Турман, если не повезет...
Стояло лето двухтысячного года от рождества Иисуса Христа, среднего сына
Божия.
ЧАСТЬ 2
Июнь двухтысячного года высыпал на город целую охапку безоблачных ночей, одна
другой белее, и однажды, возвращаясь утром домой, Денис, впервые за восемнадцать
прожитых лет, понял, что счастье - реальность, как эти мосты и набережные, как
эти озабоченные менты на Петропавловке... Счастье реально, и он вот-вот его
повстречает и возьмет себе, не в эту ночь, так в следующую... О, Питер, о,
радость...
'В Ленинграде - слепое пятно, там будем жить'. Эти странные слова отец
произнес вполголоса, когда они сидели перед телевизором, все втроем. Денису было
в ту пору лет девять, он залег к матери на колени, да так и заснул. Потом вдруг
проснулся, сам не зная отчего, заерзал горячим затылком, устраиваясь
поудобнее...
- Мама, опять ты куришь табак! Перестань, это вредно для легких и для
организма.
- Да-да, сынок, я сейчас... - Мать тяжело потянулась к пепельнице на
журнальном столике, загасила окурок.
- Папа, а что значит - слепое пятно?
- Ну эта, это... - Отец собрал в гармошку кожу на нешироком лбу, грозно
закашлялся... Мать поспешила вмешаться:
- У тебя редкая форма аллергии, Денис, поэтому мы решили переехать туда, где
аллергия не будет тебе досаждать.
- В Ленинград, да?
- Да, В Ленинград. Теперь уже Санкт-Петербург, у него опять старое название,
как до революции. Там влажный климат, меньше ультрафиоѓлета, тебе пойдет на
пользу. Как твоя голова, не болит?
Головные боли прекратились у Дениса давно, еще в первом классе, от них
остались только воспоминания, с каждым месяцем все более смутные, бледные... Но
родители волновались по этому поводу без устали.
- Ура! Мы будем жить в Питере! В городе трех революций! До пупа
затоваренный!.. А белые ночи там каждый год?
- Каждый год. - Мать слабо улыбнулась, распрямила средний и указательный
пальцы, клейменные сигаретной желтизной, потянулась за новой сигаретой.
- Я кому сказал - курить вредно! Папа, скажи маме, чтобы не курила!
- Оль, правда, не курила бы ты. Опять заболит голова у Диньки, а мы отвечай.
- Она у него не оттого болит, - криво усмехнулась мама Дениса. Тонкие пальцы
жадно и бесплодно потрепыхались и неслышно упали Дениске на правое плечо.
- Денис, идем в кроватку, тебе пора спать. Вставай сам, ты уже взрослый
самостоятельный мужчина.
- Нет, я хочу, чтобы ты отнесла меня на руках.
- Но ты уже большой, мне тяжело тебя носить...
- Пусть тогда папа несет!
- Хорошо, хорошо. Гарик, отнеси его в ванную, присмотри, чтобы он все сделал,
умылся, зубы почистил, а потом в кроватку.
- Но ты посидишь возле меня. А то мне страшно.
Денис знал, что последний аргумент подействует безотказно: мать будет сидеть
возле него час, два, хоть до утра - сколько понадобится, пока он не уснет. А
отец будет слоняться в соседней комнате, как медведь в зоопарке, гоняя из угла в
угол квадратную тень, иногда останавливаться возле двери, вслушиваясь, что там в
спальне, не уснул ли Дениска? И даже Мор, говорящий домашний ворон, не полезет
на ночь в клетку на насест, но так и будет молча сидеть на шкафу, поглядывая то
на окно, то на Дениску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49