Леха
стукнулся задницей в низенький пень, закрутил нечесаными патлами и заревел в
полный голос, прежѓние 'скупые мужские' растворились в потоках нестесняемых
слез, по количеству и качеству ничем не уступающих тем, которые проливаются
женщинами и детьми...
Леха долго плакал на полуденной жаре, а потом заснул. Злопамятность Аленки не
распространялась на повелителей: она выскользнула из Лехиной рубашки, подросла в
треть возможного, подсунула упругий бок ему под голову и выставила 'перископ' -
подняла голову на длинной шее - охранять. Но поляна, где еще не выветрился
'запах' главного пугала для всего живого, где опасным тяжелым туманом слились и
замерли ауры двух непохожих друг на друга пришельцев, отпугивала леших,
глухоманников, оборотней и прочую невысокую нечисть. Разбежались подальше в
стороны и докучливые насекомые; только солнце, бесцеремонно и ничего не боясь,
вглядывалось в странную неподвижную пару - человека и змею на полянке, посреди
угрюмого леса.
- А-а... Ни фига себе я заснул! Аленка, ладно... Не оправдывайся, это я
виноват - думал, что умнее тебя. Эй, лес! Жители лесные! Не хотел я лисичку
губить, простите, если можете!
Лес недоуменно молчал: кто съел, тот и прав, к чему эти звуки? За то время,
которое чужаки бестолково прожили на солнечной полянке, несколько десятков тысяч
живых существ, местных обитателей, бегающих, ползающих, летающих - стали частью
метаболического обмена других живых существ, таких же местных уроженцев, и никто
не раскаялся и не попытался выплюнуть добычу обратно.
Леха знал, что в любом лесу Аленку можно спокойно отпустить в 'вольное
ползание' и она не отстанет, не потеряет бдительности, и собрался было из
любопытства на обратном пути так и сделать, но теперь, после того, что
случилось... Змея - не болонка, поздно потом будет аукать ей в глотку,
высматривая зазевавшуюся зверушку-симпатяшку, и так уже гнусно на душе из-за
лисички. Пусть она не совсем лисичка, а видимо - перевертыш, но тем более, можно
сказать - ночной гуманоид... Леха смутно помнил бабушкины сказки: оборотни -
чаще днем люди, а ночью звери, но и наоборот бывает, баб Ира объясняла... Вот
интересно: с одной стороны, он помнит, что она рассказывала ему все это на
полном серьезе, а с другой стороны - он воспринимал ее истории на уровне
мультяшек. А еще... О смерти лучше не думать... А еще надо будет спросить насчет
русалок... Какая чушь в голове. Почему он не способен подумать о серьезном и
высоком, умно подумать, чтобы чему-то там было тесно, а чему-то просторно,
вплоть до афоризма... нельзя о ней думать, и так поджилки трясутся...
- Тихо, Аленка, это я задним числом переживаю, тихо, не свисти...

- Бабушка, это я...
- А, вернулся, голубчик мой, а я, пока ты ходил...
- Погоди, баб Ира. Вот тут же... брось сковороду, я ее сам помою... Немедленно
читай свои заклинания, эмоции, ну насчет мамы... обратно выколдовывай.
Пожалуйста!
Бабка поглядела на него пристально и жестѓко, жалеючи покачала головой, сняла
с веревки сохнущее, уже высохшее полотенце, вытерла руки, промакнула рот...
- Чего это тебе приспичило? Погоди, вспомню первые слова...
'Лихо лыково, скорбь-трава, - драно-кошено, мыко-мука. Огорчи зеницу ясную...'
- Все, Лешенька... Ох, снесет меня сейчас сквозняком да прямо в фортку...
- Тебе, я смотрю, полегчало?
- А? Да нет... с чего бы... Просто...
- Угу. Себе хотела мою боль взять, да? Эх ты... Знал бы я раньше...
- Так и что с этого? Сам рассуди: тебе ведь для дела нужно было высвободиться.
А теперь, как будешь тугу на сердце носить, не помешает тебе? Я ведь старая,
Лешенька, привыкшая горе-то мыкать...
- Теперь - не помешает. Оно сейчас, бабушка, меня даже отвлечет, если хочешь
знать. Знаешь, кого я только что повстречал? Буквально часа полтора назад?
- Да уж чую: запах тот ни с чем не спутаешь. А не почуяла бы - и так
догадалась, по глазам бы прочитала: вон они у тебя какие, словно у лешака
ночного.
- Да? А тебе откуда тот... запах знаком? И... мы об одном и том же говорим,
баб Ира?
- О Ней, проклятой, о ком еще. А откуда я знаю - довелось так-то с нею
повстречаться...
- Ну и как? О чем беседа шла?
- Тьфу ты, Лешка! Нашел, о чем спрашивать! Дай-ка сяду, успокоюсь. Ты не
сердись на мой крик, а лучше подобное не спрашивай. Было - и отстало по дороге,
вот так. Чем дальше живешь, тем страшнее вспоминать. Смерть - для всех одна, да
своя у каждого. Тебе-то страшно было?
- И еще как! Чуть было не... Ты представляешь: Аленка вырубилась при ней, как
заснула!
- Дело такое. Не знаю теперь - к добру ли, к худу сие? С одной стороны -
добрый знак: если уж ты и Ею отмечен, значит - не бывать тебе бессильным и
незаметным. С другой стороны... Мне она явилась, когда мне было... уже не
молоденькой была... а жила одна, в лесу... То-то было ужасу! Как она к тебе
сразу явилась знакомиться, зрелости и силы не дожидаясь - нехороший знак... Ой,
что я несу, дура старая, откуда мне Ее знаки знать!..
- Неси, неси, баб Ира, не в бирюльки играем. Что знаешь, о чем догадываешься -
рассказывай, все может пригодиться.
- Почти ничего не знаю. Сашке Чету являлась она, Петру Силычу тоже. Вот он Ее
не боялся, если не врал. А и даже он не избегнул... Маме твоей - нет, не
показывалась. Не хочу пустое гадать, как будет - так и будет. Руки чистые?
Садись за стол, а потом собираться будем окончательно. Нашла я одно заклинание -
простое, прямо детское, а от отравы и от водки хорошо помогает. Поешь,
отдохнешь, будем вещи укладывать да разучивать наизусть - все занятие...

- ...Травы я тебе вот сюда кладу.
- Какие еще травы?
- От зубной боли... поноса... да, не смейся, голубчик мой: приспичит - так и
заклинание составить не успеешь... от приворота... Вон ведь какой красавец
вымахал, всякая польстится... Каждое утро одну травинку обязательно добавляй в
чай. Она же и от порчи. Хотя, по нынешним временам, какая порча от городских?
Артюховы с Подгорной улицы - вот те всей семьей были мастера порчу наводить.
Бывало, что ни день - заказчики приезжали, еще когда при советской власти... И
теперь приезжают не меньше. Да. А сглазу тебе бояться не надо, - сам кого хочешь
сглазишь, когда в силу войдешь, глаз у тебя - настоящий колдовской: темный,
дикий... Ну-ка еще раз повтори заклинание, да не бубни, а четко, чтобы я каждую
буковку слышала.
Леха захныкал жалобно - лоб гармошкой, губы выворотил и вытянул как верблюд,
шею перекосил, но послушался: в конце концов это - первое в его жизни настоящее
колдовское за-клятие.
- И еще разок повтори, Лешенька, потому - снова ошибся: сначала идет 'куколь
по полю', а 'мутица' - после куколя... Я ведь тебе говорила: все слова должны
идти друг за дружкой без путаницы и перебива, так уж заведено.
- Бабушка, а что я вхолостую-то учу? Давай я зачет сдам: сначала кружку
самогонки, а потом заклинание. Если отрезвею - значит сдал зачет. А?
- Дури-то в тебе по молодости лет, как в Петре, батюшке твоем покойном...
Успеешь еще, напроверяешься, а только надо, чтобы в любом виде от зубов
отскакивало. Ты лучше скажи - запомнил, как с клубочком распрощаться?
- Да. 'Клубок от ста дорог четырех сторон низкий тебе поклон теперь все
знакомо ступай себе к дому'. - Я помню, баб Ира, хватит.
- То-то же. А здесь я сама его запущу...
- Ну все, баб Ира, все, я уже в ломках от этой учебы, если бы не твои оладушки
- точно бы надорвался. Спасибо, но пора на каникулы. Так с, мак-с, где Васька? -
Я беру Ваську - и к себе в сарай. Главное, на автобус не проспать.
- В ломках? Суставы, что ли? Или голова? Сейчас я поищу...
- Нет! Нет, бабушка, ничего у меня не болит, кроме учильных извилин. Просто
сегодня день мой, как говорится, был очень богат на впечатления, а упырником, в
отличие от тебя, я не подкреплялся.
- Что ты, Лешенька, что ты! Тебе и не надо!..
- Я и не собирался. Васька! Цоб цобе, спать пойдем... колокольчик серенький...
Рано утром Леха проснулся сам, буквально за секунды до того, как Ирина
Федоровна пришла его будить. Ну почти сам: Аленка засипела, стала щекотать левое
ухо, встрепенулся кот Васька - он спал под самой крышей, на широкой полке,
предназначенной для деревенской огородной утвари, но по летней поре - пустой...
- А ты уже проснулся, а я тебя будить иду. Вставай, голубчик мой, пора тебе.
- Но-но, баб Ира, только чур не плакать с утра пораньше. Выясню, что к чему -
и сразу вернусь. Иди, я сейчас встаю.
- Да я и рада бы не плакать, а они сами льются. Вставай, Лешенька. Васятка...
Ох, какой тяжелый, ровно кабан... - Ведьма, с котом на плече, заторопилась -
греть самовар, недавно вскипевший, собирать на стол, в сотый раз проверять
сумку... - лишь бы только не думать о скором расставании с внуком. Вот так она и
тех собирала, Петра да Сашку с Леной... Самой бы с ним поехать, да не выйдет...
Да и силы не те: Ирина Федоровна третий раз прибегнула к помощи 'упырника' и
понимала - предел. А от бессильной - какая помощь?
А Леха был свеж, хотя и спал всего ничего: великий страх, пережитый им от
встречи со Смертью, заглушенная и вновь обретенная боль утраты - подкрепили и
закалили его вместо того, чтобы обессилить. Он думал и переживал почти до
рассвета и теперь - на время - отрешился от собственных бед для того, чтобы
найти в себе силу, выявить врага и уничтожить его. А - мало ли - враг победит
его, вполне ведь реальная вероятность, то и горевать и рефлектировать будет
некому. Но надо победить. В случае победы - сам поживет подольше, за предков
отомстит, бабушку порадует... Ну и, там, человечество будет как-то спасено. Хотя
Леха абсолютно не представлял себе погубленного человечества - поголовный мор
или ядерная зима? И на хрен бы это надо силам Ада во главе с Сатаной? Может, он
и мизантроп по жизни, этот Сатана, однако строить козни праведникам, губить души
и вообще развлекаться подобным образом он может только при наличии действующей
самовоспроизводящейся системы, сиречь - человеческой цивилизации? Но не спросишь
ведь...
- Да-да, бабушка, рубашки в черном пакете, я помню... Если Мурман прибежит -
за мной не пускай, пусть у тебя поживет. Ну что ты в самом деле... Ну люди же
смотрят... Максимум через неделю я вернусь, совсем, до осени, или хотя бы дух
перевести в родных пенатах... да нет, пенаты - это такое выражение, типа
поговорки. Ну если уж совсем непредвиденное случится, то - мамин ключ у тебя,
адрес ты знаешь, должна помнить, как добраться, на столе записка будет... Да...
да это я так, просто чтобы предусмотреть все возможное... Давай вот я тоже
расплачусь за компанию, чтобы все видели... Ну все, бабушка, не в армию же
иду... Сейчас вернешься - и сразу спать, как обещала, а то кожа да кости...
Леха с трудом расцепил бабкины объятия, поднялся было в автобус, но вдруг
вернулся, чмокнул в обе мокрые старушечьи щеки и скоренько полез вглубь, сквозь
стены из пассажирских сумок и коробок, не оглядываясь.

* * *

Денис дрожал, но он сумел встать на ноги, он стоит, и он - живой. Морка у него
на руках, Ленька за спиной, какая-то темная груда поодаль - воздушный шар. Тучи,
дождя нет. Как он здесь оказался? Денис совершенно не помнил, зачем он прошел
эти десять или сколько там, в темноте не определиться, метров от корзины, где он
пробыл без сознания сутки, а может и двое... Что это? - Денис чуть было не
споткнулся о странный светящийся цветок под ногами... И не цветок вовсе, а
скорее - пламя невидимой свечи, голубое и нетрепетное. Это пламя приближается к
его глазам, оно все ближе... Нет, оно неподвижно. Это Денис опустился на колени
перед ним, растущим из выпуклого, темного, голого, словно бы выжженного пятна на
земле. Черная радость из самых потаенных глубин подсознания трепыхнулась и
потекла навстречу призрачному сиянию, Денис осторожно вытянул губы трубочкой и
вдохнул его. Даже там, в стратосфере, разреженный морозный воздух не был столь
обжигающ; Денис почувствовал, что легкие его - лишь стоит шевельнуться - лопнут,
как стекло в термосе, и заскрипят ледяной пылью... Однако прошла секунда,
вторая, холод перевернулся теплом, уютным, согревающим, бодрящим. Денис
попытался вдохнуть еще, но странное голубое сияние иссякло.
И мгла вокруг прояснилась, стала похожей на простую предрассветную тьму при
пасмурной погоде. Точно, рассвет скоро. Денис оперся правой рукой на ствол
засохшего деревца и встал. А мог бы и не опираться, сил хватило бы. Батюшки, это
не ствол... то-то ровный слишком... это могильный крест. Он сидел, лежал на
чьей-то могиле. Какая странная могила - вдали от кладбища, и этот огонек...
- Морка, ты где? Морик...
Верный ворон сидел тут же, на земле - взлететь на ветку он уже не мог. Денис
только что обретенным чувством осознал, что Мору очень плохо и дело не столько в
перебитом крыле, - ребра сломаны, связочки порваны. Он присел перед вороном,
осторожно поднял птицу к себе на колени, зажмурился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49